Два дня до солнца

Глава 3. Странности писательской жизни

Тот, о ком не знает Дмитрий Мороз

Наше время

Корона Юга.

Я откидываюсь на спинку стула, снимаю компьютерные очки, которые хоть как-то примиряют моё зрение с монитором, сжимаю пальцами переносицу.

Что за Корона Юга?

С чего я вообще ввернул её в текст? Кирилл благополучно выбрался из ловушки Одноглазого, но при этом ещё забрал драгоценность, которая… Которая что?

Машинально тянусь к чашке, осознаю, что там пусто. Так, надо прекращать бесконтрольно хлестать кофе. Смех смехом, но уже выработался какой-то рефлекс: только сажусь работать ― сразу кофе.

Я закрываю файл. Смотрю в окно, на улице уже стемнело. Густой и шальной апрельский мрак, скрывающий нас от чужих взглядов. Рядом, на втором стуле, довольно вытягивается Фроне, который честно спал, пока я стучал по клавиатуре.

Я встаю, отодвигаю ноутбук. Надо передохнуть немного. Всё же поработал неплохо. Глава завершила на хорошем крючке. Многие коллеги-авторы используют модное слово «клиффхэнгер», но мне «крючок» как-то роднее и понятнее.

Беру сигареты, зажигалку и выхожу на балкон. Со двора доносятся чьи-то голоса. Ага, вот, сидят за столиком подростки, о чем-то увлеченно спорят. Чуть дальше угрюмый высокий мужчина выгуливает озорного эрдельтерьера. Сосед с восьмого этажа. На самом деле нормальный человек, но вид такой… Я с него написал Стража Сумерек ― второстепенного персонажа «Горгонид», который появлялся с заходом солнца и каждый раз пугал главного героя.

Я закуриваю ― вредная привычка, которую не собираюсь бросать. Пока, во всяком случае. Неправильно? Не по нотам здорового образа жизни? Возможно. Но прежде чем обвинять во всех смертных грехах сигарету, для начала нужно отключить кнопки в голове, сигналящие, что вся беда в никотине и табаке. Вообще зацикливание на чем-то в попытке перенести все проблемы на какую-то вещь или действие до добра не доводят.

Выдыхаю дым, который почему-то кажется горячим.

Философствую тут, а сам зациклился. Да ещё как. Корона Юга… откуда взялся этот эпизод? Словно кто-то толкнул за спиной, прямо дал подзатыльник, и пальцы сами написали это словосочетание.

С одной стороны… ничего такого. Я не отношусь к категории писателей, которые работают строго по плану. Для меня написать его значит рассказать историю до конца. А если так, то зачем возвращаться в начало и вновь идти по тому самому пути?

Кто-то говорит, это непрофессионально, кто-то, что такие как я ― настоящие творцы.

Фильтр обжигает пальцы. Морщусь и гашу окурок в пепельнице, потом опираюсь на балконные перила и невидящим взглядом смотрю перед собой.

Пятый этаж. Достаточно, чтобы видеть двор, деревья, к которым хочется протянуть руку (но, конечно же, не достать), солнце, небо… Многое.

С другой стороны… всё же сюжет-то я продумываю, лихо и придурковато свернуть с его линии, выбросив какой-нибудь эпизодический фортель, позволяю себе редко. А тут как наваждение.

В комнате слышится трель телефона.

Покидаю балкон, только в комнате понимаю, что на улице прохладно, не стоит вот так выскакивать в ночь, можно ещё подхватить простуду, которая сейчас совсем не в тему. Тут на носу маячит поездка во Львов. С красным носом и страданием в глазах я буду очень жалким зрелищем, вряд ли Игорёха оценит.

Взяв смартфон, хмыкаю. Вот и он, лёгок на помине.

― Здарова, ― влетает в ухо рокочущий бас. ― Я тут тебе скинул в телеге эскизы, глянь.

― А звонишь чего?

― В надежде, что ты обратишь внимание на покорного раба, преданно ждущего у твоих ног, ― смеется он.

Нет, не смеется. Ржёт. Как настоящий конь.

Вечно так. Голос у Игорёхи такой, что посреди улицы всё время приходится осекать, дабы приглушал децибелы и не пугал людей вокруг. Он не кричит ― просто не умеет говорить тихо.

Не все это готовы принять. Особенно в сочетании с ростом метр девяносто пять, ручищами гребца и бритым затылком.

По такой внешности никогда не скажешь, что Игорь ― иллюстратор, востребованный не только на нашем рынке, но и на иностранном.

Все обложки для «Горгонид» делает он. Мы случайно зацепились в комментариях к книге другого автора. Обсуждали героев, а потом поняли, что наши взгляды на многое сходятся. И начали работать вместе.

Я вспоминаю, что как-то видел в пабликах в соцсетях шутки про женщин, что к тридцати должен быть свой парикмахер, косметолог, маникюрщик, стилист и прочее. Так вот, у писателей то же самое. У тебя должны быть свои художник, таргетолог и редактор.

Пусть мне ещё нет тридцати, всего двадцать семь, но я безумно рад, что у меня все они есть.

― Пнуть тебя, ― хмыкает Игорь. ― Шляешься не пойми, где.

Да, помню. Он говорил, что когда скидывает работу заказчику, то в первые минуты тишины готов сгрызть клавиатуру от нервов, не зная, какой будет реакция.

― Понял-понял, ― каюсь я, ― сейчас.

Быстро подскакиваю к ноуту.

Так, вот оно. Ярко. Красиво. Привлечет внимание и в мелком рекламном виджете сайта, и фуллсайз. Серийная бляшка справа, моё имя, название цикла…

Красное и синее. Хорошо передает настроение. Там так и будет хлестать динамика, интриги нелюдей, герой, который только чудом уходит от врагов. Не уходит ― бежит, аж искры из-под подошв тяжёлых камелотов.

Мой Кирилл на фоне сарматского склепа. В одной руке кнут, от которого разлетаются красные искры, во второй…

Я едва не сажусь мимо стула.

Корона.

Она такая… странная. Нервно щелкаю мышкой, чтобы увеличить картинку.

Белое золото, три зубца, которые больше напоминают щиты, чем… что? Из левого зубца, что ниже остальных, словно выходит крупный камень. Красный, как ленты орденов, как раздавленная между пальцев ягода калины, как кровь на знамени революции. Средний зубец, самый высокий, ― синий камень. В нём небо в летний зной, течение реки и морская волна… вода-вода-вода. Правый зубец ― жёлтый. В нем порочное золото скифских могил, спелая пшеница и пересыпающийся под ветром песок бескрайних просторов. Зубец ниже среднего, но выше левого. А ещё эта желтизна… Не знаю, почему, но есть ощущение, что этот камень старше остальных.

Левый зубец, кстати, вообще словно в стороне стоит от двух других. Корона какая-то ассиметричная, но при этом ― правильная.

Красиво. Странно. Притягивает взгляд. Хочется смотреть и смотреть, изучая каждую деталь. И я бы радовался, если бы понимал, откуда она взялась.

Поэтому, не отводя взгляда, беру телефону и набираю Игорёху.

― Почему корона?

Это первый вопрос, после которого он давится очередным ехидным замечанием.

Потому что потом ― странная, какая-то сломанная тишина. Кажется, её можно потрогать пальцами.

― В смысле? ― осторожно уточняет Игорь. ― Тебе не нравится?

― Нет, нравится, но откуда она взялась?

Красный, синий и жёлтый мягко поблескивают в вечернем свете, не дают думать о чем-то другом.

Снова тишина. Потом что-то падает. Надеюсь, не Игорь. Судя по глухому тявканью и женскому голосу ― это на улице.

― Брат, не пугай меня, ― наконец-то произносит он. ― Или ты писал мне ТЗ пьяным?

ТЗ, ТЗ… Сленг, прочно вошедший в жизнь всех, кто делает что-то на заказ. «Техническое задание на иллюстрацию» звучит как-то громоздко, поэтому, дань спешке окружающего мира, сокращается до двух букв.

Судорожно вспоминаю, что там написано. Склеп был, герой тоже, кнут… Но короны точно не было.

Моё молчание Игорёху явно настораживает.

― Антон? ― Его голос странно звучит. ― Всё в порядке?

― Кажется, я заработался, ― бормочу под нос, параллельно пытаясь найти в почте письмо, отправленное ему.

Расцвеченный рекламой и списками писем экран скалится сине-белым ртом.

Нет письма. Нет.

Не теряюсь, тут же переключаюсь на телеграм. Мог туда кинуть файл, бывает, что изменяю своему занудному распорядку и скидываю материалы художнику в мессенджер. Кручу колесико, как ненормальный. В какой-то момент даже начинает болеть палец.

― Скинь номер карты, ― говорю Игорю, ― переведу деньги.

― Антон, ты…

― Всё нормально, я просто переработал. Ой, чайник! Я тебе напишу!

Он не успевает ничего сказать, как я сбрасываю связь. Разумеется, чайник ― лишь отмазка. Просто понимать, что человек ждёт от тебя ответа, но ты не можешь его дать…

Я давно научился держать себя в руках. Прежде чем налетать на собеседника с криком, что он сделал что-то не так, стараюсь перепроверить: а сам-то я нигде не ошибся?

Чем больше я прокручиваю переписку, тем большее понимаю: происходит какая-то чертовщина. Нигде нет этого проклятого ТЗ. Только обсуждение, что…

Шут: там должна быть корона, с тремя камнями. Я тебе скинул референсы.

Игорь: окей, друже, будет тебе корона. Хоть с четырьмя.

Я сглатываю.

Говорил. Я говорил ему про корону.

Откидываюсь на спинку. Тело окутывает какая-то мерзкая слабость. В голову лезут всякие мысли, почти все ― нехорошие.

У меня начались проблемы? Почему я ничего не помню?

Настолько заработался? Или и правда что-то происходит с мозгом?

Перед мысленным взором появляется лицо Ярасланова, который смотрит с мягким укором. Что ж вы, господин Шуткач, вытворяете? Вон моих персонажей как убивают… ваши.

Запускаю пальцы в волосы. В голове пусто. Сейчас бы услышал мой редактор Ян, с которым тоже познакомились на Автор.Тудей, ― неприлично бы хохотнул: «В этой голове частенько пусто, ты не замечал?»

Я шумно выдыхаю. Снова смотрю на обложку.

Может, всё не так плохо, а я себя накрутил до идиотизма? Бывает же, что что-то забываешь. Это естественно, мозг не может хранить всю информацию.

Временами даже напишешь сцену, а потом вспоминаешь, что хотел сделать всё иначе.

― Надо прогуляться, ― произношу вслух, словно пытаясь прорвать тишину, липкую и вязкую, отвратительно сковывающую по рукам и ногам.

Кот озадаченно моргает жёлтыми глазами, глядя, как я натягиваю уличные джинсы, накидываю куртку, засовываю в карман наушники. Ничто не прочищает голову, как музыка, которая отрезает тебя от окружающего мира. Музыка и возможность побыть наедине с собой. И неважно, что рядом люди.

― Фроня, ты в доме за главного! ― Крикнув это, я выхожу из квартиры.

Щелкает замок, и я едва не сталкиваюсь на лестнице с Сергеем Панкратьевичем. Приятный вполне себе мужчина среднего возраста. Такой… круглый-круглый, часто улыбается в пшеничные усы. И глаза лучатся теплом, будто собрали все лучи херсонского солнца. Фамилия у него подходящая ― Кавун. Арбуз, то есть. Он на него и похож.

― Доброго вечера, Антон, ― приветствует меня он, нажимая на кнопку звонка своей квартиры.

Там его ждет Анна Назаровна ― черноволосая статная красавица, такая… прекрасная в своей классической красоте. Чорні брови, карі очі… Они совершенно не похожи с Кавуном, но живут душа в душу.

― Доброго, Сергей Панкратьевич, ― киваю я.

― Как ваш Фронечка?

Всегда у него эти уменьшительно-ласкательные обращения к животным. Любит их. Но вот дома почему-то никого не держит.

― Барин изволят отдыхать, ― отшучиваюсь я.

Сергей Панкратьевич посмеивается:

― Ах, проказник. Ну ты заводи его к нам, ему же нравится в гостях.

Я киваю. И правда нравится, тут не поспоришь.

Уже спускаюсь по лестнице, как вдогонку летит:

― Там дождь собирается, Антон.

― Понял! ― отзываюсь я, ускоряя шаг.

Теперь бы проскочить до дождя. Вымокнуть ― та ещё радость. Даже не включаюсь, что по прогнозу обещали ясную погоду.

На часах девять вечера.

На улице свежо, тьма мягко обволакивает со всех сторон, протягивает невидимые руки. Пошли-ка, Шуткач, с нами, погуляем. Ты поделишься своими бедами, я ― своими.

Во дворе ещё сидят подростки, да и компания постарше через несколько скамеек. Я пересекаю двор, ныряю в пролет между подъездами.

Дом находится рядом с речным портом, поэтому достаточно пройти совсем немного ― и показывается круг, где разворачивается транспорт, а дальше он ― речной вокзал.

Район старый, порт появился одновременно с городом. Поэтому каждый раз, когда людей на улицах становится меньше, а часовая стрелка приближается к ночи, можно почувствовать, как дышат дома и перешептываются дороги.

Фантазия? Безусловно. Но не нужно быть писателем, чтобы почувствовать это.

Есть то, чего мы никогда не увидим, а эти места ― видели. И слышали, вбирая в себя каждое дыхание горожан, каждое слово, каждый стук колес ― повозок или машин ― неважно.

Я вдыхаю вечерний воздух полной грудью. Паника, накрывшая в квартире, потихоньку отступает. Сверху смотрят изогнутый лук молодого месяца и хоровод ярких звёзд. На дождь нет и намека. Может, Кавун что-то перепутал?

Дорога идёт вниз, спуск не крутой, но в то же время стремительный, так что лучше смотреть под ноги. Сейчас-то хорошо, а в гололёд совсем не сладко.

Мимо проходит влюбленная парочка, держатся за руки. Романтики, поди. Смотрели на ночную Кошевую.

Я дохожу до круга, тут пооживленнее, есть и несколько магазинчиков, где часто люди. Захожу в один из них, чтобы взять кофе. Кажется, за сегодня я распоясался, надо уменьшить его потребление, а то скоро польется из ушей. Но у реки всегда прохладно.

Бумажный стаканчик приятно обжигает пальцы, аромат кружит голову, и как-то сразу становится теплее.

Преодолев нужное расстояние, оказываюсь у внушительных перил. Если на них облокотиться, можно долго-долго всматриваться в черную воду, где тонут золотые кругляши света, отражающиеся от корабельных огней.

Утром отсюда одна за одной отходят ракеты на подводных крыльях, которые развозят по дельте Днепра на островки, которых не сосчитать.

Некоторое время я просто смотрю на противоположные берег. Там заводы, там производственные территории, где ремонтируют суда. Тоже старое предприятие, история которого насчитывает более двухсот лет.

Люблю ли я новое? Разумеется.

Но в старом всегда есть что-то такое, что не дает пройти мимо. Просто хочется остановиться и прислушаться, почувствовать, как бьется никому невидимое сердце прошлого.

Под черным апрельским небом и правда становится спокойнее. Я пытаюсь понять, почему до этого так накрыло? В общем-то, можно все списать на творческую безалаберность. Придумал, оттарабанил Игорёхе идею, и… выскочило из головы. Просто надо память тренировать, а не убиваться, как девица, которую не взяли замуж… тридцать раз.

Деньги!

Понимаю, что бесчеловечно затупил, так и не переведя денег Игорю. Да уж, однозначно буду подниматься назад ― зайду в круглосуточную аптеку, она как раз неподалеку от дома. Куплю витаминов для мозга, а то вскоре забуду собственное имя. Надо и правда сделать передышку, когда поеду во Львов. Пусть будет пять дней пьянства и креативного безделья. Игорь обещал к тому же какую-то маленькую поездку в Карпаты.

Пытаясь пристроить стаканчик на перилах, одновременно достаю из кармана мобильный. Словно по закону подлости пальцы вздрагивают, смартфон коварно выскакивает и летит на землю. Я кидаюсь за ним в надежде поймать. Вдох останавливается на середине, с губ срывается матерный выдох-шёпот…

И тут же смартфон оказывается у меня практически перед носом. Его сжимают длинные гибкие пальцы.

― Осторожнее, Антон Владимирович, ― произносят низким приятным голосом. ― Так можно и себя потерять.

Я поднимаю глаза.

У незнакомца белые, как известняк, волосы длиной до обтянутых чёрной рубашкой плеч. Да и вся одежда чёрная. И не холодно так? Черты лица резкие, кожа гладкая-гладкая — ни морщинки, ни складочки. Глаза очень светлые, бесцветные. Скорее всего, серые, но странно неподвижные, как будто передо мной не человек, а каменная статуя. Прямой нос, губы скорее узкие, чем то, что принято считать «нормальными». Левое ухо проколото — серьга в виде стального якорька.

А ещё от него исходит что-то такое, что хочется сделать шаг назад и затаиться.

Надо сказать спасибо, но вместо этого с губ срывается:

― Кто вы?