Утречком, мы, проснувшись и умывшись, нарядились в гидрокостюмы, надели маски, ласты и, сообщив о том нашим друзьям (мало ли что), и, взяв питомзы[1] и надев жилеты с аквалангами, ушли в море.
Татьяна с аквалангом не плавала, поэтому мы с ней сначала прошли краткий «курс молодого боевого пловца», но так как моя способность программировать чужие нейроны ускоряла процесс наработки моторики и запоминания очерёдности действий при том или ином случае, вскоре Татьяна расслабилась и, ведённая мной под руку, нырнула на десять метров.
Там я заставил её под моим присмотром, собирать гребешок, сам же я таскал за ней быстро наполняющуюся раковинами питомзу. У каждой сетки имелся небольшой резиновый буй, который я надувал из своего баллона и сетка слегка подвсплывала. Когда таскать за собой четыре мешка на лине стало затруднительным, мы, распределив груз, медленно погребли по направлению к берегу.
— Как красиво, — первое, что сказала Татьяна, вынув загубник. — Спасибо, Мишка! Давно мечтала, да отец у меня не очень морской. Ему бы в лес на охоту и на речку. А я море люблю. И не люблю комаров и мошек. Особенно мошек. Ой! И слепней с оводами! Бр-р-р… Ох, как хорошо в костюме. Как от приятно облегает… И в жилете. Можно регулировать плавучесть. Очень удобно.
Ребята, увидев полные питомзы ракушки, воодушевились, и тут же не отходя от берега, принялись его потрошить.
— Так, ребята, пятаки отдельно, языки отдельно, — сказал я.
— Да, кто их ест-то? — спросили меря.
— Я ем. А попробуете и вы языки проглотите.
Парни засмеялись.
Масло сливочное я для того и брал, чтобы пожарить гребешок и вскоре над «пиратским лагерем» стоял аромат жаренного в сливочном масле гребешка. С языками, как я и сказал, так и получилось. «Пираты» надолго потеряли дар речи, после распробования той части ракушки, которую, обычно, все выбрасывали.
Попутно я рассказал, что можно готовить плов из мидий, используя всё её тело целиком. Они не поверили и я к гребешку, которого сколько не приготовь, а всё равно будет мало, приготовил плов из мидий, которых насобирали «пираты». Мидии были в основном большие, а не как я собираю мелочь. Поэтому, пришлось их резать на кусочки. Но, всё равно, получилось очень вкусно.
— Так, мы живём братва! — воскликнул кто-то. — Уж этого добра тут навалом. Главное рису прикупить. И продавать можно. Надо угостить соседей, а потом продавать им мидии.
— Да, на хрен кому-то говорить⁈ — сказал Геннадий. — Все распробуют и начнут выгребать ракушку. А мы, что сами есть будем? Не-не-не… Никому и ничего говорить не будем. И не вздумайте просто похвастаться. Плов и плов. И неважно из чего.
Мы с Татьяной после обеда снова поспали и вечером всё-таки поехали в Город. Татьяна вдруг прониклась любовью к родителям, чувством раскаяния и запросилась домой. Я не возражал. Отдыхать нужно только с друзьями. С женщинами — это не отдых, а обязанность. Потому, что когда мужчина с женщиной, он должен всё внимание посвящать её отдыху. Так сказал Геннадий, когда я сказал, что мы уже наотдыхались.
— Это то, о чём я тебе и говорил, — сказал он, вдобавок. — Ты сам приезжай. С тобой интересно и полезно, ха-ха.
Мы пожали руки, попрощались со всеми и уехали. А я сам себе сказал, что обязательно сюда вернусь в ближайшее время, ведь я не сделал ни одной зарисовки. А как было мной замечено не раз, если зарисовки делались с натуры, то картинка словно оживала, даже если там не было людей или животных. А люди, нарисованные с натуры, становились совсем «живее всех живых» натуральным образом, а не в переносном смысле.
Вернувшись домой, родителей дома я не застал, а они были. Ну, так, естественно, я же знал, что они собираются приехать, поэтому и увёз Татьяну от греха подальше. И знал, когда они уехали. Флибер у меня теперь контролировал всех и каждого, кто как-то пересекался со мной в прошлом, настоящем и будущем. Ещё я знал, что появился Валерка Гребенников, который остался в Москве после выигранного турнира «Золотая шайба», где его пробовали в клубе ЦСК, и пробовали успешно.
Флибер мне сообщил, что Валерка сегодня забегал несколько раз, и я был рад, что Татьяна захотела домой. Как только я включил в квартире свет, так через пять минут в дверь зазвонили.
— Привет! — поздоровался Грек. — Где тебя носит? Весь день бьюсь как рыба о дверь.
— Рыба об лёд. О ворота другие басенные персонажи бьются, кхе-кхе, рогами.
Валерка осклабился во все свои тридцать молодецких, и я заметил, что на месте просветов в рядах зубов появились металлокерамические фиксы. Валерка заметил мой заинтересованный взгляд и сказал:
— Это чтобы я на фото получался хорошо. В один день поставили. Я же лучший бомбардир турнира!
Он смотрел на меня с внимательным и хитрым прищуром, вероятно ожидая от меня чего-нибудь, типа: «скажи спасибо тому, кто тебя вывел в свет божий». Однако я помолчал и сказал:
— Молодец! Поздравляю!
Валерка похлопал-похлопал «глазами» и нахмурившись, не внятно пробормотал:
— Не пойму я тебя, Шелест. Ведь на моём месте должен был быть ты. Почему ты не продолжил командовать?
Я хмыкнул и улыбнулся.
— Потому, Валера, что мне этот хоккей, на дух не впёрся. А для тебя он — смысл жизни. Ведь так?
— Ну, так. Но ведь мы с тобой вечно срались. И я тебе до сих пор диск должен.
— Ну, так и будешь должен. Правда, я себе купил такой уже. Просто будешь должен по жизни, ха-ха…
— По жизни? Звучит как-то жутковато. Словно ты у меня душу выкупаешь.
Я вскинул левую брось и посмотрел на него с интересом. Он не понимал, насколько он был прав. Ведь я прописал в него свою матрицу и он стал прообразом меня. Потому он и взял на себя лидерство в команде и смог «раскрутить» ребят на спортивный подвиг. Он как и я мог давать им силу.
— Не надо меня демонизировать, Валера. Ты достоин места в ЦСК и сборной Союза. Ведь ты и без меня играл хорошо, только заигрывался. А со мной ты стал командным игроком.
— Мне же в ноябре будет восемнадцать. Меня сразу в ЦСК заберут. Представляешь, Мишка? Сразу!
У Грека даже глаза «загорелись». Он задышал глубоко и возбуждённо.
— Я не знал куда меня… А тут… Благодаря тебе я буду и в армии играть в хоккей.
— Обязательно поступай в институт физкультуры и продолжай играть. Травм берегись. А так у тебя задатков на десятерых. Ты ещё чемпионом мира станешь и отличным тренером. Может даже — сборной СССР.
Он посмотрел на меня очень серьёзными глазами и протянул руку.
— Я не забуду этого. Спасибо!
— Да, Бога ради! Пожалуйста!
Валерка ушёл, а я лёг спать, обняв не податливую девушку, а своего белого плюшевого медведя.
Итак, «переведя стрелку» на Валерку, я от Тихоновских поползновений открестился и отдался полностью подготовке спецназеров, больше даже готовя себя, чем их. Сейчас, правда у меня были каникулы, потому что бойцы уехали на Кавказ для прохождения горной подготовки, и я был совершенно свободен. Каникулы я использовал по максимуму и уже на следующий день, снова загрузившись продуктами и нужными приспособлениями, типа: миниатюрной, но мощной бензопилы, большого, но маломощного холодильника, компрессора для набивки баллонов и бензинового электрогенератора, я уехал на море, в бухту «Три поросёнка». О чём и сообщил в очередной записке родителям, с которыми не виделся уже почти месяц. То они уедут, то я, хе-хе-хе…
Я взял краски, этюдник, загрунтованные листы оргалита и принялся рисовать сразу, как приехал. Замахнув, правда, прежде чем рисовать, штрафную рюмку водки. Так у пиратов было заведено. Пираты! Что с них возьмёшь? Ну и выгрузив продукты. Тут всё, что привозили, исчезало сразу. Компания-то большая, а в магазинах не очень и разгуляешься. Рис, пшёнка, супы в пакетах, каши в брикетах… Я же снова привёз копчёной и полу-копчёной колбасы, которая может долго не портиться.
Выгрузили морозильный ящик и генератор в шумо и погодозащищённом корпусе, и всё запустили.
Поляна у пиратов была большая, а палаток немного. Оставалось ещё прилично места, куда встала моя большая надувная палатку-глэмпинг. Там установили сколоченный мной быстро из заготовок, привезённых в багажнике на крыше, длинный пятиметровый стол. В угол поставили небольшой телевизор.
— Тут показывать не будет, — покрутил головой Геннадий. — Сопки.
— Мой будет показывать Японию, — улыбнулся я. — У нас всё равно смотреть нечего. Не спокойной же ночи малыши смотреть?
«Пираты», слушавшие наш с Геннадием разговор, заржали.
Достав из рюкзака две соты, я сложил их, и получил спутниковую тарелку диаметром шестьдесят сантиметров. Сложил опору, подключил к рупору приёмник, усилитель, аккумулятор. Взял по компасу направление и выровнял антенну относительно горизонта. Контрольная лампа показала, что приём присутствует, и я включил телевизор.
Экран засветился мгновенно, и мы увидели очень чёткое изображение котёнка Тома, гоняющегося за мышонком Джерри. Палатка, как только Тому «прилетело» от Джерри, тут же взорвалась от хохота.
— Это у них тестовый спутниковый телевизионный канал, на котором японцы крутят одни мультики. Без перерыва круглые сутки.
— Ха-ха! Ну ты и выдал, Мишка! — прокричал Григорий мне в ухо, так как от хохота десяти лужёных глоток расслышать ничего было невозможно.
— Ты, Михаил, не перестаёшь удивлять, — настороженно проговорил Геннадий. — Это разрешено? Смотреть Японию?
— Но ведь не запрещено? Ты такой указ или закон читал? Нет! Значит можно.
— Такая техника должна быть сертифицирована.
— Гена, какой ты нудный, — сказал Гришка. — Сейчас Мишаня соберёт всё и уедет. Боишься, иди, звони «куда надо». Но, думаю, если его спокойно отпускают в Японию и разрешают привозить машины и такое оборудование, то у него там всё схвачено. Так ведь?
— Ну, не всё схвачено, но многое.
Я, и правда, продемонстрировал комитетчикам такой приёмник, привезённый из будущего, как будто Японский, привезённый из настоящего. Григорьев, поблагодарив за содействие и пожав руку, отправил приёмник в Москву, негласно разрешил пользоваться для приёма телепередач. Вот я и пользуюсь.
— Ты, Гена, не переживай. У меня есть на её эксплуатацию устное разрешение самого начальника управления Григорьева. Техника не секретная, но лучше в эту тему глубоко не лезть. Если что, я тренирую его сотрудников. У меня даже есть специальная корочка, но тебе я её не покажу. Потому, что нельзя. Указание начальника, кто засветит, у того она изымается. Это я так, к слову.
— Ладно, закончили, — буркнул Геннадий.
— Сразу видно взрослого человека, — заржал Гришка. — Прежде чем пукнет, пять раз обернётся.
— А что в этом плохого? — спросил старший брат у Гришки.
— А то, что нам пох*й, да Мишель?
— Пох*й бывает больно, — снова буркнул Геннадий.
— Давай его по отчеству называть? — предложил Гришка.
Он был немного навеселе. Да и все были навеселе. Я же, выпив штрафную рюмку, водку больше не пил.
— А как его по отчеству?
— Максимович, как и меня.
Со светом и с телевизором было веселее. Застолье переместилось в палатку и оттуда то и дело доносились новые и новые вулканические выбросы хохота.
Нужно ли это было мне? Наверное, да. Мне, почему-то, было приятно, что им было приятно. Лето было в самом разгаре, а холодильника у ребят не было. Да и с телевизором и мультиками стало намного веселее. Тоже, то ещё удовольствие просто бухать на природе. А так, глядишь, и меньше выпьют, засмотревшись в беготню животных. Здоровье сберегут. Гришка рано должен умереть. Да-а-а… А был он мне, или будет, самым верным другом.
Ржач раздавался до утра и продолжался весь день и снова всю ночь. Некоторые, и правда, прекратили пить. Кроме Тома и Джерри японцы крутили и Микки Мауса и другие мультфильмы Уолта Диснея. Я тестировал у себя дома эту антенну неделю и знал, что мультфильму станут повторяться на третьи сутки.
Поэтому я рисовал и нырял, путешествуя по пляжу, народ развлекался мультфильмами и бухал. Кто-то уезжал, кто-то приезжал. Неизменными оставались Гришка с братом и я. Потом уехали и они, а у меня закончились краски и оргалит. Поэтому уехал и я, забрав только телевизор с антенной. Генератор с морозилкой и палатку ребята обещали увезти после закрытия сезона к бабушке Григория в Трудовой.
— Пусть Гришкина бабуля пользуется морозилкой. Да и генератор может пригодиться. Мало ли? — сказал я Табакину, и уехал.
[1] Питомза — сетки-сумки для добычи.