Другая жизнь. Назад в СССР – 4

Глава 12

Ребята оказались ненавязчивые. Никто не приставал с расспросами. Узнав, что мы с Григорием студенты-абитуриенты одного института, все как-то сразу потеряли ко мне интерес. Даже к моему карате острый интерес проявлял только Григорий.

«Прогулявшись» и проб*евавшись, я почувствовал себя хорошо, но пить перестал. Другие тоже, опохмелившись, канистрочку закрутили и отдали мне.

— Спрячь, — сказал Гришкин брат. — У нас есть на что купить. Мы люди трудящиеся. Скоро приедет Табакин, привезёт. Спасибо, что опохмелил. Как-то мы вчера не рассчитали. Да Петручо пролил литровую банку самогона. Вот и не хватило.

Петручо «висел на рее», как парни называли настоящий стальной пионерский флагшток. Ну, как висел? Привязан был к нему, как к столбу дерева.

— У нас за алкоголь суровые штрафы. Если пролил каплю и поймали, бьют веслом от резиновой лодки десять раз. Успел бежать повезло. Амнистия. Пролил много — на рею. Как у настоящих пиратов. У нас тут, вообще-то, пиратская шхуна. Поэтому и женщинам тут не место. Никто не может привести сюда какую-то соседскую отдыхающую. Хочешь снаш, э-э-э, общаться — общайся на стороне. Из-за женщин одни неприятности. Они сразу начинают устанавливать свои порядки. А если их несколько, то это вечная грызня. Женщины у нас бывают только свои. И то, приезжают в гости и не командуют. Сидят в сторонке и отдыхают.

— Хорошие правила. Мужские. А что это у вас такое?

Показала Татьяна на бревно, напоминающее идола, стоящее вкопанным у входа на пригорок, где стояли палатки.

— Это Сашок у нас, как приедет, так «бабу долбит», — несколько смущаясь, сообщил Геннадий. У нас тут у каждого своё занятие, кто-то на рыбалку ходит, кто-то ныряет, что-то обустраивает площадку. Сегодня, например пойдём за ещё одной катушкой деревянной для стола. Ребята на Шаморе нашли.

— Хрена себе, на Шаморе, — вырвалось у меня. — Не ближний свет.

— Зато — удобно. Состыкуем.

Они шутили, рассказывали анекдоты и, что самое главное, будучи во хмелю не задирались ни друг до друга, ни до меня. И не засматривались на Татьяну. Так что мы, в конце концов, расслабились.

— Классная лапша! — сказал Григорий. — Это откуда?

— Из Гонконга, наверное, или Тайваня, — сказал я пожимая плечами.

Я, заметив с каким вниманием Григорий рассматривает плёнку из-под лапши, вдруг вспомнил, что на продуктовых упаковках стоит год производства «две тысячи восемьдесят первый». Я же их брал не для кого-то, а для, кхм, «дома для семьи»…

— Беда-а-а… — подумал я.

— Могут же делать!

— Так это там самая дешёвая еда, — сказал я. — Для бедняков.

— Откуда знаешь? Был там?

— Был. И в Японии, и в Тайване.

— Тайвань, это же тот, который от Китая отделился? — спросил Григорий.

Я кивнул.

— И как там?

— Где?

— Ну… В Японии? В Тайване?

— Тайвань — бедный. Япония побогаче. Но все трудятся не как у нас, с выходными, и вот с таким отдыхом, а непрерывно, как муравьи.

— Ну, да… — Генка почесал затылок. — Чтобы муравьи бухали, как мы я не видел.

Окружающие дружно заржали.

— И на других консервах иероглифы.

Сказал парень, разглядывавший квадратную банку из под ветчины.

— Из валютника, что ли? — спросил Григорий. — Мы иногда закупаемся там, отец моряк, но чтобы вот так…

Григорий махнул рукой на круглый стол.

— Не жалко? — спросил «старший» брат Григория — Генка. — Не погорячился?

Я посмотрел на него, улыбнулся и он, дёрнув левой бровью, отвёл глаза.

— Я свои картины в Японии продаю, — «скромно» пояснил я. — Оттуда и валюта, и машина с мотоциклом.

— Е*ать-копать, — выругался кто-то, восхитившись. — Что же там за картины такие?

— И здесь рисовать будешь? — перебил вопрошавшего Генка, остановив его рукой.

— Конечно. У меня задание от Союза Художников СССР нарисовать цикл картин про Приморский край. Я его назвал: «Отдыхающее Приморье». Цикл — «Лето». Буду делать наброски, да.

— И нас нарисуешь? — с недоверием и тревогой в голосе спросил Гришка.

— Ну, а кого ещё? — в свою очередь удивился я. — Всех запечатлею. Весь пляж.

Тут удивилась даже Татьяна.

— А мы что, отдыхать не будем? — спросила она.

— Будем, Танюша, будем. Как тут не отдыхать, когда такая вокруг красота? Я, так уже отдыхаю и душой и телом. А ты ещё нет?

Татьяна пожала плечами.

— Музыки не хватает.

— Так мы сейчас это исправим. Как вы ребята на счёт музыки?

— Положительно, но из музыки у нас только гитара и радиоприёмник ВЭФ.

— Гитара — это хорошо. Машину мы сюда не закатим, но есть выход.

Я сходил к машине и вытащил из гнезда магнитолу. Она у меня вставлялась прямо в разъёмы, подключенные к питанию и акустике. Имелись ещё небольшие выносные колонки и сзади. Их я тоже отсоединил. Потом достал провода из моего «набора путешественника», аккумулятор, солнечную батарею. Перенёс это всё на «катушечный стол, собрал-подключил, и музыка вырвалась из колонок. Manfred Mann’s Earth Band концерт 'Nightingales Bombers»[1].

Под него мы с Татьяной заканчивали утренний «забег в ширину».

— О, млять! Это же «Соловьи — бомбардировщики», — сказал Григорий. — Семьдесят пятый год. Бомбическая вещь. У меня есть.

— У меня есть диск, — скромно сказал я.

— А это что такое? — спросил Генка, показывая на солнечную батарею.

— Солнечная батарея, — сказал я небрежно. — Подзаряжает аккумулятор.

— Я, кхм, на Приморской ГРЭС работаю. Заканчивал, между прочим Политен Владивостокский. Такого электрического оборудования я ни на каких выставках не встречал. На ВДНХ точно нет.

— Хм. Так ВДНХ — выставка наших достижений, а это тайваньское производство. Видишь, — я перевернул панель, — написано: «Мэйд ин Тайвань».

— Ох*еть, — пришла очередь удивиться Геннадию. — Про солнечные батареи я слышал, но я думал они огромные. А тут… И она подзаряжает разряжающийся аккумулятор?

— Это не просто аккумулятор. Он стабилизирует и распределяет ток по потребителям, так сказать. Вот тут выходы на лампочки. Их четыре штуки. Есть преобразователь на двести двадцать. Без подзарядки хватает на шесть часов освещения. Лампы диодные. Вечером покажу.

— Е*ануться! — сильно задумавшись, произнёс старший брат Григория.

— Это я ему ещё пускач не показал. На две тысячи амперчасов, которым можно завести двадцать Камазов без подзарядки. В будущем много интересного…

— Какая мощность? — задал профессиональный вопрос Геннадий.

— Один киловатт, — «добил» я его, чтобы он не мучился. Но он решил продолжить «экзекуцию».

— То есть, днём заряжается и питает, допустим, холодильник, а потом ещё и всю ночь

— А вечером можно ещё и телевизор смотреть, — сделал я «контрольный выстрел» и Геннадий задумался «на всегда».

Ближе к обеду все расползлись по палаткам. Спрятались в машине и мы с Татьяной. И от жары, и от людей. Работал от солнечной батареи кондиционер, звучала тихая музыка. Ребятам она, оказалось, была не нужна.

— Настоящие мужики, — подумал я, возвращая магнитофон и колонки на штатное место и размышляя, что это не дело всё время выдёргивать магнитолу при необходимости. Есть же уже в Японии переносные магнитолы. Почему я не привёз? Надо бы перенести.

— Хоть сейчас тебе перенесу, — услышал я Флибера. — Есть же на складе.

— А! Не надо! Ну её, эту музыку! В машине достаточно! Тут она в самый раз. Народ даже, как рассказал Григрий, увидев, что я обрадовался наличию гитары, на гитарный перезвон собирается, а тут, млин, — целая дискотека. Слетятся как бабочки. Ну их всех нахрен!

Дело в том, что Флибер переправлял предметы из будущего не напрямую в этот мир. Точки перехода между реальными мирами почему-то должны были совпадать по географическим координатам. А вот если предмет, или меня, например, переместить в созданный Флибером искусственный параллельный мир, то из него перемещаться можно было бы куда угодно. Виртуальный мир Флибер мог совмещать с реальными как ему или мне заблагорассудится.

Транзитный мир был абсолютно такой же, как мой настоящий, но совсем без людей. Животные, насекомые были, а людей не было. Поначалу меня напугало то, что на месте моего дома находился овраг, ручей и вековая тайга. Зато имела место прекрасная бухточка с огромной скалой, лежащей в море, образующей подводное плато на котором было столько живности, особенно моего любимого трепанга и не менее любимого гребешка, что у меня глаза разбежались, когда я первый раз нырнул в маске.

Этот мир существовал по законам Флибера, был полностью его выдумкой и им создан. По большому счёту этот мирр являлся, как называл его Флибер, — иллюзией. Материальной, как это не звучит парадоксально, иллюзией. Но там и я, тоже, будучи иллюзией, мог находиться и перемещаться, игнорируя физические законы.

Главным достоинством того мира, кроме возможности добычи дичи, рыбы, птицы и других даров «природы», было то, что там я мог поставить склады с имуществом и продуктами, до которых никому нет дела, потому, что нет никого, кого бы они могли заинтересовать. Склады не требовали дополнительного, например — холодильного оборудования. Температура в них задавалась по велению, так сказать. Однако процессы порчи продуктов, без соблюдения правил хранения, шли по общим биологическим законам.

Поэтому, подстреленных мной оленей, пришлось свежевать и перемещать в морозильный контейнер, а отходы производства перемещать в другое, хе-хе, место.

Самое забавное, что добытое там мной на охоте мясо оленя, оказалось вполне себе съедобным в нашем мире. Родителям, например, хе-хе, очень понравилось. Мне разбираться, в искусственности, или реальности миров было лениво и не по разуму, и я принял тот мир, как реальный. Да, потому, что он для меня реальным и был. Что для Флибера не иллюзия, он мне объяснить не смог, хотя и пытался.

Я обрадовался возможности пополнять рацион питания объектами охоты, но Флибер меня огорчил, сказав, что тот мир локальный и виртуальный, а поэтому массовый перенос его объектов в реальный мир может привести к схлопыванию обоих миров. К совмещению, так сказать. Из реальных миров переносить объекты безопасно, а наоборот — рискованно.

Мы с Татьяной закрыли шторки и отдались отдыху во время которого я размышлял, как бы сделать амортизаторы регулируемые. Слишком уж машина реагировала на всячкские наши движения. Даже на безобидные переворачивания. Я так и сказал:

— Всё равно они бог знает что уже думают. Так что мы теряемся?

Потом мы часа два поспали, а проснувшись Татьяна мне заявила, что ей тут не интересно. Ребята, де, не говорят о Байроне и не цитируют Флобера, а «долбят» каких-то деревянных баб и без умолку гогочат с плоских шуток. На что я ей сказал, что никто нас не заставляет ходить к ним в гости, и никто не мешает нам отдыхать по-своему.

Татьяна задумалась и узнала у меня, не буду ли я против, если она пойдёт познакомится с ближайшими соседями женского пола.

— Да хоть мужского, — сказал я и Татьяна нахмурилась.

— Значит, ты не будешь против, если я совсем уйду?

— Кхм!

Я посмотрел на неё. Понимая, что это чистой воды женская провокация, я отреагировал правильно.

— Ну, уж, нет! Я тебя привёз, а значит ты — моя. И я несу за тебя ответственность перед обществом. Поэтому потерпи мня, пожалуйста хотя бы ещё один денёк. Завтра мы с тобой поныряем, а вечером можем отправиться по домам.

— Но пообещай, что ты не будешь больше пить?

— Обещаю. Мне самому не понравилось.

— И пообещай, что ты меня не оставишь, если мне не захочется с ними сидеть и я уйду.

— Обещаю, Танюша.

Она грустно посмотрела на меня.

— Ты ни разу не сказал, что любишь меня.

Я мысленно вздохнул. Я, общаясь со своими «внутренними голосами», уже приучил себя очень многое делать мысленно, не выдавая эмоции «на гора». Это «предок» посоветовал избавиться от обезьяньих ужимок и дёрганий, чем я грешил с малолетства.

— Танюш, это такое ответственное слово, которой произносить нужно сильно подумавши. Мы с тобой знакомы совсем недолго и только присматриваемся друг к другу. Тем более, что я не уверен, что у тебя ко мне вдруг возникли такие глубокие чувства. Нас свело вместе опасные для жизни события и ты решила у меня переночевать, просто не захотев ехать домой и выслушивать нотации родителей. Сейчас мы имеем то, что имеем.

— А если у меня будет ребёнок? — спросила она, потупив взгляд.

Я вздохнул.

— Если будет ребёнок, будем пытаться воспитывать вместе.

— Значит, ты на мне женишься?

— Хм! — я улыбнулся. — А куда я денусь⁈

Она тоже улыбнулась.

— Значит, ты меня любишь?

— Любовь не возникает внезапно. Она созидается. То, что возникает внезапно — страсть, которая потом может перерасти в любовь, или не перерасти.

— Ты говоришь, как мой папа. Тому тоже нравится рассуждать на эту тему.

— Значит — он мудрый человек, — сказал я. — Вылазим? Хочу купаться!

Мы вылезли из машины и не оглядываясь на «пиратский лагерь» отправились в море. Солнце уже опустилось за сопки правого берега бухты и становилось прохладно. Зато вода оставалась тёплой и приняла нас благосклонно. Набегала совсем небольшая волна. Под ногами был мягкий песок, в который было приятно зарываться пальцами.

Мы поплавали в собственное удовольствие. Вылезли, обмылись пресной водой, переоделись и, переглянувшись, отправились ужинать. Ребята обещали накормить нас пловом из мидий, гребешками, крабами и какой-то «волшебной» ухой, но оказалось, что крабы куда-то уползли, а гребешок на глубинах до десяти метров весь выбрали. Поэтому на ужин была скоблянка из свинины и трепанга, которого здесь было «навалом».

Скоблянки наварили удивительно много — целый огромный котёл, поэтому насытились все. Пока мы спали, приехали «двое на мотоцикле». В одном я, благодаря своей феноменальной памяти в виде Флибера, «узнал» Диму Боковина, тоже сдававшего экзамены и поступившего на наш факультет. Оказалось, что он тоже жил на станции Угольная в посёлке Трудовом.

Другим парнем был Табакин, которого по другому и не называли. Они привезли много водки, от которой я сразу отказался, а поэтому, сославшись на Татьяну, застолье покинул, включив им над столом электричество, в виде четырёх лампочек, повешенных на столб, волшебным образом появившийся во время нашего сна в дырке деревянной катушки. На него же был повешен и аккумулятор-распределитель. «Пиратский лагерь» заиграл огнями.

Мы же с Татьяной снова отправились в свою машину. Вернее, к своей машине, возле которой расстелили один большой и толстый надувной матрас на котором и расположились. Благодаря морю комаров почти не было и мы лежали блаженствуя и усваивая много-много съеденного белка.

— Говорят, хе-хе, трепанг — очень полезен для мужчин, — сказала Татьяна. — Стимулирует гормоны.

— Хм! Так то, для мужчин. Я-то ещё вьюнош. Могу и сам с кем хочешь поделиться гормонами. Хочешь, с тобой поделюсь?

— Э-э-э-э-э-э…

Татьянино э было таким долгим, что я приподнялся на матрасе.

— Начинаются, э-э-э, опасные дни. Не благоприятные, понимаешь?

— Так, э-э-э, мы же сегодня уже, э-э-э, того этого…

— А теперь нельзя, — прошептала Татьяна.

— Логика, ха-ха! — посмеялся я мысленно. — Женская логика! В обед можно, после ужина уже нельзя. Хотя… А вдруг они так всё тонко чувствуют?

Мы накрылись пледом и ночевали под открытым небом. Матрас был широкий и толстый, медведи с тиграми здесь не ходили, в отличии от того мира, который создал Флибер, а шум морского прибоя глушил практически все звуки побережья.

[1] Manfred Mann’s Earth Band «Nightingales Bombers» — https://rutube.ru/video/c237fd5b3afcc96abb1ec83da840fa27/?r=plwd