Дракула

МЭНДИ СЛЕЙТЕР Папина малышка

Зов ночи манил, но я, стараясь не обращать на это внимания, поймала такси.

Сегодня вечером улицы были пустынны. Только глухое урчание автомобилей и случайный перестук конных экипажей прерывали тишину. Несмотря на желание заказать номер в Гранд-отеле и забыть обо всех проблемах, я должна была покинуть город. От сырости и зловония столицы во pry оставался отвратительный едкий привкус, я воспринимала это просто как дополнительную неприятность вдобавок ко всем тем, которые стремительно превращали время пребывания здесь в худшую пору моего существования.

Прогулка предыдущей ночью истощила меня. Весь вечер этот презренный Кроули пристально смотрел на меня, и что-то такое было в его взгляде, чего я не могла до конца понять. Он нес какую-то чепуху о магии и религии — вне всяких сомнений, просто сумасшедший, запутавшийся в идеях и понятиях. Неудивительно, что его последняя любовница покончила с собой. Я должна была хорошенько подумать, прежде чем заходить в заведение, подобное «Клубу Горгульи», — в таких местах всегда собираются настоящие отбросы общества.

Таксист высадил меня на вокзале, и в быстро сгущающихся сумерках я едва ли успела заметить, как он умчался прочь. Поспешно купив билет, я немедленно отыскала свой поезд и, окруженная уютом и комфортом вагона первого класса, наконец-то вздохнула с облегчением. Минуту спустя дверь купе закрылась с гулким грохотом и поезд устремился вперед, набирая скорость.

Я не могла не думать о нем: в конце моего путешествия он будет ждать меня. Словно паук своей паутиной, он опутал мои мысли. Почему здесь? Почему теперь?

Наша ссора была исключительно глупой, как, впрочем, и всегда. Долгие годы я не видела его. Он говорил, что найдет возможность связаться со мной, но так этого и не сделал. Я отправила несколько открыток, написала письмо или два, но никогда ничего не получала в ответ — не было ни торопливо написанных строчек, ни едва различимых звуков голоса на другом конце телефонного провода.

Мысленно я много раз пыталась найти оправдание его поведению. Я продолжала убеждать себя, что на самом деле слишком много путешествую и, возможно, почту просто не пересылают по новым адресам. Он же всегда был слишком занят, держал свою империю железной хваткой, управляя массами, командуя толпами. Облеченные властью всегда страдают от недостатка времени — или, по крайней мере, так говорят.

Полагаю, вы скажете, что спустя какое-то время я разочаровалась в нем. Или, представим на мгновение, он разочаровался во мне. Возможно, я никогда в действительности и не отвечала его ожиданиям. А идти по его стопам было сущим кошмаром.

Посвященные зачастую обескураживали меня. Я много раз слышала их подробные рассказы, читала об их приключениях в газетах. Просмотр заголовков статей превратился в ежедневный ритуал, — возможно, я втайне надеялась найти какую-нибудь заметку о нем самом. И однажды после войны мне показалось, что удача наконец-то улыбнулась мне. Имя было другое, но он редко выступал под своим настоящим именем — у легенд множество названий.

Он стал несказанно богат, у него всего было в избытке. Но я задавалась вопросом: стал ли он счастлив? Бесконечная вереница женщин не помогла ему. Все это я сама наблюдала, в этом мне не было равных, — возможно, наблюдательность была единственным моим талантом на этой земле.

Нерешительный стук в дверь купе прервал мои размышления о предстоящей встрече. Не раздумывая ни секунды, я включила маленькую лампочку в изголовье; любому, кто бы ни заглянул в купе, могло показаться подозрительным, что я сижу без света и безмолвно вглядываюсь в темноту.

— Я хочу узнать, можно ли войти? — раздался из-за двери мужской голос.

Я осторожно открыла дверь, предполагая, что это контролер пришел проверять билеты. Но это снова был тот человек, Кроули.

— О, прошу прощения. — Он казался искренне удивленным. — Я искал свою знакомую и подумал, что она может быть в этом купе.

— Боюсь, здесь больше никого нет, сэр. А сейчас прошу меня извинить, но я бы хотела вернуться и продолжить чтение, — добавила я, надеясь, что он исчезнет туда, откуда прибыл, и побыстрее.

— Да, конечно. Надеюсь, вы не будете против, если я спрошу, не встречались ли мы с вами прежде? — Внезапно он улыбнулся. — Да, я вспомнил, прошлой ночью вы были и в «Клубе Горгульи». Как тесен мир…

— Нет, я такого не припоминаю, — солгала я.

Крепко стиснув зубы, я попыталась захлопнуть дверь купе, как вдруг он проскочил мимо меня и сел на полку рядом. Опешив от такой бесцеремонности, я не нашлась что сказать.

— Что ж, поскольку я никак не могу найти свою знакомую, может быть, вы окажете мне честь и побеседуете со мной? До моей остановки еще больше часа. Полагаю, что вы, конечно же, не возражаете? — И он снова улыбнулся.

По спине у меня забегали мурашки. Я хотела сказать, чтобы он убирался восвояси и оставил меня в покое. Записка, которую я получила прошлой ночью, не оставляла сомнений в его намерениях. Так или иначе, я больше не могла контролировать свои действия.

— Я давно не встречал женщины столь же прекрасной, как вы, — замурлыкал он. — Вам присуща истинная сила, хотя я сомневаюсь, что вы знаете, что это такое…

— Я не шучу, сэр. — В моем ответе зазвенела сталь. — Прошу вас немедленно уйти.

Он нахмурился:

— Не нужно строить из себя недотрогу. Знаете это выражение: «Делайте все, что вам нравится и как угодно долго, если только вы не находитесь на улице и не пугаете лошадей»? А здесь я не вижу никаких лошадей, мадам. Кроме того, большинство женщин, которые заглядывают в «Клуб Горгульи», идут туда с одной вполне определенной целью.

И он облизнул губы в предвкушении.

В этот момент еще кто-то постучал в дверь купе, и я услышала тоненький голосок: «Ты тут, Алистер? Я везде ищу тебя!»

— А, это как раз моя знакомая, все замечательно складывается. Пусть она войдет, моя дорогая, впустите ее, — потребовал он.

Не колеблясь ни секунды, я открыла дверь купе. Кроули был видным человеком, я не могла не признать этого. Подвыпившая рыжеволосая женщина окинула меня рассеянным взглядом и бросилась вперед, упав на колени своему любовнику.

— Иди сюда, дорогуша, — проговорил он, сражаясь с ее одеждами. — А почему бы и тебе не присоединиться к нам? Я подарю тебе такие наслаждения, о которых ты и не мечтала…

Женщина визгливо рассмеялась, пронзительный резкий звук ударил по ушам, как будто хотел заглушить шум парового двигателя. Ситуация начала выходить из-под контроля. Я вздохнула, понимая, что другого пути нет:

— Что ж, если это то, чего вы действительно желаете… — Ответ прозвучал легко и просто.

Этот отвратительный человек мог стать причиной больших неприятностей, он был потенциально очень опасен. Я медленно склонилась и крепко сжала его плечи, все ближе и ближе притягивая его к себе. Вот инстинкт окончательно возобладал над разумом, и мои острые клыки вонзились в его плоть. Горячая кровь обжигающим потоком полилась в горло, пьянящие волны наслаждения захлестнули меня, рассыпаясь мириадами искр. Единственным звуком, доносившимся до моего затуманенного сознания, был стук колес по рельсам, гул все нарастал, ревел у меня в ушах, заглушая последние хрипы.

Когда он потерял сознание, я повернулась к его подруге, дрожащей от страха. Все было кончено очень быстро. Я осушила ее.

«Мой милый дорогой отец, будешь ли ты теперь гордиться мной? Видишь, к чему привел твой бесценный дар?»

Я выглянула из окна: мы почти приехали. Я буду бесконечно счастлива, когда это путешествие закончится.

Еще до того, как поезд полностью остановился, я спрыгнула на перрон. Больше здесь никто не выходил. Пустынная платформа стала единственным немым свидетелем прибытия поезда и того, как, набрав скорость, он вскоре исчез вдали. Уродливое бетонное здание вокзала, возвышавшееся невдалеке, было столь неприглядно, что даже голуби облетали его стороной.

— Анжелика, — раздался мягкий спокойный голос из мрака ночи.

Темнота, казалось, отступала, по мере того как одинокая фигура приближалась ко мне. Я тотчас узнала запах — это был мой отец.

Глубоко вздохнув, я ощутила, как прохладный ночной воздух обжигает легкие. Отец стоял, наблюдая за мной, но в его темно-красных глазах совершенно ничего нельзя было прочитать.

— Что ты здесь делаешь? — еле слышно проговорила я, надеясь, что он не почувствует запаха свежей крови в моем дыхании.

И, как всегда, он взял ситуацию под контроль.

— Я подумал, что неплохо бы встретить тебя после такого долгого путешествия, — просто ответил он. — Автомобиль ждет нас.

И отец указал на великолепный черный «роллс-ройс».

Я не видела его больше двадцати пяти лет, и надо признать, он изменился с тех пор, по крайней мере внешне. Сейчас на нем был прекрасно сшитый костюм, черноту которого подчеркивало нестерпимое сияние золотых запонок. Его темные волосы, аккуратно подстриженные, лежали чуть выше ворота рубашки и были зачесаны со лба назад. В отполированных до блеска ботинках отражалось тусклое сияние луны, — вероятно, они стоили столько, сколько хватило бы, чтобы кормить целый год деревеньку где-нибудь на его родине.

— Поехали, — распорядился он. — Скоро уже рассвет.

До автомобиля я шла рядом с ним. Шофер, одетый в черную форму, выскочил из машины и стремительно распахнул боковую дверцу. Я аккуратно села на переднее сиденье, ощущая дыхание отца у себя на затылке.

Мы ехали в полнейшем безмолвии. «Роллс-ройс» мчался по извилистым проселочным дорогам больше часа. Трудно было сказать, наступил уже рассвет или все так же темно, поскольку стекла автомобиля были затемнены.

— Путешествие прошло хорошо? — спросил он, наконец разбивая стену молчания.

— Не совсем… возникла небольшая проблема, — ответила я.

— Я полагаю, ты разрешила ее с присущими тебе тактом и сдержанностью?

Он улыбнулся, и в полумраке салона блеснули его ярко-белые зубы.

Я ничего не ответила. Он поддразнивал меня. «Не в этот раз, — подумала я. — Не в этот раз».

Наконец автомобиль свернул на длинную подъездную дорожку, и под колесами зашуршал мелкий гравий.

— Нужно поспешить, — предупредил он. — Скоро на землю упадут первые лучи восходящего солнца.

Я не сразу справилась с ручкой дверцы, но наконец-то выскользнула из уютного салона машины. Водителя нигде не было видно. Передо мной был загородный дом, который можно увидеть на страницах светской хроники. Я с первого взгляда возненавидела его.

В дверном проеме появилась женщина-цыганка; поприветствовав нас, она немедленно отступила в сторону. Отец шел позади меня; я слышала, как он ступает по мраморному полу, но отказалась от мысли обернуться и посмотреть на него: мне совершенно не хотелось быть обращенной в соляной столб.

— Вы голодны? — спросила меня служанка, и едва уловимый страх мелькнул в ее темных глазах.

— Нет, спасибо. Я уже… подкрепилась, — тихо ответила я.

Она вздохнула с облегчением: судя по синякам на шее, ее роль в этом доме была очевидна.

— Пойдем, дочь моя. За разговором мы лучше узнаем все друг о друге.

И это не было просьбой. Не многие из тех, кто перечил желаниям моего отца, оставались в живых. Итак, я последовала за ним, про себя взывая ко всем известным мне богам защитить меня сейчас и чтобы его мысли были направлены на то, как примириться и восстановить наши отношения, а не на то, чтобы окончательно их разрушить. Но возможно, где-то в глубине души я жаждала последнего.

Он сел в громоздкое кожаное кресло. Оно напоминало трон — высокая спинка, декоративные резные фигурки на подлокотниках и ножках. Мне же пришлось остановить свой выбор на более скромном предмете мебели.

— Все это тянется чересчур долго, — начал он.

Впервые я видела усталость в его глазах.

— Я бесконечно одинок, Анжелика, — продолжал он. — Долгие-долгие годы…

Внезапно он показался мне сильно постаревшим, я даже заметила серебристые пряди в его темных густых волосах. Конечно, я прекрасно знала, что он никогда не состарится. Но неясное чувство охватило меня, ощущение того, что могло быть или… должно было произойти.

— Я совершил много ошибок, думаю, ты знаешь об этом, но ты моя единственная законная дочь в этом столетии… Чудо во многих отношениях.

Он замолчал, и его слова повисли в воздухе, как будто он ожидал возражений.

Мне трудно было с уверенностью сказать, верю ли я ему, но услышала я достаточно. Вопрос, невольно сорвавшийся с губ, слишком долго сидел внутри меня:

— Ты действительно ждешь, что я прощу тебя? Я знаю, кто ты. Знаю, кто я. Неужели недостаточно того, что ты уже сделал?

Мгновение он молчал. Но звенящая тишина, наполнившая комнату, казалось, длилась вечно. Наконец он произнес:

— Ты нужна мне. Ты единственная, других таких нет.

— Нет, отец, я достаточно настрадалась. Все это было лишь, пустой тратой времени. Ты нисколько не изменился и никогда не станешь другим. — И я с такой силой сжала подлокотники кресла, что ногти впились в податливое дерево. — Я уеду завтра, сразу после захода солнца.

— Сегодня ты уже утолила свой голод, не правда ли? — Спросил он.

— Да, и ты прекрасно знаешь об этом. Некий самозванец, возомнивший себя посвященным в мистические тайны, и его подруга.

Мой отец встал с кресла:

— Ты думаешь, что ты совершенно иная, Анжелика. Но ты тоже забираешь жизни. Видишь ли, дочь моя, мы с тобой… одинаковы.

— Но это была лишь самозащита, — начала я торопливо. — Они были действительно опасны. В этом человеке было что-то странное… необычное. Я должна была защитить себя, скрыть нашу тайну. — Гнев пронзал меня и ранил, подобно тысячам острых ножей. — Тем не менее я признаю, что лишила человека жизни… — уже спокойнее закончила я.

— Что? Тогда, возможно, ты совершенно не та, какую я надеялся увидеть после всего, что случилось…

В глубине души я знала, что он прав, потому и ненавидела его так сильно. В этом и крылась причина столь долгих лет разлуки: именно я тогда оттолкнула его от себя. Не было больше смысла отрицать очевидное: я была частью его, а он — меня, и это была глубинная связь — через кровь и плоть.

Я чувствовала, как слезы катятся по моим щекам, оставляя влажные, едва заметные дорожки, и это были кровавые слезы. Тогда он шагнул ко мне — казалось, его ноги не касаются пола, — и, глядя на меня с бесконечной нежностью, светившейся в его глазах, крепко меня обнял.

Я чувствовала себя в полной безопасности, понимая, что он защитит меня от всех невзгод. Он прижал меня еще крепче к своей груди, так что я боялась не то что говорить, но даже дышать. Любой посторонний звук мог вдребезги разбить очарование момента. Он был бы потерян навсегда. Конечно, рядом со мной был мой дорогой отец, а я навсегда останусь папиной малышкой…

Я пристально взглянула в его глаза, сейчас они были бездонны и холодны как сталь. И в следующий момент, когда его зубы погрузились в мою нежную кожу, я едва не задохнулась от наслаждения, волной пробежавшего по всему телу. Ни одно из земных удовольствий не могло с этим сравниться.

— Прошло так много времени, дочь моя! — наконец сказал он, отстраняясь от моей шеи и вытирая кровь с алых губ тыльной стороной ладони.

— Ты действительно скучал по мне? — спросила я, снова оказавшись в его объятиях.

Он удивленно выдохнул, ощутив, как мои зубы вонзаются в его горло, твердое и холодное как лед. Я стремительно втянула в себя тепло, исходящее из глубин его тела, не тратя время на то, чтобы распробовать, отчаянно вбирая его жизненную силу.

— Довольно, — потребовал он, пытаясь освободиться из моих объятий.

— Нет, — ответила я.

Дрожа от страха, я крепко схватила его руками за горло… но он был слишком силен, даже для меня.

Он толкнул меня с такой силой, что, отлетев в противоположный конец комнаты, я ударилась о стену. Раздался странный звук, будто старые кости рассыпались в прах, и, лежа на полу, я осознала, что мое тело больше не слушается меня.

— Ты не оставила мне иного выбора, дочь моя, — сказал он. — Я не в силах смириться с неудачей, даже с твоей. Тот человек, которому ты дала шанс выжить, причинит нам еще много неприятностей в будущем, попомни мои слова. И ты должна понести наказание. — Он возвышался надо мной, подобно неприступной скале, такой величественный и такой же бездушный. — Боюсь, у тебя сломана шея, дочь моя. А это смертельно даже для таких, как мы.

Его образ затуманивался, черты становились все более расплывчатыми и неясными. Но сквозь застилающий глаза сумрак я увидела единственную кровавую слезу, сбежавшую но его щеке: все-таки он был глубоко огорчен. И последней мыслью, настойчиво пульсировавшей в голове до того момента, пока тьма не поглотила меня, был один-единственный вопрос: печалился он обо мне или о своем будущем?