Дракула

Сцена первая

Окрестности замка Дракулы.

Появляется Джонатан Харкер, за ним следует кучер с чемоданом и саквояжем. Кучер ставит багаж рядом с дверью и поспешно уходит.

Харкер. Вот это да! Куда же вы? Уже ушел! (Стучит в дверь.) После поездки через непроглядную темень с незнакомцем, чье лицо я не разглядел, но в чьих руках сила двадцати человек, кто мог бы прогнать стаю волков, просто подняв руку; кто подходит к таинственным голубым огням и кто ни словом не обмолвился бы о помощи, если бы его оставили здесь в темноте перед… этим старинным строением. Честное слово, моя карьера начинается весьма романтично! Только-только, перед самым отъездом из Лондона, я сдал экзамен в Линкольнс-Инн, и вот у меня уже свое дело. Вернее, дело нанявшего меня мистера Хаукинса, и в этом деле замешаны волки и тайна. (Стучит.) Лучше бы этот граф Дракула был чуточку повнимательнее к прибывшему гостю, чем так подробно расписывать в письмах мистеру Хаукинсу, что в этой поездке меня ожидает все самое лучшее. (Стучит.) Интересно, почему люди в гостинице в Бистрице были так напуганы, и почему та пожилая женщина повесила мне на шею крест, и почему люди в дилижансе делали знаки против дурного глаза? Ей-богу, если в их жизни был подобный опыт, так не стоит удивляться всему, что они делают… или думают. (Стучит.) Это становится уже не смешно. Если бы это было мое собственное дело, я тут же уехал бы обратно в Эксетер. Но раз я представляю интересы другого человека и у меня на руках купчая на приобретение графом недвижимости в Лондоне, похоже, придется остаться и довести дело до конца. А вот и свет, слава богу! Кто-то идет.

Раздается скрежет отодвигаемых засовов. В замке поворачивается ключ, и дверь открывается. В дверном проеме стоит граф Дракула. В руке он держит старинную серебряную лампу.

Граф Дракула. Добро пожаловать в мое жилище! Входите свободно и по доброй воле! (Стоит неподвижно, пока Харкер входит, затем делает шаг навстречу. Они обмениваются рукопожатием.) Добро пожаловать в мое жилище! Входите свободно и уверенно! И оставьте здесь частичку вашего счастья!

Харкер. Граф Дракула?

Дракула. Я — Дракула, а вы, как я понимаю, — мистер Джонатан Харкер, агент мистера Питера Хаукинса. Будьте гостем в моем доме, мистер Харкер. Входите. Ночь холодна, а вы, должно быть, проголодались и желаете отдохнуть. (Ставит лампу на полку на стене, взяв багаж из-за двери, заносит его в дом.)

Харкер (делает попытку забрать свой багаж). Нет, сэр, я протестую…

Дракула. Нет, сэр, это я протестую. Вы — мой гость. Уже поздно, и моих слуг сейчас нет. Позвольте же мне позаботиться о вашем размещении.

Дверь затворяется, запирается на засовы и т. д.

Сцена вторая

Комната графа.

Просторная комната, старинная мебель, один стол завален книгами и т. п. Другой накрыт для ужина. В большом камине пылает огонь.

Входит Дракула.

Дракула (громко произносит в сторону открытой двери). Когда приведете себя в порядок с дороги — надеюсь, вы найдете все необходимое, — приходите сюда: здесь ждет вас ужин. (Стоит, опираясь на каминную полку.)

Входит Харкер.

(Указывает на накрытый стол).

Умоляю вас, присядьте и отужинайте. Простите, что не составлю вам компанию, но я хорошо пообедал и не буду ужинать.

Харкер вручает графу письмо, тот открывает конверт и читает, а Харкер садится за стол и ест.

Это же письмо от моего друга мистера Питера Хаукинса. Уверен, вам будет интересно узнать вот это. (Читает.) «Весьма сожалею, что приступ подагры, которой я страдаю, делает совершенно невозможным для меня приехать лично, но я рад сообщить, что могу прислать вместо себя достойную замену — человека, которому я всецело доверяю. Этот молодой человек энергичный, талантливый и очень честный по характеру. Он рассудительный и неболтливый и вырос у меня на глазах. Если пожелаете, он с готовностью будет сопровождать вас и следовать любым вашим распоряжениям». Ну что же, мистер Харкер Джонатан, простите, если в неведении я поместил на первое место, по обычаю моей страны, вашу фамилию, — мистер Джонатан Харкер, уверен, мы станем друзьями.

Первый луч рассвета, раздается вой множества волков.

Слушайте их, детей ночи. Это же настоящая музыка! Сэр, вам, городским жителям не понять чувств охотника. Но вы, наверное, устали. Ваша спальня готова, и завтра можно поспать подольше. Меня до обеда не будет; так что спокойной вам ночи, и пусть вам снятся хорошие сны.

Уходят.

Сцена третья

Та же комната.

Входит Харкер. Он берет со стола записку.

Харкер (читает). «Вынужден на время отлучиться. Не ждите меня. Дракула». Странно! Все это необъяснимо. Я все еще не видел здесь ни одной души, кроме самого графа. Никаких слуг; ни звука, ни признака жизни. Если нет слуг, тогда кто же тот молчаливый извозчик, сильный, как двадцать человек, и имеющий власть над волками? Хм… граф тоже силен, как двадцать взрослых мужчин. Но этого же не может быть? Нет! Нет! (Внезапно подбегает к двери и пытается отпереть ее.) Заперта снаружи! Что это значит?

Неожиданно позади него появляется Дракула.

Дракула. Рад, что вы добрались сюда, ибо, я уверен, здесь вы найдете много интересного. Они (указывает на книги) были мне хорошими друзьями и по прошествии нескольких лет, с тех пор как у меня возникла мысль перебраться в Лондон, доставили мне множество приятных часов. С их помощью я узнал вашу великую Англию, а узнав ее, полюбил. Я жажду пройтись по многолюдным улицам вашего огромного Лондона, оказаться в самом центре человеческого круговорота, стать частью его жизни, его перемен, его смерти, стать частью всего, что делает его таким, какой он есть. Но, увы, я знаком с вашим языком только по книгам. Вам, мой друг, только кажется, что я умею на нем говорить.

Харкер. Но, граф, вы знаете английский и владеете им в совершенстве!

Дракула (кланяется с серьезным видом). Благодарю вас, мой друг, за столь лестную оценку и все-таки опасаюсь, что я еще очень мало прошел по дороге, по которой мне предстоит путешествовать. Да, я знаю правила грамматики и лексику, но тем не менее не знаю, как говорить.

Харкер. Поверьте, вы отлично говорите.

Дракула. Не совсем. Но я знаю, что, когда буду жить и говорить в вашем Лондоне, не окажется ни одной души, кто примет меня за чужестранца. Однако для меня этого недостаточно. Здесь я знатен. Я — боярин. Простые люди знают меня, и я — господин. Но чужеземец в чужом крае, он — никто; люди не знают его, а если не знают, то и не уважают. Я доволен, если я — как остальные, если никто не остановится при виде меня и не запнется, услышав меня, только чтобы сказать: «Ха-ха! Чужеземец!» Я так долго был господином, что так и останусь им, или, по крайней мере, никто другой не станет моим господином. Но вы приехали сюда из Эксетера не только как агент моего друга Питера Хаукинса, который должен рассказать мне о моем новом владении в Лондоне.

Надеюсь, вы отдохнете здесь у меня какое-то время, чтобы, разговаривая с вами, я мог научиться лондонскому произношению. И я научусь, если вы будете говорить мне, где я ошибаюсь, указывая на все малейшие оплошности. Жаль, что сегодня я был вынужден так долго отсутствовать. Но я знаю, что вы простите человека, у которого так много срочных дел.

Харкер. Я в вашем распоряжении. Но когда вы отсутствуете, можно, я буду приходить в эту комнату?

Дракула. Вы можете ходить в этом замке куда пожелаете, кроме комнат, двери которых заперты, или куда вы просто не хотите идти. Есть причина, почему все такое, какое оно есть. И когда вы посмотрите на мир моими глазами и узнаете то, что знаю я, возможно, вы поймете все лучше. Мы в Трансильвании, а Трансильвания — это отнюдь не Англия. Наш образ жизни — это не ваш образ жизни, и многое может показаться вам странным. Хотя нет, судя по тому, что вы уже рассказали мне о вашей жизни, вы кое-что знаете о том, какие здесь бывают странности.

Харкер. Можно, я спрошу вас кое о чем, что приводит меня в недоумение?

Дракула (кланяясь). Спрашивайте, и я попытаюсь ответить на ваши вопросы.

Харкер. Прошлой ночью ваш кучер несколько раз слезал с козел, чтобы посмотреть на те места, где над землей поднимались языки голубого пламени, хотя поблизости были волки и лошади оставались без присмотра. Почему он так делал?

Дракула. Это пламя указывает, где спрятано золото. Вижу, вы не понимаете. Тогда, позвольте, объясню. Есть поверье, что в ночь святого Георгия — а это как раз была минувшая ночь — власть злых сил становится безграничной и тогда над местами, где спрятаны сокровища, появляется голубое пламя. В местности, через которую вы ехали прошлой ночью, есть зарытые сокровища, можете не сомневаться на этот счет: за эти земли веками сражались валахи, немцы и турки. Едва ли найдется в этой местности и пядь земли, не окрапленная человеческой кровью — защитника или захватчика. Когда-то давным-давно в лихие времена сюда явились полчища австрийцев и венгров, и защитники вышли навстречу им, мужчины и женщины, старики и дети, и ждали их на горных склонах, между которыми те должны были пройти. Ждали, чтобы, устроив каменные обвалы, уничтожить захватчиков. Но когда захватчики торжествовали победу, они почти ничего не нашли, ибо все, что было можно, спрятали в земле.

Харкер. Но как все это могло так долго пролежать в земле, раз есть верный знак и надо только повнимательнее посмотреть вокруг?

Дракула. Крестьянин в душе — трус и глупец. А пламя появляется только в одну-единственную ночь. Но в эту ночь ни один живущий здесь не пожелает добровольно высунуть нос на улицу. И, мой любезный, даже если он и высунется, он же не знает, что с этим делать. Ну даже если этот крестьянин, о котором вы мне рассказали, и заметил голубое пламя, он же не будет знать, где искать сокровища днем. Смею поклясться, и вы сами не смогли бы найти эти места снова.

Харкер. В этом вы правы. Я знаю не больше любого смертного, как искать такие места.

Дракула. Но расскажите же мне о Лондоне и о доме, который вы приготовили для меня.

Харкер. Простите мою небрежность. (Достает из портфеля документы.)

Пока он стоит спиной к Дракуле, тот убирает со стола еду и зажигает лампу. Дракула берет документы и принимается внимательно изучать их.

(Наблюдает за ним.) Я уверен, что вы знаете об этом доме больше, чем я.

Дракула. Но, сэр, это совсем необязательно! Когда я уеду туда, я останусь совсем один и рядом со мной не будет моего друга Джонатана Харкера, чтобы поправить меня и помочь мне. Он будет в Эксетере, за многие мили оттуда, и, возможно, будет работать с какими-нибудь юридическими документами вместе с другим моим другом, Питером Хаукинсом.

Итак! Расскажите же, как вы нашли столь подходящий для меня дом.

Харкер. Давайте я лучше прочитаю вам свои записи, которые сделал в свое время. (Читает.) «В Пурфлите, в стороне от больших дорог, я наткнулся на дом, который, похоже, и нужен. На нем было объявление, что он продается. Дом окружен высокой стеной старинной кладки, которую давно никто не чинил. Закрытые ворота из крепкого старого дуба и окованы железом, поеденным ржавчиной.

Поместье называется Карфакс, — без сомнения, это искаженное латинское quatre face, поскольку дом четырехфасадный и его стены четко соориентированы по компасу. К дому примыкает участок примерно в двадцать акров, огороженный той самой каменной стеной, о которой я уже говорил. В поместье много деревьев, поэтому участок выглядит довольно сумрачно. Тут есть глубокий пруд или, пожалуй, даже маленькое озерцо, которое питают, вероятно, родники, поскольку вода очень чистая. В пруду берет начало ручей. Дом очень большой и, я бы сказал, средневековой постройки: каменная кладка весьма мощная, окна расположены высоко и зарешечены. Дом напоминает донжон, главную башню замка, а рядом находится часовня или церковь. Я не мог проникнуть внутрь. Но я сделал несколько снимков с разных ракурсов. При доме имеются дворовые постройки, но из-за их беспорядочного расположения я могу только гадать, какую площадь они занимают, а она может оказаться довольно большой. По соседству есть несколько домов. Один, довольно вместительный, построен совсем недавно, в нем разместилась частная лечебница для душевнобольных. Из поместья она, к счастью, не видна».

Дракула. Я рад, что дом старый и большой. Я сам из старинного рода, и если бы мне пришлось жить в новом доме, это просто убило бы меня. Дом не может стать обжитым за один день. Да и в конце концов, как немного дней составляют столетие! Радует меня и то, что там есть часовня. Нам, представителям знати Трансильвании, очень нравится мысль, что наши кости не будут покоиться среди простых смертных. Я не ищу ни веселья, ни радости, ни той сладости, что несут рассвет и сверкающие воды, которые столь милы молодому и жизнерадостному сердцу. Я уже давно немолод, и мое сердце, за многие годы печали о мертвых, разучилось откликаться на радость. Более того, стены моего замка разрушаются, появляется много новых теней, порывы холодного ветра проникают сквозь разрушенные стены с бойницами и окна со старинным переплетом. Впрочем, я обожаю полумрак и тень и остаюсь наедине с моими думами при любой возможности. (Склонился над бумагами.)

Харкер рассматривает карту.

Харкер (в сторону). Интересно, почему некоторые места обведены кружками? И я заметил, что их только три: один — на восточной окраине Лондона, где находится его повое поместье, два других — Эксетер и Уитби, на йоркширском побережье.

Граф кладет бумаги на стол.

Харкер (громко). Граф, вы говорите о вашем роде так, словно ваши родственники все живы.

Дракула. Для боярина честь его рода и имени — это его честь; их слава — его слава; их судьба — его судьба.

Мы, секеи, имеем право гордиться этим, ибо в наших жилах течет кровь многих храбрых родов, которые, подобно львам, бились за власть. Сюда, в водоворот европейских распрь, одно это угорское племя принесло из Исландии воинственный дух, дарованный ему Тором и Одином, и с яростью берсерков его воины сражались в Европе, Азии и Африке. Тамошние народы думали, что это оборотни пришли на их земли. Достигнув этих мест, они обнаружили тут гуннов, чья воинствующая ярость сметала все с лица земли, как живое пламя, и гибнущим народам казалось, что в их жилах течет кровь ведьм, которые некогда были изгнаны из Скифии и которые вожжались с самим дьяволом в пустыне. Глупцы, какие глупцы! Да разве дьявол или какая-то ведьма может в величии сравниться с Аттилой, чья кровь течет вот в этих венах? (Вскидывает руки.)

Но разве удивительно, что мы победили, что мы сохранили гордость, что, когда тысячные армии мадьяр, лангобардов, авар, булгар или турок подступали к нашим границам, мы отбивали их нападение? Странно ли, что Арпад со своим несметным войском пошел на нас, но на границе получил отпор и завоевать нас не смог? И, отступив на восток, мадьяры признали секеев родственным народом. И вот уже многие века нам доверяют охранять границы с турецкой землей. А охрана границы — дело бесконечно трудное, ибо, как говорят сами турки: «И вода порой спит, но враг — никогда». Какой обитающий здесь из четырех народов охотнее нас принял бы «кровавый меч» и встал под королевские знамена? А когда был искуплен великий позор моего народа, позор Косова поля, когда валахи и мадьяры не устояли под натиском турок? Кто же, как не один из воевод моего рода, пересек Дунай, собрал войско и разбил турок на их земле? Это был достойный представитель рода Дракулы! Но случилась беда: когда он пал, его подлый брат продался туркам и навлек на свой народ позор рабства! Но разве не Дракулой был тот, кто позже, вдохновленный своим предком, собирал воинство и переправлялся через Дунай в турецкую землю, а когда терпел поражение и возвращался один, то опять и опять собирал воинов, ибо знал, что только он сможет добиться победы? О нем говорили, что он думает лишь о себе. Ничего подобного! Чего стоят простолюдины без предводителя? Как заканчивается война, если нет мозгов и храброго сердца, чтобы вести ее? И снова, когда после битвы при Мохаче, мы сбросили венгерское ярмо, представители рода Дракулы не остались в стороне, ибо наш дух не может смириться с потерей свободы. Ах, молодой человек, секеи — и Дракула, как кровь их сердца, их ум и их меч, — могут похвастаться, что достигли таких высот, на какие никогда не поднимутся ни Габсбурги, ни Романовы. Но времена войн прошли. Сейчас, в дни позорного мира, кровь считают слишком драгоценной, а славные деяния великих родов превратились в легенды. Но теперь… я хочу задать вам несколько вопросов по юридической части и по делопроизводству.

Харкер. Надеюсь, я оправдаю ваше доверие, тем более что вижу здесь множество книг по юриспруденции.

Дракула. Первый вопрос. Можно ли в Англии иметь одновременно двух или даже большее число стряпчих?

Харкер. При желании можно и целую дюжину, но было бы неразумно иметь более одного по одному делу, так как суд рассматривает только одно дело зараз, а смена поверенного будет работать против вас.

Дракула. Будут ли какие-либо затруднения, если один поверенный, скажем, занимается моими банковскими операциями, а другой — сопровождает груз, к примеру когда требуется помощь непосредственно на месте, а поверенный по банковским операциям далеко. Поясню. Ваш и мой друг мистер Хаукинс, не выходя из-под сени вашего изумительного собора в Эксетере, который, заметьте, находится вдалеке от Лондона, покупает для меня при вашем посредничестве дом в окрестностях Лондона. Отлично! Позвольте, скажу начистоту, чтобы вам не показалось странным, что я не обратился к одному из лондонских поверенных. Я руководствовался тем, что стряпчий должен действовать исключительно в моих, а не в чьих-либо еще интересах. А лондонский поверенный, вполне вероятно, не забыл бы и себя, и своих друзей. Поэтому я и искал стряпчего, который все свое внимание уделил бы исключительно мне. А теперь, предположим, мне, человеку занятому, требуется отправить морем товары, скажем, в Ньюкасл, Дарем, Харидж или Дувр. Разве не проще поручить такое дело поверенному в месте разгрузки товара?

Харкер. Да, конечно, это довольно просто, но у нас, стряпчих, у каждого имеется сеть агентов. И работа на месте может быть выполнена по поручению другого стряпчего. Это делается для того, чтобы клиент, отдав себя в руки одного поверенного, мог больше не беспокоиться о том, что его указания не будут выполнены.

Дракула. Но смогу ли я сам вести дело? Или это не так?

Харкер. Разумеется, сможете. Так нередко поступают люди, не желающие, чтобы кому бы то ни было стало известно их дело во всех деталях.

Дракула. Прекрасно! Теперь мне хотелось бы задать ряд вопросов о способах оформления поручительства на сопровождение груза и о затруднениях, которые могут возникнуть, но которые можно избежать, если об этом позаботиться заранее.

Харкер. Из вас получился бы замечательный стряпчий: нет ничего такого, о чем вы не подумали бы или не предусмотрели заранее. Для человека, который никогда не был в Англии и который, очевидно, имел с нашей страной не много дел, ваши познания просто поразительны.

Дракула. С тех пор как вы приехали сюда, вы писали мистеру Хаукинсу или кому-либо вообще?

Харкер. Гм… пока что я не знаю, каким образом можно послать отсюда письмо.

Дракула. Тогда напишите сейчас, мой юный друг, напишите нашему другу или кому-либо другому и сообщите, если, разумеется, вы согласны, что пробудете у меня еще месяц, начиная с нынешнего дня.

Харкер. Вы хотите, чтобы я остался на столь долгий срок?

Дракула. Я прямо жажду этого! Нет! Я не приму отказа. Когда ваш хозяин — наниматель, если хотите, — направил вас сюда представлять его, он имел в виду, что будут учитываться мои интересы. Я никого не принуждал к этому. Разве не так?

Харкер (в сторону). В конце концов, я действую от лица мистера Хаукинса, а не от своего, и мне следует думать о нем, а не о себе.

Дракула. И умоляю вас, мой добрый юный друг, не касайтесь в ваших письмах никаких вопросов, помимо деловых. Пожалуйста, не заставляйте ваших друзей сомневаться в том, что вы в добром здравии и хотите вернуться домой. Разве не так?

Дракула и Харкер пишут короткие письма. Граф ненадолго выходит из комнаты, и Харкер читает надписи на конвертах, оставленных на столе.

Харкер (читает). «Самуэлю Ф. Биллингтону, номер седьмой, Кресент, Уитби; господину Лёйтнеру, Варна, Кауттс и компания, Лондон; господам Клопшток и Биллройт, банкирам, Будапешт».

Входит Дракула.

Дракула. Верю, вы простите, но нынешним вечером у меня много дел. Надеюсь, вы найдете все, что пожелаете. И позвольте дать вам совет, мой дорогой юный друг, нет, позвольте предостеречь вас со всей серьезностью: если случится вам покинуть эти комнаты, ни в коем случае не ложитесь спать в других помещениях этого замка. Он старый и хранит много самых разных воспоминаний, и тем, кто поступает глупо, снятся весьма плохие сны. Будьте осторожны! Случись так, что сон или что-то похожее на сон начнет одолевать вас, сразу поспешите в вашу спальню или сюда. Если же вы не будете осторожны в этом отношении, вы… (Делает жест, словно умывает руки.)

Граф выходит из комнаты.

Харкер. Этот замок — настоящая тюрьма, а я — пленник. Сегодня ночью я обязательно выслежу его!

Сцена четвертая

Стена замка.

Харкер виден выглядывающим из верхнего узкого окна. Из окна ниже показывается голова графа. Постепенно появляется целиком, ползет вниз лицом к стене и исчезает в темноте.

Харкер. Что же это за человек или существо, походящее на человека? Я чувствую, как ужас этого места одолевает меня; я охвачен страхом, жутким страхом, и нет от него спасения. Ужас поглотил меня, и я не осмеливаюсь подумать о…

Сцена пятая

Гостиная.

Просторная комната с большими окнами, через которые струится лунный свет, старинная мебель изъедена молью и покрыта пылью. Харкер ложится на софу.

Харкер. Здесь я смогу отдохнуть. Повезло, что дверь в это крыло только казалась запертой. (Дремлет.)

Прямо из лунного света возникают фигуры трех молодых женщин и окружают его.

Первая женщина. Давай же! Ты первая, а мы за тобой Право начать твое.

Вторая женщина. Он молод и силен, поцелуев хватит на всех.

Внезапно появляется граф и, схватив за шею женщину, которая уже прижалась губами к горлу Харкера, отбрасывает ее прочь.

Дракула. Да как вы посмели прикоснуться к нему? Как вы посмели положить на него глаз, если я запретил? Прочь, я вам приказываю! Этот человек принадлежит мне. Предупреждаю, тронете его — будете иметь дело со мной.

Третья женщина. Ты сам никого не любил и сейчас не любишь!

Дракула. Нет, я могу любить; вы сами это отлично знаете по прошлому. Разве не так? Ладно, обещаю, когда я закончу с ним, вы сможете целовать его сколько захотите. А сейчас убирайтесь! Убирайтесь! Мне надо разбудить его, так как у нас еще есть дела.

Первая женщина. А сегодня нам ничего не перепадет?

Граф указывает на мешок, лежащий на полу. Мешок шевелится, слышен приглушенный детский плач. Женщины хватают мешок и сразу исчезают. Граф поднимает Харкера, который без сознания, и уносит его. Темнота.

Сцена шестая

Харкер приходит в себя в библиотеке.

Харкер. Прошлой ночью граф велел мне написать три письма: в одном сообщить, что мои дела здесь почти закончены и что я отправлюсь домой в ближайшие несколько дней; во втором сказать, что я отправляюсь домой на следующее утро; и в третьем — что я уже покинул замок и прибыл в Бистрицу. При теперешних обстоятельствах было бы безумием ссориться с графом, поскольку я полностью в его власти и отказ вызовет у него подозрения и разозлит его. Он знает, что мне известно слишком много и что я не должен остаться в живых, чтобы не стать для него угрозой. Все, что мне остается, — надеяться, что подвернется случай сбежать.

Входит Дракула.

Дракула. Почта ходит редко и не внушает доверия, а ваши письма успокоят ваших друзей. Впрочем, письма можно и задержать в Бистрице на сколько понадобится, если вы захотите еще побыть в замке.

Харкер (в сторону). Если я не подчинюсь ему, у него возникнет еще одно подозрение. (Громко.) Какие даты мне проставить в письмах?

Дракула. В первом — двенадцатое июня, во втором — пятнадцатое июня и в третьем — двадцать девятое июня.

Дракула выходит.

Харкер (в сторону). Теперь я знаю, сколько мне осталось жить. Да поможет мне Бог! Появилась надежда сбежать или, по крайней мере, дать знать о себе домой. Во дворе замка расположился цыганский табор.

Я написал письма и попробовал отправить их через цыган. Я до этого говорил с ними через окно, чтобы завязать знакомство. Они снимали шляпы, почтительно кланялись и много жестикулировали. Я не понимаю их жесты, но их разговорный язык мне известен. Я написал письма: Мине — стенографией, а мистера Хаукинса просто попросил связаться с ней. Ей я объяснил мою ситуацию, но без ужасов, которые, возможно, лишь плод моего воображения. Она перепугается до смерти, если я расскажу ей все как есть. Я отдал письма: бросил их через решетку моего окна вместе с золотой монетой и, как мог, объяснил знаками, что их надо отправить. Мужчина, поднявший письма, прижал их к груди и поклонился, а затем положил их в свою шапку. Более того я ничего сделать не могу.

Входит Дракула.

(В сторону.)

Осторожно! Пришел граф.

Дракула. Цыгане вручили мне два письма, о которых я ничего не знал, но о которых непременно позабочусь. Смотрите! Одно — от вас моему другу Питеру Хаукинсу; другое (видит стенографию и приходит в ярость) это подлость, предательство по отношению к дружбе и гостеприимству! Оно не подписано. Ну да ладно! Для нас оно не имеем значения. Письмо Хаукинсу я, конечно, отправлю, поскольку оно написано вами, а ваши письма для меня священны. Прошу прощения, мой друг, по неосторожности я вскрыл это письмо. Запечатайте его, пожалуйста, в другой конверт.

Харкер надписывает конверт.

Итак, мой друг, вы устали? Идите спать. Вас ждет прекрасный отдых. Я вынужден сегодня отказаться от такого удовольствия, как вечерняя беседа с вами: у меня много дел. А вас ждет прекрасный сон!

Дракула выходит.

Харкер. Я слышу щелканье кнутов, подгоняющих лошадей, и грохот повозок на каменистой дороге, ведущей во двор замка. Я должен поспешить к окну. Я вижу, как во двор въезжают две большие подводы, в которые впряжены по восемь крепких лошадей. Каждую пару лошадей сопровождает словак. Я обязательно должен выйти к ним. (Пробует открыть дверь.)

Дверь заперта. Я подбегаю к окну и кричу им. Они тупо смотрят на меня и указывают пальцем. К ним подходит цыганский барон. Они показывают на мое окно, он что-то говорит им. При его словах они смеются и отворачиваются. На подводах большие ящики прямоугольной формы, с прочными веревочными ручками. Похоже, в ящиках ничего нет, судя по легкости, с какой словаки управляются с ними. Ящики сгрузили и сложили в углу двора. Цыгане заплатили словакам, поплевав на деньги для удачи, и словаки вернулись к своим лошадям. Щелканье кнутов затихает вдали. Вероятно, цыгане живут где-то в замке и выполняют какую-то работу. Я так думаю, потому что время от времени слышу приглушенный звук кирки и лопаты, но что бы там ни было, это, должно быть, связано с каким-то чудовищным злодейством.

Я вижу кого-то, вылезающего из окна графа. На нем мой дорожный сюртук, в котором я приехал сюда, а за спиной — тот самый жуткий мешок, который, как я видел, забрали те женщины. Никаких сомнений ни в его происках, ни в его наряде! Это его новый злодейский план: люди думают, что это я, а у него есть свидетельства, что видели, будто я отправляю письма где-нибудь в городке или деревне; и теперь любое преступление, которое он совершит, наверняка спишут на мой счет.

Буду ждать возвращения графа. А что это за призрачные пятнышки, плавающие в лучах лунного света? Они похожи на крошечные пылинки. Они кружатся, собираются вместе и принимают какие-то смутные очертания. Я смотрю на них, и мне становится необычно спокойно.

Слушайте! А что это за низкий жалостливый собачий вой где-то далеко в долине? Слава богу, я не уснул. В комнате графа какое-то шевеление и раздается звук, похожий на вопль, который тут же затихает.

(Подбегает к окну.)

Женщина с растрепанными волосами, горестно прижимая руки к сердцу, прислонилась к воротам. Заметив в окне меня, она бросилась вперед и угрожающе закричала: «Чудовище, верни мое дитя!»

Она упала на колени и, воздев руки, снова и снова выкрикивает эти слова.

Затем я слышу, как она что есть силы колотит в дверь, а откуда-то сверху раздается зовущий холодный шепот графа. В ответ на его призыв издалека доносится волчий вой.

Волки хлынули через главные ворота во двор, словно поток, прорвавший запруду.

Потом крики женщины смолкли и волчий вой прекратился. Затем волки, облизываясь, убежали со двора.

Я не могу жалеть ее, ибо знаю, что стало с ее ребенком, и смерть для нее — лучший выход!

Но что делать мне? Что я могу предпринять? Как мне спастись из ужасного плена ночи, мрака и страха? Наступает ночь, чтобы объявить о моей гибели, первая в череде ночей, что сотрут все следы моего пребывания на этой земле.

Но я запрещаю себе думать об этом. Только действовать! Если бы только я мог проникнуть в его комнату! Но это невозможно. Дверь всегда заперта, и мне туда не пробраться.

Нет, есть один путь, хотя и очень рискованный. Там, где пробирается он, почему не сможет другой? Я сам видел, как он выползал из окна; почему бы мне не поступить так? Шанс невелик, но я в отчаянном положении. Я должен рискнуть. В худшем случае меня ждет смерть. Но смерть человека — это не то же самое, что смерть скота, и, возможно, для меня будет уготован ужасный загробный мир. Да поможет мне Бог выполнить задуманное! Прощай, Мина, если я погибну; прощай, мой верный друг и второй отец; прощайте все и в самую последнюю очередь — Мина!

Сцена седьмая

Декорации те же.

Харкер (пишет). «Я попытался и с Божьей помощью вернулся в свою комнату. Мне надо записать все подробно и по порядку. Пока мое мужество не улетучилось, я направился к окну, смотрящему на юг, и сразу же увидел узкий каменный карниз, который тянулся вдоль всей стены. Камни были крупные и грубо отесанные, и известковый раствор, когда-то скреплявший их, был вымыт дождями. Я разулся и выбрался на этот опасный путь. Я посмотрел вниз только один раз, чтобы убедиться, что неожиданный взгляд в эту жуткую пропасть не погубит меня, и затем старался туда не глядеть. Я отлично знаю, в каком направлении и на каком расстоянии находится окно графа, и стал пробираться туда. Я не чувствовал головокружения — вероятно, из-за сильного возбуждения, и казалось, прошло до смешного мало времени, а я уже стоял перед окном и пытался открыть его. Затем, сильно волнуясь, я перелез через подоконник и спрыгнул в комнату. Я огляделся в поисках графа и, к удивлению и радости, сделал открытие: комната пуста! Мебели было совсем мало, и казалось, ею никогда не пользовались. Обстановка была в том же стиле, что и в южном крыле замка, и все покрывала пыль. Я поискал ключ, но в замке его не оказалось, не нашел я его и в других местах. Единственное, что здесь привлекло мое внимание, — это золото, сваленное в кучу в одном из углов комнаты. Самые разные золотые монеты: римские, британские, австрийские, венгерские, греческие и турецкие, — покрытые тонким слоем пыли, словно они долго пролежали в земле. Каждой из них, насколько я заметил, было не менее трехсот лет. В этой же куче лежало несколько цепей и украшений, некоторые с драгоценными камнями, и они все были пыльные и покрыты какими-то пятнами.

В углу комнаты виднелась массивная дверь. Я попробовал ее открыть, и она оказалась не заперта. Дверь привела меня через каменный ход к винтовой лестнице, круто уходящей вниз. Я спустился по лестнице, тщательно запоминая свой путь; было темно, ибо скудный свет падал только из бойниц в тяжелой каменной кладке. Внизу оказался мрачный, похожий на туннель проход, из которого исходил тошнотворный запах — запах разрытой могилы. По мере того как я продвигался по проходу, запах становился сильнее и удушливее. Наконец я потянул на себя еще одну массивную дверь, которая была чуть приоткрыта, и оказался в старой часовне, которая, очевидно, использовалась как склеп. Ее крыша была проломлена, и в двух местах виднелись ступени, ведущие к углублениям, где недавно копали землю, и земля эта лежала теперь в тех больших деревянных читках, которые привезли словаки. В часовне никого не было, и я поискал какой-нибудь другой выход из нее, но ничего не нашел. Тогда я осмотрел здесь буквально каждый дюйм Я даже спускался в углубления, откуда исходил неясный, тусклый свет, хотя такой поступок был настоящим ужасом для моей души. В двух я не обнаружил ничего, кроме обломков старых гробов и куч земли, но в третьем меня ждало открытие.

В одном из тех больших ящиков, которых привезли около полусотни, на куче свежей земли лежал граф! Он или был мёртв, или спал, я не могу сказать точно, поскольку его глаза были открыты и неподвижны, но без смертного оцепенения, и его щеки оставались теплыми, несмотря на их бледность, а губы были красны, как никогда. Не было ни малейшего движения, ни пульса, ни дыхания, ни сердцебиение. Я склонился над ним и попытался обнаружить хоть какие-то признаки жизни, но тщетно. Не может быть, чтобы он лежал там слишком долго, так как запах свежей земли улетучился бы через несколько часов. Рядом с ящиком стояла его крышка, в ней было проделано несколько отверстий. Я подумал, что, возможно, ключи от замка при нем, но когда начал искать их, встретился взглядом с его мертвыми глазами, и в них, какими бы мертвыми они ни были сквозила такая ненависть — хотя, похоже, он и не знал обо мне или моем присутствии, — что я бросился прочь из часовни, вылез через окно из комнаты графа, вернулся по карнизу в свою спальню и, тяжело дыша, упал на постель стараясь собраться с мыслями…

Сегодня — это дата, проставленная в моем последнем письме. Граф предпринял меры, чтобы все выглядело правдоподобно снова я увидел, как он, одетый в мою одежду, покинул замок через окно. Когда он, словно ящерица, спускался по стене, я пожалел, что у меня нет ружья или иного оружия, каким я мог бы уничтожить его. Однако боюсь, что его не уничтожишь оружием, сделанным одними лишь человеческими руками. Я не осмелился дождаться его возвращения, потому что боялся встретиться с теми потусторонними сестрами. Я вернулся в библиотеку и читал там, пока не уснул».

Появляется Дракула.

Дракула. Завтра, мой друг, мы должны расстаться. Вы возвращаетесь в вашу прекрасную Англию, а я — к моим делам, которые могут привести к тому, что мы никогда больше не встретимся. Ваше письмо домой отправлено; завтра меня здесь уже не будет, но для вашего путешествия все приготовлено. Утром придут цыгане — у них здесь кое-какие свои дела — и несколько словаков. Когда они уйдут, за вами прибудет мой экипаж, который доставит вас на перевал Борго, где вы пересядете на дилижанс, идущий из Буковины в Бистрицу. Но я все-таки надеюсь снова увидеть вас в замке Дракулы.

Харкер. Почему я не могу уехать сегодня вечером?

Дракула. Потому, сэр, что мой кучер и лошади отправлены по делу.

Харкер. С удовольствием пройдусь пешком. Я хочу отправиться немедленно.

Дракула. А ваш багаж?

Харкер. Меня это не волнует. Могу прислать за ним позже.

Дракула. У вас, англичан, есть пословица, которая близка моему сердцу, ибо ее дух как раз тот, каким руководствуются и наши бояре: «Добро пожаловать, гость приходящий, и поторопись, гость уходящий». Идемте со мной, мой юный друг. Разумеется, вы и часу не проведете в моем доме против своей воли, хотя я и опечален тем, что вы так внезапно пожелали уйти. Идемте. Но слышите?! (Поднимает руку.)

Слышится волчий вой.

Харкер. Я лучше подожду до утра.

Дракула выходит.

Из-за двери доносятся голоса и раздается женский смех.

Дракула (за дверью). Назад, назад, на места! Ваше время еще не настало. Ждите. Имейте терпение. Завтрашняя ночь — ваша!

Харкер. Завтра! Завтра! Боже, помоги мне и тем, кому я дорог! Я должен снова пробраться по стене и попасть в комнату графа. Возможно, он убьет меня, но сейчас смерть, похоже, самое меньшее из зол.

Сцена восьмая

Склеп.

Харкер спускается по лестнице, держась за стену и озираясь по сторонам.

Харкер. Тот большой ящик на прежнем месте, у самой стены. Он накрыт крышкой, но она не закреплена. Гвозди уже приготовлены, осталось только забить их. Я должен отыскать тело и найти ключ. (Снимает крышку и прислоняет ее к стене.)

Ой! Нечто наполняет мою душу ужасом. Граф выглядит так, словно его молодость наполовину вернулась: седые волосы и усы стали темными с небольшой проседью, щеки уже не такие впалые, бледная кожа порозовела; рот краснее, чем всегда, и на губах капли свежей крови, которая тончайшей струйкой течет с уголков рта и затем сбегает по подбородку и по шее. Даже глубокие горящие глаза кажутся сдавленными раздувшейся плотью, веки и мешки под глазами тоже вспухли. Это жуткое существо похоже сейчас на мерзкую пиявку, досыта насосавшуюся крови. Я должен найти ключ, или я пропал. Грядущей ночью мое собственное тело может стать пиршеством для тех трех жутких.

И это существо, которому я помогаю перебраться в Лондон, где, возможно, в течение последующих веков среди миллионов лондонских жителей он будет утолять свою жажду крови и множить круг полудемонов, жиреющих за счет беспомощных. Сама эта мысль сводит меня с ума. Нет, я освобожу мир от этого монстра. Под рукой нет никакого оружия, но вот это… (Хватает лопату и бьет графа.)

Голова графа поворачивается, и Харкер видит его глаза. Харкер бьет плашмя и наносит рубящие удары в лоб, а затем, отбросив штату, хватает крышку и закрывает ею ящик. Вдали слышится скрип колес и щелканье кнутов.

Я обязательно должен вырваться отсюда, когда они откроют входную дверь.

Выбирается из склепа и исчезает.

Сцена девятая

Библиотека.

Когда Харкер забирается в комнату через окно, дверь с шумом захлопывается.

Харкер. Я все еще пленник, и погибель опутывает меня своей сетью все больше.

Я слышу топот ног и звук, будто грузят что-то тяжелое, наверняка это те ящики с землей. Слышно, как стучат молотки: это заколачивают ящики. Теперь я снова слышу в холле тяжелый топот, к которому примешивается и более легкая поступь.

Дверь запирают, гремят цепи; ключ поворачивается в замке, и я слышу, как его вытаскивают; затем еще одна дверь открывается и закрывается; я слышу скрип замка и засова.

Чу! Через двор и дальше по горной дороге едут тяжелогруженые повозки, щелкают кнуты, и цыганский говор постепенно замирает вдали.

Теперь я в замке один с этими ужасными женщинами. Тьфу! Мина тоже женщина, но у нее ничего общего с ними. Они — настоящие демоны из преисподней.

Я ни в коем случае не останусь с ними. Я попытаюсь покинуть замок, прежде чем на меня нападут. (Берет золото со стола.)

Возможно, мне удастся выбраться из этого жуткого замка. И тогда скорее домой! Скорее на ближайший поезд! Прочь от этого проклятого места, из этой проклятой земли, где дьявол и его отродье все еще расхаживают во плоти!

По крайней мере, лучше уповать на Божью милость, чем на милость этих чудовищ, и пусть стена отвесна и высока. У ее основания человек может уснуть вечным сном… как человек. Прощайте все! Мина!

Вылезает из окна.