Дракула

РОНАЛЬД ЧЕТВИНД-ХЕЙС Рудольф

Поскольку вы настаиваете на том, чтобы я, как говорится, рассказала вам абсолютно все, я, пожалуй, начну с самого начала. Да, думаю, так будет лучше. Кто-то ведь должен знать, что произошло на самом деле, даже если я сама не могу поверить и половине всего случившегося. Но иного выхода нет, и вы сами это поймете, узнав из моего рассказа, как много странного случилось со мной. Меня зовут Лора Бенфилд, мне тридцать семь лет и три месяца, и до этого времени я спокойно и вполне счастливо жила в своем доме, который оставила мне моя мать вместе с небольшим доходом.

Я работала три дня в неделю, только подписывала концерты для фирмы, через которую заказывали и доставляли товары по почте, поскольку из-за слабого здоровья не могла заниматься чем-то более активным и требующим усилий и напряжения. Тогда-то в моей жизни и появился этот подонок Мишель Адлер и взорвал подо мной бомбу.

Что? Нет, не в буквальном смысле. Ради бога! Было бы гораздо лучше, если бы он поступил так. Какой все-таки он привлекательный подонок. Очень похож на Эррола Флина из фильма «Капитан Блад», который я дважды смотрела по телевизору. Само очарование! Он мог заставить птиц спуститься с ветвей деревьев, а червей выползти из-под земли и играть вместе с ним в классики.

Я познакомилась с ним в клубе «Байфлит». В тот вечер я играла в бинго и до фул-хауса мне не хватало всего лишь одного числа — одиннадцати, но удача в который раз отвернулась от меня, и выиграла эта корова с Тайбер-авеню. Выпало не одиннадцать, а пять и три — пятьдесят три, но именно этого числа ей и не хватало, чтобы закрыть фул-хаус.

Тогда я услышала его голос, голос истинного джентльмена, мягкий и спокойный, он произнес:

— Чертовски не повезло, дорогая.

И, повернувшись, я впервые увидела его.

Знаете, меня охватила невероятная слабость, колени просто подкосились, когда я взглянула на него, такого со мной никогда прежде не было, обычно я не заговариваю с незнакомцами. В его серых глазах мелькал какой-то озорной огонек. Вы понимаете, о чем я говорю?

По прошествии некоторого времени он предложил выпить по чашечке кофе в другом зале клуба, и я незамедлительно приняла его предложение, не без удовольствия отметив про себя, что Мод Перкинс видела, как я прошла, держа под руку этого сногсшибательного мужчину. Но когда мы расположились за столиком напротив ужасно огромного зеркала, которое какой-то неведомый мастер-садист укрепил на стене, так что оно занимало почти все помещение, я невольно задалась вопросом: а в чем же все-таки подвох?

Дело в том, что многие женщины, находившиеся там, от шестнадцати до восьмидесяти лет, бросали на него многозначительные взгляды, а я, честно говоря, никогда не блистала и ничего не могла ему предложить. Говорят, истинная красота открывается взорам очень внимательного зрителя, возможно, думала я, моему глазу не дано увидеть всю мою красоту. В любом случае только этим я смогла объяснить то, что он обратил на меня внимание.

После чашечки ароматного кофе он предложил поужинать в каком-нибудь небольшом спокойном ресторанчике, поскольку, поглощенный решением деловых вопросов, с самого завтрака не имел возможности перекусить. По-видимому, он заглянул в бинго-клуб, чтобы немного отдохнуть и отвлечься, — казалось, громкие голоса, выкрикивающие выпавшие номера, оказывали на него некое расслабляющее действие. Еще он добавил, что его привлекло необыкновенное выражение моего лица и определенное сочетание характерных черт, будто в моих глазах отражалась истинная красота моей души.

Никто прежде не говорил мне таких удивительных вещей, — быть может, вы подумаете, что я совершенно глупа, раз на меня подействовала подобная чепуха, но вы должны помнить, что у каждой обыкновенной, унылой, ничем не примечательной женщины есть и иная сторона натуры — яркая и интересная, но забитая в дальний угол, и вот она-то и пытается порой пробиться сквозь нерушимую броню обыденности. А он отлично знал, как найти подход: заказал превосходный ужин, изумительные вина, названия которых я не могу даже произнести, а когда он оставил официанту два фунта чаевых, я подумала, насколько он щедр и состоятелен и многое может себе позволить.

После ужина он проводил меня домой, и мне стало нехорошо от одной мысли, что сейчас он зайдет ко мне, поскольку в доме не проводилась генеральная уборка с тех самых пор, как не стало моей мамы, а я сама, честно говоря, не большой любитель заниматься работой по дому. Но он — Мишель — только рассмеялся в ответ, развеяв все мои глупые страхи, и сказал, что у каждого дома свой характер и просто невозможно чувствовать себя уютно и комфортно там, где все всегда стоит на своих местах и блестит безукоризненной чистотой.

Что касается крепких напитков, у меня в доме не было ничего, за исключением нескольких бутылок темного эля, но после тех изысканных вин и ликеров, которыми он угоним меня, я не могла предложить ему эту жалкую выпивку. Но он остановил свой выбор на чашке горячего чая, который сам и налил, предложив мне поудобнее устроиться в кресле и отдохнуть.

Мы долго разговаривали в тот вечер. Даже сейчас не могу не отметить, насколько умным и разносторонним был этот человек. Он столько всего рассказал мне о звездах, о том, что наш мир лишь один из великого множества подобных, и во вселенной должны быть миллиарды иных цивилизаций, и однажды очень умные, но смешные создания посетят нас или, наоборот, мы окажемся среди них…

Прошу прощения. Я не хотела прерывать свой рассказ и углубляться в обсуждение наших с ним бесед, но, когда я думаю о том, что все могло быть иначе, не окажись он негодным мошенником и плутом, мое сердце разрывается на части.

С тех пор он часто заходил ко мне в гости, а раз или два в неделю мы ходили куда-нибудь ужинать. Рестораны всегда были неизменно шикарными, но одна незначительная деталь мне показалась странной. Каждый раз после оплаты счета он вносил эту сумму в маленькую черную книжечку. Он объяснил мне, что такими мерами сможет добиться возмещения части расходов, но это звучало не очень правдоподобно, поскольку мой друг однажды объяснил мне, что только иностранным клиентам возможно получить какие-то скидки. Но я ничего не стала говорить Мишелю, справедливо полагая, что он лучше разбирается в этих делах.

Однажды мы заговорили на тему денег, он сказал, что большинство людей даже не осознают, что «сидят на миллионах», пока кто-нибудь не откроет им истину и не обратит на это должного внимания.

— Лора, давайте рассмотрим ваш случай, — сказал он, — если заложить этот дом, за него можно получить сорок тысяч фунтов стерлингов. При поддержке знающих свое дело людей в течение шести месяцев вы могли бы удвоить эту сумму, выкупить закладную и воспользоваться оставшимися тридцатью тысячами для следующих инвестиций в будущем. Именно такой практичный взгляд на ситуацию способствовал образованию и развитию финансового состояния многих людей. Поверьте мне, я знаю, поскольку сам так начинал.

Честно говоря, на словах все выглядело очень заманчиво, особенно принимая во внимание, как он это преподносил, но, когда я сказала, что пока не намерена закладывать дом своей матери, он ни на чем не настаивал, объяснив мне, что просто рассказал о возможном развитии ситуации, но упаси его бог силой влиять на мое решение. Но если я когда-нибудь задумаюсь над этим вопросом, он всегда будет рад помочь мне.

Семена, как говорится, упали на плодородную почву, если вы понимаете, что я имею в виду. Любой из нас найдет применение дополнительной денежной сумме, и сама мысль о возможном удачном инвестировании тридцати тысяч согревала меня. Поэтому однажды я сообщила ему, что хотела бы рассмотреть и изучить все возможные пути решения данного вопроса. И вот что получилось.

За три недели он обокрал меня и исчез со всеми деньгами. Он сам занимался всеми бумагами и документами, от меня требовалось лишь поставить свою подпись, присутствующий при этом молочник, засвидетельствовал отсутствие правонарушений. Сначала закладная на дом, потом растрата моих небольших сбережений, Мишель уверял меня, что это все мелочь по сравнению с тем, что у меня будет, когда он устроит все должным образом. Ввиду налогов и по причинам, с этим связанными, — как он пытался тогда объяснить мне все тонкости — все деньги за дом должны были перевести на его банковский счет…

Спасибо за носовой платок, сэр, — все эти маленькие кружевные вещицы, которыми он одаривал меня, совершенно бесполезны, когда слезы льются, подобно неудержимому водопаду, а именно это и происходит со мной на протяжении последних нескольких месяцев.

Что? Да, конечно… оказавшись в очень стесненных обстоятельствах, я была вынуждена искать другую работу. Дома не было, — оставшись без гроша в кармане, я ютилась в убогой комнатушке. Меня взяли на работу в небольшой магазинчик неподалеку, но это место мне совершенно не подходило. Из-за долгого стояния на ногах колени начинали нестерпимо ныть, а лодыжки распухали до невероятных размеров; а когда раздраженные и уставшие покупатели пытались сорвать на мне зло, я не сдерживалась и отвечала им, это не очень-то нравилось «их величествам», поэтому вскоре меня уволили.

Тогда я и прочитала это объявление. Видите? Я вырезана его из газеты:

Я уже вам говорила, что не очень люблю заниматься ведением домашнего хозяйства, но готовлю совсем неплохо, если, конечно, от меня не ждут каких-то изысков. А если джентльмен одинок, значит, в доме нет женщины, которая постоянно будет указывать мне на мои промашки и недочеты, — почему не рискнуть?

По голосу, ответившему на телефонный звонок, я поняла, что человек этот благородного происхождения. Он уверил меня, что необходимо прибыть прямо сейчас, и, назвав мистеру Акрудалу (следует произносить «Ак-ру-дал», должна признаться, мне потребовалось немало времени, чтобы привыкнуть) свое имя, я сразу вызвала такси, поскольку, устраиваясь на работу, не следует явно демонстрировать, насколько вы нуждаетесь в деньгах. Через четверть часа мы приехали по тому адресу, который джентльмен продиктовал мне по телефону.

Передо мной возвышался большой четырехэтажный дом, построенный в начале Викторианской эпохи, к парадному входу вела вереница потрескавшихся каменных ступеней. На самом здании и прилегающей к нему территории незримо лежала печать запустения и пренебрежения, в эту минуту я совершенно ясно представила себе одинокого холостяка, которому просто не приходило в голову навести здесь должный порядок.

Дверь открыл сам хозяин — мистер Рудольф Акрудал, высокий худощавый человек, определить возраст которого не представлялось возможным. Честно говоря, я так и не смогла решить, то ли передо мной измученный и основательно побитый жизнью тридцатилетний, то ли очень молодо выглядевший семидесятилетний мужчина. В густой массе темных волос сверкали серебристые пряди, как будто он красил потолок и расплескал на себя белую краску.

Описывая его внешность, не могу не отметить высокие скулы и крючковатый нос, а также два длинных клыка, слегка погрузившихся в нижнюю губу, а сами они были черные, я имею в виду губы. Кончики ушей слегка заострялись кверху, и, если к этому образу добавить его черные запавшие глаза, он выглядел будто дьявол, сошедший со старых полотен. На нем был плотно облегающий пиджак и широкие брюки, да, так и было, клянусь вам. Он несколько раз резко дернул головой и хрипло произнес:

— Мисс Бенфидц, не так ли? Добро пожаловать. Входите — не стойте на пороге. В любой момент может выглянуть солнце, а его свет губителен для моего здоровья.

И он буквально втянул меня в просторный холл, где воздух был влажным и спертым, возможно от большого количества сожженного жира. Каждая половица нестерпимо скрипела, едва вы делали шаг вперед, не говоря уже о внушительном куске штукатурки, упавшем с потолка как раз в тот момент, когда мистер Акрудал захлопнул входную дверь.

Он провел меня в гостиную, которая выглядела едва ли лучше, чем холл: почти все свободное пространство занимал огромный старый стол, а также стопки книг и кипы бумаг, разбросанных повсюду. В первый момент я подумала, что это особая комната, в которой хранятся всевозможные старые книги и давно прочитанные газеты. Но он перевернул одно из деревянных кресел так, что все громоздившееся на нем — включая огромного кота — соскользнуло на пол, и предложил его мне. Сам он едва присел на край стола и начал объяснять, что от меня требуется.

— Мои пожелания довольно просты. На завтрак — кровяная колбаса с тостами. На обед — свиная кровь, смешанная с фаршем. На ужин — то же самое. На ночь — стакан свиной крови. — И он пристально посмотрел на меня. — Что вы об этом думаете?

Я ответила смело, без всякого стеснения — в конечном итоге это всегда дает немалое преимущество:

— Откровенно говоря, сэр, мне бы такое не подошло, но, если это то, чего вы действительно хотите, я приложу все усилия, чтобы сделать ваши блюда настолько вкусными, насколько это возможно.

Он судорожно дернул головой вверх и вниз, и я могу поклясться, так порывисто сглотнул, будто от одной мысли о его любимой еде рот его непроизвольно наполнился слюной.

— Прекрасно. Мою последнюю экономку неизменно тошнило каждый раз, когда она видела, с каким удовольствием я поглощал фарш с кровью. Теперь уже все улажено. Итак, у вас полная свобода действий. Самое главное, неукоснительно следите за тем, чтобы я хорошо питался три-четыре раза в день, и можете делать все, что пожелаете.

— Спасибо, сэр, — ответила я. — Вижу, дел здесь предостаточно. А где располагается моя комната?

— Там, где вы сами выберете, — на всех этажах находится множество пустующих комнат. Сам я пользуюсь только этой и соседней, вам нет никакой необходимости бывать там. Что касается денег…

— Я как раз собиралась спросить вас об этом, сэр.

Он наклонился и, выдвинув из-под стола большой старый саквояж, поставил его около меня. Открыв его, я увидела, что чемодан до верху наполнен пачками банкнот — по пятьдесят фунтов, по десять и по пять. Мистер Акрудал пренебрежительно махнул рукой:

— Берите себе сами оплату — сто фунтов в неделю, а также сколько бы ни потребовалось на ведение хозяйства.

Я решительно покачала головой:

— Нет, сэр, так дело не пойдет. Для того чтобы все оставалось в целости и сохранности, я бы предпочла, чтобы вы куда-нибудь надежно спрятали этот саквояж и каждую педелю выдавали мне необходимую сумму.

На его бледном как мел лице появилось злое угрожающее выражение, и я подумала: не хотелось бы мне встать на вашем пути, сэр. Внезапно его мертвенно-бледное лицо окрасилось светло-серыми тонами; я была совершенно сбита с толку, поскольку никогда прежде не видела ничего подобного. Потом он медленно заговорил, намеренно разделяя слоги, так что мне потребовалось некоторое время, чтобы понять его:

— Ни… ког… да… не… с… порь… со… мной… же… н… щи… на… Де… лай… так… как… я… ска… зал…

Он до смерти напугал меня, и я уже собиралась сказать ему в ответ все, что думаю, и покинуть этот дом, но в тот самый момент мне припомнилась моя жалкая холодная комнатенка, два фунта и немного мелочи в сумочке, поэтому я только покорно кивнула и проговорила:

— Хорошо, сэр… успокойтесь, прошу вас. Я буду записывать все потраченные суммы и раз в неделю отчитываться перед вами.

Он действительно успокоился, но выглядел таким уставшим, будто внезапная вспышка гнева лишила его последних сил.

Я стремительно покинула комнату и, немного придя в себя после разговора с хозяином, начала исследовать дом. Кухня оказалась расположена в подвале, если, конечно, эту грязную и закопченную адскую нору можно было принять за место, где готовили пищу. Вы не поверите, но там была установлена старая, насквозь проржавевшая металлическая плита, которая нагревала древний котел с краном с одной стороны. Грубо сколоченный стол из сосновых досок развалился, как только я попыталась передвинуть его в сторону. Деревянные половицы насквозь прогнили, так что я едва не сломана лодыжку, провалившись ногой во влажную рассыпающуюся труху. Оглянувшись еще раз вокруг, я поняла, что кухня восстановлению не подлежит — это будет просто впустую потраченное время.

Выбрав для себя комнату двумя этажами выше, окна которой выходили на заросший сад, я приняла решение взять побольше денег из заветной сумки и купить переносную печь, работающую на жидком топливе, и полный набор кастрюль.

Но главный вопрос оставался неразрешенным. Когда этот старый дьявол собирается обедать?

Часы показывали двенадцать пятнадцать. Таким образом, разумно было предположить, что обед — свиную кровь и мясной фарш — следовало подавать около часа дня. Откровенно говоря, мне не хватало смелости спросить у мистера Акрудала, где мне искать эту отвратительную смесь — или каким-то образом приготовить ее, но в конце концов я спустилась в холл и обнаружила там круглую позолоченную емкость, наполненную примерно тремя пинтами густой крови, и объемный газетный сверток.

Я искренне сочувствовала моей предшественнице, которой неизменно становилось дурно, когда она видела, как ее хозяин с жадностью набрасывается на эту мерзость, особенно когда я почувствовала, что фарш — а также, скорее всего, кровь — определенно испорчены.

Я тщательно вымыла железную кастрюлю, переложила в нее сырой фарш и начала тушить его, используя вместо плиты старый фонарь с пламенем внутри, найденный в дальнем углу этой так называемой кухни.

Я основательно приправила эту ужасную смесь (кипящая кровь распространяла удушающее зловоние) солью и черным перцем, добавила мускатный орех, отобранный у тучного кота, игравшего им, как клубком.

Ровно в час дня я подошла к комнате хозяина с подносом в руках, по которому угрожающе скользила глубокая чаша с кипящим, ароматным, смешанным с кровью, пряным фаршем, мне даже удалось найти и помыть десертную ложку. Толкнув дверь коленом правой ноги и едва не споткнувшись о кучу хлама, лежавшего сразу у порога, я медленно прошла к столу, за которым сидел седовласый мужчина. Лицо его озарила искренняя улыбка, когда он увидел меня с подносом в руках, и, как только я поставила на стол перед ним глубокую чашу, он в нетерпении схватил ложку и начал поглощать малосъедобную массу.

Отталкивающее зрелище сопровождалось ужасными звуками. Он хлюпал и причмокивал губами, а все то, что не достигало цели, скатывалось вниз по его подбородку, оставляя темные следы. Когда чаша была уже наполовину пуста, он остановился перевести дух и выразил свое искреннее восхищение:

— Самое вкусное блюдо, которое я когда-либо пробовал, мисс Бенфилд. Вы талантливы… очень талантливы. Приготовьте мне на ужин то же самое, и не сомневаюсь, мы отлично поладим. Я узнал по вашему запаху, что наши с вами цели совпадают.

Я важно ответила:

— Бесконечно рада, что вы остались довольны, сэр, — и вышла из комнаты.

Я не поняла, что он имел виду, говоря про запах, и расценила его замечание как оскорбление.

Выполнив все требования моего нового хозяина, я задумалась над тем, что волновало меня саму. Тщательным образом исследовав дом, от чердака до подвала, я пришла к неутешительным выводам, полностью подтверждавшим мое первоначальное мнение, — пренебрежительное отношение привело к разорению и запустению, но благодаря планомерной усиленной работе в течение нескольких недель возможно было превратить это место в более-менее приемлемое для жизни. Но заниматься этим сама я не хотела. Поскольку деньги не имели для хозяина большого значения, я приняла решение основательно запустить руку в этот саквояж и нанять фирму по уборке домов, одну из тех, которая приводит в порядок офисы и выставочные залы. Тем временем я начала прибирать в маленькой спальне на третьем этаже, хорошенько выбила пыль из широкой двуспальной тахты — новая, она, наверно, стоила немалых денег, — протрясла несколько стеганых красных одеял, достала и постелила розовое постельное белье, отметив по нашивке, что когда-то в далеком прошлом наволочки и простыни относили в одну широко известную прачечную.

В доме я обнаружила три ванные комнаты и выбросила — говорю вам без малейшего преувеличения — все их содержимое в окно, спокойно наблюдая, как все это приземлилось на огороженный сырой участок. Две ванны были совершенно непригодны для использования: заполненные водой на шесть дюймов, с плавающими в ней остатками обуглившихся деревяшек и хлопьями золы, они подверглись длительному неумолимому влиянию времени и коррозии, которая привела к образованию нескольких сквозных дыр. Состояние третьей было не столь плачевным, мне удалось хорошо отчистить ее и удачно закупорить замазкой, которую когда-то в избытке использовали при ремонте перил лестниц. К пяти часам я освободила от явного мусора и грязи ту часть дома, в которой планировала разместиться, и решила, что пришло время подумать о себе и своих собственных нуждах.

Я зашла в комнату к мистеру Акрудалу и с отвращением заметила, что он тщательно облизал обеденную чашу, а по его жадному вопрошающему взгляду ясно поняла — он ждал, что я предложу ему добавки.

Я сказала:

— Сэр, мне потребуются деньги. Главным образом чтобы обеспечить себя продуктами питания, а кроме того, полностью привести в порядок дом, сверху донизу.

Он склонил голову набок и долго смотрел на меня, мало чем отличаясь в тот момент от умной собаки, которая пытается понять, что ей говорит хозяин. Затем из его горла вырвались хриплые звуки, напоминающие грозное рычание:

— Привести… в… порядок… сверху… донизу?

— Да, сэр. Прошу прощения, что вынуждена сказать вам это, но дом находится в ужасном состоянии. Я хотела предложить нанять фирму по уборке домов.

— Больше двух посторонних… посторонних людей… в доме?

— Понимаете, одной мне не под силу привести в порядок весь дом, но и жить в такой грязи просто невозможно.

Он наклонился, вновь выдвинул саквояж и небрежно поставил его на стол. Углубившись в изучение содержимого, он наконец извлек из его недр пачку банкнот достоинством пятьдесят фунтов стерлингов, в которой по крайней мере было не меньше семисот фунтов. В том момент, насколько я помню, он впервые поднялся со своего места и обошел вокруг стола, сжимая в одной руке пачку денег, а другой помогая себе сохранить равновесие. Сначала мне показалось, будто что-то не так с его левой ногой. Когда он приблизился, мысль о том, что он искалечен, ужасно искалечен, с пугающей ясностью застыла в моей голове, но ничто, кроме его небольшой хромоты, не указывало на это.

Он шагнул вперед, и поток воздуха донес до меня его зловонное дыхание.

Я едва не задохнулась, почувствовав смрад гниения, будто проникший сквозь толщу кладбищенской сырой земли. Резко отшатнувшись, я ощутила, как его пальцы стальным кольцом обхватили мою левую руку, и он со всей силы дернул меня к себе, так что наши лица оказались в нескольких дюймах друг от друга. Внезапно он улыбнулся, странная чарующая улыбка обнажила красивые белые зубы, и в это мгновение я забыла о его чудаковатой внешности, зловонном дыхании и всех неясностях, касающихся его самого; вместо этого меня окатила волна невероятного волнения, причины которого я была не в силах потом объяснить. Как сквозь пелену тумана, я услышала его голос, волнующий шепот проникал в самые глубины моего сознания:

— Вы можете делать в доме… все, что пожелаете… дом полностью в вашем распоряжении… но никогда… никогда… не позволяйте посторонним… переступать мой порог. — Он улыбнулся еще шире, но я была настолько очарована им в тот момент, что даже не обратила внимания на длинные выступающие клыки. — Надеюсь, вы меня поняли. Если работы по дому слишком много… оставьте все как есть. Вы можете заниматься только приготовлением ваших восхитительных и ароматных блюд, большего я от вас не требую.

Он отпустил меня, резко вложив деньги мне в руку, и, вернувшись за стол, углубился в чтение какого-то старого документа.

Почувствовав, что ноги вновь подчиняются мне, я опрометью бросилась из комнаты в холл и, стремительно поднявшись по лестнице, укрылась в своей спальне. Все еще крепко сжимая в левой руке внушительную пачку денег, я даже думать не смела о том, чтобы покинуть этот странный дом и обратиться за помощью в христианскую организацию помощи молодым женщинам, поскольку даже самая бескорыстная душа поддалась бы искушению обладать немалыми деньгами, которые ей настойчиво предлагают, не много требуя взамен.

Но была и другая причина, по которой мне теперь стало неимоверно трудно покинуть этот дом, даже несмотря на то, насколько пугающим и опасным это могло быть.

Рудольф Акрудал был, без сомнения, уродлив и омерзителен, в нем было что-то зловещее, отчего иногда становилось не по себе, но теперь я знала, что он может излучать такое очарование, которое рано или поздно я сочту непреодолимым.

Моя работа была однообразна и монотонна, но однажды я все же была искренне удивлена.

Все заказы мистера Акрудала, а также то, что требовалось непосредственно мне, доставлял местный мясник, который каждое утро оставлял на пороге нашего дома бидон и увесистый сверток. Хотелось бы добавить, что мое пряное блюдо из фарша настолько понравилось хозяину, что он теперь больше ничего другого не ел, даже кровяную колбасу; именно этот факт и заинтересовал мясника, с которым я рассчитывалась за продукты каждую пятницу.

Подсчитав общую сумму на специальном кассовом аппарате, он выдавал мне чек и, самоуверенно усмехнувшись, каждый раз обращался ко мне с вопросом:

— Скажи мне правду, дорогуша. Какого черта он делает со всем этим? С самого начала меня предупредили, что фарш должен быть теплым, жидким и вонючим, а кровь — густой.

Я неизменно давала один и тот же ответ:

— Это касается только мистера Акрудала и меня.

Но через какое-то время необходимость поговорить с кем-то, кто хорошо ко мне относится, одержала верх над осторожностью и предусмотрительностью, и я наконец призналась, что готовлю из этого кровавого месива любимое блюдо мистера Акрудала, которое он всегда хвалит. И несмотря на то что мистер Редвинг — так звали мясника — подверг сказанное мной большому сомнению, я видела, что он отчаянно хочет этому поверить и, несомненно, поделится такой новостью со всей падкой на сенсации общественностью.

Однажды, упаковывая мне лучшую часть вырезки, он спросил:

— Представляете, никто не знает, как он на самом деле выглядит, он никогда не выходит на улицу при свете дня. Правда, что под волосами у него рога?

В ответ я только устало вздохнула:

— Конечно нет. Все не так плохо, как вы думаете. Не будьте глупцом.

Думаю, именно тогда я почувствовала, что за домом наблюдают. Они старались не привлекать к себе внимания, но иногда в припаркованной неподалеку машине или в тени старого дерева я видела, как мелькали чьи-то смутные силуэты. У меня создалось впечатление, что это смуглые, приземистые, сутулые люди, но поскольку я никогда не видела их вблизи, то ни в чем не могу быть уверена. Я спокойно относилась ко всему происходящему, полагая, что это вызвано немалым интересом к тому, что происходит в доме, и эти назойливые любопытствующие просто надеются увидеть мистера Акрудала в одном из окон дома.

Я оборудовала другую кухню на первом этаже: поставила там одну из новейших кухонных плит, дополненную духовкой и грилем, купила новый стол, холодильник и раковину. Чтобы провести в дом рабочего и правильно установить раковину, пришлось даже прибегнуть к небольшой хитрости: надев рабочий комбинезон, я время от времени, будто случайно, появлялась в комнате хозяина и отчаянно жаловалась на то, как жестоко и несправедливо заставлять заниматься слабую женщину этой мужской работой без какой-либо помощи.

Он не произносил ни слова, но каждый раз пытался спрятаться за огромным томом, который выглядел так, будто долгие годы хранился в сыром подвале. На самом деле все книги в той комнате производили именно такое впечатление. В любом случае к концу первого месяца службы я обустроила окружающее меня пространство настолько комфортно, насколько только могла, и более-менее привыкла к странной, непонятной мне атмосфере, господствующей в доме. Но попытка обуздать мое любопытство — от которого, как говорила моя покойная матушка, кошка сдохла — потерпела сокрушительное поражение, и это не давало мне покоя.

Например, он никогда не разрешал мне заходить в свою спальню или переставлять книги в этой ужасной комнате, где он проводил почти все свое свободное время.

Поэтому я еще раз тщательно осмотрела весь дом и пришла к выводу, что мистер Акрудал живет здесь очень давно.

Я нашла газеты, датированные 1870 годом, в которых было объявлено об отречении от престола Наполеона III. Шкафы были просто переполнены всевозможными периодическими изданиями, некоторые, казалось, даже ни разу не открывали, в других зияли прямоугольные отверстия, на месте вырезанных когда-то абзацев или целых статей. В недрах одного из шкафов я обнаружила книги в скромных простых переплетах, без указания имен авторов и названий; сами тексты были написаны на незнакомых мне иностранных языках, прочитать их мне было бы не под силу и через тысячу лет.

Я уже собиралась поставить одну из книг на место, как вдруг заметила, что из нее выскользнул лист бумаги, вложенный между страницами. Испугавшись, что это могла быть закладка, я поспешно подняла его, но, к своему удивлению, обнаружила написанное от руки письмо, к счастью на английском языке.

Прошу вас, сэр, поверить мне, как правило, не в моих привычках совать нос в корреспонденцию других людей; моя мать воспитала меня должным образом. Но когда вас снедает любопытство и вы отчаянно желаете знать, кто — или что — ваш хозяин, вы были бы святым — к сожалению, этого нельзя сказать обо мне, — если бы не прочитали пары строк, торопливо написанных на листе бумаги.

Я помню каждое слово.

Вот и все. Я вложила листок обратно в книгу и поставила ее на место. Взяв себя в руки и успокоившись, я решила хорошенько все обдумать. Когда я была ребенком, мой отец несколько раз пытался следовать практике «абсолютного воздержания», что означало ни в каком виде не употреблять спиртное. В действительности его благих намерений хватало примерно на две недели.

Но я никогда не слышала, чтобы выпивку называли «основной питательной жидкостью» — хотя отец, может быть, только так и думал, — и, конечно, не сталкивалась с мнением, что отказ от спиртного приведет к старению тела. Всегда думала, что происходит с точностью до наоборот.

И диета моего работодателя главным образом состояла из употребления крови и тухлого мяса. Я всегда считала, что единственной питательной пищей, которую он когда-либо ел, была кровяная колбаса, употребляемая по утрам. Но в последнее время он отказался от прежнего завтрака.

Кровь!

Могло показаться, что моему хозяину, для того чтобы поддерживать себя в хорошей форме, следует употреблять кровь в том или ином виде. Но судя по письму мистера X., он не получал ее в необходимом количестве — или качестве.

Да, сэр, я видела немало фильмов ужасов, и у меня в голове закономерно возник вопрос: кто не может существовать без кровавой диеты? Ответ нашелся моментально.

Вампир.

Бесполезно было называть себя глупой выдумщицей, снова и снова повторяя, что вампиров не существует, поскольку мой охваченный кровавой агонией разум услужливо подбросил мне следующий вопрос: откуда ты знаешь, что их нет? И я вспомнила его длинные клыки… Внезапно разыгравшееся воображение нарисовало невероятную картину, наполненную цветом, звуками и прикосновениями: одной огромной рукой он с силой удерживал меня, другой разрывал ворот платья, обнажая мою нежную шею, его горячее зловонное дыхание коснулось кожи… внезапно острая боль пронзила мое тело, и я, словно девственница в первую брачную ночь, испуганная, судорожно глотающая воздух, вся затрепетала от восторга.

— Мы подсчитали на днях, — сказал однажды мистер Редвинг, заломив набок свою соломенную шляпу, — что твой хозяин, должно быть, съел тухлого фарша в несколько раз больше, чем весит он сам. Ест ли он какие-нибудь овощи? Или салат?

Я совершенно не умею лгать, поэтому только покачала головой.

— Думаешь, нет… Моя жена говорит, что, если употреблять в пищу одно мясо, и больше ничего, так недолго и до цинги. Это как раз произошло с моряками Нельсона. Надеюсь, о себе ты заботишься лучше, дорогуша.

— Конечно, я ем много фруктов и салата. Но неужели это правда про цингу?

— Не сомневайся. Спросите у любого доктора. Каждому необходима сбалансированная диета.

По прошествии трех дней я пришла к выводу, что сама мысль о том, что мистер Акрудал — вампир, смехотворна и не выдерживает никакой критики. Или, по крайней мере, постаралась себя в этом убедить, что, в принципе, одно и то же. Но на некоторые неоспоримые факты нельзя было просто закрыть глаза: во-первых, странная диета моего хозяина, а во-вторых, бесспорно, письмо, которое, для собственного спокойствия, я никогда не должна была читать.

Теперь же обрывки сведений, полученные от мистера Редвинга, попав на благодатную почву, породили массу догадок, выдвинув на первый план самую невероятную и фантастическую. Если белковая диета в подавляющем большинстве случаев приводит к цинге, а значит, к смерти, мистер Акрудал должен был давно умереть. Но если задуматься о состоянии здоровья моего хозяина в целом, единственным разумным ответом было бы — мистер Акрудал вполне здоров.

Насколько я знала, он не занимался никакими физическими упражнениями, не считая его передвижений из кабинета в спальню, а временами посещений ванной комнаты. По-видимому, там он принимал ванну, хотя я была готова поклясться чем угодно, он никогда не купался и не брился, лицо его всегда оставалось гладким.

Я прожила в доме уже более трех месяцев, когда внезапно появилась Дженис.

Она возникла на пороге парадного входа, открыв дверь, по-видимому, своим собственным ключом. Симпатичный, самоуверенный подросток — так, по крайней мере, она выглядела, — одетый в белый свитер в красную полоску и вытертые джинсы. Черные растрепанные волосы, густые брови и черные, сверкающие голубыми всполохами глаза. На обаятельном, немного скуластом лице играла едва уловимая насмешливая улыбка, а красивая белая кожа указывала на отменное здоровье девушки. Внимание привлекли ее руки: мягкие, правильной формы, с тонкими длинными пальцами. Когда она заговорила, голос звучал немного хрипло и явно проступали нотки иностранного акцента.

— Привет. Только не говорите мне, что вы новая кухарка и помощница по дому! Я Дженис, в некотором роде племянница этого старого затворника.

Я ответила:

— Рада познакомиться с вами, мисс. В течение трех последних месяцев я работаю экономкой в доме мистера Акрудала. Я сообщу вашему дяде, что вы приехали.

Она рассмеялась, как давно в этом ужасном доме не звучал мелодичный, согревающий душу смех, и покачала головой, так что ее темные волосы, подхваченные ветром, рассыпались по плечам.

— Не надо. Я хочу устроить сюрприз этому старикашке.

И пока я сердито хмурилась, потому что сама никогда не произносила ругательных слов, не говоря уже о непочтительном обращении к старшим, она надменной походкой миновала холл и без стука вошла в комнату дяди.

Внезапно раздался оглушительный рев, похожий на рычание льва, неожиданно получившего дополнительную порцию мяса. Проходя мимо открытой двери комнаты, я стала свидетелем невероятного зрелища, которое одновременно и потрясло, и возмутило меня до глубины души.

Она — Дженис — сидела у него на коленях, а мистер Акрудал, спустив свитер с ее левого плеча, припал губами к обнаженной нежной плоти, и эта бесстыжая девчонка довольно смеялась, откинув голову назад и повернувшись непосредственно к двери, так что глаза ее были устремлены прямо на меня. До сих пор эта картина во всех подробностях мысленно стоит у меня перед взором: молодая девушка, лицо которой сияет и светится от счастья, и мистер Акрудал, припавший к ее обнаженному плечу, как будто собирается ее съесть.

В тот момент я ощутила, что к уже привычным запахам, наполняющим этот дом, примешивается еще один — запах страсти. Но страсти не в обычном ее понимании, которую могут порой испытывать даже такие забытые и покинутые всеми женщины, как я, но нечто чуждое и неподвластное разуму, отчего по телу у меня забегали мурашки. Но я была не в силах двинуться с места, просто стояла и смотрела на них; внезапно меня окатила волна нового чувства, отчего я испытала отвращение к самой себе.

Ревность.

Охваченная всевозрастающей завистью, я отчаянно желала, чтобы все это он делал со мной.

Колдовские чары рухнули в тот момент, когда он разорвал на ней шерстяной свитер, обнажив большую часть спины, девушка соскользнула с его колен, перекатилась по полу и грациозно вскочила на ноги, подобно изящной и ловкой дикой кошке. Она замерла и, пристально глядя мистеру Акрудалу в глаза, жестом приказала ему не двигаться с места.

— Успокойтесь. — В ее голосе звучала угроза. — Я тоже одна из нашей семьи, вы не забыли? Все еще… хорошо это или плохо. За нами наблюдает человек… И происходящее набирает силу.

Девушка повернулась в мою сторону, и наглая самоуверенная усмешка заиграла на ее губах, так что я с трудом сдержалась, чтобы не отхлестать ее по гладким белым щекам. К счастью, гнев охладил мой пыл, и я благополучно добралась до кухни. Позже, взбивая омлет из пары яиц, я утешала себя мыслью о том, что, если эта молоденькая стерва захочет есть, ей придется самой приготовить себе обед.

Минут через десять Дженис зашла ко мне на кухню, разорванный свитер был скреплен английскими булавками, но не прикрывал обнаженного плеча.

— Чем я могу вам помочь, мисс? — спросила я тоном, ясно означающим, что ее присутствие мне неприятно. По крайней мере, я вложила в вопрос всю свою неприязнь, но это не возымело должного эффекта.

Она вновь окинула меня насмешливым взглядом и села на стол, положив ногу на ногу:

— Вы тайно вздыхаете по этому старикашке? Не смущайтесь, не вы первая, даже несмотря на его отталкивающую внешность. Независимо от этого, вы вновь приползете к нему.

— Бесстыжая девка!

Она наклонилась и едва не коснулась моего подбородка:

— Я? Полагаю, вы мечтаете ударить меня. Даже не пытайтесь. Я могу переломить вам позвоночник в трех местах прежде, чем вы поднимете руку. — Она захихикала и склонила голову набок. Несмотря на гнев и раздражение, я не могла не заметить, как она очаровательна. — Забавно, как вы, люди, притворяетесь испуганными, но тут же готовы на все, едва вас коснется внимание одного из потомков графа. И все из-за этого запаха, приводящего в движение древние устоявшиеся механизмы.

Я села на стул и судорожно вздохнула: хотя я прекрасно понимала, что завеса тайны должна быть сорвана и самая неприглядная правда предстанет перед взором, несмотря на но, любопытство вело отчаянную борьбу со всепоглощающим страхом. Наконец я спросила:

— Для чего вы все это говорите, мисс?

Как эта маленькая дрянь рассмеялась! Она подошла ко мне ближе и положила свою красивую ладонь на мою ногу, от ее прикосновения тайная страсть, так успешно сдерживаемая мною, освободилась от оков и мое тело охватило неудержимое пламя желания. Разорванный свитер вновь соскользнул с ее плеча, должно быть, от неосторожного движения расстегнулась булавка, и я увидела ее округлую красивую грудь… и… о боже! Я не понимала, где нахожусь в тот момент и что за древние потаенные механизмы внезапно запустили в моем теле, но дом оказался во власти зла, — должно быть, так произошло, хотя что, черт возьми, для нас зло? — поскольку ничем иным я не могла объяснить неудержимый рой мыслей, кружащихся у меня в голове. Внезапно в тишине кухни зазвучал ее низкий волнующий голос с легким иностранным акцентом:

— Да прекратите же! Только не говорите мне, что до сих пор не знаете правды. Долгих три месяца жить в его доме, смотреть на него, чувствовать его запах и не узнать в нем вампира во втором поколении? Сына графа? Рано или поздно он будет обладать вами, и, испив его страсть до последней капли, вы поймете, что никогда прежде не испытывали подобного, а примерно через год вы родите маленького полукровку, дитя вампира и человека.

— Нет! — вскричала я, но ее безудержный смех заглушил мои крики.

— Да. Да… да… да. Медленно, неторопливо воспламеняется его страсть и взрывается мощным яростным пламенем. После близости с моим богом, князем тьмы Рудольфом, в каком-то смысле моим дядей, ни один юный жеребец больше не сможет доставить вам истинное удовольствие. Но, — она склонилась надо той и провела указательным пальцем вниз по ложбинке между моих грудей, — догадываетесь? Он, потомок одной из самых древних династий в мире, стыдится быть тем, кто он есть на самом деле, — сыном самого могущественного вампира! Он отказывается губить людей, выпивая их кровь без остатка, не желает принимать бесценную жидкость из графина. Довольствуется свиной кровью и питательным фаршем. Вот почему он так странно выглядит. Все, что ему необходимо, — хоть раз насладиться человеческой кровью, и тогда, о боже, вы заметите поразительные изменения. Когда я начинаю его уговаривать и соблазнять открывающимися перспективами, порой кажется, будто он готов уступить, но… так до сих пор и не сдался. Я не остановлюсь ни перед чем, но достигну своей цели…

Силой воли усмирив разыгравшиеся чувства, я собрала воедино все свое мужество и решительность, приправила их толикой гнева и ринулась в бой:

— Вы маленькая вульгарная девка, мисс. По крайней мере, так назвала бы вас моя престарелая матушка. Должно быть, у вас не голова, а сточная канава, но настолько сложно устроенная, что вы не понимаете разницу между правдой и вымыслом. Полагаясь на свое здравомыслие, я могу предположить, что этот грязный старик просто душевнобольной или, если вам больше нравится, сошел с ума, но я, черт побери, собираюсь немедленно убраться из этого проклятого дома.

Она ласково коснулась моей щеки, но я в ярости оттолкнула ее руку.

— Вы не сможете. Пути назад нет. Он стал частью вашей жизни, его запах в вашей крови. И если на мгновение предположить, что вы действительно так сильны и смогли бы уехать, стражники тьмы просто не отпустили бы вас. Они следят за домом с самого вашего приезда. Присматривают за вами. Как только они выйдут на ваш след, они не отпустят вас, пока не превратят в дряблый мешок костей, выброшенный в сточную канаву. Тайна нашей семьи должна оставаться неприкосновенной.

Я закрыла глаза и отчаянно зашептала слова молитвы.

— Позвольте мне не поверить вам, я знаю, что незримые ангелы охраняют меня и никогда не оставят меня в беде. Никогда.

В ответ она вновь безудержно рассмеялась. Леденящий страх сковал мое тело, и впервые я осознала, что моя душа заточена в замке, возвышающемся у подножия огненной горы, и только смерть освободит ее. А на бескрайней равнине, раскинувшейся, насколько хватало взгляда, ждут демоны, безымянные, питающиеся живительной влагой и вдыхающие свои огненные мечты в наши сонные головы.

Большие красивые руки нежно погладили мои обнаженные бедра, и, поддавшись искушению, я уступила.

— Отведи меня к нему! — кричала я. — Отдай меня ему.

Она едва слышно рассмеялась:

— Для этого я и приехала. Дядя Рудольф, должно быть, не спит и ждет нас, ему предстоит столько всего сделать. Например, повернуть время вспять. И он должен получить самое необходимое, чтобы вновь выглядеть молодо.

Дженис обняла меня за плечи. Мы вышли из комнаты и начали медленно спускаться вниз по лестнице. Понимание того, что должно произойти, яркой вспышкой озарило мое затуманенное сознание, и, проходя через холл, я из последних сил начала сопротивляться неизбежному, но едва я взглянула на него — бессмертного сына Дракулы, — в ожидании сидящего на столе, внутри меня как будто взорвалась бомба, страх парализовал тело, и я провалилась в кромешную тьму, изредка прорезаемую огненными вспышками; казалось, будто все пять чувств слились воедино или появились новые.

Скажите мне, сэр, должно быть, вы знаете: действительно ли человек обладает дополнительными чувствами, которые дремлют внутри нас, и пробудить их можно, только создав иные условия?

Они — мистер Акрудал и эта дрянная девчонка — что-то сделали со мной: мне чудилось, что я лечу вниз по бесконечному туннелю через дни, недели, месяцы и даже года, иногда они разрешали мне поднять голову и выглянуть в вентиляционный люк.

Они похоронили меня? В противном случае почему я до сих пор ощущаю давящую со всех сторон тяжелую влажную массу, вдыхаю насыщенные ароматы земли, давшие мне благостное полузабытье? Время от времени он склонялся надо мной, пристально глядя мне в глаза, его лицо изменилось и удивительно помолодело. Внезапно я осознала, что его истинная красота всегда скрывалась за неприглядным фасадом.

Моя кровь темнела на его губах, моя жизненная сила зажгла свет в его глазах; слабость боролась с энергией, трепещущей в жилах; кровь заменили чем-то новым, неизвестным. Удивительно, но я не помню, чтобы иное чувство, кроме бесконечного счастья, посещало меня в этом долгом сумеречном сне. А если быть точнее, волны блаженства и удовольствие все время мерно укачивали меня. Я смутно осознавала, что где-то на пути к вечности мне пришлось свернуть в сторону и я никогда не вернусь назад, но даже такая перспектива не могла омрачить мою радость от обладания бесценным подарком.

Я четко осознала в тот момент, сэр, что страх и ужас могут легко измениться, вместо черного став ярко-красными. Вы понимаете меня?

Родовые боли были несильными.

Такое ощущение, будто вам вырывают зуб, а обезболивающее не до конца еще подействовало. Как я уже сказала, смертельный страх из пугающе-черного превратился в ярко-красный, во время родов я почти все время будто парила, окутанная со всех сторон красноватым туманом. Я видела эту девку (только теперь она была не молода), как она медленно двигалась, чувствовала ее руки на своих разведенных ногах, но когда они с мистером Акрудалом говорили, их голоса звучали тихо, будто издалека, и я не могла понять ни слова.

Внезапно острая боль пронзила мое тело, разрывая его на части, минуты на две я пришла в себя и ощутила нестерпимые муки, животный ужас и… осознание… осознание того, что я стала источником жизни, как вдруг мистер Акрудал, князь Рудольф, заполнил мое сознание прекрасными картинами, так что боль, страх и осознание происходящего исчезли, а я вновь погрузилась в состояние безмятежности, уюта и спокойствия.

Очнулась я в своей кровати.

То, что породило мое тело, лежало в черной деревянной колыбели, и, когда оно, подняв голову, зашипело на меня, я закричала и натянула широкие ремни, сковывавшие мои движения. Даже сейчас, сэр, когда прямо за этой дверью меня подстерегает самое ужасное, что может произойти, мое тело сковывает ледяной страх, когда я думаю об этом крошечном личике, искаженном гримасой, шипящем, как змея, и плюющемся… Нет, умоляю вас, не просите меня описать его. Не надо, пожалуйста… Бледный и худой, с двумя выступающими зубами и черными мерцающими глазами… да, у него змеиные глаза… Черная мамба… Рудольф был бесконечно нежен со мной — Дженис исчезла, ее я больше не видела; снова и снова он успокаивал меня и объяснял, что со временем ребенок изменится до неузнаваемости, станет обаятельным и красивым, подобно всем чистокровным вампирам до четвертого поколения. Этому способствует правильное питание. Но… но… да, сэр, со мной все в порядке, минуточку… но я должна рассказать вам… должна… он сказал, что первые несколько недель я должна… кормить… кормить это существо… как хорошо, что Рудольф все мне объяснил… ему было нужно не молоко… поэтому он не сосал грудь… а кусач… жевал… жевал… иногда даже откусывал… откусывал.

Прошло две недели, и они забрали от меня это существо. Возможно, только благодаря этому я окончательно не потеряла рассудок, потому что на руках и на ногах у него начали появляться крошечные коготки, меня успокаивали, что со временем они исчезнут, подобно тому как выпадают молочные зубки у маленьких детей.

Рудольф — он стал невероятно красивым — кормил меня тушеным фаршем, вкус которого не казался мне таким противным, — возможно, я просто не задумывалась тогда об этом. Я начала восстанавливаться после родов, хорошо прибавляла в весе, и, когда я наконец окрепла — и ни днем раньше, он на самом деле был очень заботливым, — Рудольф, крепко сжимая мою руку, рассказал мне обо всем, что я должна была знать.

На самом деле он мечтал лишь о том, чтобы в мире и спокойствии проводить вечность, писать историю своей прославленной семьи, но время от времени он должен был производить на свет потомство, они были полукровками, но в свою очередь сами несли кровь Дракулы, смешиваясь с людьми. И только женщина, которая сумела справиться со своими страхами и провести в этом ужасном доме не менее трех месяцев, удостаивалась чести стать матерью вампира.

Рудольф улыбнулся, обнажив свои острые белые зубы. Как он привлекателен, в который раз подумала я.

— Примите мои поздравления, дорогая. Мы рассматривали много кандидатур, избранных были единицы.

— Что теперь будет со мной? — спросила я.

Он глубоко вздохнул:

— Зачем вы задали мне этот вопрос? Что бы я ни сказал, ответ причинит вам боль. Я должен убить вас, но не смогу этого сделать, я не настолько жесток. Поэтому я собираюсь вас отпустить. Если с вами что-то случится, я буду знать, что сделал все возможное и не причастен к вашей гибели. Прошу вас, последуйте моему совету, уезжайте как можно дальше от дома. Путешествуйте днем, стражи не любят дневной свет: едва попав под прямые солнечные лучи, они начинают жалобно хныкать и прятаться во мраке. Не могу пообещать вам долгой жизни, но в течение длительного периода времени вы сможете успешно избегать стражей. Вы можете рассказать кому-нибудь, что с вами произошло, если, конечно, захотите, вашему разуму станет легче. Никто не поверит вам, но рассказ будут передавать из уст в уста, и, возможно, через какое-то время он превратится в мистическую легенду. Но если кто-то поверит и начнет заниматься расследованием — стражам будет больше работы.

Стражи.

Он всегда произносил это слово по-особенному, как будто оно ему было неприятно, и джентльмен не мог позволить себе обсуждать его значение. Довольно странно, я никогда прежде об этом не задумывалась, но где-то глубоко в подсознании отчетливо знала, какая меня ожидает судьба. Та молоденькая стерва совершенно ясно дала мне это понять.

Пытаясь заглушить тяжелые мысли, я задумалась, кто приготовил этот изумительный вкусный ужин, сервированный на деревянном подносе, и пришла к выводу, что, по всей вероятности, сам Рудольф. Одаренная семья, а по необходимости и домовитая. В конце концов, первый граф превосходно готовил для Джонатана Харкера, а кроме того, прибирал его кровать. Да, как ни странно, он дал мне почитать «Дракулу».

И вот наступило утро прощания, Рудольф поцеловал меня в губы, а я, как всегда, едва не лишилась чувств, ноги плохо держали меня — вы не поверите, как он был прекрасен, обаятелен и молод.

Мой багаж ждал меня в холле, но я сомневалась, что он мне пригодится, только не теперь. Дженис открыла дверь, вызывающе усмехаясь, но я не стала обращать на нее внимание. Должна признаться, я бы чувствовала себя намного счастливее, покидая этот дом, если бы перед отъездом получила возможность остаться с ней наедине всего на час, зная, какими обязательствами она связана.

— До свидания, — прошептал Рудольф. — В вашей сумочке достаточно денег. Больше, чем вам когда-либо понадобится.

Такси уже подъехало, и кто-то — думаю, Рудольф — вынес багаж и поставил его у моих ног. И вновь я впала в забытье и ничего не могла вспомнить, пока такси не остановилось около одного сомнительного вида отеля. Водитель бросил через плечо:

— «Империал», мадам. Мне было сказано доставить вас сюда.

Должно быть, я потеряла сознание или произошел скачок во времени, вперед на несколько часов, поскольку я совершенно ничего не помнила до того, как открыла глаза и поняла, что лежу на широкой двуспальной кровати, бесцельно рассматривая потрескавшийся потолок.

Хотите услышать действительно странное и необъяснимое? Я тосковала по ужасному старому дому, по Рудольфу и даже по этой стерве Дженис. Думаю, я бы провела дня три в полном спокойствии, наслаждаясь едой и сном, а возможно, осталась бы в этом отеле до тех пор, пока не кончились бы все мои деньги, если бы не увидела из окнаих.

Должно быть, недавно начало смеркаться, улицы были залиты серебристо-золотым светом фонарей, из окна своей комнаты я прекрасно видела черную машину, припаркованную напротив на другой стороне, и три-четыре темные фигуры, облокотившись на нее, пристально смотрели на мои окна. Одетые полностью в черное, с вытянутыми собачьими лицами: сильно выступающий вперед рот, черные губы, приплюснутые носы, остроконечные уши и блестящие красные глаза. Я едва смогла выдохнуть:

— Стражи!

Я забыла про них.

Я села у окна и наблюдала за ними всю ночь. Насколько я заметила, ни один из них не пошевелился, пока первые лучи солнца не осветили серые крыши домов. Тогда все они сели в машину и уехали.

Через десять минут я покинула отель и с тех пор постоянно передвигаюсь. Но стражи действительно не теряют меня из виду, они не оставляют меня и, скорее всего, даже сейчас находятся где-нибудь поблизости. Несколько раз я их замечала, но они предпочитают держаться на расстоянии — видимо, мой час еще не пробил. Когда я уеду отсюда, сэр, прошу вас, ради вашей безопасности, подождите немного, прежде чем последовать за мной. Нельзя допустить, чтобы они заметили ваш интерес ко мне. Возможно, вам ничего не грозит, поскольку Рудольф разрешил мне рассказать кому-нибудь эту историю, но лучше не рисковать.

Что ж, мне пора идти. Спасибо вам за то, что так внимательно выслушали меня… и заказали этот опьяняющий напиток, мне стало намного легче и спокойнее. Время еще не наступило, вы пока можете выйти, смешавшись с толпой. Сегодня прекрасная ночь… полнолуние… «волчья луна» — так иногда ее называют. Удачи, сэр… удачи…