Дракон для жениха [СИ]

Глава 29

Ночь в монастыре пролетела быстро; не успел пан Иохан сомкнуть глаз, как пора уж было подниматься. Умывался и одевался он с особенной тщательностью (благо, саквояж его был снова в его распоряжении), словно собирался на столичный прием, а не в сомнительное верховое путешествие по дикой местности. На Фреза, который ночевал в одной с ним комнате, он не глядел, и не говорил с ним. Фрез тоже совершал утренний туалет с полной серьезностью и сосредоточением, и тоже не глядел на соседа. В дверях они, однако, столкнулись, и возникла минутная заминка: каждый норовил пропустить вперед другого.

В трапезной за одним большим столом собрались все, кто собирался сопровождать королевну в страну Драконов; вся ее небольшая свита. Тут же пристроился и сам преподобный, который сидел, чинно сложив руки, и умильно-отеческим взглядом оглядывал поочередно всю компанию. Разговор при нем не клеился, да и не хотелось никому много разговаривать, по всей видимости. Пан Иохан глаз не сводил с посланницы Улле, и плевать ему было на приличия: со вчерашнего дня он не перемолвился с ней ни словом; она ни на шаг не отходила от своих соплеменников, словно приклеилась к ним, и разговаривала только с ними. На барона она лишь изредка кидала загадочные, вроде как обиженные, взгляды — и только. Эрика сидела грустная и задумчивая (как и всегда или почти всегда, впрочем) и смотрела по большей части в свою тарелку, а если и поднимала глаза, то для того лишь, чтоб найти взглядом королевну Маришу — строгую, бледную, и безупречно красивую, словно на официальном приеме, — и тогда шея ее вдруг покрывалась красными пятнами.

Одна Ядвися глядела именниницей — ей досталось место рядом с Фрезом, и этот факт отчего-то заставлял ее улыбаться и стрелять глазами вместо того, чтобы дуться и поминутно фыркать на соседа. Фрез держался с ней настоящим джентльменом, сдержанно, но очень почтительно; почти не разговаривал, но всячески ухаживал.

Все это, впрочем, прошло мимо внимания пана Иохана, который только и ждал, не промолвит ли посланница Улле какое словечко. Но дождался лишь того, что настоятель, крякнув, вдруг поднялся со своего места и завел речь. Он даже не говорил, а вещал — о том, какая это огромная, невероятная, просто-таки неземная честь для него и всех братьев — лицезреть лично, так сказать, въяве и принимать в своей скромной обители, — великих сородичей Великого Дракона, а так же его царственную невесту; о том, что завещанный потомкам великими пророками союз людей и драконов принесет народу счастье и благоденствие — и всякие прочие благоглупости в том же роде; глаза его сияли этаким божественным вдохновением; и чем дальше он говорил, тем сильнее хотелось пану Иохану запустить чем-нибудь тяжелым прямо в его постную физиономию, чтобы он, наконец, умолк. И такое желание обуревало не его одного, ежели судить по выражению лица Фреза, который так и сверлил преподобного недобрым взглядом (а тот ничего не замечал, словно глухарь на току). В отличие от пана Иохана, граф не давал себе труда сдерживаться, и, пожалуй, настоятелю пришлось бы худо, когда б не Ядвися, женской интуицией почуявшая неладное и незамедлительно принявшая меры. Совершенно естественным, извечным женским движением, неосознанно, словно она проделывала это каждый день по несколько раз, Ядвися накрыла своей ладонью ладонь Фреза. Тот вздрогнул, перестал сверлить взглядом преподобного и с этой секунды смотрел только на свою соседку. Девушка же и бровью не повела; словно так и надо было.

Наконец, поток благоглупостей начал иссякать, все вздохнули с облегчением, и королевна Мариша чуть повернула голову, готовясь к ответной благодарственной речи — как вдруг настоятель так и вспыхнул новым радостным светом, и возвестил, что в честь высоких гостей будет проведена торжественная обедня, куда высокие гости, само собой, приглашаются в первую очередь. И все поняли, что сегодня никуда им не уехать. Пан Иохан покраснел от досады, но снова сдержался и промолчал — если уж королевна не стала возражать, то ему и подавно следует держать язык за зубами. Драконы раскланивались, Улле скучала и изучала потолок трапезной, а Фрез, единственный, кто мог бы выступить с резким протестом, был всецело занят своей очаровательной соседкой.

До торжественной обедни оставалось почти полдня, и гости горной обители, предоставленные сами себе, разбрелись по территории монастыря. Пан Иохан пошел было следом за Улле, все еще в надежде вызвать ее на разговор, но она словно приклеилась к сородичам; и барон, пройдя несколько шагов, вдруг остановился и одернул себя. Да что с ним такое, почему он бегает за женщиной, которая и смотреть-то на него не желает? Куда подевалась гордость древнего рода Криушей? Вспыхнув от стыда и злости на самого себя, пан Иохан развернулся, прошел несколько шагов… и уперся взглядом в парочку, вид которой подействовал на него вроде выплеснутого в лицо ушата холодной воды.

Посреди монастырского двора стояли Ядвися и Фрез и о чем-то вдохновенно беседовали. И пусть бы себе просто беседовали, пан Иохан спокойно прошел бы себе мимо, но граф держал в своих руках ладонь девушки с таким видом, словно имел на это полное право, и вокруг не было никого — совсем никого! — кого мог бы возмутить этот факт.

— Ядвися! — вполголоса, но довольно резко окликнул барон сестру. Та обернулась, спокойно отняла у Фреза руку, тихо промолвила ему несколько слов, и спокойно же подошла к брату.

— Что-то случилось, Иохани?

— Что ты себе позволяешь? — прошипел пан Иохан, хватая ее за локоть и оттаскивая в сторону. — Что он себе позволяет? Что вообще происходит?

— А что? — сестра смотрела на него совершенно невинными глазами.

— Не притворяйся, будто ничего не понимаешь! Этот человек — он… он — проходимец! Бандит с большой дороги! Мариша, если помнишь, обещала ему эшафот!

— Подумаешь! — Ядвися только фыркнула. — Она десять раз передумает, пока мы будем ехать. Если только ей вообще выпадет вернуться вместе с нами.

— Мариша может десять раз передумать, — зловещим шепотом сообщил пан Иохан. — Но я — нет.

— Ты тоже мечтаешь отправить его на эшафот? Ну и очень глупо. Лео вовсе не такое чудовище, каким хочет казаться…

— Лео?!

— Его так зовут, — пояснила Ядвися, по-прежнему сохраняя невинный вид.

— Так. Очень хорошо. Значит, он уже Лео. И о чем же вы говорили?

— Это только меня касается.

— Нет, минуточку. Не забывай, пожалуйста, что ты несовершеннолетняя, и я, как-никак, за тебя отвечаю, а значит, все, что касается тебя, касается и меня!

Ядвися попыталась использовать на брате его же собственный прием — когда он хотел уйти от неприятного ему разговора, взгляд его становился отсутствующим и уходил в сторону, а глаза как будто стекленели и обретали прозрачность настоящих аквамаринов, — но у нее ничего не получилось. Пан Иохан смотрел требовательно, в упор, и сила его взгляда была такова, что девушка просто не сумела отвести глаза.

— Давай обсудим это позже, Иохани.

— Нет, сейчас! — барон чувствовал, как Фрез, который и не подумал уйти, сверлит его взглядом, но даже головы не повернул. — Сейчас! О чем вы говорили?

Ядвися заговорщески поманила его, призывая наклониться к ней, и сама привстала на носки, чтобы шепнуть прямо в его ухо:

— Лео сделал мне предложение. Только т-с-сс!

— Что?! — призыву хранить молчание пан Иохан, конечно же, не последовал; он распямился как струна, и немного напуганная Ядвися увидела, как он сначала покраснел, а потом побледнел, и на всякий случай крепко ухватила его за руку. И не напрасно: он тут же принялся яростно вырываться и шипеть: — Пусти! Я вызову его! Как он только посмел?

— Нет! Не вздумай! — Ядвися так и повисла у него на шее, словно мельничный жернов. — Не доставало мне еще, чтоб вы стали стреляться!

Непременно, кто-нибудь из вас застрелит другого, а я… а что мне тогда делать? Без тебя я пропаду, а без… без него…

— Без него — тоже? — закончил пан Иохан, глядя на нее так, что бедную Ядвисю пробрало морозом до самых печенок. — Великий Дракон, и когда вы успели?!

— Иохани, Иохани, успокойся, прошу тебя!

— Фрез! — крикнул барон через весь двор, посколько сестра не намеревалась отпускать его шею. — Фрез, посмейте только приблизиться к Ядвиге или заговорить с ней, — я вам голову размозжу! Слышите меня? Я не шучу!

— Слышу, — отозвался тот с возмутительным спокойствием. — Не кричите. Не хотите же вы, чтобы в курсе наших отношений оказался весь монастырь.

Помните, я говорил вам, что не прочь был бы посвататься к панне Ядвиге.

— А я говорил вам, что не прочь был бы пристрелить вас. Помните? И после этого вы смеете…

— Панна Ядвига отказала мне, можете не волноваться.

— Рад слышать, что сестра не потеряла разум окончательно. Подите прочь, Фрез, и постарайтесь не попадаться мне на глаза хотя бы до вечера, если не желаете сегодня же расстаться с жизнью.

Фрез заколебался было — терпеть подобные угрозы было явно не в его привычках, но Ядвися, все еще висевшая на шее у брата, послала ему умоляющий взгляд — и он повиновался. Коротко кивнул пану Иохану с самым мрачным видом, он развернулся и зашагал со двора, скрылся среди хозяйственных построек. Только тогда Ядвися разомкнула намертво сцепленные руки.

— Сумасшедший! — бросила она брату. — Чем он тебе не угодил?

— Фрез — не порядочный человек, — резко отозвался пан Иохан. — Держись от него подальше.

— Непорядочный? Почему? Только потому, что он хотел освободить королевну от бремени жертвы Великому Дракону?

— Оставим это. Просто послушай меня.

Ядвися дерзко уставилась на него черными глазами.

— А я думала, что вольна сама выбирать себе поклонников!

— Ядвися! Не довольно ли с тебя герцога Наньенского?

— Это нечестно, брат. Я не…

— Довольно, — пан Иохан нетерпеливо тряхнул головой. — Оставим спор. Я запрещаю тебе говорить с графом и, тем более, позволять ему дотрагиваться до тебя. А теперь поди, мне нужно побыть одному.

Ядвися хотела было продолжить пререкания, но, заглянув в необычно мрачное лицо брата с упрямо нахмуренными бровями, предпочла смолчать и уйти, как он и велел. Направляясь к зданию трапезной, она несколько раз оглядывалась, но он, похоже, уже был занят своими мыслями и не смотрел на нее. Ядвисе очень не нравилось то, что происходило с братом — прежде светлый и радостный, он мрачнел и чернел на глазах, и причиной тому была явно не дорожная усталость и не столкновение с бандитами. Увы, она была почти уверена, что знает причину, и — увы же! — не в ее силах было пану Иохану помочь.

Монастырский двор был обнесен оградой — не слишком, впрочем, надежной, ибо местность была безлюдной, — с трех сторон; с четвертой же к нему вплотную подступал меловой склон. Выглядел он не слишком крутым, а на вершине его виднелось что-то вроде вырубленных из того же известняка башенок. Пан Иохан без особого труда вскарабкался к ним и обнаружил, что это — огромные глыбы камня, вроде гигантских сахарных голов, поставленные на попа, и выдолбленные изнутри. И не только изнутри — снаружи, у входа, можно было различить остатки колонн, выщербленные, стертые временем, дождями и ветрами, но все еще узнаваемые.

Внутри рукотворных пещер было темно и прохладно. Пан Иохан провел рукой по стене — под пальцами явно ощущались следы обработки каким-то грубым инструментов. Видимо, в давние времена здесь был храм или что-то подобное; а возможно, и убежище отшельников — что ж, место для поклонения Великому Дракону вполне подходящее. Не исключено, что именно из этих нескольких маленьких каменных строений вырос впоследствии и монастырь.

Пан Иохан двинулся вглубь пещеры; заблудиться он не боялся, не так уж велик был храм — если только помещения его не уходили вглубь скалы, что вполне могло быть. Но даже в темноте он не сумел бы не заметить спуск…

Внутри глыбы оказалось не одно большое помещение, а несколько маленьких, соединенных между собой арочными проходами, довольно низкими — барону приходилось наклоняться, чтобы пройти под ними. Чем дальше он уходил от входа, тем плотнее смыкалась вокруг него тьма. Вскоре он уже не видел стен, а жаль — в глубине храма наверняка имелись старинные фрески.

Барон медленно шел, едва касаясь рукой стены; кончики пальцев ощущали шершавую поверхность вертикальных выбоин — и вдруг что-то заставило его остановиться и затаить дыхание. То был не звук и не видимое глазу движение, а скорее, легкое шевеление воздуха, коснувшееся щеки. Вполне возможно, то был залетевший в пещеру ветерок, но пан Иохан так не думал.

Несколько секунд он стоял недвижим и почти не дышал, прислушиваясь, и за это короткое время почти убедился, что он не один в пещере.

— Кто здесь? — спросил он громко.

Разумеется, никто ему не ответил — если кто-то в самом деле прятался в пещерном храме, то отнюдь не с добрыми намерениями. Сложно было предположить, будто некто, подобно барону, забрался сюда из чистого любопытства и дабы убить время. Однако пан Иохан вновь ощутил движение воздуха и даже уловил шорох шагов — очень осторожных и легких. Это становилось интересным. Кто мог прятаться совсем рядом с мирной монашеской обителью? Неужели кто-то из уцелевших разбойников Фреза?

— Кто здесь? — спросил барон громче. — Ты прячешься напрасно, я тебя слышу.

Кто-то невидимый и почти неслышимый метнулся через пещеру; пан Иохан понадеялся было, что — к выходу, но нет — почти возле самого его лица что-то тускло блеснуло, а ноздрей коснулся едва ощутимый аромат пряных духов. Что за черт? — успел подумать барон, отшатываясь в сторону; опять эти духи? Откуда бы им тут взяться? Или у меня галлюцинации?

Рядом с ним что-то ударилось о камень — скорее всего, кинжал, которым его пытались убить. Он не стал ждать повторного нападения и двинулся к выходу; вступать в схватку в темноте, с невидимым противником ему вовсе не хотелось; если ж принимать бой — то при свете дня или хотя бы в сумерках. В том, что нападавший последует за ним, барон почти не сомневался. И в самом деле, едва стало чуть светлее, он сумел различить в серой тьме черную гибкую фигуру, надвигавшуюся на него со скоростью и грацией атакующей змеи. Он еще не видел лица, но уже понял, что духи ему не примерещились.

— Снова ты! — проговорил барон, более раздосадованный, нежели удивленный, и отступил еще на несколько шагов, выманивая Фатиму на свет.

Оказавшись в первом от входа, самом светлом и просторном помещении, он сам бросился на горянку — поднырнул под руку, замахнувшуюся в ударе, без всяких церемоний сшиб женщину на землю и весьма болезненным образом завернул ей руку за спину. Фатима вскрикнула и тут же замолчала, тяжело дыша. Пан Иохан вытащил кинжал из ее свободной, но ослабшей руки, и отбросил его прочь.

— Что ты тут делала? Зачем пряталась?

Фатима молчала, и он слегка усилил захват. Ему порядком надоело, что его то и дело пытаются убить. Горянка закричала и задергалась; барон выждал пару секунд и снова отпустил ее руку.

— Говори! — велел он. — Или сломаю тебе руку.

— Проклятый гяур! — и Фатима выкрикнула длинную фразу на своем языке; пан Иохан мало что понял из нее, кроме нескольких весьма оскорбительных ругательств, которых женщине даже горского племени вообще не приличиствовало знать. — Я не могла позволить тебя уйти… я ждала минуты, когда смогу добраться до тебя и вырезать из груди твое черное сердце!

— Я польщен таким вниманием. Так значит, ты искала меня? Что ж, теперь ты пойдешь со мной, и пусть твой хозяин решает, что с тобой делать.

— У меня нет хозяина!

— Это уж как тебе угодно.

Продолжая удерживать шипящую от боли Фатиму одной рукой, пан Иохан второй рукой распустил шейный платок и без всякой деликатоности стянул горянке запястья за спиной. С гораздо большей охотой он затянул бы платок у нее на шее — всего за три встречи девица успела страшно надоесть ему, но до подобной степени озверелости он еще не дошел. Да и пусть с ней разбирается Фрез, ведь это он притащил ее сюда.

По счастью, долго Фреза разыскивать не пришлось — он бродил вдоль монастырского огорода, явно не зная, куда деть себя, — и пан Иохан увидел его, едва спустившись со склона. При его появлении несколько монахов, пропалывающие грядки, и без того уже уделяющие внимание не столько сорнякам, сколько колоритному пришлецу, и вовсе побросали работу и встали во весь рост, приготовившись внимать спектаклю, который вот-вот должен был разыграться на их глазах. Пан Иохан предпочел бы обойтись без зрителей, но раз уж они были, он решил сократить объяснения до минимума.

Фрез, конечно, увидел и барона, и его пленницу — и брови его сошлись на переносице, а лицо приняло выражение, не сулившее ничего доброго. Он хотел было заговорить, но пан Иохан опередил его.

— Заберите свою девку, Фрез, — с этими словами он неслабым тычком в спину отправил Фатиму в сторону графа. — Она набросилась на меня и пыталась убить; объясните ей, наконец, что я — неподходящий объект для кровной мести.

Фрез поймал горянку за плечо и притянул к себе.

— Где вы ее нашли?

— Там, наверху, в пещерном храме.

Фрез быстро глянул наверх, повернулся к Фатиме и резко заговорил с ней на ее языке. Она отвечала ему — так же резко и яростно, сверкая глазами так, что едва ли искры не сыпались. Разговор их пан Иохан понимал с пятого на десятого, в основном — ругательства и самые общие слова; он уловил только, что граф грозится посадить ее цепь, если она не угомонится, а девица в ответ желает ему смерти в зубах горных демонов.

Закончился их диалог тем, что Фрез, багровый от макушки до шеи, вполголоса ругнулся и повернулся к пану Иохану:

— Упрямое, злобное создание! Как бы не пришлось взять ее с собой, иначе она потащится за нами тайком, ища случая прикончить вас.

— Вы ее сюда привели, вы и думайте, как с ней быть. Лично у меня нет ни малейшего желания ежедневно созерцать ее размалеванное лицо и ждать удара в спину.

— Скорее, вы дождетесь удара в спину, если мы ее отпустим. Ах, кабы я знал, что вы окажетесь ее кровным врагом!

— А если б знали, то что бы сделали? Посадили бы ее на цепь в Дюрвиште… или где вы ее держали?

— Значит, вы все-таки знаете их язык? — прищурился Фрез.

— Неважно. Просто устройте так, чтоб она не приближалась ко мне… и сами держитесь подальше.

— Считаете, это возможно будет в предстоящем путешествии?

Не отвечая, пан Иохан пошел было прочь, но остановился и бросил сквозь зубы:

— И будьте любезны вернуть мой галстук!..

К торжественной обедне пан Иохан явился при полном параде; пусть ему и даром не нужны были все эти пустые богослужения, однако следовало держать марку. Все его спутники так же облачились в лучшие свои наряды; а что уж говорить о настоятеле, который так и сверкал во все стороны золотом, словно драгоценный потир. Странно было видеть в столь скромной обители это роскошное одеяние — несомненно, его берегли как зеницу ока на самом дне заветного сундучка и вынули на свет только ради высочайших гостей. Только вот гостей гораздо сильнее занимало убранство храма, нежели одеяние священника. Оно почти полностью повторяло убранство Храма Дракона в Дюрвиште, разве что размерами было поменьше, и освещалось похуже, и прорубленные в потолочных сводах окошки были не застеклены (должно быть, подумал пан Иохан, в дождливый день здесь ужас как неуютно). В остальном — все то же самое: и невыносимо-душный запах благовоний, закопченные канонические фрески на стенках, маленькие алтари в углах, заваленные всякой всячиной. Неясно было, какое впечатление производит вся эта обстановка на Драконов; они оглядывались по сторонам, храня вежливо-отстраненные выражения лиц. Улле привычно скучала, все эти фрески она уже видела в Дюрвиште, а сама церемония вовсе ее не интересовала.

Служба шла своим чередом. Преподобный, блистая золотом, аки красно солнышко, ходил вокруг алтаря то посолонь, то противусолонь, распевая торжественные гимны, то со связкой свечей в руках, то с кадильницей, то со священным Писанием Пророков. За ним следовали трое монахов, одетых поскромнее; каждый круг они менялись. Монахов в обители оказалось неожиданно много, так что хождения могли продолжаться неопределенно долго. Служба затягивалась, да и чего иного было ждать — торжественные молебны рассчитаны были на несколько часов. Пан Иохан попытался устроиться поудобнее, привалившись плечом к стене, но с охватившей его скукой он ничего не мог поделать, да и не старался; ему было так скучно, что еще немного — и, он чувствовал, его охватит неотвратимая зевота. Он придумал было себе занятие — отыскал взглядом Фреза и стал пристально наблюдать за ним, карауля, как бы он не приблизился к Ядвисе вопреки его запрету; но граф не двигался с места, с мрачным лицом и со скрещенными на груди руками он созерцал процессию монахов и даже не пытался встретиться с Ядвисей взглядом, — так что и это вскоре наскучило барону.

Погруженный в меланхолию, пан Иохан и не заметил, как кто-то неслышно подошел к нему и деликатно коснулся плеча. Это оказался один из Драконов — тот, что был ранен в голову; имя его барон напрочь забыл, да и черт бы с ним. Он не имел ни малейшего желания общаться ни с один из них. Однако этот Дракон, напротив, явно желал с ним поговорить, хотя он и выбрал для этого странное место и время.

— Молодой человек, — обратился он к пану Иохану, буквально первыми словами повергнув собеседника в состояние ступора — настолько не принятым было подобное обращение в обществе, где вращался барон. — Молодой человек, не уделите ли вы мне несколько минут своего времени?

Мне нужно сказать вам несколько слов.

Сказать, что пан Иохан был удивлен — значит ничего не сказать.

— Прямо сейчас?

— О нет, конечно же, нет. По окончании этого… Ээээ… этой церемонии, с позволения сказать… не соблаговолите ли вы совершить со мной небольшую прогулку… ээээ… в горы… Разговор предстоит… эээ… деликатный, и мне не хотелось бы, чтобы кто-то слышал нас.

— Я к вашим услугам… пан Дракон.

— Мое имя Катор, — промямлил дракон и с поклоном отошел в сторону.

По окончании службы пан Иохан поспешил выйти из душного, пропитанного тяжелым ароматическим дымом помещения на свежий воздух. Едва он оказался под открытым небом, как ощутил чужое прикосновение к плечу — Дракон по имени Катор уже поджидал его.

Они молча, не обменявшись ни единым словом, поднялись вверх по склону, к каменным храмам, где несколько часов назад пан Иохан встретил Фатиму.

Время близилось к вечеру, но солнце палило невыносимо; барону мучительно хотелось скинуть сюртук и, быть может, даже расстегнуть рубашку. Будь он один, он так и поступил бы, но старший собеседник его оставался застегнутым на все пуговицы, словно жара ничуть его не мучила; быть может, так оно и было на самом деле.

— Ну-с, молодой человек, прежде чем мы начнем разговор, пообещайте, что он все сказанное останется между нами, ибо речь пойдет об одной особе…

— Я не болтун, пан Дракон, — холодно сказал пан Иохан.

— Быть может, вы и не болтун, но вы — легкомысленный мальчишка…

— Потрудитесь объяснить, пан Дракон, что все это означает…

— Нет, это вы потрудитесь объяснить, какие отношения у вас с Уллевертилаттой-ап-Коттанх, и что между вами было?

Пан Иохан вспыхнул от ярости.

— Известно ли вам, что за подобные вопросы у нас принято вызывать на поединок?

— Ибо вы дикари, и ничего более, — Дракон и бровью не повел. — Так вы не ответили, что было между вами и Уллевертилаттой-ап-Коттанх.

— И не отвечу, ибо это вас не касается! Или вы ее отец?

— Я ее родич по крови, и этого довольно.

— Я не намерен продолжать этот разговор, — сквозь зубы проговорил пан Иохан и сделал движение, чтобы уйти. Он чувствовал — еще немного, и скинет этого наглеца вниз со склона.

Но Дракон схватил его за руку, останавливая.

— Нет, вы останетесь. Вы совершили дерзкий, святотатственный поступок, граничащий с преступлением, и последствия этого поступка просто невозможно себе представить! Страшно подумать, во что это может вылиться!

— О чем, черт побери, вы говорите?

— Вы были близки с Уллевертила…

— Еще раз говорю, это вас не касается!

— Полагаю, можно рассматривать ваш ответ как положительный, — с удовлетворением произнес Дракон. — Вы, люди, всегда думаете одно, а говорите другое… Так вот, по законам нашего народа вас полагается предать смерти за учинение насилия над дочерью рода Великого Дракона…

Плевать, что он посланник Великого Дракона, подумал пан Иохан с яростью, и схватил наглеца на лацканы сюртука. Ему очень хотелось размазать Дракона по скале.

— Отдаете ли вы отчет в своих словах?!

— Или вы будете уверять меня, будто дочь рода Великого Дракона по собственной воле допустила близость с… человеком?..

Тут уж у барона потемнело в глазах. Его обвиняли — и в чем?! За подобное заявление следовало уже не на поединок вызывать, — размазать тут же, сию минуту по камням, вот что следовало сделать! И трижды плевать, что он Дракон и посланник… пан Иохан приподнял Дракона за лацканы — весу в нем оказалось до смешного мало, — и от души приложил спиной об шершавую, нагретую солнцем стену каменного храма. На этом все его решительные действия закончились, поскольку он обнаружил вдруг, что руки его сжимают воздух, а перед глазами быстро рассеивается такая знакомая золотая пыльца… Спустя мгновение голос спокойный холодноватый посланника донесся уже из-за спины:

— Держите себя в руках, молодой человек. То есть, я выражаюсь фигурально…

Пан Иохан в бешенстве обернулся и обнаружил Дракона в нескольких шагах позади себя, он стоял и как ни в чем не бывало поправлял сбившийся на бок галстук.

— Уймите свой пыл. Я не имею ни малейшего желания вступать с вами в схватку. Вы разгневаны — хорошо, допустим, я ошибся и вы не принуждали Уллевертилатту к близости с вами… хотя я не понимаю, как она могла… и как вы вообще посмели коснуться высшего существа… существа, священного для вашего народа… божества…

— Плевать я хотел на «высшее» происхождение вашего Великого Дракона.

Слышите? О его святости — да и вашей тоже! — идите рассказывать храмовникам.

— Да вы еретик, — с видимым неудовольствием сказал Дракон. — Удивительно, как ее высочество допустила вас сопровождать ее в этом великом путешествии… Легкомысленный мальчишка, еретик и святотатец — подумать только!..

— А ваш Великий Дракон — он что, не святотатец? Ведь понадобилась ему зачем-то человеческая невеста!

— Во-первых, что позволено Великому — не позволено прочим… особенно смертным двуногим… — наставительно сказал Дракон. — Во-вторых, вы ничего не знаете и не понимаете, поэтому — молчите! В-третьих, речь теперь идет о вашем возмутительном поступке и о его последствиях. Вы должны понести наказание — какое именно, решать Великому Дракону, о вашей вине он извещен, но решения еще не вынес. А последствия…

— О каких, черт побери, последствиях вы толкуете?

— Вы разве ничего не знаете? Ну конечно, Уллевертилатта не сказала вам… (это «конечно» здорово покоробило и без того взбешенного пана Иохана: что значит «конечно»? она что, не сочла его достойным узнать… что узнать?) Что ж… полагаю, вам стоит узнать, к каким последствиям привело ваше легкомыслие… У нее будет ребенок.

На барона словно опрокинули ушат ледяной воды.

— Ре…бенок?

— Да, да, ребенок. Уверен, вам известно, что это такое. И что после той близости, которую вы имели с Уллевертилаттой, бывает, рождаются дети.

— Но она… не человек. Разве это возможно?

Дракон сделал нетерпеливый жест.

— Никто не думал, что это возможно. И Уллевертилатта тоже не думала. Ну а вы, полагаю, думали меньше всех, — пустил он очередную шпильку. — Однако же это случилось. И теперь только Великое Небо знает, чем это закончится. Сможет ли она выносить ребенка — вашего ребенка. Сможет ли родить. Не погибнет ли… И какой он родится, этот ребенок — человек ли, дракон — или, быть может, какой-нибудь уродец. Теперь вы понимаете, что натворили?

Мир закружился перед глазами, словно дьявольская карусель. Чтобы не упасть, пришлось привалиться спиной к каменной стене. Пан Иохан по-новому понял и бледность посланницы Улле, и ее слабость, и дурноту, и неспособность сменить форму, и странные перемены настроения. А он-то, самовлюбленный осел, считал, что дело в нем, вернее, в том, что посланница потратила слишком много сил на его лечение…

— Я должен поговорить с ней, — едва ворочая языком, сказал он.

— Она не хочет с вами говорить, — возразил Дракон.

— Но я должен!..

— Оставьте ее в покое. Дайте осознать происходящее.

Мне бы тоже осознать происходящее, с нервным смешком подумал пан Иохан.

Новость о беременности Улле никак не укладывалась в его сознании. В целом, он никогда не задумывался о такой возможности, но он хорошо знал, что пара животных, принадлежащих к различным видам, никогда не даст потомства. Они же с Улле принадлежали к различным расам, более того, она ведь даже не была гуманоидом…

— Этого не может быть… — пробормотал он.

— И тем не менее это так, — Дракон смотрел на него без тени сочувствия.

— И почему вы, люди, никогда не думаете о последствиях своих поступков?.. Все вы — словно легкомысленные дети. Не понимаю, что Уллевертилатта в вас нашла. Прощайте, молодой человек. И помните — не подходите к ней до тех пор, пока она сама вас не позовет.

С этими словами Дракон весьма невежливо рассеялся золотистым облачком, не утруждая себя утомительным спуском с крутого склона.