Глава 22

Пан Иохан был человек отнюдь не робкого десятка, но, скажем откровенно, спустя сколько-то времени блуждания внутри горы, в полной темноте и тишине, ему стало жутко. Да и кому не стало бы? Хуже всего были мысли о том, что он останется навек погребен под толщей камня, и даже тело его, быть может, найдут только годы спустя…

Нет, лезть в пещерный лабиринт без света было сущим безумием, но, с другой стороны, что еще оставалось делать барону, зная, что время уходит, и каждую минуту могут пострадать те, кто ему… по меньшей мере… небезразличен?

Уже понимая безнадежность своего положения, пан Иохан продолжал упрямо идти вперед, хотя очень хотелось сесть, вытянуть ноги, откинуться к стене и закрыть глаза. И, по возможности, уснуть.

Удивительно, но спустя некоторое время, уже смирившись с собственной скорой гибелью, пан Иохан обнаружил, что окружает его вовсе не кромешная тьма. Где-то далеко впереди, как путеводный огонек, вспыхивали золотистые звездочки: сперва крошечные, с каждой секундой они разгорались все ярке и ярче. Это нежное сияние напоминало что-то… но что? Как барон ни силился, вспомнить не смог. Что-то, оставшееся там, снаружи, где светит солнце и ветер гуляет по цветущим лугам.

Нет, этого не могло быть! Сияние просто померещилось. Пан Иохан остановился, закрыл и открыл измученные тьмой глаза — ничего не изменилось. Золотые звездочки тихо мерцали впереди, маня к себе, и откуда-то спереди же пахнуло травянистой свежестью.

— Улле? — неуверенно позвал пан Иохан; собственный голос показался странным в глухом каменном молчании.

Он вытянул вперед руку и, как сомнамбула, двинулся вперед. Золотой свет не приближался и не удалялся, он вел за собой. Пусть это мираж, решил пан Иохан, лучше уж так, чем тьма кромешная.

Он шел и шел вперед, и вдруг будто раскат грома прогрохотал в лабиринте, пол под ногами содрогнулся, сверху запорошила пыль и каменная крошка.

Пан Иохан на мгновение остановился, для надежности уперевшись обеими руками в стенки узкого коридора. Неужели новый обвал? Не хватало еще, чтобы пещеры обрушились ему на голову. Барон снова двинулся вперед, но золотое сияние, внезапно вспыхнув фейерверком, начало стремительно угасать.

— Улле! — крикнул он, уже не сомневаясь, что именно посланница вела его — черт знает каким образом, но вела!

Секунда, две, и сияние угасло совсем, однако же вместо него пан Иохан увидел впереди другой свет — более тусклый, похожий на приглушенный дневной. Пол снова дрогнул, с потолка посыпалось, что-то — вероятно, камень покрупнее, — больно ударило в спину. Раздался новый раскат грома, на сей раз гораздо ближе, и пан Иохан понял вдруг, что это никакой не гром, а пистолетный выстрел. Какой же кретин додумался палить внутри горы? Приостановившись, барон нагнулся, пошарил по полу и поднял увесистый булыжник размером с его кулак. Другого оружия все равно не было, а не идти же с голыми руками на человека с пистолетом?

Тусклый дневной свет ослепил пана Иохана; из узкого коридора на открытое место он почти вывалился совершенно для себя неожиданно, мгновение спустя за его спиной что-то с грохотом обрушилось, по плечам заколотили острые осколки.

— Иохан!

Барон услышал и узнал голос сестры, но саму ее не увидел; ослепшие глаза различили только смутный женский силуэт. Не успел он понять, что к чему, как кто-то — вероятно, Ядвися, больше некому — повис у него на шее; по щеке мазнули шелковистые локоны, а плечо прострелило болью. Пан Иохан зашипел сквозь зубы и пошатнулся, но Ядвися ничего не заметила, поглощенная своими бедами.

— Иохан, у него пистолет! Он убил ее! Он стрелял два раза, но я ударила его по руке, и…

— Очень благородно с вашей стороны, панна Ядвися, броситься закрывать брата собственным телом, — заскрежетал срывающийся от ярости голос Фреза. — Однако смею вас уверить, что не намерен стрелять в него. Во всяком случае, пока не выясню, как он вообще здесь оказался и что случилось с Фатимой!

Пан Иохан крепко зажмурился, открыл глаза, снова зажмурился и снова распахнул веки; зрение понемногу прояснялось. Он увидел, что стоит у входа в пещеру, пол которой усыпан большими и малыми камнями; вероятно, недавно здесь случился небольшой обвал, что и неудивительно после пистолетного выстрела. За шею его в самом деле обнимала Ядвися; никогда еще барон не видел сестру такой напуганной. Чуть поодаль, с красным и мокрым от пота лицом стоял взъерошенный Фрез, от которого так и полыхало жаркой яростью. В опущенной руке он сжимал пистолет; судя по тому, что стрелял он как минимум дважды и собирался стрелять еще, это был новомодный шестизарядный револьвер — пан Иохан как-то приценивался к такой игрушке, но стоила она непомерных денег. За графом маячили еще два молодца; один из них держался за голову, и из-под растопыренных пальцев струйкой стекала кровь — вероятно, в бедолагу угодил сорвавшийся с потолка камень.

— Иохан, скорее! — отпустив шею брата, Ядвися за руку (добро еще, левую!) тянула его куда-то вбок. — Что ты стоишь? Она умирает! Наверное, уже умерла!

Барон поглядел туда, куда тащила его сестра, и выронил камень; в глазах у него потемнело. Сам того не сознавая, он вырвал у Ядвиси руку, метнулся к Фрезу и навесил ему в челюсть великолепнейший хук слева, вложив в удар всю свою ярость — и остаток сил. Не ожидавший подвоха граф отлетел назад, прямо на руки своих друзей-разбойников. А пан Иохан уже повалился на колени рядом с беспомощно распростертой на полу посланницей.

Впрочем, все было еще хуже, чем ему увиделось в первую секунду, ибо рядом с Улле лежала и королевна. В голове барона лихорадочно заметались обрывки мыслей: выстрела было два… но Ядвися сказала, что второй раз ударила графа по руке, значит, он не попал… Выходит, от выстрела пострадала только Улле, да и кровь только на ней, платье же королевны сверкает почти первозданной белизной…

— Мариша не ранена, просто потеряла сознание, — подоспела ему на помощь Ядвися, поспешно присаживаясь рядом. Ушлая девица уже успела схватить пистолет, оброненный Фрезом, и, не зная как с ним обращаться, положила его себе на колени — это пан Иохан отметил мельком, не в силах отвести взгляд от кровавого пятна на груди драконицы. Черт возьми, что же делать? Склоняясь над Улле, барон трепетно коснулся ее щеки… и посланница открыла глаза.

— Иохан… — прошелестела она и слабо улыбнулась побелевшими губами. — Наконец-то… ты так долго шел…

— Улле, Улле! Что это вы выдумали? Не смейте умирать, слышите?

Посланница слабо потянулась было к нему, но снова откинулась на спину; и барон схватил и сжал ее ладонь, но в тот же миг кто-то налетел на него сзади, тяжело навалился, захлестнул шею сильной рукой, норовя раздавить горло. Пан Иохан вцепился в руку, силясь ослабить захват. Когда ему удалось глотнуть немного воздуха, он прохрипел, обращаясь к впавшей в ступор сестре:

— Стреляй, Ядвися! Цель в голову!

Девушка послушно схватилась за револьвер, но далеко не сразу сообразила, как его держать и как взвести затвор. Разбойники справились с этой задачей гораздо сноровистее, и теперь один из них держал на прицеле Ядвисю, а второй направил ствол в голову ее брату.

— Не стрелять, болваны! — прорычал Фрез, который все никак не мог одолеть отчаянно сопротивляющегося пана Иохана. — Не стрелять, если не хотите обрушить себе на головы всю эту гору!

— Стреляй, сестра! Пускай себе гора рушится…

Отчаянности Ядвисе было все-таки не занимать; и со своими страхами, и с новомодным оружием она совладала меньше чем за полминуты. Поднявшись на ноги, двумя руками она твердо навела револьвер на Фреза. Зубы у нее так и стучали, обычно смугловатое лицо белизной могло поспорить с маришиным платьем, но дуло револьвера даже не дрогнуло в ее руках.

— Я ведь выстрелю, граф, уж можете мне поверить. Отпустите Иохана!

Барон не видел ее в этот момент, но, вероятно, ее трудно было не воспринять всерьез, ибо захват на его шее ослаб, и зайдясь в отчаянном кашле, он повалился вперед, едва не придавив собою снова потерявшую сознание Улле.

Который уже раз за этот безумный день казалось, что силы окончательно оставили его, но снова и снова как будто подключался какой-то глубинный резерв, и пан Иохан находил себя способным еще на какие-то действия. Так и сейчас, неведомо каким чудом он заставил себя подняться на колени, резко развернулся, схватил Фреза за воротник и бешеным усилием повалил на землю, от души приложив затылком об каменный пол. Фрез охнул и затих.

— Держи его на прицеле. Если что — стреляй, — бросил пан Иохан сестре и поднял бешеный аквамариновый взгляд на оставшихся двух разбойников, в растерянности водивших пистолетами из стороны в сторону, не решаясь ни выстрелить, ни убрать оружие. — Стреляйте, если хотите, если жизнь не дорога. Ваш приятель устроил уже обвал, дело за малым.

Теперь, когда главарь шайки лежал на полу без сознания, у разбойников, очевидно, не было никакого желания ни хоронить себя под пещерными сводами, ни схватываться с бешеным пленником в рукопашной.

— Да ну вас, — сказал один из них и сунул пистолет за пояс.

— Давайте оружие сюда, — пан Иохан ткнул себе под ноги. Поколебавшись, разбойники повиновались; один пистолет барон заткнул за пояс, а второй, проверив, заряжен ли, перекинул в левую руку. — И ремни тоже давайте. А сами отойдите подальше и сидите там тихо, как мышки… — продолжал он, когда парни положили к его ногам свои ремни. — Ядвися, ты как?

— Все хорошо, — всхлипнула девушка.

— Тогда посмотри за ними.

Еще раньше пан Иохан углядел на полу хвост веревки; вытащив ее из-под камней, он связал Фреза. Он торопился и потому действовал грубо. Минуты бежали, а вместе с ними утекала жизнь Улле… О том, что посланница, быть может, уже мертва, барон старался не думать. После Фреза он перешел к его приятелям и связал им руки собственными же их ремнями. Только покончив с этим делом, он, наконец, снова вернулся к раненой и от облегчения на секунду зажмурился: она еще дышала. Рядом заворочалась, приходя в себя, королевна, но пан Иохан этого даже не заметил.

— Улле! — позвал он и стиснул ладонь посланницы. Показалось, что она холодеет, и он совсем потерял голову. Едва понимая, что делает, он одной рукой обнял Улле за плечи, приподнял и прижал к себе. Принялся целовать неотвратимо холодеющие губы, пытаясь согреть их своим дыханием. — Улле! Не оставляйте меня… за что вы со мной так?

Ресницы посланницы дрогнули.

— Иохан…. — прошептала она. — Так больно, Иохан… — и, жалобно застонав, снова обмякла у него в руках.

— Не уходите, Улле! — в отчаянии зашептал барон. — Останьтесь со мной… на всю жизнь… будьте моей женой!

Ядвися стояла слишком далеко и потому не отчетливо слышала, с какими словами брат обращался к посланнице, но ей хватало и того, что она видела. Сегодня он явился ей с таких сторон, о существовании которых в его натуре она могла только догадываться. Например, она допускала — в теории — что всегда спокойный и ровный Иохан способен на жестокость, но только теперь увидела это воочию. И пусть его жестокость была вызвана необходимостью, такой брат пугал Ядвисю. Впрочем, он и вообще был страшен и странен: в каменной пыли, в крови, с взлохмаченными волосами… И вот Иохан растерзанный, бледный, взволнованный, бесстыдно, у всех на виду, обнимает и целует Улле и, кажется, говорит ей о женитьбе… Ядвися решила, что ослышалась. Брат сам, по своей воле, завел разговор о женитьбе, да еще в такой момент? Нет, кто-то из них определенно сходит с ума!

* * *

— Будьте моей женой! — отчаянно повторил пан Иохан и с радостью увидел, как посланница приоткрыла глаза.

— Женой? — переспросила она слабым голосом. — Вы это серьезно? Не шутите?

— Как можно шутить этим?

— Ах вот как! — непонятно проговорила Улле и вдруг широко распахнула глаза; по отразившимся в них чувствам изумленный и испуганный барон прочел, что умирать посланница раздумала. Мало того, и щеки ее, и губы, вновь налились румянцем и потеплели. — Значит, вашей женой! — с неожиданной и невозможной для раненой силой она пихнула его в грудь, отталкивая, и села; ничего не понимающий, потрясенный до глубины души пан Иохан отпрянул назад, рискуя опрокинуться на спину. — И у вас повернулся язык предложить мне это после того, как вы ползали перед этой девчонкой на коленях и целовали ей ноги?

— Что?.. — беззвучно прошептал вмиг потерявший голос барон.

— Думали, я не узнаю? Ха! Как бы не так! Ах вы бесстыдный, бесчестный человек, коварный перевертыш! Подите от меня прочь! Идите к своей королевне, для которой вы сделаете все что угодно — так, кажется, вы говорили?

— Не припоминаю, чтобы барон говорил мне такое, — льдисто прозвенел в повисшей тишине тихий голосок королевны Мариши.

— Говорил-говорил! И ноги целовал!

— Что? — Мариша резко стала пунцовой, затем так же резко побледнела.

Пан Иохан дикими глазами взглянул на нее, на Улле и вдруг рывком вскочил на ноги, побелев так, что и смотреть страшно; аквамариновые глаза же его стали почти бесцветными, словно вода в горном ручье.

— Кажется, я понимаю… — проговорил он все еще почти беззвучно. — Вы ведь нарочно устроили этот спектакль. Ну конечно! Как я только сразу не сообразил… пуля никак не могла вас убить, ведь у вас даже тело ненастоящее… и потом, с вашей способностью к исцелению… Ах я болван! Одного не могу понять: ведь мы были только вдвоем тогда, откуда же вы узнали о нашем разговоре?

— А вы уверены, что это была ваша ненаглядная королевна? — приторно-ядовитым голосом полюбопытствовала Улле.

Пан Иохан зашипел сквозь зубы, как от невыносимой боли, резко развернулся и бросился к проему в стене, за которым поджидал обрыв. На какую-то секунду Ядвися, на протяжении всего разговора не сводившая с него встревоженного взгляда, испугалась, что сейчас он бросится вниз, чтобы разом со всем покончить — в таком смятении чувств, пожалуй, она брата ранее не видала. Но он остановился на самом краю, вцепившись здоровой рукой в каменную кромку — так же совсем недавно здесь стояла Ядвися, — и замер, низко опустив голову. До девушки доносилось его тяжелое, прерывистое дыхание.

— Иохан! — позвала она тревожно, но брат дернул головой, словно назойливую муху отгонял, и вдруг, со всей дури впечатав кулак в стену, как подкошенный повалился на колени, нагнул голову до самого пола и так, скорчившись, застыл.

— Иохани! Что с тобой?

Перепуганная до последней степени Ядвися намеревалась уже пренебречь возложенной на нее обязанностью по присмотру за друзьями-разбойниками и поспешить на помощь брату, но Улле ее опередила. С поразительной для раненой легкостью она поднялась (Ядвися глазам своим не поверила: неужели это она пять минуть назад лежала при смерти и жалобно стонала, не в силах даже приоткрыть глаза?) и ровной походкой, ни разу даже не пошатнувшись, прошествовала через всю пещеру и склонилась над паном Иоханом, мягко обняла его за плечи.

— Я вам помогу, барон.

Застонав, он распрямился и откинулся назад — и тяжело, всем телом навалился на Улле; она едва удержала его. Черноволосая голова запрокинулась, и Ядвися увидела его белое лицо с побелевшими губами и мучительно сведенными бровями. Это стало последней каплей; для острастки пригрозив разбойникам револьвером, девушка подхватила юбки и бросилась к брату.

— Что с ним? — в панике выдохнула она.

— Потерял сознание, — отвечала посланница Улле с возмутительным спокойствием. — Рана, очевидно, лишила его последних сил. Видите, сколько крови? Помогите мне уложить его. Вот так.

У Ядвиси будто глаза открылись. Конечно, повязку на плече брата она видела — трудно было бы ее не заметить в отсутствие платья, — но как-то не придала ей значения. Ей и в голову не пришло, что Иохан может быть серьезно ранен… Она только и думала о том, что посланница умирает и вот-вот, наверное, умрет.

— Что вы собираетесь делать? — спросила она, когда барона уложили на спину.

— Попробую залечить рану, — просто ответила Улле.

— А вы… умеете? — Ядвися стиснула на коленях руки, чтобы скрыть дрожь.

— О да. Но довольно разговоров, время уходит. Доверьтесь мне, Ядвися, ваш брат обязательно поправится. Умереть ему я не позволю.

— Могу я чем-нибудь помочь? — тихо спросила Мариша; она сидела у дальней стены, обняв подтянутые к груди острые девчоночьи коленки.

— Просто не мешайте. И молчите.

Логично было предположить, что вначале посланница снимет повязку, но она преспокойно положила ладони прямо на пропитанную кровью ткань и замерла в этой позе, словно статуя. С четверть часа, не меньше, она сидела неподвижно и беззвучно, ничего не делая; от нетерпения и тревоги Ядвися просто извелась.

Вероятно, тоже озаботившись судьбой пана Иохана, подошла поближе и Мариша.

— Ваш брат — очень храбрый человек, — проговорила она, не поворачивая головы к Ядвисе, но адресуясь явно к ней. — Уже дважды он нас спасает, рискуя своей жизнью. К сожалению, в прошлый раз мой отец не оценил его самоотверженности и поступил с бароном очень некрасиво и несправедливо.

— Да уж, — отозвалась Ядвися. — Бросили Иохана в тюрьму ни за что, ни про что. Как будто это он виноват в крушении дирижабля…

— Тише! — шикнула на них Улле. Руки ее едва заметно дрожали от напряжения, хотя она по-прежнему вроде бы ничего не делала.

— И сегодня ему опять досталось, — прошептала Ядвися, почти с ненавистью сверля взглядом ее затылок.

Нет, подумать только! Брат предложил этой драконице связать с ним жизнь, стать его женой — да чтобы услышать от красавца барона Криуши такие слова, каждая вторая девица герцогства с радостью пожертвовала бы всеми своими драгоценностями! А что сделала эта бесчувственная кукла? Прогнала его, унизила, и ведь не наедине, а при свидетелях, да каких!

Ядвися даже зажмурилась, представив, что бы она сделала с Улле при возможности. Вот бы схватить ее за воротник, да и приложить затылком об пол, как братец приложил Фреза!.. чтобы дух вон!

Кстати припомнив Фреза, она немедленно открыла глаза и осторожно оглянулась, высматривая графа. Крепко связанный, он лежал на прежнем месте и не шевелился — то ли не пришел в себя, то ли пришел, но притворялся бесчувственным. Следовало бы подойти проверить, чтобы коварный негодяй не натворил бед, — с него сталось бы, даже и со связанного, — но Ядвися не могла заставить себя уйти от брата.

— Ох… — тихонечко проговорила Улле и разом поникла, словно увядший цветок. Прижимая ладони к повязке над раной, она клонилась все ниже и ниже, и наконец легла на грудь пану Иохану, касаясь щекой его щеки.

Ядвися возмущенно вскрикнула: какая наглость! Что она себе позволяет!

— Помогите мне подняться, — слабым и жалобным голосом попросила посланница и добавила почти совсем неслышно: — Пожалуйста.

Девушки поспешили помочь ей; поскольку Улле едва держалась на ногах, пришлось отвести ее в сторонку и усадить, прислонив к стене.

— Так значит, вы все-таки ранены? — недоуменно прикусила губу Ядвися.

— И да, и нет… Это сложно объяснить… просто я… устала… помогая вашему брату.

— А он?..

— Скоро придет в себя. Подите, побудьте с ним. Рану я… затянула, но нужно время, чтобы силы к нему вернулись.

Бросив на нее насупленный подозрительный взгляд, Ядвися вернулась к брату. Тот уже не выглядел таким бледным, и складка меж бровей разгладилась. Девушка заботливо убрала с его лица черные пряди волос, взяла его руку в свои и нежно поцеловала. С детских лет она любила пана Иохана гораздо сильнее, нежели отца, который почти не обращал на нее внимания; с годами он стал самым близким ей человеком после матушки, а после смерти матушки так и просто самым близким. Когда он после безобразной ссоры с отцом поступил в кавалерию и уехал на южную границу, десятилетняя Ядвися все глаза выплакала — боялась, что любимого старшего брата убьют злобные горцы. Теперь она подросла и плакать не собиралась, но боялась в эту минуту за Иохана не меньше, чем восемь лет назад. А может быть, даже и больше.

— Зачем вы так обошлись с бароном? — вполголоса, чтобы не услышала Ядвися, спросила Мариша, осторожно присаживаясь рядом с бледной и утомленной посланницей. — Он не заслужил оскорблений.

— Разве я его оскорбила?

— О да, и прежестоко. Неужели вы сами не поняли?

Улле помолчала, разглядывая грязное пятно у себя на подоле.

— Барон как-то сам сказал мне, что не годится в мужья и никогда не предпочтет одну женщину многим…

— …вовсе необязательно рассказывать о том, что он доверил только вам…

— …так как же я могла после этого воспринять его предложение серьезно? — продолжила Улле. — Тем более после той сцены… когда он думал, что перед ним — вы.

— А вот это было просто гадко, — холодно заметила Мариша.

— Может быть. Но как иначе я узнала бы то… что узнала? Он вас любит, ваше высочество.

Королевна покраснела, но глаз не опустила — поистине королевская выдержка!

— Какая ерунда! С чего вы взяли, что меня?

— Ну, мне-то он ноги не целовал, — слабо усмехнулась Улле.

— А меня замуж не звал…

— Ничего удивительного. Насколько я понимаю ваш этикет и вашу иерархию, это просто невозможно…

— Так или иначе, вы не должны были говорить барону то, что сказали. Вы нанесли ему рану глубже, нежели та, которую только что излечили.

Эту рану я предоставляю исцелять вам, — нарочито подпустила в голос яду Улле. — Уверена, у вас прекрасно получится. Если, конечно, вы пожелаете взять на себя этот труд…

Мариша, все еще пунцовая до самых корней волос, все же смерила ее холодным взглядом.

— А вы злая, панна посланница. Не ожидала…

— Ведь барон Криуша вам нравится, правда?

— Не желаю продолжать этот разговор, — окончательно заледенев, отрезала королевна. — Я предназначена Великому Дракону. Вы сами меня выбрали.

— И это единственная причина, почему вы не желаете говорить? — полюбопытствовала Улле, но Мариша гордо отвернулась и замолчала.

* * *

Сознание медленно возвращалось к пану Иохану, и первым его чувством стало удивление: почему-то не было боли — совсем не было, хотя он прекрасно помнил, как невыносимым огнем жгло простреленное плечо перед тем, как он лишился чувств. Зато очень хотелось пить. Он осторожно приподнял голову, и затылок его тут же заботливо поддержали чьи-то ладони. Преодолевая ватную слабость во всем теле, барон сел, и его предупредительно обняли за плечи. Он повернулся посмотреть, кто так о нем печется (в сердце стукнулась слабенькая надежда), и увидел сестру, которая взирала на него ласково и с тревогой. Сразу стало пусто…

— Больно? — посочувствовала Ядвися, по-своему истолковав исказившую его лицо слабую гримасу.

— Нет… — пан Иохан помолчал, заставляя себя собраться. — Долго я был без сознания?

— Не очень.

Он осторожно подвигал правой рукой — не померещилось, плечо в самом деле не болело; разве только мешала присохшая к телу заскорузлая повязка.

Барон уже почти понял, что произошло, пока он лежал без чувств; взглядом поискал Улле и сказал как мог спокойно:

— Благодарю вас, панна посланница, за заботу, но, право, вы напрасно растрачивали на меня свои силы.

— Вовсе не напрасно, — так же спокойно и даже с легкой улыбкой ответила Улле. Она чуть наклонила голову; видно было, что ей очень не хватает затенявшей глаза шляпы, из-под полей которой она привыкла смотреть. — Вы еще пригодитесь нам живой и здоровый; ведь нам предстоит как-то выбираться из этой горы.

— Уж кому-кому, а не вам об этом тревожиться, — резче, чем хотел, заметил пан Иохан; мысленно одернул себя и укорил за резкость. — Кажется, вы упоминали, будто умеете летать, и даже однажды применили это умение в критический момент…

— Боюсь, в теперешней ситуации на меня рассчитывать не приходится. Мне не хватит сил ни для полета, ни для смены обличья.

— Если бы вы не возились со мной… — хрустнул зубами пан Иохан.

— О, дело не в вас. Вернее, не только в вас… Видите ли, мне ведь пришлось заняться самоисцелением. Я не притворялась, барон, рана была настоящая… и боль была настоящая. Я испугалась и слишком много сил потратила впустую. Не рассчитала.

Итак, подумал барон, вероятно, она пытается сказать, что в этот раз придется мне ее вытаскивать на себе. Хорошо же. Если бы только это был последний раз, когда ему придется к ней прикасаться… Впрочем, о дальнейшем выстраивании отношений с посланницей можно подумать позже, а теперь наверняка найдутся другие, более насущные проблемы. Для начала хорошо бы попробовать встать…

Тяжело опираясь на плечо Ядвиси, пан Иохан поднялся и постоял с минуту, проверяя, не качает ли. Качало, и муторными волнами накатывала слабость.

— Ох, Иохан, тебе бы полежать, — тревожно вздохнула сестра.

— Полежу, когда выберемся. Ты куда револьвер девала?

— Вон он, — девушка указала на пол.

— С ума сошла? Разве можно оружием разбрасываться? Давай его сюда. А второй где? Я его, кажется, выронил… — барон заозирался в поисках одного из трофейных пистолетов; второй так и торчал у него за поясом. — Ага, вот он… Ваше высочество! Умеете ли вы стрелять?

— Немного, — удивилась Мариша.

— Возьмите вон тот, он заряжен.

Королевна повиновалась и с некоторой опаской подняла пистолет. Впрочем, держала она его уверенно, и явно знала, где у него курок и в какую сторону его поворачивать дулом.

— В кого вы собрались стрелять, барон? — полюбопытствовала посланница, не спешившая покидать свое место у стены.

— Не одни же они здесь, — пан Иохан ткнул дулом в сторону присмиревших разбойников и не подававшего признаков жизни Фреза.

— А не странно ли, что сюда до сих пор никто не пришел? — тихонько проговорила Улле. — Столько шуму было, стрельба… Почему никто не поспешил на подмогу?

— Коридор завалило? — с замиранием сердца предположила Ядвися. — Иохан, я схожу, посмотрю?

Барон подумал и мотнул головой.

— Нет. Я сам. Ну-ка, отпусти меня…

Оказалось, он вполне способен самостоятельно удержаться на ногах и даже самостоятельно идти — главное, не обращать внимания на предательскую слабость.

— Здесь есть лампа, — порхнув через пещеру белым мотыльком, королевна Мариша подняла с пола все еще непогашенную лампу. — Посветить вам?

— Будьте любезны, ваше высочество.

Каждый шаг требовал сосредоточения, и пан Иохан подумал с тревогой: что же будет дальше? Все же до выхода он добрался; готовился уже шагнуть в черный провал, и тут на него словно ведро ледяной воды выплеснули. Он резко обернулся, едва не задев королевну Маришу, прянувшую от него в сторону, и выдохнул:

— А где панна Эрика?

Загрузка...