Глава 18

Четверым в маленькой квартире герцога стало бы слишком тесно, и Иштван (невзирая на головную боль и общее тревожное состояние) озаботился, в то время как пан Иохан увещевал Фреза в салоне «Ветка сливы», снять для брата и сестры Криушей отдельные апартаменты в доме по соседству. Эрика весьма огорчилась вынужденной разлукой с новой подружкой; Ядвисе переезд пришелся тоже не очень-то по душе, но она прекрасно понимала, что после недавней сцены ей невозможно оставаться в одних комнатах с герцогом. Впрочем, ей и вообще неприлично было бы делить квартиру с посторонним мужчиной.

Переезд состоялся скоропостижно, и утро пан Иохан и Ядвися встретили уже на новом месте. Квартирка состояла из двух комнат, маленьких, но чистых и хорошо обставленных. Стоила она, правда, немалых денег, однако пан Иохан не стал торговаться с хозяином и настоял на том, чтобы платить самому, а не брать золото у герцога (он это предлагал). Все равно ему недолго оставалось жить в Дюрвиште.

Нужно ли говорить, что проснулся он в отвратительном настроении? Вчерашний скандал не выходил у него из головы, и мрачность его только усугубилась, когда за утренним кофе слуга Иштвана принес ему записку от Улле (посланница ничего не знала о переезде, и потому указала прежний, известный ей адрес). Улле просила пана Иохана заехать к ней, как только у него выдастся свободная минута. Ему, однако, было бы невыносимо видеть ее после вчерашних событий, и он написал в ответ, что ведь день будет занят — с тем и отослал слугу.

Ядвися, сидящая напротив, с любопытством наблюдала за сменой выражений на лице брата.

— Что вчера случилось? — спросила она, поднося к губам чашечку с кофе. — Я имею в виду, помимо того, что тебя прямо из тюрьмы повезли в императорский дворец.

Пан Иохан поднял на нее хмурый взгляд.

— Случилось то, что милостью панны Улле мне нельзя больше показываться в приличном обшестве.

— Пфы! И это тебя огорчает? Ты же все равно уезжаешь.

— Да, но когда-нибудь я вернусь.

— Что за похоронный тон? — удивилась Ядвися. — Что она вообще с тобой сделала?

— Кто?

— Ты прекрасно знаешь, кто. Посланница Улле.

— Что она может со мной сделать? — пробормотал пан Иохан, опуская глаза.

— Околдовать? — предположила Ядвися. — Нет, правда… Брат, ты не влюбился ли в нее?

— Мне и самому хотелось бы это знать.

— Оставь это. Все равно ты никогда не сможешь жениться на ней.

— Жениться! Разумеется, не смогу. Да только разве в этом дело?

— В чем же?

— Ядвися, прошу, не пытай меня. Я бы и рад объясниться, только сам ничего не понимаю…

— Влюбился, как есть влюбился, — сочувственно проговорила Ядвися. — И угораздило же тебя…


Влюбленность брата в посланницу в Ядвисины планы никак не входила — мысль о подобной невестке отчего-то не приводила ее в востог, — и она решила предпринять некоторые контрмеры. Для начала, она объявила пану Иохану, что ей нужно заехать в несколько магазинов, чтобы приобрести вещи, совершенно необходимые в дороге. Из Наньена она привезла всего несколько платьев, и теперь ей многого недоставало. С самой ласковой улыбкой Ядвися спросила у брата, не согласится ли он сопровождать ее, и пан Иохан согласился с охотой и, пожалуй, даже поспешностью: он терпеть не мог ложь, а теперь его записка к Улле становилась чистой воды правдой. Тогда Ядвися сделала следующий шаг и намекнула, что Эрике тоже нужно бы приобрести несколько мелочей (Эрика, правда, об этом еще не знала, но уговорить ее было делом несложным, стоило только посулить присутствие пана Иохана в тесном пространстве экипажа).

— Ты ведь не станешь возражать, если Эрика поедет с нами? — ангельским голосом поинтересовалась Ядвися, и пан Иохан, отчего-то отчетливо скрипнув зубами, ответил:

— Не стану.

Ядвися решила пропустить скрип зубовный мимо ушей и отправилась к Эрике.

Поначалу Эрика смутилась и хотела было отказаться: ситуация показалась ей щекотливой. Но Ядвися, чье влияние на герцогскую сестру росло с каждым часом, как дважды два доказала ей, что, во-первых, ничего зазорного и неприличного тут нет, а, во-вторых, совместные выезды предоставляют ей прекрасную возможность опутать пана Иохана своими чарами. Пусть он, наконец, почувствует ее неотразимость!

Но пан Иохан ничего чувствовать не желал, по большей части он молчал и о чем-то думал. Ядвися окончательно уверилась, что он пропал, и ей стало не по себе. Влюбленным брата она видела, и не раз — такова была пусть не легкомысленная, но неспособная подолгу сохранять привязанность к женщине, натура пана Иохана, — но никогда влюбленность так на него не действовала. Во всяком случае, он не глядел таким мрачным и серьезным. Влюбленность была для него приятным приключением… Чем же так поразила его посланница? Мало того, что она не человек, вдобавок ко всему она и не красавица! Мысленно сравнивая Улле и Эрику, Ядвися раз за разом признавала, что герцогская сестра гораздо красивее. Значит, дело не во внешности?..

Но Ядвися не сдавалась. Она не переставала тормошить брата и изо всех сил стремилась вовлечь в разговор Эрику. Ей очень хотелось, чтобы между Иоханом и герцогской сестрой протянулась, наконец, хоть какая-то ниточка. Брат же держался безукоризненно вежливо, но и только, а Эрика так и вовсе словно язык проглотила. Ее новоявленной храбрости достало, вероятно, на то лишь, чтобы выказать протест против давления Иштвана. Обратить на себя внимание пана Иохана Эрика, увы, не умела. Хотя, полагала Ядвися, ей этого очень хотелось. Поэтому Ядвисе пришлось взять эту заботу на себя: скажем, помогая выбрать подружке новые башмаки, она призывала брата полюбоваться, как ловко сидит этот предмет сапожного искусства на маленькой ножке ее сиятельства. К ее огорчению, пан Иохан и тут вел себя необычайно сдержанно: со всей серьезностью оглядев башмачок на ножке Эрики, (и вогнав этим взглядом бедняжку в краску) он соглашался, что вещица прелестная, и нужно ее непременно взять, — и тут же отводил в глаза в сторону и погружался в мысли, совершенно точно не имеющие никакого отношения к примерке обуви. Но проходило несколько минут, он встряхивал головой и возвращал свое внимание покупкам — но не девушкам.

Так прошел день. Пообедали в одном из уютных кафе, приглянувшихся Ядвисе, и к вечеру экипаж остановился у дома, где герцог Наньенский снимал квартиру. Пан Иохан молча помог Эрике сойти на мостовую, проводил до двери квартиры и очень учтиво поцеловал на прощанье руку — хотя при этом так и не вымолвил ни слова, — и, уже вновь выйдя на улицу, заметил на противоположной стороне знакомый экипаж с плотно занавешенными окнами. Ядвися, наблюдавшая за ним в окошко, заметила, как он передернул плечами и, помедлив, отвернулся. Она сразу догадалась, кто сидит в этом экипаже, и ей стало интересно, что будет дальше.

А дальше рука в белой кружевной перчатке отодвинула занавеску, и пан Иохан тут же повернул голову, словно его потянули за веревочки. Медленно, как бы через силу, он пошел через улицу.

Ядвися немедленно распахнула дверцу и крикнула:

— Иохан, куда ты?

— Подожди меня, я сейчас вернусь.

Держа в руке шляпу, пан Иохан приблизился к экипажу. Дверца его распахнулась, но на улицу никто не вышел, только женская рука все тянулась к барону, словно манила. Пан Иохан подошел почти вплотную, и рука с удивившей Ядвисю фамильярностью запустила пальцы в его волосы и потянула его голову внутрь, в салон. Барон уперся, но рука не сдавалась. Тогда он схватил ее за запястье и сказал что-то — Ядвися не расслышала, что. Но все это было страшно интересно, и она, не выдержав, выскочила из экипажа и поспешила к брату.

— …не пытайтесь сделать из меня комнатную собачонку, панна посланница, — донеслись до нее его последние слова. Ядвисю поразило несоответствие их тона, спокойного и почти равнодушного, содержанию.

— С чего вы взяли, будто мне это нужно? — отозвался удивленный женский голос. Ядвися узнала Улле. — Комнатная собачонка, выдумаете тоже! И почему вдруг «панна посланница»? Иохан, вы все еще на меня сердитесь? Но ведь я извинилась.

— Извинились и считаете, что этого достаточно?

— Перестаньте, Иохан, или я начну думать, что и вы такой же ханжа, как все прочие в этом городе… Это была всего лишь маленькая шутка, а вы злитесь так, будто я обрушила на ваши головы метеоритный дождь… Ах, вот и ваша милая сестра! — Улле, наконец, выглянула из экипажа и лучезарно улыбнулась. — Здравствуйте, панна Ядвига. Скажите, ваш брат сегодня весь день глядит такой букой?

— Увы.

— Несмотря на присутствие очаровательной спутницы? Я видела, как барон провожал ее до подъезда. Кажется, это была сестра герцога Наньенского?

— Вы не ошиблись, — сказал пан Иохан и замолчал.

Улле с улыбкой взглянула на Ядвисю.

— Ваш брат сегодня определенно не в духе, — шутливо заметила она. — И это очень жаль. Весь день я летала по делам, ни минутки свободной, а последний час только и мечтала, что о чашке ароматного чая с бисквитом. Но, вероятно, барону теперь не до чаю…

Это было нахальство чистой воды, но Ядвися искренне восхитилась посланницей.

— Вы нас очень обяжете, панна Улле, — деревянно проговорил пан Иохан, и лицо у него стало совершенно такое, какое было, когда он в тюрьме ударял себя по лбу, — если подниметесь и выпьете с нами чаю… Впрочем, если вы заняты и торопитесь, я не смею вас задерживать…

— Нет-нет, я с удовольствием составлю вам компанию! — заверила Улле и живо соскочила на мостовую, мимолетно оперевшись на руку барона. — О, разве нам не сюда? — она указала на подъезд, куда вошла Эрика. — Помнится, ваша квартира была в этом доме.

— Мы только сегодня переехали, — пояснила Ядвися. Она все пыталась понять, чего в ней больше по отношению к посланнице — симпатии или неприязни. Если бы не ее вольное обращение с братом и не его душевное смятение, Ядвися, пожалуй, была бы рада подружиться с нею. В нынешних же обстоятельствах…

— Сегодня во дворце поднялся ужасный шум, — оживленно щебетала посланница, поднимаясь по лестнице под руку с паном Иоханом. — Вы не поверите, из-за чего.

— Из-за чего же? — вежливо спросил барон.

— Вернее сказать, из-за кого. Ее высочество вдруг объявили, что не желают путешествовать летательным аппаратом… как бишь его…

— Дирижаблем.

— Да! Вот именно. Дирижаблем. Королевне Марише, видите ли, хватило разок прогуляться по воздуху, чтобы набраться страху на всю жизнь. Конечно, напрямую она этого не сказала, но все было ясно и без слов…

— И ее можно понять, — неожиданно для себя сказал пан Иохан. Он вспомнил об обещании, данном им королевне Марише — и не выполненном. Но что же делать, если не пришлось к слову? Вероятно, королевна догадалась или же почувствовала, что не может рассчитывать на чью-либо помощь, и решилась действовать сама. И пан Иохан действительно прекрасно ее понимал. — После той аварии…

— Да? Но что такого ужасного случилось? Ведь никто не погиб?

— Нет, кажется, было несколько жертв, — вмешалась Ядвися, припомнив прочитанную у пана Даймие статью.

— Ну, все равно, королевна-то не пострадала… Вам, Иохан, досталось сильнее.

— Так что же последовало за заявлением ее высочества? — нетерпеливо спросил барон.

— Что еще могло последовать, кроме скандала? Ведь приготовления уже почти завершены, уступка же капризу королевны означает, что все придется начинать заново.

— Это займет много времени?

Посланница Улле наморщила под шляпой лобик, просчитывая.

— Дня два или три…

— Но это же такие мелочи! Почему бы не уступить капризу, как вы выразились, ее высочества? В обстоятельствах, когда она ничего не решает, можно бы предоставить ей возможность хотя бы самой выбрать способ путешествия…

— Дело не во времени, хотя и в нем тоже — отъезд и так непозволительно долго откладывали…

— В чем же тогда?

— Спрошу напрямую, барон: вы жалеете королевну?

— Отвечу напрямую, панна посланница: да, я ее жалею.

— Я так и подумала.

— А вот я с удовольствием полетала бы на дирижабле! — не выдержала Ядвися. — И ни за что не променяла бы этот полет ни на что другое.

— Вот и я говорю, что королевна сама не понимает своего счастья, — кивнула Улле и окинула пана Иохана странным взглядом.

Беседуя, они поднимались по лестнице так медленно, что Ядвися начала уже опасаться, как бы не пришлось ночевать в подъезде. Но посланница вдруг замолчала, и они сразу прибавили шагу.

Ядвися взяла на себя приготовление чая, хотя ей было страшно интересно знать, о чем будут беседовать, оставшись наедине, брат и посланница. Но, похоже, они решили играть в молчанку. Во всяком случае, сколько Ядвися ни прислушивалась, стараясь потише звякать чашками, не услышала ни слова.

Они просидели за чаем с полчаса. Посланница с видимым удовольствием выпила несколько чашек и с аппетитом съела невероятное количество свежих бисквитов, за которыми послали в ближайшее кафе. Пан Иохан пил и ел без особой охоты и все помалкивал. Девушки, впрочем, и без него не скучали. Они уселись на диван бок о бок и принялись непринужденно щебетать, как будто были знакомы тысячу лет. Как зачастую в таких случаях, разговор шел обо всем и ни о чем конкретном.

Когда Улле, душевно распрощавшись и даже расцеловав в обе щеки Ядвисю (прощание с паном Иоханом она ограничила тем, что протянула ему для короткого пожатия руку), ушла, барон решил, что пора и ему заняться сборами. Оставив сестру прибираться в гостиной, он ушел в соседнюю комнату и достал ящик с пистолетами, дабы тщательно осмотреть их и убедиться в их исправности. Отчего-то ему казалось, что в предстоящем путешествии оружие ему ох как пригодится. Он даже задумался, не взять ли с собой карабин… но за карабином пришлось бы посылать в поместье, а на это не оставалось времени. Впрочем, можно было поискать подходящее оружие в столичных магазинах. Пан Иохан произвел мысленные подсчеты наличных средств — и обнаружил, что почти все деньги истратились на покупки для Ядвиги. Что ж, придется брать кредит: не впервой, да и чем дальше, тем меньше хотелось пускаться в далекое путешествие безоружным. Опыт последних недель показывал, что там, где посланница Улле, о скуке и покойной жизни можно позабыть.

Застав брата за осмотром пистолетов, Ядвися нисколько не удивилась.

— Надеюсь, ты не собираешься ни с кем стреляться? — полюбопытствовала она, присаживаясь рядом.

Пан Иохан быстро повернул пистолет дулом от сестры.

— Вроде бы, нет. Ты думай, где садишься… Что, если он случайно выстрелит?

— По-моему, у тебя в руках подобное произойти не может.

— Не льсти мне.

— И все-таки, в кого ты собираешься стрелять?

— Если б знать… — вздохнул пан Иохан и почему-то вспомнил горянку, накинувшуюся на него в таборе.

* * *

Пан Иохан потратил несколько часов на поиски достойного оружия. Он придирчиво рассматривал все образцы, предлагаемые приказчиками, — один наряднее другого, — и наконец, остановился на одном, особенно ему приглянувшемся не дорогой отделкой, но исключительным качеством. Приказчик, хорошо его знавший, уважительно заметил, что пан барон, как и прежде, прекрасно разбирается в оружии и сделал великолепный выбор.

— Покупку доставят вам сегодня же. Соблаговолите сообщить ваш адрес?

Барон соблаговолил.

Вечером у дверей его квартиры, словно сговорившись, встретились двое посыльных: приказчик из оружейной лавки, с длинным футляром подмышкой, и мальчик лет четырнадцати, одетый с иголочки — этот, поклонившись, пану Иохану, извлек из внутреннего жилетного кармана два письма, благоухающие духами каждое на свой манер. Барон безошибочно угадал аромат свежести, принадлежащий посланнице Улле. Послание оказалось тоже в ее духе, всего несколько загадочных слов: «Быть по-вашему, Иохан». Он покрутил лист так и сяк, в слабой надежде отыскать какую-нибудь приписку, пояснявшую бы эту странную фразу, но ничего не обнаружил. Разгадка — во всяком случае, он так решил, — нашлась во втором письме. Аромат, исходивший от голубоватой дорогой бумаги, был пану Иохану незнаком, но императорскую печать на конверте он не мог не узнать. Легким девичьим почерком на бумагу были небрежно брошены скупые слова благодарности. Никакой подписи, разумеется, не было, но пан Иохан рассудил, что из членов августейшей фамилии писать ему может только королевна Мариша. И благодарности он мог удостоиться за одну только вещь… Значит, посланница Улле переговорила-таки со своими сородичами, и воздушное путешествие отменили. Но какой еще транспорт мог бы вместить внушительную (пан Иохан не допускал иного) свиту королевны? Перебрав в уме несколько вариантов, он остановился на железной дороге. Пожалуй, поезд — самый подходящий для подобной задачи транспорт. Может быть, не самый быстрый, но наиболее безопасный. Что ж, через несколько дней, барон рассчитыал узнать, насколько его предположения соответствуют истине.

* * *

Глядя на собравшуюся на привокзальной площади толпу, пан Иохан заподозрил, что все без исключения столичные жители явились проводить невесту Дракона в дальний путь. Выбор посланников Великого Дракона стал уже общественным достоянием, и люди тянули шеи в попытке увидеть королевну. Но ее высочество проскользнули в вагон незамеченными, скрывшись под темной вуалью.

Свита, вопреки ожиданиям пана Иохана, оказалась вовсе не большой и не пышной, всего полтора десятка человек, не считая посланников Дракона. То были фрейлины (в их число, по официальной версии, вошли и Ядвися с Эрикой) и охрана. К какой категории отнести себя, пан Иохан не знал. Вероятно, его причислили к охране.

Его не отпускало любопытство: несомненно, до драконьих земель железнодорожные рельсы еще не дотянули, а значит, оставшуюся часть пути придется преодолевать иным способом. Каким? С этим вопросом пан Иохан, не удержавшись-таки, обратился к Улле: соглашаясь сменить воздушный вид транспорта на наземный, драконы наверняка что-нибудь спланировали. Но Улле только улыбнулась ехидно и поинтересовалась, неужели пан барон не в состоянии преодолеть несколько миль на своих двоих?

— Я-то в состоянии, а вот королевские фрейлины могут выразить недовольство, — парировал пан Иохан.

Посланница только рассмеялась.

— Значит, отправим их домой! Нам они все равно ни к чему.

Пока что фрейлины, ничего не подозревая (и, вероятно, вовсе не задумываясь о столь отдаленном будущем), весело щебетали, расселяясь по купе. В вагоне стало тесно от шелковых лент и украшающих шляпки искусственных цветов и душно от смешанных густых ароматов парфюма. Пан Иохан порадовался, что едет в другом вагоне, а вот Ядвися надулась. Общество придворных дурочек ее нисколько не прельщало, и она предпочла бы ехать с братом, но кто бы позволил?

На выручку ей нежданно-негаданно пришла Улле, пригласив ее в свое купе. Ядвися, хотя и Эрику жаль было оставлять, и с отношением к посланнице она еще окончательно не определилась, долго не раздумывала и дала согласие, посчитав, что общество драконицы гораздо предпочтительнее, нежели соседство неумолчно болтающих фрейлин. Эрика, однако, тоже не осталась брошенной на произвол судьбы: ее милостиво пригласила к себе сама королевна. Бедняжка сперва даже потеряла дар речи от выпавшей ей немыслимой чести; не теряя времени Мариша увела ее к себе и уже в купе, вероятно, привела в чувства — этого пан Иохан уже не видел. Он был рад, что девушки так удачно устроились, и со спокойной душой ушел в свой вагон искать купе и раскладывать вещи. Дорога предстояла неблизкая.

Загрузка...