Когда на рассвете Ядвися разбудила пана Иохана, он сразу заподозрил, что сестра спать не ложилась. Глаза у нее были ничуть не заспанные, ясные как звездочки, и возбужденно сверкали; на щеках розовел румянец. Что любопытно, такой же румянец был замечен на щеках Фреза. Пан Иохан внимательно изучил графа, изучил сестру, и решил пока не делать никаких выводов, а несколько позже обязательно поговорить с обоими с глазу на глаз. «Несколько позже» — подразумевалось «внизу» и «когда все уладится», то есть, говоря короче, очень не скоро.
Посланница Улле проснулась бледная и вялая и от завтрака отказалась, сообщив тихим «умирающим» голосом, что ее мутит. На это Фрез многозначительно приподнял брови и хотел что-то сказать, но встретился взглядом с паном Иоханом и благоразумно промолчал.
Стараясь не показывать беспокойства и напрочь позабыв данное себе только вчера обещание без надобности не касаться драконицы, барон взял вино, пару булочек и подсел к занедужившей.
— Постарайтесь скушать хотя бы хлеб, панна Улле. Впереди долгий день, вам понадобятся все силы.
— Ох, уберите вы это, — слабой рукою посланница отстранила хлеб, а для пущей убедительности и лицо отвернула. — Уберите, а то я не знаю, что сделаю.
— Вам нужно поесть…
— Знаю, вы думаете, я буду для вас обузой, — перебила Улле слабым и капризным голосом. — Не бойтесь, я постараюсь мешать вам как можно меньше.
— Вы можете сменить форму? — спросил пан Иохан, тревожась все сильнее; вместе с тревогой нарастало и чувство вины — причина слабости, охватившей посланницу, была ему слишком ясна.
— Давно бы сменила, если б могла! Ох, мне так худо, как никогда еще не было. И как только вы, люди, терпите такие муки всю жизнь? — одарив барона взглядом умирающей газели, Улле обессилено закрыла глаза и с отчетливым глухим стуком уронила голову на каменную подушку. Видеть это для пана Иохана была настоящая мука мученическая. В сердцах он ударил себя кулаком по лбу.
— И нужно же вам было потратить последние силы на целительство!..
— Гораздо хуже было бы, если б вместо панны посланницы без чувств лежали вы! — не выдержал Фрез, тщетно крепившийся, дабы не вмешаться в разговор, который, как он, должно быть, прекрасно понимал, его не касался. — Идите сюда, барон, пора заняться делом. А панна посланница пусть пока отдыхает. Спустим ее последней. Быть может, к тому времени ей станет получше.
Фрез был прав, и все-таки согласиться с ним было нелегко. Помедлив еще с полминуты рядом с Улле, — она не открывала глаз и всем своим видом выражала нежелание шевелиться и разговаривать, — пан Иохан поднялся и присоединился к спутникам, собравшимся перед аркой, за которой розовым пламенем торжественно разгоралось небо. Тут же стояли и разбойники, приятели Фреза. Им освободили ноги, но руки пока оставили связанными, не полностью им доверяя.
— Вы готовы, барон? — повернулся Фрез к пану Иохану.
— Я-то готов. Только вот ума не приложу, как бы нам спустить вниз наших дам, не рискуя их здоровьем…
— Не ломайте голову. Я уже все придумал. Смотрите… — граф присел и, к всеобщему изумлению, извлек из-за груды осыпавшихся камней объемистый моток прочной веревки. — Один конец нужно обвязать подмышками особым узлом — я покажу, как, — а второй…
— Погодите, — остановил его озадаченный пан Иохан. — Где вы раздобыли веревку?
— Там же, где и все прочее.
— Почему же вы не сказали об этом сразу?
— Хотел сделать сюрприз, — ухмыльнулся Фрез. — Или, если угодно, к слову не пришлось. Да и какая разница?.. Панна Ядвига! Могу я просить вас об услуге? — с веревкою в руках, он повернулся к девушке, смотревшей на него вопросительно. — Я покажу, как нужно крепить веревку вокруг тела…
— Нет уж, позвольте мне, — вмешался пан Иохан. Несколько запоздало он сообразил, о каком узле и каком способе спуска говорит граф, и ему очень не понравилась мысль, что посторонний мужчина будет столь интимно касаться сестры — а иначе узел не закрепить. Правда, затем ему пришло в голову, что ту же процедуру придется проделать над королевной и посланницей, и от этой мысли его на секунду охватила слабость. Он не мог ни позволить себе подобную степень близости с девицей королевской крови, ни допустить к ней Фреза. Положение представлялось безвыходным…
— Дайте сюда веревку, — сказал пан Иохан, в замешательстве став почти грубым.
Фрез снова пристально посмотрел на него, на Ядвисю (та стояла пунцовая, что было на нее совершенно не похоже), но смолчал и выполнил просьбу.
Задумка была крайне проста, и только усталостью можно объяснить, почему пан Иохан сам до этого не додумался. Правда и то, что еще вчера вечером он не располагал веревкой, необходимой для воплощения этой задумки, состоявшей в том, чтобы сделать на веревке незатягивающуюся петлю, которую пропустить подмышками — и с помощью этого нехитрого приспособления спокойно спустить девиц вниз, как спускают за борт корабля матросов. Для пущей безопасности хорошо бы было приспособить в петлю в качестве сиденья доску, так называемую «беседку», но доски под рукой не имелось.
— Объясни, что ты задумал, — потребовала Ядвися.
Пан Иохан объяснил, затем полюбопытствовал, поддразнивая сестру, не испугается ли она. Девушка только фыркнула, не снисходя до ответа.
Подергала получившуюся петлю, внимательно изучила узел.
— Значит, от меня требуется всего лишь вести себя тихо и не дергаться? — спросила она с некоторым неудовольствием; ей очевидно хотелось развести бурную деятельность.
— Можете отталкиваться от стены, — любезно предложил Фрез. — Так вы, помимо прочего, облегчите задачу тому, кто будет вас спускать. Только будьте предельно аккуратны и старайтесь не совершать резких движений…
Ядвися внимательно поглядела на него, на брата, и на минуту задумалась, сведя черные брови.
— И кто же будет меня… то есть нас… спускать? — проговорила она медленно.
— Конечно, я, — в один голос отозвались мужчины и посмотрели друг на друга взглядами, какими обмениваются противники на дуэли.
— Если вы думаете, что я доверю вас свою сестру… — начал было пан Иохан, но его голос перекрыл сильный тенор Фреза.
— Вы хорошо рассчитали свои силы, барон? Успели вы оправиться от полученной раны? Сумеете ли удержать вес человека?
— Далась вам моя рана! — вспыхнул от досады Криуша. — Вы…
— Минутку, панове! — вмешалась Ядвися, поймав секундную паузу в возмущенной тираде брата. — Меня вы не хотите спросить?
— У тебя есть предложение по делу?
— О, да. И я уже вчера говорила с тобой об этом.
— О чем именно?..
— Я хочу попробовать спуститься сама. Тем более, раз уж вы не можете прийти ни к согласию…
— Даже не думай! — отрезал пан Иохан. — Я сказал тебе «нет» вчера и повторю то же самое сегодня. Или ты хочешь довести меня до седых волос?
— Будьте благоразумны, панна Ядвига, — поддержал его Фрез. — Пожалейте брата, представьте себе его чувства в ту минуту, когда вы будете висеть на крохотном уступе без всякой опоры, и у вас из-под ноги посыплются камни…
— А вы представьте себе мои чувства, когда я буду болтаться между небом и землей в этой петле, — Ядвися подергала за веревку, — словно висельник, не в состоянии ничего предпринять. Меня вам не жалко?
— Не жалко, — сказал пан Иохан. — Извини, Ядвися, но будет по-моему.
Никакой самодеятельности.
Девушка надула губы и отошла, волоча за собой веревку, словно хвост.
— Вам бы следовало сразу приструнить ее, — одобрительно проговорил Фрез.
— Удивительно своевольная девица.
— И винить-то некого, сам воспитал на свою голову, — сквозь зубы отозвался пан Иохан. — Итак, что же мы решим? Кто останется наверху, а кто спустится вниз и будет принимать девиц?
— Останусь я, разумеется. И не возражайте, барон. Что, если вы в самом деле не удержите вес? Подумайте, ведь дело не только в том, чего хотелось бы или не хотелось бы вам лично.
Пан Иохан смолчал, ибо возразить было решительно нечего. В течение последней минуты, пока шел разговор, он украдкой так и этак шевелил раненым и залеченным плечом, и неблагодарное плечо отзывалось болью на неосторожные движения. Как видно, силы посланницы Улле иссякли раньше, чем исцеление завершилось полностью.
— Ценю ваше благоразумие, — кивнул Фрез, верно истолковав его молчание, и пошел за Ядвисей, дабы забрать у нее веревку и начать приготовления к спуску.
Душа у пана Иохана была не на месте; еще бы, ему предстояло оставить в обществе разбойников на неопределенное время трех девиц, каждая из которых была ему не безразлична. Меньше всего он тревожился за сестру: Ядвися и сама за себя постоять сумеет (особенно если не сглупит и не выпустит из рук револьвер), и разбойный граф к ней склонность имеет и потом ее, скорее всего, не тронет и своим приятелям не велит. Королевне Марише он тоже зла не причинит ни за что на свете. Другое дело — посланница Улле. Что, если Фрез возьмет да и пристрелит ее, пока некому будет его остановить? Или устроит так, что оборвется веревка во время спуска…
— Помочь вам или вы сами справитесь?..
Пан Иохан, охваченный страшными подозрениями, застыл подобно статуе, вперив остановившийся взгляд в каменную стену, и не заметил вернувшегося с веревкой Фреза. Он звука его голоса барон вздрогнул и перевел на него замутаненные очи.
— Что?..
— Я спрашиваю, умеете ли вы вязать этот узел?
— Послушайте, граф, — пан Иохан схватил его за плечо. — Дайте мне слово, что приложите все усилия, чтобы панна посланница спустилась вниз целой и невредимой. Дайте слово, что не причините ей вред… намеренно или ненамеренно. И не позволите своим приятелям…
— Постойте. Если вы помните, я уже обещался не причинять зла вам и вашим спутницам…
— Да, но теперь речь ведется особо о панне посланнице.
— Ну хорошо. Дабы вас успокоить, клянусь, что внизу вы получите свою драконицу целую и невредимую. Правда, что касается ненамеренного вреда… Поясните, будьте добры, что вы имеете в виду?
— Положим, вы допустите небрежность, которая повлечет за собой…
— Довольно, довольно, барон. Это уже совсем по-детски. Как я могу отвечать за случайности? Я дал вам слово — и на этом покончим. И давайте поторапливаться, иначе ночь нам придется снова встречать здесь наверху.
Беседочный узел пан Иохан умел завязывать одной рукой и с закрытыми глазами; несколько раз это умением ему пригождалось, а теперь предстояло буквально доверить ему жизнь. Ядвися все крутилась рядом и внимательно наблюдала за его манипуляциями; пришлось не раз и не два повторить ей, чтобы ни в коем случае не бралась вязать узел сама — в этом деле очень легко ошибиться, и последствия ошибки будут весьма печальны. Девица послушно покивала, но глаза ее очень уж подозрительно блестели, сколько ни пыталась она спрятать блеск за ресницами. Что тут будешь делать?
Горбатого, как говорится, могила исправит. Пан Иохан с удовольствием остался бы, чтобы собственноручно закрепить петлю у сестры — подмышками, а не на шее! — но не мог же он разорваться пополам. Это как в старой задачке про капусту, козу и волка, которых нужно перевезти на другой берег, мрачно размышлял барон. В лодку за раз входит только кто-нибудь один… или что-нибудь одно, при этом нельзя оставлять капусту с козой и козу с волком — последствия сего опрометчивого поступка слишком ясны.
Но эта задачка имела решение — в отличие от той, что мучила пана Иохана.
Спуск дался легче, нежели думалось. На меловой стене, сверху казавшейся отвесной и почти совершенно гладкой, имелось множество выступов и выбоин, о которые при нужде можно было опереться. Особенным опытом в искусстве скалолазания пан Иохан не обладал, и все-таки спустился он без затруднений, можно сказать, на одном дыхании, лишь слегка рассадив о камни колено. Вскоре он стоял на земле, где среди мелких камней пробивалась чахловатая трава, и, задрав голову к зеву пещеры, снизу почти невидимому, освобождался от веревки. Покончив с этим, пан Иохан сильно дернул за нее пару раз, и веревку тут же утянули наверх.
Несколько минут ничего не происходило. Барон стоял в полном одиночестве, боролся с нарастающим нетерпением и прислушивался к летней тишине, наполненной лишь стрекотанием кузнечиков, умиротворенным жужжанием пчел и едва слышными пронзительными криками ястребов в вышине. Железная дорога проходила несколько в стороне, и если что-то и происходило сейчас на месте крушения (а наверняка что-нибудь и происходило), сюда не долетало ни звука.
Наконец, после бесконечных минут ожидания с приложенной козырьком к глазам ладонью, дабы не слепило солнце, пан Иохан заметил наверху движение. Маленькое светлое пятнышко, едва различимое на фоне белого известняка, начало мучительно медленный спуск. Сперва безвольно болтающийся на веревке предмет более всего походил на тряпку, но чем ниже он опускался, тем яснее становилось, что это безвольно обмякшее человеческое тело. То могла быть только посланница Улле.
Закинув голову так, что заныла шея, пан Иохан следил за ее спуском. Она двигалась почти без рывков; видимо, Фрез старался честно исполнить обещание. Время от времени драконица вроде бы слегка оживала и делала слабые попытки оттолкнуться от скалы, дабы ускорить спуск, но этим она скорее мешала, нежели помогала делу. Прошло несколько томительных минут, и панна Улле оказалась достаточно низко, чтобы пан Иохан мог дотянуться до нее. Обхватив ее ноги, он принял посланницу в свои объятья, крепко сжал и, не удержавшись, поцеловал, куда пришлось.
— Фу! — отозвалась Улле на поцелуй и потребовала, предпринимая судорожные попытки освободиться от веревки: — Снимите скорей с меня эту гадость!
Выглядела она бледноватой, словно находилась на грани обморока.
— Вот так, — пан Иохан ловко распустил петлю, снова подергал за веревку, и она споро втянулась наверх. — Теперь прилягте вот сюда, на траву. Вам не стало получше?
— Вы с ума сошли? — капризным голосом отозвалась Улле, приняв позу изящную и вместе с тем дающую понять бестолковому мужчине, насколько она обессилена. — Пока длился спуск, я каждую минуту ждала, что этот безумец меня прикончит. Как вы могли оставить меня с ним после того, как однажды он уже чуть не проделал это? Верно, в глубине души вам тоже хочется моей смерти.
— Не говорите глупостей, — досадливо возразил пан Иохан, недоумевая, что же творится с посланницей. — Никто не хочет вам смерти.
— Но в меня стреляли! — возмутилась посланница, и, надо признать, возмущение ее было вполне законно. Однако же не было времени ни утешать ее, ни спорить с ней, поскольку наверху показалась еще одна светлая фигура. На такой высоте было не разглядеть лица и стати, но по поведению девицы пан Иохан заключил, что это королевна Мариша. Она держалась очень спокойно, не раскачивалась бестолково, не крутилась, не размахивала руками и вообще не проявляла никаких признаков страха. Где было нужно, она легонько отталкивалась от стены, в других местах — замирала неподвижно. За ее спуском барон следил с гораздо меньшим страхом, и испугался только, когда, как и Улле, принял королевну в объятия и заглянул ей в лицо: белое, словно сметана, с побелевшими губами и расширенными фиалковыми глазами. Бледность Мариши проистекала, конечно же, не от слабости, как у панны Улле…
— Вам нехорошо, ваше высочество?
— С чего вы взяли? — делано удивилась королевна, сохраняя хорошую мину при плохой игре. Ручки ее, впрочем, лежали себе на плечах пана Иохана, не торопясь исчезать, а пальчики цеплялись за рубашку (вернее, за то, что от нее осталось). Он заново поразился неземной хрупкости девичьего тела; страшно было размыкать руки — страшно, что это неземное существо с фиалковыми глазами, едва его отпустишь, немедленно рассыплется звездной пылью. Но, ничего не поделаешь, королевну пришлось поставить на землю; слишком ясно пан Иохан понимал, что чем дольше она будет оставаться в его объятьях, тем труднее будет оторвать ее от себя. И все это — на глазах у Улле…
— Сможете вы стоять без моей помощи? Не упадете?
— Не упаду, — обещалась Мариша и первая убрала руки. — Можете совсем меня отпустить, барон…
— Минутку! — спохватился пан Иохан. — Веревку же надо развязать…
Хитрый узел распускался сам собой, ежели знать, где потянуть, но барон провозился с веревкой несколько минут — вместо того чтобы развязать узел, он исхитрился его запутать; руки были как чужие. Наверху терпеливо ждали и никак его не поторапливали; быть может, были заняты какими-то своими делами. Королевна Мариша тоже терпеливо ждала, немного приподняв и отведя от боков руки, дабы упростить своему освободителю задачу. Пан Иохан честно старался не смотреть на нее, чтобы не запутаться в узлах окончательно; не смотрел он и в сторону посланницы, однако ж его не покидало ощущение, будто драконица пристально и неотрывно за ним наблюдает.
Наконец, узел был распущен, петля снята, и веревка втянулась наверх.
Отказавшись от помощи, королевна Мариша проделала несколько шагов и села в траву рядом с посланницей. Пан Иохан приготовился встречать сестру.
Ядвися единственная из девиц получила от спуска истинное наслаждение.
Она держалась как заправский скалолаз и, ежели б не юбки, которые изрядно ей мешали, пожалуй, превзошла бы мужчин в ловкость так же, как превзошла в храбрости. У пана Иохана голова закружилась, пока он наблюдал за подвигами сестры, а на языке уже крутились все те слова, которые он намеревался ей высказать, когда она окажется внизу, в безопасности. Кое-что ему хотелось сказать и Фрезу, с чьего попущения, несомненно, Ядвися так лихо летела вниз, отталкиваясь от стены ногами, обутыми в совершенно неподходящие к случаю легкие башмачки.
— Я сама! — требовательно крикнула девушка, стоило брату протянуть к ней руки. Пан Иохан отступил. В последний раз оттолкнувшись от склона, она проделала в воздухе красивую пологую дугу; когда же ноги ее коснулись земли, Ядвися сокрушенно вздохнула.
— Вот и все! — проговорила она с крайним сожалением. — Какая жалость, что так быстро все закончилось! А как хорошо было!
— Тебе бы мужчиной родиться…
— Я бы не возражала! — откликнулась Ядвися. — Только кто меня при рождении спрашивал?
— Представляю, сколько мороки с тобой было бы, будь ты не сестрой мне, а братом, — улыбнулся пан Иохан. — Пришлось бы то и дело вызволять тебя из всяческих щекотливых ситуаций. Нет! Мне, пожалуй, повезло, что ты девица.
— Ой, можно подумать, ты сам не попадаешь в щекотливые ситуации, — немного обиделась Ядвися. — То и дело с тобой что-нибудь происходит.
Взять хотя бы ситуацию, в которой мы нынче оказались. Очень может быть, что, не будь тебя в свите, мы благополучно добрались бы до места безо всяких приключений, которые ты к себе так и притягиваешь.
— Не вините напрасно вашего брата, панна Ядвига, — тихо, но твердо проговорила королевна Мариша, стоявшая поодаль; она внимательно прислушивалась ко всему, что сказано было между братом и сестрой, хотя и не подавала виду, будто ее это интересует — и вдруг решила вмешаться. — В этом путешествии если кто и притягивает неприятности, то это отнюдь не барон. Ведь целью разбойников была я. Ради моего будто бы освобождения было затеяно это дерзкое нападение…
— О, Великий дракон! — закатила глаза Ядвися. — Я просто пошутила. К чему воспринимать все так буквально и так серьезно?
Пан Иохан только улыбнулся детски-наивной серьезности королевны — но улыбнулся так, чтобы она не заметила; и ничего не ответил сестре.
На душе у него стало поспокойнее теперь, когда все три девицы были рядом с ним и в относительной безопасности (об Эрике он по-прежнему ничего не знал и старался о ней не думать, дабы не волновать понапрасну сердце).
Оставалось только дождаться Фреза и решить, что делать дальше. Впрочем, для пана Иохана, который ни за что на свете не бросил бы в беде несостоявшуюся невесту, все было более или менее ясно; оставалось поставить перед фактом непрошеного товарища по несчастью.