Доктор Крюк

Глава 2

Каюта. Это если можно так ее назвать. Тесная, грязная конура, пропахшая сыростью, плесенью и мочой. Вместо кровати — узкий, жесткий топчан, набитый, кажется, соломой. Вместо подушки — свернутый в рулон грязный бушлат. Единственное окно — крошечный иллюминатор, забранный ржавой решеткой, — пропускает так мало света, что почти все время приходится находиться в полумраке.

Я бросаю взгляд на клочок бумаги, который все еще сжимаю в руке. Часть карты. Что она означает? Куда ведет? И как связана с фразой, которую прошептал умирающий матрос: «В глазах святого Бернара»?

Ответа нет. Пока нет.

Я прячу карту обратно в бутылочку, а бутылочку — в карман. Сейчас не время для загадок. Сейчас нужно выжить. Хорошо, что я не сильно выделяюсь на фоне пиратов своей одеждой — куртка, рубашка, штаны и ботинки. А шторм изрядно потрепал все это, так что почти такой же оборванец, как местные.

Условия вокруг — примитивные. Мягко говоря. Антисанитария полнейшая. На современном круизном лайнере, где я провел последние дни, все было стерильно, чисто, продумано до мелочей. А здесь? Средневековье какое-то.

Я ложусь на топчан. Жестко, неудобно, но я слишком устал, чтобы обращать на это внимание. Я закрываю глаза и почти сразу проваливаюсь в беспокойный сон.

Меня будят грубые толчки.

— Эй, док! — рычит надо мной одноглазый пират, тот самый, который привел меня на корабль. — Подъем! Капитан требует тебя.

Я с трудом разлепляю глаза. Тело ноет, но меньше, чем вчера. Голова тоже почти не болит.

— Что случилось? — спрашиваю я, пытаясь сесть.

— Один из наших поранился, — отвечает одноглазый. — Сильно. Капитан велел тебе заняться им.

Раненый. Значит моя первая проверка. Мой шанс доказать свою полезность.

Меня ведут в другое помещение, похожее на лазарет. Впрочем, «лазарет» — это слишком громко сказано. Просто большая каюта, где на полу, на грязных матрасах, лежат несколько человек.

В центре каюты, на грубо сколоченном столе, лежит молодой парень. Пират. Он без сознания. Из раны на его бедре хлещет кровь.

— Что с ним? — спрашиваю я, подходя к столу.

— Напоролся на гвоздь, — отвечает один из пиратов, стоящих рядом. — Здоровенный такой гвоздь.

Гвоздь? Шутка? От гвоздя нет таких ран. Ну ладно. Как скажете. Но если бы это был гвоздь, то было бы наверное еще хуже. Сепсис, гангрена. Нужен антисептик. Да, конечно. Но какой антисептик? Здесь, на пиратском корабле аниматоров?

Я начинаю действовать. Быстро, четко, уверенно. Я — врач. Я знаю, что делать.

— Мне нужна чистая вода! — приказываю я. — Кипяток! Ткань! Чистая ткань! И… ром!

Пираты суетятся, выполняя мои приказы.

Я осматриваю рану. Глубокая, рваная. И грязная.

Необходимо удалить инородные тела и обработать рану антисептиком.

Ром. Высокое содержание спирта.

Я делаю все, что могу. Промываю рану ромом, удаляю осколки дерева и грязь. И откуда там щепа?

Операция, если это можно так назвать, длится долго. Я выбиваюсь из сил. Но справляюсь.

Я зашиваю рану, насколько это возможно в таких условиях. Накладываю повязку.

— Все, — говорю я, вытирая пот со лба. — Ему нужен покой. И чистая постель.

Пираты смотрят на меня с каким-то уважением что ли. А некоторые и с удивлением.

— Ты спас его, док? — говорит одноглазый. — Он был на волосок от смерти.

Я киваю. Я спас жизнь. Я доказал свою полезность. Вежа? Что-нибудь полагается за такое?

«Поздравляю, носитель. Вы успешно выполнили задание капитана. Вам начислено 500 очков влияния».

Пятьсот очков! Это много!

«Вы можете использовать эти очки для продолжения процесса регенерации».

Да. Я знаю.

«Вежа, продолжай регенерацию».

«Принято».

«Баланс: 800 'ов».

Я чувствую легкое покалывание во всем теле. Приятное покалывание.

А пираты начинают относиться ко мне по-другому. С уважением. Они больше не смотрят на меня, как на пленника. Они видят во мне спасителя. Ну наконец-то,безумцы вспоминают, что блага цивилизации в виде грамотного врача — это шанс не сдохнуть от малейшей царапины.

И это дает мне надежду на то, что я смогу выжить в этом странном, жестоком обществе шизанутых аниматоров.

Весь оставшийся день меня не трогали. А я приходил в себя после всего произошедшего.

Утро. Сквозь крошечный иллюминатор пробивается тусклый свет. Я просыпаюсь и сразу же чувствую перемены.

Не кардинальные, нет. Но ощутимые. Боли в суставах, которые мучили меня годами, стали тише. Не исчезли совсем, но словно приглушенные. Я сгибаю и разгибаю пальцы, поворачиваю голову. Да, определенно, стало легче.

Я встаю с топчана. Тело словно налилось новой силой. Не юношеской, конечно, но ощутимо большей, чем вчера.

Я подхожу к иллюминатору. Вдыхаю свежи морской воздух. Я трогаю свое лицо.

Перемены.

Кожа. Она стала другой. Более упругой, что ли. Морщины не исчезли, но разгладились. Немного. Едва заметно. Но я чувствую это.

Омоложение? Оно работает! Вежа не обманула.

Меня переполняет вдохновение. Я снова могу стать молодым! Сильным! Здоровым!

Но это лишь начало. Я понимаю это. Процесс будет долгим. Очень долгим. Двести очков в день. Это капля в море.

«Напоминаю вам, что процесс регенерации требует постоянного поступления очков влияния. Если оплата будет прекращена, процесс остановится, и начнется обратный отсчет».

«Списано 200 'ов». Баланс: 600 «ов».

Голос Вежи возвращает меня с небес на землю. Да, я помню.

Но как я могу заработать больше очков? Пятьдесят, семьдесят в день — это ничтожно мало. Мне нужно придумать что-то другое. Что-то более эффективное.

Ну не специально же калечить матросов? Что-то в этом есть, конечно, но кажется я не дошел до такой крайности.

Я снова думаю о вчерашнем. Об операции. О спасении пирата. Пятьсот очков — это много. Но я не могу каждый день спасать жизни. Это нереально.

Нужно найти другой способ. Способ пассивного капания этих «ов».

Я оглядываю свою убогую каюту.

Взаимодействие с другими носителями. Вежа говорила об этом. Но кто эти носители? Где их искать? На этом пиратском корабле?

Создание новых способов взаимодействия с реальностью. Что это значит? Я не понимаю.

Задания. Вежа говорила о заданиях. Но какие задания? Кто их дает? Только ли капитан?

Я сажусь на топчан. Нужно подумать. Сосредоточиться.

Я — врач. Я привык решать сложные задачи. Я привык находить выход из безвыходных ситуаций.

И сейчас я тоже найду выход. Но с чего начать?

Я смотрю на свои руки. Это руки врача, которые спасали жизни.

Может быть в этом и есть ответ? Может быть моя профессия, мои знания и есть ключ к моему спасению, к моему омоложению?

Нужно подумать об этом. Серьезно подумать.

Вежа молчит, лишь где-то на периферии сознания мерцает напоминание о тающих очках влияния — как песок, утекающий сквозь пальцы.

Мысли мечутся. Надо завоевать доверие местных. Звучит почти издевательски. Я — чужак, старик, выброшенный на берег после кораблекрушения, бормочущий себе под нос невнятные слова. Да еще и врач. В глазах этих просоленных аниматоров-головорезов я, наверное, выгляжу, как безобидный, но слегка тронувшийся умом городской лекарь, которого и на абордаж-то брать стыдно. Ну они сами тоже с кукхой в голове.

И все же я должен попытаться. Даже если это заведомо провальная затея. В конце концов, что я теряю? Хуже, чем сейчас, уже не будет. А вдруг, если я смогу убедить их в своей полезности, смогу хоть немного изменить их отношение ко мне.

Моя профессия — вот единственное, что у меня есть. И, кажется, я знаю, как это использовать. Антисанитария. Эта зияющая дыра в их броне. Это рассадник болезней, который рано или поздно потопит этот корабль, вместе со всеми, кто на нем находится.

Идея кажется безумной. Предложить этим актерам-пиратам соблюдать гигиену? Да они меня на смех поднимут! Но это мой единственный шанс доказать, что я не просто балласт. Что я могу быть полезен.

И, кто знает, может быть, в глубине души эти люди тоже хотят жить.

С этой зыбкой надеждой, смешанной с горьким привкусом неизбежного провала, я и отправляюсь к капитану.

Каюта капитана — это отдельный мир хаоса и относительного порядка. Здесь пахнет не только сыростью и гнилью, как в моей конуре, но и крепким табаком, ромом и порохом.

Бартоломью «Черный Клык» Роджерс, собственной персоной, восседает за массивным столом, заваленным картами, счетами, недоеденными объедками и бутафорским черепом какого-то несчастного. Судя по размеру, череп явно не человеческий. Наверное.

Кроме капитана, в каюте еще двое. Один — тощий, как щепка, пират с крысиным лицом. Сквиббс, кажется. Он что-то быстро строчит гусиным пером в толстенной книге, похожей на гроссбух. Второй — молчаливый громила, похожий на ожившую скалу. У него не хватает пары зубов, а шею пересекает уродливый шрам, словно кто-то пытался отделить его голову от туловища, но не довел дело до конца. Этот тип смотрит на меня так, словно я — незваный гость, посмевший нарушить его священный покой.

— Капитан, — начинаю я. — Я хотел бы обсудить с вами один весьма важный вопрос.

Роджерс отрывается от изучения карты, испещренной какими-то непонятными значками, и медленно, словно нехотя, поворачивает ко мне голову. Его черные, как угольки, глаза прищурены. Взгляд тяжелый, недобрый.

— Говори, док, — цедит он сквозь зубы, выпуская облачко вонючего дыма. — Только покороче. И без своих заумных словечек. Я в них все равно ни бельмеса не смыслю.

Я делаю глубокий вдох. Как же вы достали, хреновы аниматоры.

И я начинаю говорить. Говорить о том, о чем, скорее всего, никто из этих людей никогда не задумывался на фоне всеобщего помешательства своих ролей. Ну куда им, если они в полном погружении в роли? Я говорю о гигиене. О чистоте. О том, что грязь, немытые руки, гниющие отбросы — это не просто неприятно, а смертельно опасно. Что это — прямой путь к болезням, к эпидемиям, которые могут уничтожить весь корабль, быстрее, чем любой шторм или вражеский фрегат.

Я говорю и чувствую, как с каждым словом надежда тает. Как об стенку горох.

Роджерс слушает молча, постукивая костяшками пальцев по столешнице. Сквиббс перестает писать и смотрит на меня с нескрываемым презрением. Молчаливый громила кажется, вообще меня не слышит, уставившись в одну точку на стене.

— … и поэтому, капитан, — заканчиваю я, — я предлагаю ввести на корабле некоторые правила гигиены. Обязать команду мыться, стирать свою одежду, кипятить воду перед употреблением…

Роджерс взрывается. Он не просто смеется — он хохочет, запрокинув голову, так, что видны его желтые, прокуренные зубы. Его свита угодливо щерится.

— Ты что, док, совсем спятил? — Он бьет кулаком по столу с такой силой, что подпрыгивают чернильница, карты и тот самый череп. — Да мои парни скорее передохнут от тоски, чем от какой-то там выдуманной тобой заразы! Они — пираты! Свободные люди моря! А не какие-то неженки!

— Но, капитан… — Я пытаюсь возразить.

— Молчать! — рычит Роджерс. — Я сказал — нет! И чтоб я больше не слышал от тебя подобной ерунды! Ты — док. Твое дело — латать дыры в наших шкурах, когда нас подстрелят или порежут. А в остальное не суйся!

Он резко отворачивается, давая понять, что аудиенция окончена.

Вот же бараны! Ну ладно, я предупреждал.

Сквиббс скалится, глядя на меня. Молчаливый громила по-прежнему не проявляет никаких признаков жизни.

Я разворачиваюсь и ухожу. Ну и подыхайте, заигравшиеся актеришки.

План с треском провалился. Надежда умерла, не успев родиться.

Что же делать? Как мне пробить головы этих толстолобых? А надо ли? Чем больше будут болеть — тем больше надо лечить. Чем больше лечить — тем больше очков влияния.

Вот же логика — железная штука. У меня поднялось настроение. Я улыбаясь в свои тридцать два зуба направился назад, в свою каюту. На палубе было скользко и ветер не внушал желания подышать воздухом.

Я возвращаюсь в свою каюту — тесную, вонючую, похожую на тюремную камеру. Сажусь на топчан и смотрю в одну точку, не видя ничего перед собой.

Первый шаг выполнен. Я старался помочь этим несчастным. Второй шаг — разведка. Нужно понять, что это за корабль, что за люди меня окружают, каковы их нравы и обычаи. Только так я смогу найти свое место в этом миниобществе.

Надо было узнать у капитана куда мы путь держим и когда доберемся до цивилизации. Как же неохота идти наверх, на ветер.

Я покидаю свою каюту, больше похожую на гроб, и выхожу на палубу. «Гроза Морей» оказывается внушительным судном. Трехмачтовый бриг, если мои познания в такой древности не подводят. Мачты, уходящие ввысь, кажутся исполинскими деревьями, а многочисленные канаты и снасти — их ветвями. Палуба, истертая добела, хранит следы бесчисленных штормов и сражений. Чувствуется, что корабль этот — не просто средство передвижения, а живое существо, со своим характером и своей историей.

Внизу, в трюме, царит полумрак. Там хранятся бочки с водой и провизией, ящики с оружием, тюки с тканями — добыча, захваченная в недавних рейдах. Запах сырости, гнили и пороха бьет в нос. И крысы. Жирные, серые твари, шныряющие повсюду, не обращая внимания на людей.

На верхней палубе — главное оружие корабля. Тяжелые чугунные пушки, установленные на лафетах, смотрят в море своими черными жерлами. Калибр, навскидку, фунтов восемнадцать-двадцать. Серьезная огневая мощь, даже по меркам современного флота.

Я брожу по кораблю, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Ветер и правда не располагал к прогулкам. Пираты заняты своими повседневными делами: кто-то чинит порванный парус, орудуя толстой иглой и суровой ниткой; кто-то с остервенением драит палубу, смывая въевшуюся грязь и, вероятно, кровь; кто-то, сидя на бочонке, точит свой тесак, издавая скрежет, от которого у меня мурашки бегут по коже.

Разговоры, обрывки фраз, долетающие до меня. Они говорят о море, о погоде, о предстоящих делах. Ругаются, смеются, травят байки. Обычная жизнь, только на пиратском корабле.

Я пытаюсь заговорить с ними. Сначала — осторожно, задавая нейтральные вопросы: о названии корабля, о его возрасте, о маршруте плавания.

Отвечают неохотно. Бросают короткие, резкие фразы, словно не хотят тратить на меня время. В их глазах — настороженность, недоверие. Чувствуется, что меня считают чужаком, инородным телом в их сплоченном, хоть и разношерстном, коллективе.

Но постепенно, капля за каплей, лед начинает таять. Я узнаю, что «Гроза Морей» — один из самых грозных пиратских кораблей в этих водах. Так по крайней мере говорят эти аниматоры. Они же говорят, что капитан Роджерс, несмотря на свою жестокость, пользуется уважением команды за свою удачливость и умение вести дела. Что их основная «работа» — грабеж торговых судов, идущих из Нового Света в Европу и обратно.

— А где мы сейчас? — спрашиваю я у молодого пирата, который чинит сеть. Парень худощавый, с рыжими, выгоревшими на солнце волосами и россыпью веснушек на носу.

— На Карибах, док, — отвечает он, не отрываясь от своего занятия. — Где ж еще?

Карибы. Это я и так понял. Но какое именно место? Какое время? Кстати, да. А в каком году они все это отыгрывают? Просто любопытно. Или они не заморачиваются до таких мелочей?

— А год? Какой сейчас год? — пряча ухмылку задаю я вопрос.

Парень бросает на меня удивленный взгляд.

— Ты что, док, головой ударился? — Он усмехается, обнажая неровные, пожелтевшие от табака зубы. — Тысяча шестьсот пятьдесят седьмой. От Рождества Христова.

Ух ты! Смотри-ка, даже такую мелочь продумали. Молодцы, что еще скажешь.

Разговор прерывает громкий крик: «Земля по курсу!».

Пираты, как по команде, бросают свои дела и устремляются к борту. Я, следуя за ними, тоже подхожу к перилам.

Вдалеке, на горизонте, вырисовывается силуэт острова. Высокие, покрытые густой зеленью горы, спускающиеся к самому морю.

— Тортуга, — говорит рыжий пират, стоящий рядом со мной. — Наша база. Приплыли.

Тортуга? Остров, о котором я читал в книгах. Легендарное пристанище пиратов, флибустьеров, корсаров. Место, где царит беззаконие, где льются реки рома и где каждый день может стать последним.

Я смотрю на приближающийся остров. Не думаю, что для аниматоров создадут целый остров с полным погружением в эпоху.

Вечер опускается на море, окрашивая небо в багровые тона. Я сижу на палубе, облокотившись на пушку, и думаю. Думаю о своей прошлой жизни, о своих внуках.

Мысли прерывает тяжелая поступь. Ко мне подходит тот самый молчаливый громила, которого я видел в каюте капитана. Кажется, его зовут Люк. Он останавливается напротив, загораживая собой закатное солнце. Его фигура кажется огромной, почти нечеловеческой.

— Док, — произносит Люк низким, глухим голосом. — Ты ведь нашел Джима после шторма?

Джим? Это кто? Единственный, кого я видел после шторма, это тот самый матрос, который передал мне бутылочку с картой.

— Да, — отвечаю я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Я подобрал его на берегу. Он был при смерти.

Громила кивает. Медленно, словно каждое движение дается ему с трудом.

— Я видел его тело, когда тебя забирали. Он что-нибудь говорил тебе? — спрашивает он, пристально глядя мне в глаза.

— Нет, — честно вру я. — Он был уже мертв.

Взгляд громилы становится еще тяжелее. Кажется, он видит меня насквозь.

— Джим был моим другом, — говорит он, и в его голосе звучит угроза. — И он кое-что искал. Очень важное.

Люк делает паузу, будто давая мне шанс признаться.

Я молчу. Что-то не хочется мне с ним трепаться. Да и от этого молчания зависит моя жизнь, судя по его взгляду. Вон как зенки вытаращил.

— Если ты что-нибудь знаешь, — продолжает громила, — лучше скажи мне.

Он не договаривает. Разворачивается и медленно уходит, оставляя меня наедине с моими мыслями.

Люк знает. Или подозревает. Он ищет карту. Ту самую часть карты, которую мне передал Джим.

Да что там за карта такая, интересно?

А вот и остров. Тортуга.

Чем больше я смотрел на него, тек больше увеличивались мои глаза. Не может быть!