Доктор Крюк 5

Глава 9

Волна за волной, шлюпки выплевывали на берег моих головорезов. Сотни, если не тысячи глоток ревели что-то нечленораздельное, но в этом зверином хоре отчетливо выделялись два слова, два стяга, под которыми они готовы были идти хоть в пекло: «Сантьяго!» и «Золото!». Я стоял на полубаке «Морского Ворона», наблюдая, как эта пестрая, дурно пахнущая орда растекается по городу, будто черная вода, прорвавшая ветхую плотину. Портобелло напоминал растревоженный муравейник.

Узкие улочки, спроектированные, видимо, для прохлады и защиты от солнца, мгновенно превратились в арену для кровавой вакханалии. Я видел, как первые группы пиратов, вооруженные до зубов кто саблей, кто топором, а кто и просто тяжелой дубиной, сшибались с редкими очагами сопротивления. Испанские солдаты, застигнутые врасплох и деморализованные падением фортов, пытались огрызаться из окон, из-за наспех сооруженных баррикад. Но что могли сделать несколько десятков храбрецов против этой неудержимой саранчи? Их сметали, как мусор, перешагивали через еще теплые тела и неслись дальше, вглубь города, к манящим запахам богатства и беззащитности.

Звуки… Господи, какие это были звуки! К непрекращающемуся грохоту наших корабельных орудий, методично обрабатывающих центр города, добавился новый аккомпанемент. Треск выламываемых дверей, звон разбитого стекла, женские визги, яростные крики нападающих и предсмертные хрипы тех, кто имел неосторожность встать на их пути. Этот адский концерт резал уши, въедался в мозг. Вежа услужливо отфильтровывала часть этого шума, предлагая сконцентрироваться на тактических данных, но полностью отгородиться от происходящего было невозможно. Да я и не стремился.

Хаос. Вот единственное слово, которое могло хоть как-то описать происходящее. Хаос грабежа и почти узаконенного насилия. Я знал, что так будет. Сотни раз прокручивал в голове сценарии штурма, и этот — самый вероятный, самый мерзкий — всегда всплывал на поверхность. Можно ли было его предотвратить? С этими людьми? Едва ли. Для них война и грабеж были синонимами, двумя сторонами одной медали. Попытайся я сейчас вразумить их, призвать к порядку — меня бы просто не поняли. В лучшем случае. В худшем — подняли бы на смех, а то и на ножи. Дисциплина придет позже, когда первая волна ярости схлынет, когда животы будут набиты, а карманы оттопырятся от добычи. Тогда можно будет говорить о контроле. А пока они были предоставлены самим себе, своей алчности и своим инстинктам.

Моей главной задачей, ради которой все это и затевалось, было не допустить, чтобы этот первобытный хаос поглотил нас целиком. Нужно было сломить организованное сопротивление, если таковое еще оставалось после нашего артобстрела, и как можно быстрее захватить сердце города — резиденцию губернатора. Именно там, я был уверен, находились не только главные богатства, но и рычаги управления, которые позволили бы нам закрепиться в Портобелло. Если губернатор и его администрация успеют сбежать или организовать партизанскую войну в городских трущобах, наша победа окажется пирровой. Город превратится в ловушку, в которой мы увязнем надолго, теряя людей и время.

Морган скалился, его глаза горели азартом хищника, учуявшего кровь. Для него это была привычная работа, почти рутина. Остальные капитаны, собравшиеся под мои знамена, тоже не выказывали никаких признаков брезгливости или сомнений. Для них это была долгожданная возможность отомстить испанцам за годы унижений и, конечно, набить трюмы золотом.

— Пора, капитан? — крикнул Морган нетерпеливо переступая с ноги на ногу на своей палубе.

Я перевел взгляд на город, на струйки дыма, поднимавшиеся то тут, то там, на мельтешащие фигурки пиратов, уже добравшихся до первых богатых домов у набережной. Первая волна сделала свое дело — посеяла панику, дезорганизовала оборону. Теперь нужно было наносить точный, хирургический удар.

— Еще пару минут, Генри, — ответил я. — Пусть немного выпустят пар. Нам нужен будет холодный расчет, а не слепая ярость.

Вежа подсветила карту города, накладывая на нее тактические маркеры. Красные точки — очаги сопротивления, зеленые — зоны, уже зачищенные нашими. Синие стрелки указывали оптимальные маршруты к губернаторскому дворцу. Система работала безупречно, анализируя тысячи потоков данных, поступающих от моих сенсоров и, как я подозревал, от каких-то неведомых мне источников. Иногда мне казалось, что Вежа видит этот мир гораздо полнее и яснее, чем я.

Город стонал. Это был не просто звук, это было ощущение. Будто огромное живое существо корчилось в агонии под ногами захватчиков. Я старался не поддаваться эмоциям. Эмоции — плохой советчик на войне, особенно для того, кто несет ответственность за сотни жизней. Хотя, если быть честным с самим собой, жизни этих головорезов волновали меня постольку-поскольку. Они были инструментом, средством для достижения цели. Жестоко? Возможно. Но мир, в который я попал, не располагал к сантиментам. Здесь выживал сильнейший, хитрейший, безжалостнейший. И я учился быть таким. Каждый день, каждый час.

Внизу, у подножия форта Сан-Херонимо, уже формировались новые отряды, готовые войти в город. Они ждали сигнала. Ждали моего сигнала. Мои личные резервы, те, кому я мог доверять больше, чем остальной разношерстной публике. С ними предстояло самое трудное. Пробиться сквозь этот кипящий котел, найти и обезвредить голову испанского спрута.

Я глубоко вздохнул, втягивая в легкие едкий запах пороха, гари и чего-то еще, отвратительно-сладковатого — запаха свежей крови и страха. Да, пора. Пора окунуться в это безумие с головой.

Время пришло. Я махнул рукой, и специально отобранная сотня моих самых надежных бойцов, тех, кто прошел со мной огонь, воду и медные трубы, бесшумно отделилась от основной массы, готовившейся к высадке.

Мы погрузились в несколько просмоленных, крепко сбитых шлюпок и отвалили от «Морского Ворона», взяв курс не на центральные причалы, где уже вовсю шла высадка и слышались первые звуки боя, а чуть в сторону, к пустынному участку берега, прикрытому полуразрушенным молом. Основная масса пиратов ломилась напролом, как стадо быков на красную тряпку. Мой же план был тоньше — просочиться незамеченными, обойти основные узлы сопротивления и ударить в самое сердце, в резиденцию губернатора. Для этого не нужна была грубая сила, здесь требовались точность, дисциплина и хорошая разведка. Последнюю мне обеспечивала Вежа.

Карта города, подсвеченная в моем сознании, была детализирована до каждого переулка, до каждого внутреннего дворика. Вежа, словно невидимый спутник, вела нас по самым безопасным маршрутам, отмечая потенциальные засады, скопления противника и даже, как мне казалось, интенсивность звуков боя в разных кварталах. Это было почти читерство, но я не собирался отказываться от такого преимущества.

Высадились мы без проблем. Тишина здесь была почти оглушительной по сравнению с тем ревом, что доносился из центральной части Портобелло. Мои люди, в отличие от основной орды, двигались слаженно, почти беззвучно, каждый знал свое место и задачу. Я видел, как Стив, пригнувшись, скользит вдоль стены, его движения были плавными, кошачьими. В руках он сжимал пару коротких, остро отточенных тесаков.

Первое подтверждение его боевых качеств не заставило себя долго ждать. Когда мы огибали угол какого-то склада, из темного проема вдруг высунулся испанский солдат с аркебузой наперевес, явно зазевавшийся или отбившийся от своих. Он еще не успел толком ничего сообразить, как мой боцман молниеносным движением метнул один из своих тесаков. Оружие со свистом рассекло воздух и вонзилось испанцу точно в горло. Тот только хрипнул, выронил аркебузу и мешком осел на землю, не издав больше ни звука. Стив так же спокойно подобрал свой тесак, вытер его о мундир убитого и снова занял свое место в строю. Я мысленно поставил ему жирный плюс. Он стоил десятка иных «вояк».

Вежа пискнула, выводя красную метку на крыше двухэтажного дома чуть поодаль.

— Снайпер, второй этаж, крайнее левое окно, — тихо скомандовал я, указывая направление.

Двое моих лучших стрелков, Жак и Пьер, бывшие охотники из Канады, которых я переманил у одного французского капитана, тут же рассредоточились, находя укрытие за бочками и ящиками. Секундная подготовка, два почти одновременных сухих щелчка кремневых замков, и красная точка на карте Вежи погасла. Я не стал проверять, жива ли цель, просто скомандовал:

— Вперед.

Мы двигались быстро, но без суеты. Главное — не ввязываться в затяжные перестрелки, не поднимать лишнего шума. Наша цель была глубже, важнее. По пути мы действительно нейтрализовали еще пару таких «гнезд», где засели отчаянные или просто хорошо обученные испанские солдаты. Каждый раз это происходило почти буднично: Вежа предупреждала, мои люди действовали. Как хорошо отлаженный механизм.

Вскоре Вежа указала на неприметное здание, затиснутое между двумя более крупными постройками. «Арсенал. Порох, оружие, боеприпасы», — гласила ментальная подсказка. Оставить такой подарок испанцам было бы верхом глупости. Если бы они сумели перегруппироваться и получить доступ к этим запасам, уличные бои могли затянуться надолго и стоить нам очень дорого.

— Десятеро со мной, — бросил я. — Остальные — периметр. Никого не впускать, никого не выпускать.

Дверь арсенала была массивной, окованной железом и заперта на внушительный замок. Но для пары моих умельцев, специализировавшихся на подобных «мелочах», это не стало серьезным препятствием. Через пару минут скрежета и тихих щелчков дверь поддалась.

Внутри пахло порохом, оружейным маслом и затхлостью. Вдоль стен тянулись стеллажи с мушкетами, аркебузами, пистолетами. В углу громоздились бочки с порохом, ящики с пулями и фитилями. Не то чтобы нам сильно нужно было это оружие — своего хватало, — но лишить противника этих запасов было критически важно.

— Все, что горит — запалы, фитили, пороховые картузы — в мешки и с собой! — приказал я. — Стволы мушкетов — загнуть или забить чем попало. Замки пистолетов — разбить. Порох из бочек — по возможности рассыпать, намочить, если есть чем. Действуем быстро!

Мои люди заработали слаженно, как муравьи. Кто-то выгребал фитили, кто-то орудовал молотками, превращая вполне годное оружие в металлолом. Я сам прошелся вдоль стеллажей, прикидывая, сколько времени нам понадобится. Стив тем временем обнаружил несколько ящиков с гранатами — глиняными шарами, начиненными порохом, с короткими фитилями.

— Это берем, — кивнул я. — Пригодится.

Вежа снова подала сигнал. «Движение. Патруль, три человека, приближаются по соседней улице. Через две минуты будут здесь».

— Заканчиваем! — скомандовал я. — Забираем гранаты, фитили и уходим. На выход!

Мы покинули разгромленный арсенал так же тихо, как и вошли, оставив за собой кучу бесполезного железа и испорченных боеприпасов. Испанцы, если и сунутся сюда, найдут мало чем поживиться.

Отдаленные звуки боя, доносившиеся со стороны центральных улиц, становились все громче. Там шла настоящая мясорубка, я не сомневался. Морган и его ребята прокладывали себе дорогу огнем и мечом, не особо заботясь о потерях или тактических изысках. Их задача была — давить массой, сеять панику. Моя — нанести точный, обезглавливающий удар.

Мы продолжали двигаться по запутанным переулкам, следуя указаниям Вежи. Она вела нас как опытный лоцман сквозь шторм, обходя опасные рифы и мели. Несколько раз мы почти сталкивались с группами испанских солдат, но Вежа вовремя предупреждала, и мы успевали свернуть или затаиться. Мои бойцы вели себя безукоризненно — ни одного лишнего звука, ни одного неосторожного движения. Я гордился ими. Это была уже не та разудалая пиратская вольница, это был отряд профессионалов.

Площадь перед губернаторским дворцом была уже близко. Я чувствовал это по нарастающему напряжению в воздухе, по тому, как учащались выстрелы и крики где-то впереди. Вежа вывела на карту предполагаемое расположение охраны дворца, возможные пути отхода губернатора. Судя по всему, он еще не покинул резиденцию. Это было хорошо. Нам нужен был он, живой или мертвый. Лучше, конечно, живой — как заложник он стоил бы дороже.

Наконец, мы вышли к последнему перекрестку перед площадью. Впереди виднелся угол высокого, богато украшенного здания — без сомнения, дворец. И тут же Вежа тревожно пискнула, окрашивая всю площадь перед дворцом в красный цвет. «Засада. Множественные огневые точки. Артиллерия, малый калибр».

Я поднял руку, останавливая отряд. Похоже, легкой прогулки не предвиделось. Испанцы приготовились встретить нас во всеоружии.

А пока мы крались по задворкам, словно лисы, вынюхивающие путь к курятнику, Генри Морган со своей основной ватагой творил историю на главных улицах Портобелло. Или, вернее, кровавую баню — тут уж как посмотреть. Я, конечно, не мог видеть этого воочию, но Вежа услужливо транслировала мне общую картину происходящего, дополняя ее отрывочными звуками боя и докладами моих сигнальщиков, рассредоточенных по крышам. Картина вырисовывалась эпическая, в лучших традициях пиратских саг.

Морган, этот валлийский дьявол с ангельским лицом и повадками матерого волка, вел свою орду по самой широкой авениде, прямой как стрела, ведущей от порта к центральной площади, той самой, где красовался губернаторский дворец. Улица эта, носившая какое-то пафосное имя вроде «Проспект Короля Филиппа» или «Путь Вице-Короля», сейчас больше походила на дорогу в ад.

Его пираты — а это была самая что ни на есть отборная сволочь со всех Карибов, сливки пиратского общества, если можно так выразиться, — перли напролом. Воодушевленные близостью вожделенной добычи, распаленные недавней победой над фортами и вкусом первой крови, они были подобны неудержимому потоку лавы. Баррикады, наспех возведенные испанцами из бочек, повозок, обломков мебели, они просто сметали, неслись на них с диким ревом, рубя и коля все, что шевелилось.

Из окон и с крыш домов, выходивших на авениду, испанские солдаты и немногочисленные отважные горожане пытались оказать сопротивление. Сверху летели пули, камни, черепица, кто-то даже выливал кипяток. Но это было все равно что пытаться остановить ураган, швыряя в него пригоршни песка. Пираты Моргана отвечали на это шквальным огнем из мушкетов и пистолетов, а затем, недолго думая, просто выламывали двери и врывались в дома. Что там происходило дальше, Вежа деликатно не показывала, но догадаться было нетрудно. Крики, выстрелы, короткая, яростная схватка — и тишина. Или, наоборот, еще более громкие победные вопли.

Сам Морган, как всегда, был в самой гуще событий. Я видел его через оптику Вежи — словно ожившая иллюстрация к книге о корсарах. Распахнутая на груди рубаха, перевязь с пистолетами, дымящаяся сабля в руке. Он не прятался за спинами своих людей, он вел их за собой, личным примером показывая, как надо убивать и грабить. Хладнокровный, расчетливый, невероятно жестокий и при этом дьявольски эффективный. Он был прирожденным лидером для таких вот операций. Он не рефлексировал, не сомневался. Была цель — золото и слава. Были препятствия — испанцы. Препятствия нужно было устранить. Максимально быстро и кроваво.

Он прекрасно понимал, что в уличной схватке, особенно с таким разношерстным войском, как у него, решают два фактора: скорость и натиск. Нельзя было давать испанцам опомниться, перегруппироваться, занять выгодные оборонительные позиции. Нужно было давить, давить и еще раз давить, не давая им передышки, загоняя в угол, как крыс. И он давил.

Его пираты, чувствуя эту звериную уверенность своего предводителя, становились еще более дерзкими и безжалостными. Они ломились в запертые лавки, вышибая двери плечом или топором, вытаскивали на улицу перепуганных торговцев, требуя денег и ценностей. Тех, кто сопротивлялся или медлил, ждала незавидная участь. Я видел, как одного несчастного, видимо, отказавшегося открыть свой сундук, просто пригвоздили саблей к прилавку. Жестоко? Да. Но такова была цена войны, которую мы развязали.

Вежа периодически отмечала на карте красными маркерами точки, где завязывались особенно ожесточенные стычки. Судя по всему, испанцы все же пытались контратаковать, собирая разрозненные отряды и бросая их наперерез Моргану. Но эти попытки были обречены. Пиратов было слишком много, они были слишком разъярены и слишком хорошо вооружены. Каждая такая контратака захлебывалась в крови, оставляя после себя лишь новые горы трупов.

Один из таких очагов сопротивления возник у церкви Святого Иакова — массивного каменного здания с высокой колокольней, с которой испанские стрелки простреливали значительную часть улицы. Морган, недолго думая, приказал подтащить пару легких полевых пушек, захваченных еще в фортах, и прямой наводкой расстрелял массивные церковные врата. Когда те с треском рухнули внутрь, пираты с воем ринулись в образовавшийся пролом. Из церкви донеслись звуки ожесточенного боя, крики, звон стали. Через несколько минут все стихло. А еще через пару мгновений на колокольне вместо испанского флага взвился черный «Веселый Роджер».

Продвижение Моргана было медленным, но неотвратимым. Улица за улицей, квартал за кварталом, он выжигал испанское присутствие, оставляя за собой дымящиеся руины и трупы. Хаос, который он сеял, был чудовищным, но, как ни парадоксально, он работал на нашу общую цель. Пока испанское командование, если оно еще существовало, было занято попытками остановить этот огненный вал, у моего отряда был шанс проскользнуть к губернаторскому дворцу относительно незамеченными.

Иногда мне казалось, что Морган получает от всего этого какое-то извращенное удовольствие. В его движениях, в том, как он отдавал приказы, в блеске его глаз была какая-то первобытная радость разрушения. Он был стихией, выпущенной на волю, и горе тому, кто попадался на его пути.

Я не осуждал его. В конце концов, он делал именно то, для чего я его нанял. Он был тараном, пробивающим брешь в обороне противника. Грязная работа, но кто-то должен был ее делать. И Морган делал ее с присущим ему профессионализмом и даже, я бы сказал, артистизмом.

К тому моменту, когда мой отряд приблизился к площади перед губернаторским дворцом, Вежа сообщила, что силы Моргана находятся уже всего в двух-трех кварталах от нас, с другой стороны. Они прогрызали себе путь сквозь городскую застройку, и рев их приближения был слышен все отчетливее. Это означало, что у нас оставалось не так много времени, чтобы решить нашу задачу до того, как на площадь вывалятся его головорезы и начнется уже совсем неконтроруемый штурм. Мне нужно было, чтобы губернаторский дворец пал под ударами моего, дисциплинированного отряда, а не был разграблен и сожжен толпой Моргана.

Портобелло горел. Не в прямом смысле, хотя дым от локальных пожаров уже поднимался в нескольких местах, но горел в метафорическом, адском пламени разграбления. Пока я с моим отрядом пробирался к губернаторскому дворцу, а Морган устраивал кровавую баню на центральных улицах, остальная масса пиратов, высадившихся на берег, растеклась по городу, как черная оспа, пожирая все на своем пути. Это был тот самый хаос, который я предвидел и которого опасался, но который был неизбежной частью любой подобной операции с таким контингентом.

Звуковая картина города превратилась в чудовищную какофонию. Непрерывный грохот выстрелов — то одиночных, то целыми залпами — смешивался со звоном клинков, треском выламываемых дверей и оконных рам, гулом начинающихся пожаров. И над всем этим доминировали человеческие голоса: яростные, пьяные от крови и предвкушения добычи крики пиратов, отчаянные вопли их жертв, предсмертные хрипы, женский плач. Вежа, как бы ни старалась, не могла полностью отфильтровать этот звуковой ад, и он давил на барабанные перепонки, создавая ощущение, что ты находишься в самом центре преисподней.

Я видел это краем глаза, когда мы пересекали очередную улицу или выглядывали из-за угла: группы пиратов, уже не объединенные никакой тактической задачей, кроме жажды наживы, врывались в лавки, в богатые дома, вытаскивая оттуда все, что представляло хоть какую-то ценность. Шелк, бархат, серебряная посуда, мешки с какао-бобами, табаком — все шло в дело. Тех, кто пытался сопротивляться — будь то хозяин лавки, его приказчик или просто случайный прохожий, оказавшийся не в том месте не в то время, — ждала быстрая и жестокая расправа. Сабля, пуля, удар тяжелым кулаком в висок — и очередной труп пополнял растущую статистику этого грабежа.

Даже церкви не были исключением. Хотя существовало негласное пиратское правило не трогать дома Божьи, на практике оно часто нарушалось, особенно если в церкви можно было поживиться золотыми окладами икон, серебряными чашами или просто найти укрытие от пуль. Я видел, как одна такая группа, явно из команды какого-нибудь Рока Бразильца или Франсуа Олоне — отъявленных головорезов, не признающих никаких правил, — с гиканьем вышибала массивные резные двери небольшой часовни. Что они там найдут, кроме перепуганного священника и пары медных подсвечников, было неизвестно, но сам факт не предвещал ничего хорошего.

Испанские солдаты, те немногие, что уцелели после падения фортов и первых стычек на улицах, были совершенно деморализованы и разрознены. Они пытались организовать оборону в каких-то ключевых точках — на перекрестках, у входов на рыночные площади, в казармах, — но эти очаги сопротивления были обречены. Пиратов было слишком много, они были повсюду, и их ярость, подогреваемая запахом золота и крови, не знала границ. Один за другим эти импровизированные редуты падали под натиском превосходящих сил. Пленных, как правило, не брали. Зачем возиться с ними, когда вокруг столько еще не разграбленных домов?

Я видел это и понимал, что после того, как город будет полностью захвачен — а в этом я уже не сомневался, — мне предстоит титаническая работа. Нужно будет как-то обуздать эту разбушевавшуюся стихию, восстановить хотя бы подобие порядка, организовать сбор и справедливый (насколько это возможно среди пиратов) дележ добычи, предотвратить междоусобные стычки, которые неизбежно начнутся, когда самые лакомые куски будут уже растащены. Это будет не легче, а может, и труднее, чем сам штурм. Контролировать толпу опьяненных успехом и грабежом пиратов — задача не из легких.

Но это будет потом. Сейчас главной задачей было добраться до губернаторского дворца и захватить его. Это был ключ ко всему. Если дворец падет, если испанская администрация будет обезглавлена, организованное сопротивление в городе прекратится само собой. Останутся лишь отдельные группы отчаявшихся, которые будут огрызаться до последнего, но это уже не изменит общего исхода.

Мы шли по улицам, стараясь держаться в тени, избегая открытых пространств. Город, еще утром казавшийся таким мирным и даже сонным под тропическим солнцем, теперь был похож на растерзанное тело. Разбитые витрины, выломанные двери, валяющиеся на мостовой обломки мебели, брошенное оружие, лужи крови, которые еще не успели впитаться в камень. И трупы. Их было много. Слишком много. В основном испанцы — солдаты, горожане, но попадались и пираты, те, кому не повезло, кто нарвался на отчаянное сопротивление или просто попал под шальную пулю. Война собирала свою жатву, не разбирая своих и чужих.

В одном из переулков мы наткнулись на особенно жуткую картину. У стены лежали тела целой семьи — мужчина, женщина и двое детей. Судя по всему, их застали врасплох, когда они пытались бежать. Рядом валялся раскрытый узелок с какими-то пожитками. Мои люди молча прошли мимо. Даже для них, привыкших к смерти, это было слишком. Лишь Стив на мгновение задержался, что-то неразборчиво пробормотал и быстро пошел дальше. Я не стал ничего говорить. В такие моменты слова были бессильны.

Чем ближе мы подходили к центру, тем интенсивнее становились звуки боя. К общему хаосу добавился еще и треск пожаров — видимо, кто-то из пиратов, не найдя ничего ценного, решил просто поджечь дом из мести или для забавы. Или, возможно, это были испанцы, пытавшиеся таким образом остановить продвижение наших сил, создавая огненные барьеры. В любом случае, дым все гуще застилал небо, делая воздух едким и удушливым.

Портобелло погружался в ад. И мы были теми демонами, которые принесли этот ад на его улицы. Я старался не думать об этом слишком много. Была задача, и ее нужно было выполнить. Все остальное — лирика, сантименты, которые могли стоить нам победы, а возможно, и жизни.

Сейчас не время для самокопаний. Сейчас время действовать.