Доктор Крюк 5

Глава 17

Первые несколько дней пути после выхода из Портобелло были, можно сказать, цветочками. Мы шли по относительно проторенным индейским тропам, пересекали неглубокие речушки, ночевали под открытым небом, но еще чувствовали близость цивилизации, если так можно назвать наше пиратское логово. Люди были полны энтузиазма, шутили, травили байки, предвкушая скорые богатства. Даже мулы, кажется, бодро переставляли копыта, не слишком обремененные пока еще полными вьюками.

Но потом тропы закончились. И начались настоящие джунгли.

Это было нечто. Стена густой, изумрудной растительности сомкнулась над нашими головами, отрезая солнечный свет. Воздух стал тяжелым, влажным, насыщенным запахами гниющей листвы, незнакомых цветов и еще чего-то терпкого, первобытного. Каждый шаг давался с трудом. Приходилось буквально продираться сквозь заросли, работая мачете, рискуя наткнуться на колючие лианы или ядовитые растения. Темп движения резко упал. Если раньше мы проходили по нескольку лиг в день, то теперь и одна лига казалась достижением.

Пираты, привыкшие к простору моря, к свежему ветру, надувающему паруса, начали скисать на глазах. Их лица, обычно обветренные и загорелые, приобрели какой-то землистый оттенок. Шум океана сменился непрерывным, монотонным гулом джунглей — стрекотом цикад, криками незнакомых птиц, шелестом листвы, в котором постоянно чудились чьи-то шаги или шипение. Этот давящий, всепроникающий звук действовал на нервы похлеще любого шторма.

А потом пошли «ягодки». Насекомые. Мерзкие, назойливые, всепроникающие. Москиты, от укусов которых кожа покрывалась зудящими волдырями. Крошечные мошки, залезавшие в глаза, уши, нос. Огромные, с палец величиной, муравьи, чьи укусы были подобны ожогу раскаленным железом. И, конечно, клещи, впивавшиеся в кожу так, что потом приходилось вырезать их ножом вместе с куском мяса. Никакие мази и отвары, которые мы готовили, не помогали. Люди ходили искусанные, расчесывая себя до крови, проклиная эти джунгли и тот день, когда они согласились на эту авантюру.

Но насекомые были лишь малой частью бед. Настоящую угрозу представляли обитатели этих «райских» кущ покрупнее. Ночью из темноты доносился леденящий душу рев ягуаров. Несколько раз нам приходилось отгонять этих пятнистых хищников выстрелами из мушкетов, когда они подбирались слишком близко к лагерю. Один из часовых чуть не поседел, когда увидел в нескольких шагах от себя два горящих зеленым огнем глаза.

А змеи! О, эти твари были повсюду. Огромные удавы, толщиной с бревно, свисали с деревьев, маскируясь под лианы. Их мы старались обходить стороной, хотя вид этих гигантов вызывал у многих почти панический ужас. Гораздо опаснее были ядовитые змеи, шуршавшие в подлеске или прятавшиеся под корнями деревьев. Однажды, во время привала, один из пиратов, неосторожно присевший на поваленное дерево, вскрикнул и схватился за ногу. Бушмейстер. Яд этой твари был одним из самых сильных в Южной Америке. Несмотря на все мои усилия, на все мои знания и медикаменты, спасти несчастного не удалось. Он умер в страшных муках через несколько часов, на глазах у всей команды. Эта смерть произвела на людей удручающее впечатление. Эльдорадо, казавшееся таким близким и желанным, начало обретать вполне реальную, смертельную цену.

Даже переправы через, казалось бы, безобидные речушки превращались в рискованное предприятие. В мутной воде кишели кайманы, готовые вцепиться в любую неосторожную конечность. Во время одной из таких переправ один из мулов, испугавшись чего-то, шарахнулся в сторону и вместе с ценным грузом медикаментов был утащен под воду этими зубастыми тварями. Потеря была очень чувствительной.

Каждый день пути приносил новые опасности, новые испытания. Люди уставали не столько физически, сколько морально. Постоянное напряжение, страх, болезни, однообразная пища — все это подтачивало их боевой дух. Начались разговоры о том, что мы идем в никуда, что никакого Эльдорадо не существует, а капитан просто сошел с ума. Мне приходилось прилагать все свое красноречие, весь свой авторитет, чтобы поддерживать в них хоть какую-то искру надежды и заставлять двигаться дальше. Но я видел, что с каждым днем это становится все труднее. Джунгли не только изматывали нас, они пытались сломить нашу волю. И я не был уверен, что мы сможем выдержать этот натиск.

Несмотря на все трудности и опасности, мы упорно продвигались вперед, вглубь неизведанного континента. Карта Дрейка, пусть и зашифрованная, была нашим единственным ориентиром в этом зеленом аду. Я сверялся с ней по нескольку раз на дню, пытаясь сопоставить символы на пергаменте с изгибами рек, очертаниями холмов и редкими прогалинами в густом лесном пологе, через которые удавалось увидеть солнце или звезды. Вежа, конечно, больше не могла вести меня «за руку», как раньше, но остаточные знания, полученные от нее, и моя собственная интуиция, обострившаяся в этих экстремальных условиях, помогали не сбиться с пути.

Однажды разведчики, которых я всегда посылал на несколько миль вперед, вернулись с донесением, от которого у меня немного отлегло от сердца, но одновременно и добавилось беспокойства. Они обнаружили свежие следы человеческой деятельности: остатки недавнего костра, несколько искусно расставленных ловушек для мелких животных, сломанные ветки на тропе, явно указывающие на то, что здесь кто-то недавно проходил. Стало ясно, что мы не одни в этих бескрайних джунглях. Это могли быть как мирные охотники из какого-нибудь затерянного племени, так и враждебно настроенные воины, ревностно охраняющие свои территории. В любом случае, встреча с ними была неизбежна, и к ней нужно было готовиться.

Напряжение в отряде сразу возросло. Пираты стали заметно осторожнее, перестали громко разговаривать, держали мушкеты наготове и то и дело настороженно оглядывались по сторонам. Каждый шорох в кустах, каждый крик незнакомой птицы заставлял их вздрагивать и хвататься за оружие. Ночи стали еще более тревожными. Мы усилили охрану лагеря, жгли большие костры, но все равно было не по себе от мысли, что где-то рядом, в темноте, за нами могут наблюдать чьи-то невидимые глаза.

И вот, через несколько дней такого напряженного ожидания, мы их встретили. Выйдя на небольшую поляну, мы внезапно оказались лицом к лицу с группой индейцев. Их было человек двадцать, может, чуть больше. Вооружены они были копьями с костяными наконечниками и длинными луками. Их смуглые тела были раскрашены какими-то белыми и красными узорами, а в волосах торчали перья. Они смотрели на нас настороженно, без страха, но и без явной агрессии. Просто стояли и изучали нас, как диковинных зверей.

Ситуация была, что называется, на грани. Одно неверное движение, один резкий окрик — и могли бы полететь стрелы. Я приказал своим людям оставаться на месте и не делать глупостей, а сам, оставив оружие, медленно вышел вперед с поднятыми руками, пытаясь показать свои мирные намерения. Я попытался заговорить с ними на том примитивном наречии, которому меня наспех обучила Вежа перед уходом, но они, похоже, меня не понимали. Язык оказался другим.

Пришлось объясняться знаками. Я показывал на солнце, на свои пустые руки, на наши тюки с провизией, пытаясь донести, что мы — путешественники, что мы не ищем войны, а хотим лишь пройти через их земли. Индейцы долго совещались между собой, указывая то на нас, то на наши мушкеты, то на наши светлые волосы и кожу, которые, видимо, казались им чем-то из ряда вон выходящим.

Наконец, один из них, видимо, старейшина или вождь, — высокий, суровый мужчина с орлиным носом и пронзительным взглядом, — сделал несколько шагов вперед и что-то сказал на своем языке. Я, конечно, ничего не понял, но по его жестам и интонации догадался, что он предлагает нам следовать за ним. Это был риск, но и выбора у нас особого не было. Отказаться — значило бы, скорее всего, спровоцировать конфликт. А воевать с местными племенами в их родных джунглях — дело гиблое.

Мы пошли за ними. Индейцы вели нас по каким-то едва заметным тропам, о существовании которых мы и не подозревали. Через несколько часов мы вышли к их деревне — нескольким десяткам хижин, построенных из пальмовых листьев и бамбука, спрятанных в глубине леса. Нас встретили настороженными, но не враждебными взглядами. Женщины и дети с любопытством разглядывали нас издалека.

После долгих и утомительных «переговоров», которые велись в основном с помощью жестов и нескольких слов, которые нам все же удалось выучить, мы пришли к какому-то подобию соглашения. Мы предложили им в обмен на право прохода и проводника на следующий участок пути несколько ножей, топоров, зеркал и цветных бус, которые я предусмотрительно взял с собой именно для таких случаев. Индейцы, подумав, согласились. Подарки им явно понравились.

Проводник, которого они нам дали, — молодой, ловкий парень по имени Ика́, — оказался на удивление толковым. Он знал джунгли как свои пять пальцев и вел нас такими тропами, которые мы сами никогда бы не нашли. Правда, смотрел он на нас все так же с нескрываемым подозрением, и я понимал, что доверять ему полностью нельзя.

Именно Ика́, через несколько дней пути, вывел нас на нечто совершенно невероятное. Следуя за ним по очередной едва заметной тропе, мы вдруг оказались перед стеной из огромных каменных блоков, густо поросших мхом и лианами. Это были руины древнего, покинутого города, поглощенного джунглями. Огромные, циклопические строения, сложенные из идеально подогнанных друг к другу камней, без всякого раствора. Пирамиды, остатки каких-то храмов или дворцов, широкие лестницы, ведущие в никуда. На стенах виднелись барельефы с изображениями странных, нечеловеческих существ и символы, не похожие ни на ацтекские, ни на майяские, ни на какие-либо другие известные мне письмена. Но самое поразительное было то, что некоторые из этих символов смутно напоминали те, что я видел на карте Дрейка и в его книжице. Особенно часто встречался знак спирали и какой-то стилизованный глаз.

Я стоял, как громом пораженный, глядя на это молчаливое величие. Какая цивилизация могла создать это? Когда? И почему она исчезла, оставив после себя лишь эти гигантские руины, которые теперь медленно, но верно пожирали джунгли? Это было что-то запредельное, выходящее за рамки моего понимания истории этого континента. Я понял, что мы наткнулись на следы чего-то очень древнего, чего-то, что предшествовало всем известным культурам Америки. И, возможно, именно это и искал Дрейк. Эльдорадо было не просто городом золота, оно было связано с этой исчезнувшей цивилизацией. И эти руины — лишь первая ниточка, ведущая к нему.

Наш проводник-индеец, Ика́, вывел нас из руин древнего города и провел еще несколько дней по относительно сносным тропам, петляющим среди холмов и негустых лесов. Но когда впереди показалась громада высокого горного хребта, чьи заснеженные вершины терялись где-то в облаках, он остановился и наотрез отказался идти дальше. Сколько я ни пытался его уговорить, сколько ни сулил ему еще подарков, он лишь качал головой и показывал на горы, бормоча что-то о «злых духах», «проклятых местах» и «обители тех, кто не знает сна». Видимо, эти горы пользовались у его племени очень дурной славой. Делать нечего, пришлось отпустить его, предварительно снабдив небольшим запасом провизии и еще парой безделушек. Мы снова остались одни, лицом к лицу с новой, еще более грозной преградой.

Карта Дрейка указывала на узкий, едва заметный проход через этот хребет — своего рода перевал, зажатый между двумя гигантскими пиками. Но чтобы добраться до него, нужно было сначала подняться по крутым, каменистым склонам, лишенным какой-либо растительности, кроме редких чахлых кустарников, цеплявшихся за голые скалы.

Подъем был сущим адом. Если в джунглях нас изматывала жара, влажность и насекомые, то здесь главным врагом стал холод и разреженный воздух. С каждым метром подъема дышать становилось все труднее. Люди, привыкшие к уровню моря, задыхались, хватались за грудь, жаловались на головную боль и тошноту — типичные симптомы горной болезни. Мне, с моим опытом судового врача, приходилось оказывать помощь на ходу, раздавать какие-то свои припасы, заставлять их дышать глубже, двигаться медленнее.

Каменистые тропы, если их вообще можно было так назвать, постоянно осыпались под ногами. Несколько раз камнепады чуть не накрыли часть отряда. Приходилось двигаться с максимальной осторожностью, высматривая каждый шаг, цепляясь за выступы скал. В особо опасных местах мы использовали веревки, чтобы подстраховать друг друга и перетащить наверх мулов. Эти бедные животные страдали, пожалуй, больше всех. Они скользили, падали, сдирали себе ноги в кровь. Несколько мулов, не выдержав нагрузки или оступившись, сорвались в пропасть вместе с ценным грузом. Мы потеряли часть провизии, несколько ящиков с порохом и, что было особенно обидно, почти все оставшиеся запасы рома, который так поднимал боевой дух пиратов по вечерам.

Погода тоже не радовала. Если у подножия гор еще было относительно тепло, то чем выше мы поднимались, тем холоднее становилось. По ночам температура опускалась ниже нуля, и наши тонкие одеяла почти не спасали от пронизывающего ветра, гулявшего по ущельям. А потом пошел дождь. Холодный, ледяной дождь, который через несколько часов сменился мокрым снегом. Мы промокли до нитки, зуб на зуб не попадал от холода. Казалось, сами горы не хотят нас пропускать, пытаясь выморозить, измотать, заставить повернуть назад.

Но самым странным и пугающим было не это. В горах начались какие-то необъяснимые явления. Пираты, особенно те, кто шел в дозоре или стоял на часах ночью, начали жаловаться на видения. Кто-то видел мерцающие огни вдали, где не могло быть никаких поселений. Кто-то замечал какие-то тени, скользящие по скалам, принимавшие причудливые, нечеловеческие очертания. Иногда до нас доносились странные звуки, не похожие ни на вой ветра, ни на крики животных, — то ли протяжный гул, идущий из недр земли, то ли тихий, мелодичный звон, словно где-то рядом играли на невидимых хрустальных колокольчиках.

Я и сам несколько раз становился свидетелем необъяснимого. Однажды, глядя на далекие пики гор, я заметил, что их очертания искажаются, плывут, словно я смотрю на них через кривое зеркало или через слой горячего воздуха. В другой раз, уже на перевале, я отчетливо услышал что-то вроде шепота, хотя вокруг на сотни метров не было ни души. Вежа, будь она сейчас со мной в полной силе, наверняка бы нашла этому какое-то научное объяснение — аномальные энергетические всплески, геомагнитные феномены, воздействующие на органы чувств, массовые галлюцинации на фоне кислородного голодания и стресса. Но для моих пиратов, людей простых и суеверных, все это было явным доказательством того, что слова индейца Ика́ о «злых духах» были чистой правдой. Страх перед неведомым, перед сверхъестественным начал охватывать даже самых бывалых головорезов. И этот страх был, пожалуй, опаснее любого камнепада или ягуара. Он подтачивал волю, парализовал разум, заставлял сомневаться в успехе нашего предприятия.

Я старался сохранять хладнокровие, подбадривать людей, убеждать их, что все это — лишь игра воображения, следствие усталости и разреженного воздуха. Но в глубине души и у меня самого шевелился какой-то неприятный червячок сомнения. Что, если эти горы действительно хранят какие-то тайны, которые нам, простым смертным, лучше не знать? И что ждет нас за этим перевалом, если мы все-таки сумеем его преодолеть?

Преодолев перевал, мы начали спуск. Он оказался не менее трудным, чем подъем, но, по крайней мере, мы двигались вниз, к теплу, к более плотному воздуху. Однако радоваться было рано. Спустившись с голых, продуваемых всеми ветрами скал в скрытую от посторонних глаз долину, мы снова оказались в джунглях. Но это были не те джунгли, которые мы оставили позади. Эти были другими — более древними, мрачными, какими-то… настороженными. Гигантские деревья с черными стволами смыкались над головой, почти не пропуская солнечный свет. Под ногами хлюпала топкая, зловонная жижа. И тишина. Мертвая, гнетущая тишина, нарушаемая лишь нашим собственным сопением и хрустом веток.

Именно здесь, в этой мрачной долине, мы начали находить следы ловушек. Не примитивные силки для мелких животных, которые мы видели раньше, а нечто гораздо более серьезное, рассчитанное на то, чтобы остановить или уничтожить человека. Искусно замаскированные волчьи ямы, на дне которых торчали острые, просмоленные колья. Какие-то хитрые механизмы, приводившие в действие камнепады, стоило лишь задеть неприметную лиану, натянутую поперек тропы. А однажды один из разведчиков чуть не наступил на замаскированную в траве нажимную пластину, которая, как мы потом выяснили, приводила в действие арбалет, стреляющий короткими ядовитыми дротиками, вылетающими из замаскированного дупла в дереве.

Чьих это было рук дело? Дрейка, который пытался таким образом скрыть путь к Эльдорадо от непрошеных гостей? Или это была древняя система защиты самого Золотого Города, все еще действующая спустя столетия, а то и тысячелетия? Я склонялся ко второму варианту. Слишком уж изощренными и смертоносными были эти ловушки, чтобы их мог соорудить один человек, пусть даже такой гениальный, как Дрейк, во время своего похода. Скорее, он сам прошел здесь, обезвреживая или обходя эти смертельные сюрпризы, и оставил нам лишь карту, но не инструкцию по преодолению этой полосы препятствий.

Приходилось двигаться с максимальной осторожностью, буквально прощупывая каждый шаг. Я снова и снова посылал вперед самых опытных и глазастых ребят, чтобы они искали и обезвреживали ловушки. Мы несли потери. Несколько человек угодили в ямы, получив серьезные травмы. Еще одного завалило камнями, и мы едва успели его откопать. Настроение в отряде упало ниже плинтуса. Люди были измотаны до предела, их нервы натянуты, как струна. Казалось, этому кошмару не будет конца.

Но потом, после нескольких дней мучительного продвижения по этой проклятой долине, когда силы и терпение были уже на исходе, произошло чудо. Джунгли вдруг расступились, и мы вышли на широкое, открытое плато, залитое солнечным светом. Воздух стал чище, дышалось легче. Впереди, сквозь разрыв в облаках, показался край следующей долины, лежащей гораздо ниже.

Я поднял к глазам подзорную трубу, которую берег как зеницу ока. Руки немного дрожали от волнения и усталости. Я навел ее на проем в облаках, поймал фокус… И то, что я увидел, заставило меня затаить дыхание.

Там, внизу, раскинулась долина невероятной красоты. Изумрудная зелень, синяя гладь озера, извивающаяся серебряной лентой река… И среди всего этого — строения. Невероятные, фантастические строения, сверкающие на солнце так, словно они были сделаны из чистого золота. Пирамиды, устремленные в небо, какие-то башни, дворцы… Это было настолько нереально, настолько выходило за рамки всего, что я когда-либо видел или мог себе представить, что на мгновение мне показалось, будто это мираж, галлюцинация, вызванная усталостью и кислородным голоданием.

— Эльдорадо… — прошептал я, не веря своим глазам.

Мой шепот, видимо, услышали стоявшие рядом. Один за другим пираты начали поднимать головы, всматриваться вдаль. И по мере того, как они различали сквозь дымку очертания Золотого Города, их изможденные, покрытые грязью и потом лица начали меняться. Усталость, страх, отчаяние — все это исчезло, уступив место изумлению, восторгу, какой-то детской, почти безумной радости.

— Золото! Золотой Город! Мы нашли его! — закричал кто-то, и этот крик подхватили десятки голосов.

Забыв про усталость, про опасности, про потери, пираты, как один, устремились вперед, к краю плато, чтобы лучше рассмотреть это чудо. Они кричали, смеялись, обнимали друг друга, плакали. Это была настоящая истерия, но истерия радости, триумфа. После всех мучений, после всех лишений, цель была достигнута. Мы стояли на пороге Эльдорадо. И оно было еще более величественным и прекрасным, чем мы могли себе вообразить.

Я опустил трубу. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Да, это было оно. Место, которое веками будоражило воображение авантюристов и кладоискателей. Легенда, ставшая реальностью. И мы были первыми, кто ее увидел. По крайней мере, первыми из тех, кто пришел сюда с картой Дрейка.

Оставалось только спуститься в эту долину и взять то, за чем мы пришли. И это, как мне тогда казалось, будет самой легкой частью нашего путешествия. Как же я ошибался…