Меня грубо толкнули в спину. Ступени под ногами были свежими, шершавыми, пахли смолой и дешевой сосновой древесиной.
Эшафот.
Утро только занималось, но площадь уже ревела сотнями глоток. Бриджтаун явился поглазеть на смерть пирата по прозвищу «Доктор Крюк». Зрелище обещало быть занимательным, как видно. Солнце еще не поднялось над крышами, но небо на востоке наливалось мутным, обещающим жару светом. Воздух был неподвижен, тяжел, пропитан вчерашним зноем и запахами порта — гниющими водорослями, рыбой, дегтем.
Подъем был коротким, всего несколько ступеней, но показался мне бесконечным. Ноги двигались сами собой, механически. Руки, стянутые за спиной жесткой веревкой, ныли. Вчерашние кандалы сменили на простую пеньку, но легче от этого не стало. Наверху, на помосте, уже ждали. Палач — здоровенный детина в грязном кожаном фартуке и мешковатом капюшоне, скрывающем лицо. Судья, вчерашний тип, с одутловатым лицом и в мятом парике, явно страдающий с похмелья. Пара солдат для острастки, хотя куда уж больше — внизу целое море враждебных лиц.
Меня подвели к центру помоста, к столбу с перекладиной, через которую уже была перекинута толстая веревка с аккуратно сформированной петлей на конце. Финальный аккорд моего невероятного путешествия. Конец истории доктора Николая Крюкова, выброшенного из двадцать первого века в семнадцатый.
Гул толпы накатывал волнами. Выкрики, оскорбления, свист. Кто-то швырнул гнилым фруктом, но не добросил, он шлепнулся у подножия эшафота. Я заставил себя поднять голову, обвести взглядом это море лиц. Лиц чужих, жадных до крови, до чужой боли. Ни одного знакомого. Где Морган? Успел ли уйти? Где Филипп и Марго? Неужели их тоже схватили после моего ареста и сейчас держат где-то в форте, или…
Нет, не думать об этом. Главное — они не здесь, не в этой толпе. Морган ушел. Ящик Дрейка в безопасности. Тайна плывет к своей разгадке, пусть и без меня. Это единственное, что имело значение.
Я повернулся к гавани. Инстинктивно. Море всегда было моим спасением и моим проклятием. Сейчас оно лежало там, сверкающее первыми лучами восходящего солнца. Легкая рябь на воде, далекие силуэты кораблей на рейде. И внезапно, остро, почти физически ощутимо, нахлынуло воспоминание. Другое море. Ревущее, черное, вздымающееся водяными горами. Треск ломающегося корпуса, крики тонущих людей, ледяная вода, захлестывающая палубу круизного лайнера «Принцесса Карибов». Год две тысячи двадцать пятый. Шторм невиданной силы где-то в районе Бермудского треугольника. И я, семидесятилетний судовой врач, смытый за борт волной.
А потом — тьма и пробуждение уже здесь, в этом времени. И голос в голове. Нейросеть «Вежа». Мой единственный спутник и источник всех моих нынешних проблем.
Обещания, очки влияния, омоложение, подсказки, карты, тайны. Все вело сюда, на этот эшафот?
«Вежа?» — мысленно позвал я. — «Ты здесь? Хоть какой-то комментарий? Финальный аккорд, так сказать?»
Абсолютная, звенящая тишина в голове. Бросила меня? Или просто констатировала факт — игра окончена, носитель выбывает из проекта? Ее цели всегда были туманны, ее логика — недоступна. Возможно, моя смерть — тоже часть ее плана. Убрать ненужную фигуру с доски.
Я усмехнулся про себя. Ирония судьбы, достойная пера какого-нибудь графомана из моего времени. Врач, спасавший жизни, закончит свои дни в петле, как презренный разбойник. Невероятно. Глупо. И совершенно неотвратимо.
Я снова обвел взглядом площадь, город, расстилающийся внизу. С высоты помоста вид был иным. Черепичные крыши, узкие улочки, дымки над трубами. Взгляд скользнул по знакомому двухэтажному зданию с обшарпанным фасадом. Таверна «Рыжий Кот». Сколько рома там было выпито, сколько планов построено.
И тут я замер. Что-то было не так. На боковой стене таверны, которая выходила на соседний переулок и была почти не видна с уровня земли, но прекрасно просматривалась отсюда, с высоты эшафота, был рисунок. Грубый, сделанный, видимо, углем или краской, но вполне отчетливый.
Корова. Обычная корова с рогами и выменем. Кто и зачем ее там нарисовал? И почему я раньше ее не замечал? Или замечал, но не придавал значения? Рисунок выглядел старым и выцветшим, но все еще различимым в предрассветных сумерках. Просто корова на стене таверны. Какая-то местная примета? Или чья-то дурацкая шутка? Но почему-то этот неуместный рисунок приковал мое внимание, заставив на мгновение забыть о веревке, о толпе.
Корова. Просто корова. Почему она так вцепилась в мой мозг? Рисунок, который я так тщательно скопировал с надгробия отца Джона Блэквуда на том проклятом кладбище! Там была она — такая же неуклюжая корова, а рядом — перо.
«Корова с пером».
Я тогда решил, что это какой-то герб или символ старых соратников Дрейка, как и говорил Джон. Бессмыслица, не имеющая отношения к делу. Но теперь…
Мой взгляд метнулся в сторону. Рядом с таверной «Рыжий Кот» стояло другое приземистое здание, более солидное, из серого камня — здание суда. Там вчера мне вынесли приговор. И на его фронтоне, прямо под треугольной крышей, был вырезан барельеф. Я видел его и вчера, но не обратил внимания, голова была занята другим. Теперь же я смотрел на него во все глаза. Перо. Большое, стилизованное гусиное перо, символ правосудия, канцелярии, закона.
Корова на таверне. Перо на здании суда. Корова и перо.
Они были рядом. И видны вместе, как единая композиция, только отсюда, с высоты. С уровня улицы, с площади, они были просто отдельными элементами городского пейзажа. Но сверху они складывались в ту самую картинку с надгробия.
«В глазах Святого Бернара»! Фраза умирающего пирата, которая привела нас на остров Монито. Я ломал голову, чтобы понять что она значит, пока не понял — остров, если смотреть на него с высоты птичьего полета. Он напоминал своими очертаниями лежащую собаку сенбернара. Ключом была точка обзора! Не сам символ, а место, откуда на него смотришь!
Так и здесь! Барбадосская подсказка Дрейка! Она была не на кладбище и не в могиле. Она была здесь, на площади Бриджтауна, зашифрованная не в самих изображениях, а в необходимости увидеть их сверху. Возможно, с крыши высокого здания. Или с эшафота.
Неужели старый лис Дрейк обладал таким черным юмором, чтобы оставить подсказку, видимую только с места казни? Или это просто дьявольское совпадение?
Мозг лихорадочно заработал. Корова и перо. Что дальше? Куда они указывают? Направление? Линия, проведенная через них? Или сами здания — таверна и суд — были ориентирами? Может, между ними? Или за ними? Требовалось время, карта, возможность спокойно все обдумать, проверить.
Время! То, чего у меня не было совершенно.
Горькая, злая ирония захлестнула меня. Я разгадал еще одну часть головоломки Дрейка. Часть пути к Эльдорадо, к тайне Вежи, к смыслу всего этого безумия. Разгадал за пять минут до того, как веревка сломает мне шею. Гениально, Крюков, просто гениально! Аплодисменты!
— Именем Его Величества лорда-протектора Англии, Шотландии и Ирландии, Оливера Кромвеля, и по законам, установленным для блага и процветания колоний…
Голос судебного служки вернул меня к реальности. Он стоял рядом с судьей, развернув свиток с приговором, и начал читать. Толпа внимала официальной части представления.
Я снова обвел взглядом площадь. Бесполезно. Глупо. Но я искал глазами хоть одно знакомое лицо. Филипп и Марго были вчера на суде. Куда они делись? А Морган? Уплыл ли он? Или где-то здесь, в толпе, наблюдает за концом своего капитана? Я вглядывался в лица моряков, торговцев, зевак, в редкие женские чепцы.
Никого. Пустота.
Идиотская, совершенно неуместная мысль мелькнула в голове. Как в тех дурацких приключенческих романах, которые я читал в юности, или в фильмах из моего времени. Последний момент. Приговор читают, палач уже заносит руку. И тут — крик, выстрел, появляется герой-спаситель, верные друзья прорубаются сквозь толпу, начинается суматоха, и главный герой, конечно же, спасен!
Я чуть не рассмеялся в голос. Какое спасение? Кто меня будет спасать? Горстка пиратов, если они вообще еще на свободе и на острове, против гарнизона форта и английских солдат? Морган? Он прагматик до мозга костей, рисковать своей шкурой ради мертвого капитана он не станет, особенно когда главный приз — ящик Дрейка — у него. Правда он об этом не знает.
Филипп? Он носитель Вежи, но что он может? Марго? Беспомощная девушка. Нет. Никакого чудесного спасения не будет. Фильмы врут. Реальность гораздо прозаичнее и жестче.
Служка продолжал бубнить, перечисляя мои прегрешения — реальные и вымышленные. Пиратство, грабежи, убийство «честного капитана» Роджерса. Я слушал вполуха. Все это уже не имело значения. Имела значение только разгадка, сверкнувшая так несвоевременно.
Корова и перо, видимые сверху.
Последняя решенная задача доктора Крюкова.
Я снова посмотрел на рисунок коровы на стене таверны, на барельеф пера на здании суда. Они были на одном уровне. Где-то там, в направлении, которое они указывали, или в месте, на которое они намекали, скрывался следующий шаг на пути к Эльдорадо.
— … признан виновным в пиратстве, разбое на море, нанесении ущерба торговле и подданным Его Величества, а также в вероломном убийстве капитана Бартоломью Роджерса, — монотонно доносилось со стороны помоста. Служка почти дочитал. — За вышеперечисленные преступления, несовместимые со званием христианина и подданного цивилизованной державы, суд постановил…
Он сделал паузу, перевел дыхание и повысил голос, чтобы слышали даже на дальних окраинах площади:
— … приговорить подсудимого, именующего себя «Доктор Крюк», к смертной казни через повешение. Да послужит его участь уроком всем злодеям и нарушителям порядка!
Он свернул пергамент.
Все.
Официальная часть завершена.
Наступила тишина, густая, напряженная. Даже гул толпы стих, сменившись выжидательным молчанием. Сотни глаз уставились на меня в центре помоста. Любопытство, злорадство, страх, возможно, у кого-то даже капля сочувствия — все смешалось.
Палач шагнул вперед. Он двигался медленно, размеренно, без суеты. Работа есть работа. Подошел ко мне вплотную. Капюшон скрывал лицо, но я видел тяжелый подбородок и часть небритой щеки. Он взял конец веревки — толстая, просмоленная пенька.
Я ощутил, как петля скользнула мне на шею. Грубые волокна царапнули кожу. Палач не спеша поправил узел — так смерть наступает быстрее, от перелома шейных позвонков, а не от удушья. Профессионал, что тут скажешь.
Я не сопротивлялся. Какой смысл? Драка на эшафоте? Это только позабавит толпу и сделает конец еще более унизительным.
Веревка легла на плечи, чуть оттягивая голову назад. Неприятное ощущение. Запах пеньки и смолы ударил в ноздри. Последний запах, который я почувствую? Я заставил себя смотреть прямо перед собой. На крыши домов напротив, на клочок неба над ними, уже светлеющий, обещающий ясный день. День, который я не увижу.
Мысли метались, цепляясь за обрывки воспоминаний, за нерешенные загадки. Корова и перо… Вежа… Эльдорадо… Морган с ящиком… Все это теперь казалось таким далеким, почти нереальным. Словно чужая жизнь, прочитанная в книге. А моя реальность — это шершавая веревка на шее, тяжелое дыхание палача за спиной и сотни глаз, впившихся в меня.
Судья, стоявший чуть поодаль, сделал едва заметный знак рукой. Он тоже хотел, чтобы все закончилось побыстрее. У него, наверное, были свои дела. Завтрак, например. Или очередная порция выпивки для поправки здоровья.
Палач положил свою огромную лапищу на простой деревянный стул, на котором я стоял. Стул был единственной опорой между мной и пустотой под ногами. Я чувствовал легкую вибрацию дерева под подошвами своих старых ботфортов. Дыхание стало прерывистым. Инстинкт самосохранения, животный страх смерти боролся с разумом, который твердил — все кончено, прими это достойно.
Взгляд судьи встретился с моим. В его глазах не было ничего — ни злости, ни сочувствия. Просто усталость и исполнение долга. Он слегка кивнул палачу.
Время остановилось. Я слышал собственное дыхание, шелест ветра в листве деревьев на краю площади, чей-то далекий смех, скрип веревки на перекладине над головой. Все звуки обострились до предела.
Судья поднял руку. Толпа замерла окончательно. Даже самые нетерпеливые зеваки перестали переминаться с ноги на ногу. Напряжение стало почти физически ощутимым, оно висело в воздухе плотным маревом.
И тогда прозвучала команда. Короткая, отрывистая, деловая. Голос судьи был ровным, безэмоциональным.
— Исполняй!
Резкий, сильный толчок под подошвы. Деревянный стул с грохотом отлетел в сторону. Доли секунды невесомости, свободного падения в пустоту. Время растянулось, замедлилось до невозможности. Я успел увидеть доски эшафота под собой, мелькнувшие лица в первых рядах толпы, широко раскрытые рты, застывшие в немом крике или простом любопытстве. Успел подумать — вот и всё.
А потом мир взорвался.
Не падение вниз, а чудовищный рывок вверх и в сторону. Веревка натянулась, как струна, всем моим весом врезавшись в шею под челюстью. Хруст. Или мне показалось? Острая, обжигающая боль пронзила шею, ударила в затылок, разошлась огненными кругами по всему телу. Дыхание оборвалось на полувздохе. Воздух отказался идти в легкие, путь был перекрыт намертво. Инстинктивный, судорожный вдох — и ничего, только новая волна боли и удушья.
Глаза вылезли из орбит. Я чувствовал, как кровь приливает к голове, стучит в висках молотами. Мир перед глазами качнулся, поплыл, окрасился красными и черными пятнами. Площадь, толпа, небо — все смешалось. Я болтался на веревке, тело отказывалось подчиняться, оно жило своей собственной, агонизирующей жизнью. Ноги судорожно дергались, пытаясь найти опору в пустоте. Руки, связанные за спиной, беспомощно бились о бедра. Унизительная, отвратительная пляска смерти на потеху толпе.
Я слышал странный звук — хриплый, булькающий клекот, вырывающийся из моего собственного горла. Попытка крикнуть? Вздохнуть? Просто предсмертный хрип?
Толпа. Где-то там, внизу, была толпа. Я мельком видел их расплывчатые пятна лиц. Но шум исчез. Или я перестал его слышать? Гудение в ушах нарастало, заглушая все остальные звуки. Мир сузился до этой веревки, до боли, до отчаянной, безнадежной борьбы за глоток воздуха.
Сознание начало меркнуть, уходить, как вода сквозь пальцы. Мысли путались, рвались.
Корова… перо… точка обзора…
Вежа… Ты все видишь? Это конец твоего эксперимента? Довольна?
Боль… она отступала. Или я просто переставал ее чувствовать? Тело обмякло, конвульсии стали слабее, затихая. Осталось только ощущение давления на шею и нехватка воздуха, сосущая пустота в легких. Мир вокруг окончательно погрузился в темноту, лишь где-то далеко, на периферии угасающего зрения, плясали красные искры.
Я еще чувствовал, как мое тело медленно раскачивается на веревке. Взад-вперед. Маятник, отмеряющий последние удары сердца. Стало тихо. Очень тихо. Исчез гул в ушах, исчезли последние отголоски звуков с площади. Тишина. Глубокая, обволакивающая, почти уютная.
Темнота сгущалась, заполняя все. Последняя мысль, слабая, как тлеющий уголек: «Неужели… так просто?..»
И потом — ничего. Абсолютная, бесконечная пустота.