Доктор Крюк 3

Глава 2

Голова гудела, как от пушечного залпа, а в груди ныло так, будто туда крюк раскаленный сунули и провернули пару раз для верности. Я открыл глаза, щурясь от света, который лился через круглое окно каюты, и сразу понял — я жив. Лежу на койке, подо мной простыня, чистая, пахнет приятно, а не кровью и гнилью, как можно было ждать после такого. Шевельнулся, чувствуя, как тело отзывается слабостью, но не мертвой, а живой, теплой, будто силы где-то глубоко внутри еще шевелятся. Грудь стянута повязкой, плотной, аккуратной, я провел по ней пальцами, удивляясь, что нет ни жара, ни вони — рана, видать, чистая. Кто-то меня вытащил с того света, хотя после дуэли с этим гадом Педро я был уверен, что мне крышка.

Приподнялся на локтях, оглядываясь, и замер, как юнга, впервые шторм увидевший. Моя каюта на «Принцессе Карибов», но не та, что я помнил. Стены обшиты свежим деревом, пахнут смолой, а не плесенью, как раньше. У окна — стол, резной, темный, с лаком, будто его вчера вырезали. На столе чернильница с пером, пара книг в кожаных обложках — я что, теперь ученый муж, а не пират? Стул рядом, с подушкой, мягкий, будто для барона какого, а на стене — картина, черт возьми, корабль под парусами, нарисованный так, что хочется проверить, не качается ли он на волнах. Я моргнул, думая, уж не свихнулся ли я от потери крови, но нет — все взаправду. Шторы на окне, темно-зеленые, плотные, под койкой сундучок, маленький, с медными уголками, будто для золота или драгоценностей. Это что, пока я валялся, кто-то решил мою каюту в барский покой превратить?

Корабль покачивался еле заметно, волны плескали о борт, а издалека доносились голоса — матросы орали что-то друг другу, но тихо, будто не на палубе, а где-то на пирсе. В порту мы, значит, и, судя по всему, в Портобелло. Я потер лицо, чувствуя колючую щетину и попробовал вспомнить, что было после дуэли. Пыль в горле, крик Моргана, кровь, что хлестала, как ром из пробитой бочки, — и все, темнота. А теперь я тут, живой, в каюте, которая выглядит, как мечта какого-нибудь купчишки. Вежа, что ли, постаралась? Я хмыкнул, но тут же поморщился — смех отозвался резкой болью в груди, как укол ножа.

Сел ровнее, стиснув зубы, и потянулся к краю койки, нашаривая сапоги. Они стояли рядом. Чистые, будто кто-то их вымыл, а рядом — мой крюк, отполированный, лежит на сундучке, как украшение. Я взял его в руки, повертел и ухмыльнулся — хоть что-то знакомое в этом мире. Каюта, конечно, хороша, но непривычно. Я привык к скрипу досок, к вони рома и пота, к стенам, которые трещат от каждого шторма, а тут — тишина, чистота, даже запах какой-то мягкий, как у свежесрубленного леса. Поднялся, медленно, чувствуя, как ноги дрожат, но держат, и шагнул к столу. Провел рукой по дереву — гладкое, теплое, без заноз. Открыл одну из книг — чисто. Это видать для записей.

За окном мелькнула тень — кто-то прошел по палубе и я напрягся, прислушиваясь. Шаги стихли, но голоса с пирса стали громче — кто-то спорил, кажется, про канаты или бочки. Я подошел к окну, отодвинул штору и глянул наружу. Порт Портобелло лежал передо мной, шумный, грязный. «Принцесса Карибов» стояла у дока, пришвартованная крепко, паруса сложены, а на борту — никого, только тени мелькали. Ремонт, видать, закончили, раз она так блестит, как новая. Я хмыкнул, потирая подбородок. И сколько я тут провалялся? Надо бы узнать, что вообще творится.

Вернулся к койке, сел, чувствуя, как слабость снова накатывает, и потрогал повязку. Швы под пальцами были ровные, крепкие, нитки не торчали, а кожа вокруг — прохладная, без красноты. Я, как врач, знал, что это значит — кто-то постарался, и не просто замотал тряпкой, а знал, что делает. Но кто? Морган? Да он скорее ромом меня зальет, чем иглой шить будет. Стив? Этот дубина только канаты вяжет, а не раны. Джейк Одноглазый, что ли, этот шулер с повязкой? Я усмехнулся, качая головой. Нет, не он, у него руки для карт, а не для лекаря. Тогда кто?

Дверь скрипнула, я напрягся, рука сама сжала крюк, который лежал рядом. Тяжелые и быстрые шаги приблизились. Я выпрямился, готовый встретить хоть черта с рогами. Кто бы ни пришел, я хотя бы не буду лежать, как дохлая рыба на берегу. Дверь распахнулась, в каюту шагнул хмурый Морган с руками в карманах, глаза блестят, как у волчонка. Я выдохнул, расслабляясь, но не до конца — что-то в его виде мне не нравилось, слишком уж он был напряженный.

— Ну что, Крюк, очнулся? — заявил он, но без обычной насмешки. — Три дня тебя в чувство приводили, а ты все храпел, как после бочки рома.

— Три дня? И что, я все это время тут валялся? А корабль кто в порядок привел?

— Три дня, — кивнул он. — После дуэли тебя сюда притащили, чуть живого. А «Принцессу» на верфи подлатали, как ты и велел. Все готово, кубрики новые, камбуз сияет, каюта вот твоя — сам видишь.

— Вижу, — буркнул я, оглядываясь снова. — Это что, я теперь в барском доме живу, а не на бриге?

— Верфь постаралась, — хмыкнул Морган, потирая шею. — А каюту я велел доделать, чтоб ты очнулся и не в трюме. Капитану полагается.

Три дня я был без памяти, а он тут все на ногах держал. Молодец. Но вопрос остался — кто меня зашил? Я потрогал повязку снова, глядя на него, и буркнул:

— Ладно, с кораблем ясно. А это кто сделал? — ткнул я пальцем в грудь. — Ты, что ли, иглой махал?

— Не я, — покачал он головой, и в глазах его мелькнуло что-то странное, то ли злость, то ли уважение. — Тут другая история. Скоро сам узнаешь.

— О как, — хмыкнул я, откидываясь на подушку. — Ну, давай, зови своего лекаря. Посмотрим, кто меня с того света вытащил.

Он кивнул и шагнул к двери, а я остался сидеть, глядя на картину с кораблем. Три дня без памяти, каюта как из сказки, и Морган, что чего-то недоговаривает. Ну и денек начинается, черт возьми.

Я сидел на койке в своей новой каюте, все еще щупал повязку на груди и разглядывал резной стол, что блестел в солнечном свете, льющемся через окно. Морган только что вышел, пообещав привести того, кто меня с того света вытащил, а я все пытался понять, как три дня без памяти могли так перевернуть мою жизнь. «Принцесса Карибов» сияла, как новая, каюта стала похожа на барский покой, а я, вместо того чтоб гнить в земле после дуэли с Педро, лежал тут, живой. Швы под пальцами были ровные, крепкие, без жара и гноя — работа не дилетанта, а я, как врач, знал, что такое не каждый сумеет. Но кто?

Дверь скрипнула снова, и я напрягся.

В каюту шагнул Морган, а за ним… Маргарет.

Я замер, как будто мне снова шпагу в грудь воткнули, только теперь от удивления. Она стояла в дверях, без кандалов, без веревок, свободная, как птица, что из клетки вырвалась. Руки скрещены на груди, темные волосы растрепаны, а в глазах — та самая ухмылка, от которой хочется то ли нож достать, то ли ром налить и выпить за ее наглость. Это что, она теперь не пленница? Я перевел взгляд на Моргана, который выглядел хмурым. Что тут творится?

— Ну вот, Крюк, — проблеял Морган. — Очнулся?

— Очнулся, — буркнул я, не сводя глаз с Марго. — А она что тут делает? Почему не под замком? Это что, ты ее выпустил, Генри?

Марго хмыкнула, чуть покачнув бедром, будто стояла не в каюте, а на палубе в штиль, и посмотрела на меня сверху вниз, как кошка на мышь. Морган кашлянул, шагнул ближе и начал объяснять, а я слушал, чувствуя, как в голове все переворачивается.

— После дуэли тебя сюда притащили, — сказал он, потирая шею, будто ему ворот рубахи жал. — Педро тебя проткнул, как кабана на вертеле, кровь хлестала, а в Портобелло ни один лекарь не захотел тебя лечить. Я по всем прошелся — травники, знахари, даже старуха с рынка, что зубы рвет, — никто. Дублоны предлагал, угрожал — ноль. Думаю, это семейка Педро постаралась, нажали на кого надо, чтоб ты сдох.

— А я, значит, не сдох, — хмыкнул я, глядя на Марго. — И что, она меня вытащила? Пленница, которую мы в «Золотой Лагуне» под замком держали?

— Она, — кивнул Морган, бросив на Марго странный взгляд. — У нее руки, видать, не только для ядов годятся. Три дня тут возилась, шила тебя, кровь останавливала, пока ты в бреду орал про Дрейка и золото.

Я уставился на Марго, пытаясь сложить это в голове. Она, дочь губернатора, которая травила пиратов ради Франсуа Олоне, что сидела у меня в трюме, как змея в мешке, теперь стоит тут, свободная, и, судя по всему, спасла мне жизнь. Я потрогал повязку снова, и внутри зашевелилось подозрение. Это что, она вправду меня зашила?

Рану промыть, зашить, да еще так, чтоб гной не пошел. А она справилась. Но с чего вдруг? Я прищурился, глядя ей в глаза, и буркнул:

— Ну и что ты скажешь, Маргарет? С чего такая доброта? Хочешь, чтоб я тебя отпустил? Или это игра какая-то?

— О, Крюк, не строй из себя дурака, — ответила она с насмешкой. — Мне просто надоело в твоем трюме гнить. А тут случай — поиграть в лекаря. Да и ты, подыхая, выглядел так жалко, что я решила дать тебе шанс.

— Жалко, — хмыкнул я, откидываясь на подушку, чтобы боль в груди не резанула. — Ладно, допустим. Но почему ты свободна? Морган, это что, ты ее развязал?

— Пришлось, — буркнул он, скрестив руки на груди. — Она сказала, что иначе тебя не вытащит. А мне капитан нужен живой, а не дохлый. Вот и договорились. Но глаз с нее не спускаю, не бойся.

Марго — свободна, Морган ее терпит, а я лежу тут, как дохлая рыба, в каюте, что стала лучше, чем у какого-нибудь купца. Это что, судьба мне такой поворот подкинула? Я, конечно, жив, и это уже чудо, но что-то тут не сходилось. Марго стояла, чуть покачивая бедром, и смотрела на меня с той же ухмылкой, а Морган хмурился, будто ему это все поперек горла. Я вздохнул, чувствуя, как слабость накатывает, и буркнул:

— Ладно, жив я — и то хлеб. Но ты, Марго, не думай, что я теперь тебе верю. Спасла — спасибо, но я за тобой слежу. И ты, Генри, объяснишь, как это все вышло. А пока… что с кораблем? Все готово?

— Готово, — кивнул Морган, расслабившись чуть-чуть. — Верфь закончила, кубрики новые, камбуз сияет, каюта твоя — сам видишь. Команда на борту, ждет приказа.

— Хорошо, — сказал я, глядя на картину с кораблем на стене. — Тогда отдыхайте пока. Но я хочу знать, как вы меня вытащили. И никаких тайн, ясно?

— Ясно, Крюк, — буркнул Морган, а Марго только хмыкнула, пожав плечами.

Я лежал на койке в своей новой каюте, глядя, как солнечный свет играет на резном столе. Морган и Марго ушли, буркнув что-то про отдых. Слабость все еще держала меня за горло, но любопытство грызло сильнее — что-то тут было не так. Эта парочка — Марго и Морган — вела себя так, будто между ними кошка пробежала. Или что-то большее.

Дверь скрипнула снова. Вошла Марго, одна, без Моргана, с какой-то тряпкой в руках и миской, от которой пахло травами и ромом. Правда в дверях маячил один из пиратов, приглядывая за девушкой. Я прищурился, глядя на нее — темные волосы растрепаны, рубаха простая, но чистая, а в глазах та же насмешка, что бесила меня. Она шагнула к койке, поставила миску на стол и буркнула, не глядя на меня:

— Лежи смирно, Крюк. Перевязку надо сменить, а то твоя рана кровить начнет, и тогда я зря три дня над тобой пыхтела.

Я хмыкнул, откидываясь на подушку, но глаз с нее не спускал. Она взялась за повязку, ловко, будто всю жизнь только этим и занималась. Старые бинты отходят от кожи, липкие от засохшей крови. Боль резанула, но не сильно — швы держались, и я не мог не заметить, что работа сделана на совесть. Пока она возилась, дверь хлопнула снова, и в каюту ввалился хмурый Морган.

— Ну что, Генри, — пропыхтел я, глядя на него искоса, — пришел объяснять? Или опять мне самому гадать, что тут творится?

— Объяснять? — фыркнула Марго, не отрываясь от перевязки. — Да он тебе скорее ром нальет и скажет, что все само собой решилось. У него мозгов только на шпаги да карты хватает.

Морган побагровел на глазах, сжал кулаки, но сдержался, хотя и заскрипел, как ржавый штурвал:

— Заткнись, змея. Если б не ты, я бы Крюка и без твоих рук вытащил. А то шипит тут, как будто она одна все сделала.

— Одна и сделала, — отрезала она, затягивая новый бинт так, что я чуть не охнул. — Ты только бегал по городу да орал, как пьяный матрос. Если б не я, твой капитан сейчас бы акул кормил.

Я смотрел на них, и начал кое-что понимать. Марго колола Моргана словами, как шпагой, а он багровел, но держался, будто на привязи. Это что, они так три дня рядом провели? Я прищурился, глядя, как она ловко завязывает узел на повязке, и заметил, как пальцы ее чуть дрожат. Морган стоял у стола, скрестив руки, и смотрел на нее так, будто хотел то ли шею свернуть, то ли еще что. И тут меня осенило — тут что-то личное, не просто пират и пленница. Марго всегда была остра на язык, но сейчас ее колкости били слишком точно, а Морган реагировал слишком бурно.

— Ну-ну, — хмыкнул я, глядя на них. — Вы что, три дня друг друга грызли, пока я храпел? Или это у вас любовь такая, через шипение и кулаки?

— Любовь? — рявкнул Морган, чуть не поперхнувшись. — Да я эту гадину скорее за борт выкину, чем полюблю! Она мне всю кровь выпила, пока тебя шила!

— А ты мне нервы вымотал, пока по каюте шастал и орал, — парировала Марго, не глядя на него, но голос ее стал резче. — Если б не твоя тупость, я бы Крюка быстрее на ноги поставила.

Я смотрел на них и ухмылялся про себя. Вот же парочка — как кошка с собакой, только искры летят, и не только от злости. Я, старый врач, повидал всякое, и такие перепалки обычно кончались либо дракой, либо чем-то совсем другим. А тут, чую, второе. Морган горячий, Марго ядовитая, но оба с характером — такие либо глотки друг другу рвут, либо влюбляются так, что потом не разнять. Рана зашита красиво, нитки тонкие, узлы крепкие — не хуже, чем я сам бы сделал.

— Ладно, хватит вам собачиться, — буркнул я, глядя на Марго. — Ты, я смотрю, не только языком махать умеешь. Где научилась так шить? Это не просто тряпку приложить, тут сноровка нужна.

— Жизнь научила, — ответила она, пожав плечами. — Приходилось. А ты лежи смирно, Крюк, а то швы разойдутся.

— Ну, спасибо, что не дала акулам меня сожрать, — хмыкнул я, глядя на нее искоса. — Но я все равно не пойму, с чего ты вдруг такая добрая.

— Добрая? — фыркнула она, убирая старые бинты в миску. — Это не доброта, Крюк. Это расчет. Мне живой капитан выгоднее, чем мертвый.

Морган хмыкнул, скрестив руки и буркнул:

— Расчет у нее, видите ли. А я три дня слушал, как она шипит и командует, будто это ее корабль. Если б не ты, Крюк, я бы ее в трюм обратно засунул.

— Попробовал бы, — огрызнулась она, бросив на него острый взгляд. — Ты бы без меня до сих пор по городу бегал, лекарей умолял.

Они грызлись, как два пса за кость, но было в этом что-то живое, настоящее. Я привык видеть людей насквозь, а тут видел больше, чем они сами, поди, понимали. Марго закончила перевязку, затянула последний узел и отступила, вытирая руки тряпкой. Я потрогал швы снова — работа была хороша, даже лучше, чем я ожидал от дилетанта. Она явно не впервые иглу в руках держала, и это только подливало масла в мои мысли.

— Ну что ж, Марго, — сказал я, откидываясь на подушку. — Шьешь ты не хуже меня. Может, ты и вправду доктор, а не просто змея с языком?

— Может, и врач, — ответила она, пожав плечами, но ухмылка ее стала чуть мягче. — А ты не гадай, Крюк. Лежи и радуйся, что живой.

Морган фыркнул, но промолчал. Между ними что-то есть, и это не просто злость. Но пока я молчал, чувствуя, как слабость снова накатывает, и думал, что этот денек еще удивит меня, если они так и будут рядом ошиваться. Каюта сияла, корабль был готов, а я жив — и это уже было больше, чем я мог ждать три дня назад.

Я лежал на койке, глядя, как Марго убирает тряпки и миску с травами со стола. Она не просто тряпку приложила, она знала, что делает, и это сбивало меня с толку.

Марго закончила возиться с бинтами, вытерла руки о тряпку и бросила ее в миску, а я смотрел на нее, прищурившись. Я хмыкнул про себя, глядя, как Марго чуть покачивает бедром, а Морган отводит глаза, будто боится на нее смотреть слишком долго.

— Ну что, Крюк, — заявила она, повернувшись ко мне, — лежи смирно. Хочешь еще пожить — не дергайся.

— Пожить хочу, — буркнул я.

Я кивнул, глядя на нее, и тут Морган, что все это время молчал, вдруг шагнул вперед.

— Крюк, раз она свое дело сделала, пора и нам свое решить. Плата за твое лечение — свобода Филиппу. Отпусти его.

Я замер, глядя на него.