Глава 9 Тайна №1

Из окна прибрежной таверны или с городской набережной этот высокий маяк постройки конца XIX века на мысу напоминает о книгах Александра Грина и Бориса Житкова. А смотритель маяка представляется повелителем стихий, которому счастливо досталась собственная крепость на стыке этих самых стихий. Что уж, работа смотрителя всегда казалась людям героическим и благородным занятием, когда нужно стоять на страже безопасности кораблей, освещая им путь сквозь тьму и штормы. На деле же эта профессия издавна таила в себе негласную страшную сторону.

Дело в том, что смотрители маяков нередко самым натуральным образом теряли рассудок, а слухи о безумии и странных происшествиях вокруг этих молчаливых мужчин в брезентовых плащах с капюшонами передавались из поколения в поколение. Суровые условия, изоляция, как непременный атрибут профессии — с этим понятно, хотя обыватели находили и более зловещие, мистические причины. Однако главная из скрытых угроз того времени, разрушающая работников изнутри, находилась буквально у них под носом.

Одним из технологических прорывов XIX века стало изобретение французом Огюстеном Френелем линзы со сложной ступенчатой структурой из ряда концентрических колец. В линзе Френеля световые лучи, падающие на кольца под разными углами, преобразовывались в строго параллельный поток. Это позволяло минимизировать рассеивание и увеличить дальность, с которой можно было увидеть свет маяка.

Но судоводителям важна была не только мощность луча. Для точной навигации маяки с вращающимися огнями должны были строго выдерживать частоту вспышек. Если в лоции указано, что определенный маяк мигает каждые 20 секунд, то механизация устройства должна была эту точность обеспечить.

Чтобы вращение линзы происходило плавно, без рывков, с минимальным трением, её устанавливали на поворотную платформу, плавающую на опоре в круговой дорожке из жидкой ртути — лучшего из доступных и пригодных для такой цели материалов.

Однако инновация стала смертельной ловушкой. Ртуть — штука крайне токсичная, о чём в XIX веке мало что знали. Люди, работающие с линзами, не только вдыхали пары, но и регулярно контактировали с ртутью напрямую. В ртутной канавке со временем накапливались загрязнения, и смотритель должен был её очищать, процеживая ртуть через тонкую ткань. Что неизбежно сопровождалась испарением ртути и прямым контактом с ней.

Это и есть меркуриализм — человек долго травится парами ртути и её соединений. А если к медленной интоксикации добавить ещё и постоянное одиночество, то получается гремучая смесь: постоянный стресс, галлюцинации и прочие «радости».

Два в одном, как говорится.

Из десяти смотрителей маяка трое-четверо точно сходили с ума, а у остальных начинались проблемы — от жутких головных болей до лёгкой неадекватности. Но они как-то с этим жили.


Старина Полоумный Лерой, заслуженный сменный смотритель маяка форта «Диксон», — он как раз из таких, сдвинутых. Его история — типичный пример итогов этой жуткой комбинации факторов.

Работа смотрителя маяка — не просто служба, порой это каторга, которая выжимает из тебя все соки. Ты должен быть железным, несгибаемым, как гитарный рифф, потому что твой маяк — это не просто яркий огонёк, периодически вспыхивающий в ночи, это путеводная звезда для всех, кто в море.

Сложная и крайне ответственная работа смотрителя требует полной отдачи, выносливости и отменного здоровья, ведь сигналы маяка нужны в любое время года и в любую погоду. И неважно, кто там плывёт — американцы или турки с их самодельными фонарями и факелами на корме. Ты держишь фронт, пока можешь стоять на ногах.

Вот и начальник гарнизона берегового форта держал Полоумного Лероя на посту до последнего, пока тот не перешёл черту крайнего из возможных допусков. После торжественных проводов Лерой ушёл на пенсию с приличным пенсионным жалованьем и прозвищем «Полоумный».

Тем не менее, его периодически привлекают, как консультанта и высококлассного специалиста, потому что этот человек знает о морской навигации, а так же об американском и турецком флоте, решительно всё. Он был первым в этой профессии, настраивал и запускал маяк, и накопленный им опыт перекрывает таковой даже у старшего диспетчера порта.

Семьёй ветеран за годы службы так и не обзавёлся, а потому большую часть времени он слоняется по набережной, у причалов и пакгаузов, общаясь с рыбаками, докерами, охраной и флотскими.

Во время одной из таких прогулок, Лерой и наткнулся на Бернадино, который с гитарой в руках сидел на берегу неподалёку от устья реки Арканзас, в приметном месте, которое народ называет «Брёвна». Название дадено неспроста. Давным-давно свирепый ураган выбросил далеко за кромку прибоя шесть огромных древесных стволов, разложив их на берегу, как это умеет природа, неожиданно, но живописно.

Со временем тяжелые лесины где-то на треть, и где и наполовину погрузились в песок и гальку.

Так как нормальных лавочек и даже скамеек на набережной всё ещё маловато, молодые ребята из Додж-Сити, да и не только они, приспособились устраивать на огромных стволах вечерние посиделки, пикники и джем-сейшены с танцами. На «брёвнах» можно лежать, сидеть поверху или на песке, в зависимости от погоды прислоняясь спиной к дереву с той или другой стороны.

Потом возникла пара очагов для вечерних костров, на которых всегда можно пожарить на рожнах свежую рыбу, выпрошенную у владельцев, вернувшихся с моря баркасов тут же.

Завершили тему обустройства «Брёвен» проведением массового народного мероприятия, которое у нас бы назвали субботником, во время которого с исполинских стволов удалили остатки коры и спилили все мешающие отдыхающим ветви, оставив только самые высокохудожественные элементы.


Дино немного напрягся, зная, кто стоит перед ним, но старик неожиданно спокойно и со знанием дела заговорил о рок-музыке, похвалил его игру и попросил гитару. Пацан рискнул и не прогадал. Лерой взял инструмент, и через минуту старик выдал такой мастер-класс, что мой парень обомлел.

Лерой начал одну за другой исполнять композиции из альбомов выдающегося музыканта Джо Сатриани, навеки занявшего видное место в истории электрогитарной музыки… Сатриани, как известно, велик в совокупности всех трёх своих проявлений — учителя, гитариста и композитора. Лерой оказался не просто рокером, а настоящим виртуозом, который знал, как заставить гитару петь. В какой-то момент Дино, по его признанию, показалось, что Сатриани самолично материализовался на Платформе-5.

С тех пор они стали часто встречаться на «Брёвнах», и юный рокер начал играть в разы лучше. А Лерой, хоть и не любил публичные места вроде молодёжного «Кентуккийского цыплёнка», где каждый второй гитарист из подъезда считал себя богом, нашёл в Дино родственную душу. Юность, конечно, безжалостна, и кто-то в «Цыплёнке» мог бы начать глумиться над стариком, но тут Лерой был в своей тарелке — среди музыки, моря и свободы.

Чёрт, в какой-то момент мне стало просто завидно!

И я напросился, чтобы познакомиться с мастером и взять у него пару уроков. Всё оказалось ещё круче, чем я себе представлял!


…Мы втроём сидели на берегу глубокой бухты Додж-Сити, где море, словно тёмный бархат, сливалось с южным небом, а луна рассыпала серебряные блики по волнам.

Лерой, руки которого, изборождённые морщинами, словно старая лоция, бережно держали «Эпи», и мы с Бернадино, чьи пальцы только начинали познавать магию струн, не сводили с рук мастера глаз.

Огоньки на склоне мерцали вдалеке, как звёзды, упавшие в море, а вокруг царила тишина, нарушаемая лишь шёпотом прибоя и удивительно красивыми аккордами, рождающимися под пальцами мастера.

Старик с седыми волосами, развевающимися на затихающем вечернем бризе, улыбался, глядя на парня. В эти минуты и часы в смотрителе не было ничего «полоумного», настолько он отвлекался от действительности. Глаза его, словно два омута, хранили в себе бесчисленные романтические и героические истории, которые могли бы заполнить целые книги, которые никогда не будут написаны…

Лерой говорил с нами о музыке, о её душе, о том, как она может быть не просто чередой звуков, а целой вселенной, где каждая нота — это частичка блуждающей звёздной пыли, а каждый аккорд — взрыв сверхновой.

— Видите ли, парни… — звучал низкий и тёплый голос, словно звук старого доброго Fender Precision Bass, — музыка это не просто техника, это дыхание. То, что ты чувствуешь здесь, — он приложил руку к груди. — И здесь, — коснулся виска. — Когда ты играешь, то не просто дергаешь струны или работаешь слэпом. Ты рассказываешь историю, потому что тебе уже есть, что сказать миру. А потом ты становишься проводником между мирами.

Он снова взял гитару, и его пальцы, словно по волшебству, заскользили по палисандровой накладке тонкого грифа. Зазвучала мелодия, которая, казалось, родилась из самого моря — глубокая, пронзительная, полная тоски и надежды. Это была композиция о бескрайних просторах, мечтах, которые никогда не умирают, и о любви, длящейся вечно.

— Это тоже Сатриани, — сказал старик, когда последний аккорд растворился в ночи. — Он не просто играет. Он рисует звуками. Его музыка — это полёт. Дино, ты чувствуешь, как она поднимает тебя выше звёзд, туда, где нет границ?

Парень кивнул, его глаза горели. Он смотрел на старика, как на волшебника, который только что открыл ему дверь в новый мир.

— А вы знаете, почему рок-музыка так сильна? — продолжил старик, его голос стал тише, почти шёпотом. — Потому что она настоящая. Она не боится быть грубой, а через два такта нежной, яростной или меланхоличной. Она как море — всегда разная и всегда живая. Играя, вы должны отдавать ей всего себя. И не бойтесь ошибаться! Это тоже часть рок-музыки, ошибки делают её человечной!

Он вручил гитару мне, но я передал её Дино, и тот, с трепетом взяв инструмент в руки, попытался повторить то, что только что услышал. Его пальцы немного дрожали, но старик лишь улыбнулся.

— Не спеши, не спеши, мальчик! — сказал он. — Музыка не терпит суеты. Её нельзя поймать в сети, но можно почувствовать, понять с помощью своей фантазии, импровизации…

В тот вечер мы сидели долго, пока луна не поднялась высоко в небо, а огоньки на склоне не начали гаснуть. Совсем не полоумный Лерой рассказывал о великих гитаристах, о том, как они меняли мир своими мелодиями, о том, что музыка становится спасением, когда всё вокруг уже кажется безнадёжным…

Бернадино слушал, затаив дыхание, и в его душе что-то менялось.

— Когда-нибудь, — сказал старик, с неохотой бросив взгляд на наручные часы, — ты сыграешь свою собственную мелодию. И она будет твоей историей, твоим полётом. И кто знает, может быть, кто-то, как ты сейчас, услышит её и почувствует то же, что чувствуешь ты.

Мы замолчали, и только море продолжало своё вечное пение. А где-то вдалеке, среди юношеских мыслей и звёзд над головой, рождалась новая мелодия — мелодия, которая однажды станет легендой.

Больше я не ходил с Дино к «Брёвнам», понимая, что буду лишним.

Там и без меня есть наставник.


Эта встреча произвела на меня столь сильное впечатление, что наиболее существенная грань Полоумного Лероя ушла куда-то в тень — я напрочь забыл, что ветеран-смотритель является память, честью и совестью всего морского дела Додж-Сити!

Соответственно, не смог подсказать Дино, что он должен сделать в интересах дипломатической миссии… Однако, как оказалось, adottato вполне освоился в роли разведчика, вспомнив о важном деле и главной в нашей корзине тайне самостоятельно.

Выбрав удобный момент, Дино спросил у Лероя, не помнит ли он троицу, как минимум, с одним русским, всплывшим неведомо откуда в беседе с владельцем «Лагуна-клуб» и пропавшим неведомо куда? Точнее, уплывшим с компанией на купленном катере вдоль побережья на запад. Вроде бы… Не точно. Совсем не точно. Это единственное, что я узнал перед этим у Слени. Более он ничего не знал, своих забот хватает.


А вот Полоумный Лерой знал, и ещё как знал!

Обладая не только информацией, накопленной с годами службы лично, но и той, что была получена от множества друзей и знакомых на берегу, Ветеран рассказал Бернадино столько, что досье тайны не просто существенно выросло в объёме, оно заматерело, можно сказать!

Итак, таинственная троица прибыла из Батл-Крик вместе с очередным Большим конвоем в качестве контракторов. То есть, нанятых вооружённых проводников, в задачу которых входит сопровождение и охрана всего конвоя по пути следования и на стоянках. Вроде тех, с кем мы давеча поцапались в солидном портовом кабаке.

Работа опасная, учитывая любовь местных индейских племён к грабежу на большой дороге, в данном случае, на трассе Санта-Фе. Тем не менее, дело это ещё и весьма прибыльное, работа контракторов всегда оплачивается хорошо. А желающих рисковать головой не так уж много. Потому что торговец из состава конвоя морально готов отвечать за риск своим имуществом, а вот воин, то есть контрактор, заранее должен быть готов к тому, что за промах или неудачу в стычке ему придётся отвечать собственной жизнью. В общем, древнейшие кастовые расклады: кому быть кшатрием, а кому — вайшьи.

Вывод: ребята тёртые, обстрелянные, слаженные и готовые на многое.

Благополучно притащив очередной конвой к месту назначения, контракторы обычно в Додже не задерживаются, работы у них хватает. То на север отправляется очередной караван, то на юг. А скоро добавится ещё и восточный трек — через Стамбул на Канберру… Хоть вписывайся, ёлки! Жаль, Екатерина Матвеевна не разрешит.

Однако странная группа, состоящая из спокойного молодого командира по имени Дарий, — вот ведь имечко! — вьетнамца средних лет, неплохо владеющего русским языком, и хулиганистого подростка, в обратный путь контракторами почему-то не отправилась, ненадолго задержавших в Додж-Сити.

Как они попали на север, откуда и приехали в Додж, в принципе непонятно.

Транспорт у контракторов из Батл-Крик имелся свой — Chevrolet Apache 1960 года выпуска, полноприводный пикап с V-образным восьмицилиндровым, двигателем на сто шестьдесят две лошадиные силы, настоящий грузовик-проходимец с подключаемым полным приводом. Шикарная неубиваемая вещь, вполне подходящая для дорог нашей странной действительности.

Вот с этим мы поначалу и начали разбираться…


Я отвёз Екатерину Алексеевну на главный перекрёсток, где она со всем своим обаянием отправилась к шерифу, а у меня появилась возможность разглядеть стоящий неподалёку от мрачной каменной башни бревенчатый блокгауз.

Такие оборонительные сооружения, близкие по типу и духу к жилым строениям Новой Англии и «гаррисонам» — укрепленным домам, отличающимся от обычных только высокой прочностью, в больших количествах строились в связи с опасностью атак со стороны индейцев и французов. Это квадратное в плане сооружение, сложенное из брусьев квадратного сечения, с нависающим со всех сторон верхним этажом и небольшими окнами с тяжёлыми ставнями выглядело вполне солидно, капитально.

И как-то тревожно… Наверное потому, что здесь не кинозал, в котором идёт «Золото Маккенны», а реальная жизнь.

Через какое-то время они оба спустились вниз, и я задал пару уточняющих вопросов.

Шериф Южных штатов сразу напомнил мне одиозных коллег из американских кинокомедий «Полицейский и Бандит» и «Гонка Пушечное ядро», которых весь фильм весело дурит лихой чувак Джей—Джей в исполнении Бёрта Рейнолдса. Джеми Кэсседи такой же маленький, пузо парусом, но резкий и живой, словно ртутный шарик. Светло-бежевая рубашка с короткими рукавами, очки-«виаторы», пачка красного «Мальборо» в нагрудном кармане, значок и светлая широкополая панама с люверсами для вентиляции — полный комплект канонического образа.

Джеми Кэсседи тоже вспомнил русского по имени Дарий, который вызвал у него симпатию.

— Я купил у него отличный пикап! — гордо сообщил мне шериф. — Этот парень, не подумав хорошенько, даже хотел устроить аукцион, но я сомневаюсь, что ему удалось бы провернуть это дельце быстро, ведь русские уже собирались уплывать на своём катере!

— Сделка оказалась удачной? — поинтересовалась Екатерина.

— Ещё бы, в таких делах я мастер! — брякнул шериф, но сразу и спохватился. — Но мне пришлось выложить кругленькую сумму!

— Можно на него посмотреть? — спросил я в свою очередь.

— Интересуетесь стариной?

Ещё бы! Конечно интересуюсь. Я ведь в базе механик сухопутный. Да, вырос на Енисее, работал на судах, имел свою моторку. И всё же…

— Прошу! — Кэсседи махнул рукой в сторону каменной громадины. — «Апач» стоит в крепком гараже, так что не убежит, ха-ха!

Я, было, подумал, что Екатерина тут же заскучает, но ничего подобного, сложенная из огромных камней башня заинтересовала её, особенно при осмотре сооружения изнутри.

Меня же интересовало содержимое небольшого гаража.


Джеми Кэсседи со скрипом распахнул ворота, и глазам моим предстало чудо инженерной мысли тех славных времён, когда американцы начали делать по-настоящему крутые автомобили.

По бокам было немного свободного от стеллажей пространства, а прямо перед створчатыми воротами капотом на выезд стоял олдскульный светло-бежевый пикап с узкими красными стрелами на бортах. Ого! Я медленно обошёл машину по кругу, погладил рукой белые буквы CHEVROLET на задней стенке кузова, потрогал запылившуюся крышку бензобака, которая находилась сразу за ручкой открывания водительской двери, оценил на удивление свежий вид машины.

Этот «Апач» почти новый!

Стильная штучка. Недаром такие автомобили называют типичными представителями эпохи расцвета американского автомобильного барокко. Одни обводы кузова чего стоят, не говоря уж о продольных наплывах по бокам капота! Кузов и внутренности модели соответствовали дизайну своего времени. Открыл капот. Хм… V-образный восьмицилиндровый монстр лошадок за сто пятьдесят, Коробка передач механическая, раздатка, очень напоминающая уазовскую.

Чёрт! Это настоящий грузовик-проходимец с подключаемым полным приводом, истинный трудяга грунтовых дорог! Дорожный просвет, больше тридцати сантиметров, двенадцативольтовая электрика.

— А это что, кондиционер⁈

— Машина отличная! — откликнулся шериф.

Ну, надо же, кондей! — суперновация того периода автомобилестроения.

Четыре фары, высокий капот с узнаваемой эмблемой «шеви» на передней части. «Гриль», то есть, решётку радиатора внизу украшала ещё одна надпись «Chevrolet», на брендовую символику американцы никогда не скупились… А какая толщина металла рамы и кузова! На современных машинах такое не найдёшь.

Пользуясь покладистостью владельца, которому нравилось внимание новых людей к его железному коню, откинул заднюю стенку кузова. Что у нас тут? Два запасных колеса. Домкрат, ручной насос, инструментальная сумка, фонарь автомобильный! Чуть погнутый лом, небольшая лопата, бухта тонкого стального тросика… Ручная лебёдка! И много чего по мелочи. Затем я через пассажирскую дверь залез в кабину и уселся на широком нераздельном диване, обшитом толстой красноватой кожей. Ух ты, пружинный! Тут вполне поместятся три не самых худых человека.

Весь в пыли, конечно, с первого взгляда понятно, что на машине никто не ездит… Представил, как после должного ухода засверкают начищенным хромом детали и восхитительно начнут переливаться под полуденным солнцем бока «Апача», выкрашенные в глубокие цвета, и голова моя предательски закружилась!

Это же надо, такой красавец, а стоит тут, пылью покрывается.

— Мистер Кэсседи, — осторожно спросил я, — вы им, похоже, вообще не пользуетесь?

— Ну, да… — уныло произнёс шериф, снимая шляпу и почёсывая затылок, видно, что по этой теме мужчина не в духе. — Машина-то классная, но я уже не мальчик, организм просит пощады — спина болит, колени хрустят… Езжу теперь на служебном «Рубиконе», там сиденья мягкие, климат-контроль работает, как надо. А этот… ну, стоит.

— То есть, продаёте? — подсказал я.

— Ага… — глубоко и шумно вздохнул Джеми Кэсседи, как будто грузовик с песком на него упал. Без энтузиазма отреагировал, даже безнадёжно как-то. — Но за гроши «Апач» не отдам, это уж точно! А мою цену никто пока не даёт… Народ тут, понимаешь, на лодках помешан, все подвесными моторами обзавелись, будь они неладны! А ещё эти итальянские мотороллеры, на которых люди таскают свои сумки с бакалеей. Ну, это же несерьёзно, игрушки для мальчишек, а не для мужчин! Мотоциклы я уважаю, но только настоящие, американские, чтоб рёв, чтоб мощь! А на китайские железяки я бы даже сесть не рискнул… Нет уж, узкоглазым Джеми Кэсседи свою задницу ни за что не доверит! Ну, извините, госпожа посол, — добавил он, вдруг вспомнив, что рядом важная дама.

А я смотрел на него и думал: «Ну и хитрый же ты, братан! Под срочный старт группы у того самого Дария отличный пикап практически без пробега по прериям за копейки, а теперь хочешь втридорога сбагрить? Ну, да ладно, посмотрим, кто кого перехитрит».

— Мне нужно кое-что посчитать, прикинуть. Вполне возможно, мистер Кэсседи, что вскоре я снова объявлюсь здесь, и мы начнём интересные разговоры.

— Отлично, я почти всегда на месте! А уж если отъеду на территорию с кем-нибудь из своих deputies, то управлюсь быстро. Уточнить можно у Сони.

Конечно же, чуть позже Селезнёва задала мне ожидаемый вопрос:

— Вторая машина?

— Крайне желательно, Екатерина Матвеевна. Скоро мне нужно будет ехать в Батл-Крик, без этого историю с Полосовым не прояснить. Да и разведку нужно провести, что у них там происходит на стыке. Скорее всего, придётся взять с собой Дино, одному будет непросто.

— А я? — сразу подняла бровь Селезнёва.

— Исключено! — резко ответил я, чтобы сразу закрыть тему. — Отныне приключения не для вас, Госпожа Посол, такую поездку необходимо хорошенько подготовить.

— Но почему не на «Ниве», чем она тебя не устраивает?

— Да всем устраивает… Но я обязан обеспечить посольству возможность экстренного маневра, эвакуации. Война есть война, штука непредсказуемая. Поэтому нам нужно быть готовыми ко всему. На «Ниве» вы сможете быстро уехать в Стамбул, в наше консульство. А уж если и там полыхнёт, то в Канберру, не пешком же по Дикой дороге идти… Кроме того, что-нибудь непредсказуемое и негативное может случиться в Батл-Крик. Вот вы и станете нашей спасительницей! — не совсем убедительно улыбнулся я.

— Какие-то нехорошие варианты ты рассматриваешь… — нахмурилась Екатерина.

— Ну, дык, это… На то они и хорошие, что уж их рассматривать. Но я уверен, Екатерина Матвеевна, что всё пройдет благополучно, — надо же как-то её успокаивать. — В общем, у вас будут колеса для разъездов. Послы великих держав пешком не ходят.


Ну, да я отвлёкся, вижу… Нужно вернуться к сути.

Итак, что мы имеем?

Группа русских пришельцев, так её назовём, однозначно впервые появилась здесь с севера. А вот как они попали в Батл-Крик… Приехали с запада, что логично, но для чего-то сделали крюк лесами мимо Диксона? Зачем? Да и не просматривается такой вектор.

Нет следов.

Флибустьер с «Керкиры» ни о каких русских не заикнулся, что странно, учитывая его вспыхнувший интерес к обучению в России своих чад. Причем Скуфос в регионе работает давно.

Ричард Касвелл, хозяин деревянной крепости Форт-Доббс, тоже ни словом не обмолвился о необычных визитёрах, троица не всплыла и в разговорах на турецком КПП. О них ничего не знают Кострицыны, а ведь это сотрудники русского консульства!

Чёрт возьми, но ведь и заслуженный рейнджер Южных Штатов Коди Такер ничего не сказал! Группа последовательно прошла сквозь череду серьёзных фильтров с профессионалами и нигде не засветилась? Быть такого не может! Но тогда как? По арктическому побережью или чуть южнее по материковым северам? Бред какой-то.

В самом начале разбирательств Екатерина Матвеевна отправила срочную депешу в Стамбул с указанием провести доразведку, но ответ мы пока не получили.

Что ещё интересного поведал шериф? Да ничего существенного, кроме утверждения — сразу после продажи пикапа Дарий собирался куда-то свалить морем, что подтверждало слова Аба Слени.

Дальше ещё интересней.

Продав машину, Дарий обзавелся хорошей лодкой, приобретённой у местных рыбаков, нашедших её где-то в океане. Полоумный Лерой видел её, мало того, Дарий у него консультировался относительного маршрута в Стамбул. Со слов смотрителя маяка, это была посудина не менее семи метров в длину, если не больше, с прочным стальным корпусом и обводами, обеспечивающими неплохую мореходность.

Лодка имела переменную килеватость, а это значит, что на небольшой скорости движения такой корпус приобретает преимущества малого угла днища, а на высокой скорости — большого, реданы и приподнятый нос, легко принимающий волну.

Троица сразу затащила её в какую-то мастерскую, где они интенсивно доводили судно до ума. По окончании работ и установки на транец подвесных моторов группа обкатывала её в заливе. По словам Лероя, катер вышел на загляденье — тёмно-синий корпус в сочетании с большими белыми двигателями «Эвинруд», такого же цвета дугами, огнями и кожухом антенны радара «Фуруно». Название на бортах — «Меконг».

Между прочим, подвесные движки, которые легко можно переставить с битой лодки на целую, на Платформе стоят больших денег, а уж мощные «эвинруды» — бешеных. Этот Дарий богатый человек, однако! Готовый к плаванию катер по договорённости был временно поставлен в спецзоне американских ВМФ, но далее расклад неожиданно изменился.


Командира русской тройки пригласил к себе самолично господин Бартоломео Россо, в те времена ещё мэр города, а нынче губернатор-президент, которому Селезнёва и вручала верительные грамоты и от которого получила агреман, согласие на назначение. Это невысокий этнический итальянец с острыми чертами лица, один из отцов-основателей Додж-Сити, уважаемый человек с безупречной репутацией.

В беседе Россо предложил группе снова стать контракторами, на этот раз морскими. Естественно, содержание беседы осталось неизвестным, однако, судя по всему, мэр Додж-Сити привёл достаточно веские доводы, сделавшие предложение таким, что от него было невозможно отказаться. Что-то Полоумный Лерой услышал от Дария, об остальном догадался сам.

Дарию за время плавания к Стамбулу пришлось бы сжечь огромное количество бензина. И это при относительно спокойной воде, без заходов в попутные бухты для ожидания хорошей погоды! При полном отсутствии опыта мореходства! Кроме того, этот участок маршрута в те времена был весьма неспокоен… В море пираты, браконьеры и морские патрули постоянно гонялись друг за другом с пальбой из всех стволов, а жители прибрежных турецких деревень при каждом удобном случае были не прочь заняться береговым пиратством. Если вблизи берега у этих парней заглохли бы двигатели, то им пришлось бы столкнуться с серьёзными проблемами на берегу!

В общем, как считал Лерой, такое путешествие выглядело бы отчаянной авантюрой. В то время как предложенный Бартоломео Россо план выглядел куда как изящней и привлекательнее.

Группе предложили сопроводить под охраной гордость флотилии Додж-Сити — тот самый сухогруз «Либерти», о котором мне турки все уши прожужжали. Основная задача — охранять судно, людей и груз от нападения британских пиратов, парусные суда этих негодяев уже неоднократно проявляли себя в том районе.

Поселение Корпус-Кристи, только зарождающийся американский анклав на Южном материке, чрезвычайно заинтересовал островитян, которые, судя по всему, ровно как и турки, хотели иметь там собственную колонию.

Но турки были готовы к добрососедству, а британцы стремились будущих соседей выдавить куда подальше… Пару раз появившись возле форта с разведывательными целями, они решили не штурмовать его сразу, а устроить американцам крайне невесёлую жизнь — запугать. Началась морская блокада крепости с беспокоящей стрельбой и показательными десантами со шлюпок на берег поблизости.

Понятно, что ни о какой нормальной жизнедеятельности говорить не приходилось. Ни хозяйственных работ, ни рыбной ловли. Но радиосвязь с Додж-Сити была организована ещё в ходе стройки, поэтому SOS в метрополии услышали и приняли меры.

Вот-вот в проливе, разделяющем материки, должен был закончиться сезон штормов, необходимо было как можно быстрее доставить в Корпус-Кристи накопившиеся важные грузы, в том числе и два станковых пулемёта M1919A4 калибра.30, которые широко применялись армией США в годы Второй мировой и даже во Вьетнаме. Сам Мозес Браунинг отзывался об этом своем детище так: «Капля гениальности в бочке пота сотворила чудо».

Пулемет питается от матерчатых лент емкостью 100 и 250 патронов. Пулемет слишком тяжёл для того, чтобы функционировать без станка, сам M1919 весит четырнадцать килограмм, тренога ещё шесть. И уж если в Тихом океане эти пулеметы участвовали в защите Филиппин в самые тяжелые дни войны, а затем помогли победить на Мидуэе и на Соломоновых островах, то и Корпус-Кристи они смогут защитить.

«Меконг» предлагалось поднять судовым краном и поставить на борт «Либерти». После успешного выполнения важной миссии пароход отправлялся в обратный путь с коммерческим заходом в Стамбул. Там группа должна была выгрузиться, сэкономив этим русским массу топлива! Длительность миссии — две недели, оплату обещали достойную. Плохо ли бесплатно проделать часть пути, да ещё и деньги получить?


О первоначальных целях группы.

Если допустить, что странствующая троица пришла сюда не из русских земель, то можно предположить, что их целью было обратное — попасть в русские земли. Они могли услышать и наверняка услышали о Русском Союзе и… и тогда становится понятным стремление Дария идти на запад морем. Потому что о сухопутном маршруте через Канберру и Манилу речи тогда вообще не было.

Согласие было получено.

А вот дальше что-то пошло не по плану.

Завершив миссию, «Либерти» благополучно прибыл в Стамбул, вот только троицы на борту не оказалось! Группа неожиданно решила не возвращаться назад на пароходе, собираясь снова пойти на запад, но уже вдоль берега другого материка. Куда именно? В поисках устья Амазонки и, соответственно, нашей колонии Форт-Росс?

От кого узнали? Да от парней из гарнизона Корпус-Кристи! Это их земля. Хоть и весьма дальние, но соседи. А народ разный вдоль берега ходит, разные новости и разносит.

Как предположил Полоумный Лерой, одной из причин, заставившей Дария отказаться от прежнего маршрута, стал Берег Скелетов, вокруг которого витает много всякой жути, напущенной морским народом. Хотя пески там безжизненны, охотно верю, а воды точно нет, как нет и мореходного опыта у загадочной группы.

Вроде бы всё логично.

Но здесь возникает очень интересный вопрос: если крайне необычная троица благополучно добралась до владений Федора Потапова, то почему в метрополии ничего о них неизвестно даже в формате слухов? А ведь это приключение сродни легендарному походу Спасателя…

И что теперь со всем этим делать?

Загрузка...