Стратегия 10 Дипломатия фронтира

Глава 14 Тайны в тени оливковых рощ

Здание русского посольства, белоснежное, с голубыми ставнями и арками в греческом стиле, порой напоминает мне крошечный замок, затерянный среди оливковых рощ и кипарисов.

Заботливо украшенные американской «егозой» стены дипломатической миссии частично утопают в бугенвиллиях, а со второго этажа открывается вид на залив, где вода переливается аквамариновыми бликами, словно повторяя краски деревни Канони близ столицы острова Корфу. Прямо этюд из книги английского натуралиста Джеральда Даррелла «Моя семья и другие звери», а не пейзаж. Но сегодня красота приморского пейзажа казалась обманчивой — внутри помещения витало напряжение, густое, как предгрозовой воздух.

Я ещё не описывал кабинет Екатерины Матвеевны Селезнёвой? Ну, тогда знакомьтесь.

Просторное помещение состояло из противоречий. Солнечные лучи, проникая через окна квадратной формы, играли на стенах, увешанных аляповатыми блюдами из керамики и строгими акварелями Сан-Франциско. На правой от окон стене — настоящее панно с острыми индейскими и прочими дикарскими стрелами, которые мой отрок всё-таки развесил в художественном беспорядке, добавив для экспрессии трофейное мачете, какую-то саблю и наконечник копья с обломком древка. Хоть на аукционе продавай.

Особое место занимает портрет Юрия Гагарина и карта-репродукция из греческого переиздания британского романа «Остров сокровищ» Стивенсона, которую откуда-то со словами «Будет красиво» притащила Магдалена. Молодец, мамаша, просвещает сына, выписывая ему книги на родном языке.

Над входной дверью сухо тикали старинные часы с позолотой, а барометр слева от двери показывал резкое падение атмосферного давления — казалось, что стрелка подрагивает, будто привлекая внимание, — буря грядёт!

По центру кабинета расположился массивный стол с письменным прибором из резного дерева. Одноногая приставная столешница в обрамлении шести венских стульев, была на треть завалена рассыпавшимися папками. Среди предметов выделялся слегка потрёпанный светло-жёлтый кожаный портфель с латунной фурнитурой.

Екатерина, одетая в лёгкий хлопчатобумажный костюм, поправляла прядь белокурых волос, выбившуюся из аккуратной стрижки. Тонкие пальцы нервно перебирали край старательно отрисованной карты, извлечённой из портфеля. Да…

В глаза так и лез злосчастный крестик на карте и название городка «Battle Creek» — там, по неясным сведениям от местной полиции и столичной БНБ, более похожим на слухи, и нашли тело посла Полосова с ножом в спине.

Криминальная полиция Доджа считает, что это банальная хулиганка, переросшая в убийство — все ценные предметы остались нетронутыми, грабёж, скорей всего, действительно исключён. А Джо Сандерленд старательно отбрёхивается фразами типа «идёт расследование». На деле точно что-то знает только шериф Батл-Крик, который в свете традиционного нейтралитета городка, не торопится ни с кем сотрудничать. Пуп земли.

— Скажи, Максим, у шоферов удалось что-нибудь узнать относительно поездок Полосова? Он вполне мог нанять авто. Ты, вроде бы, собирался расспросить в гараже мэрии, — голос её звучал спокойно, но в синих глазах читалась тревога.

Я, Максим Горнгаго собственной персоной, занимающий видное место в этом интерьере мужчина лет тридцати с почти военной выправкой, кивнул, отодвигая стакан с лимонной водой. Рука, покрытая старыми производственными шрамами и дурацкими свежими царапинами, бесцельно крутила карандаш. Нет, всё-таки стройка, как и все эти пилы с топорами, это не моё…

— Нет, Екатерина Матвеевна. Ничего нового сверх того, о чем я уже докладывал раньше: за день до этого Полосов встречался в местном баре или салуне с каким-то неизвестным человеком из приезжих.

— Ясно… — Катрин нахмурилась, бросив взгляд на Дино, который стоял у косяка приоткрытой двери, наблюдая за лестницей.

— Запутанная история, — продолжила она. — По словам Кострицыной, Полосов сначала здесь встречался с каким-то таинственным незнакомцем, а затем ещё и в Батл-Крик. И никто ничего не знает! Странно для двух больших деревень, не находите?

— Кстати, да, — кивнул я.

— Шериф этого городка что-то знает, — без особой уверенности предположил сынуля. — Нужно его потрясти.

— Шерифа Батл-Крик? Потрясти? Ну-ну… Дино, может, проще закрыть дверь?

Бернадино, несмотря на юность, держался как ветеран охранной службы президента: руки сцеплены за спиной, взгляд острый, как у ястреба. Тёмные волосы собраны в короткий хвост, смуглая кожа контрастирует со светлой рубашкой-поло, на ремне — крошечная кобура «дерринджера».

— Дверь… лучше оставить так, — пробурчал он, переводя взгляд на маленькое фойе и лестницу. — Если кто-то войдёт, услышу шаги по мрамору. Я буду здесь, так вернее.

— Магду, надеюсь, предупредили, чтобы нас не беспокоили? — напомнила Селезнёва.

— Так вернее, — тихо повторил упрямец.

Тишину разрезал скрип большого плетёного кресла — Екатерина встала, подошла к окну. Внизу, у калитки, качались на ветру красные герани, но ни души. Только чайки кричат над заливом.

— Полосов, Полосов… Что ж ты был за человек? Почему действовал в одиночку? — задумчиво проговорила она, гладя пальцами синюю раму. — Ладно, приступим. Все, судя по времени, выспались, так что у вас было время подумать во сне и наяву… Что мы имеем? Вот эту карту и бирку, которую я нашла в потайном кармане портфеля. Чёрт, и нашла-то случайно!

— Но ведь нашла, — заметил я.

Надоели эти рефлексии. Они ничего не дают.

— Итак, карты и бирка. Карта номер один, это написано однозначно. Значит, есть и вторая карта.

— А третьей нет, скорее всего, — продолжил от двери Дино, включаясь в разговор.

— Совершенно верно, коллега, — одобрил я. — Если речь идёт только об одном объекте, то двух карт вполне достаточно для целеуказания, вторая будет более точной, в крупном масштабе.

— Никак не могу понять я эти ваши масштабы, — с досадой процедила Селезнёва.

— Это же география! — коротко пояснил отрок. — В швейцарской школе это быстро вдалбливают даже в горячую итальянскую голову!

— Ну давай, попробуй быстро и просто объяснить всё это сдержанной русской девушке, надо же мне как-то запомнить. Сможешь?

— Момент! — тут же принял вызов adottato.

Сцена объяснения сути масштаба в картографии между итальянцем и русской была весьма примечательна.

Итальянский серб Бернадино быстро высунулся в фойе, всё там проверил и вернулся, подходя к карте Острова Сокровищ. Его руки начали активно жестикулировать, словно рисуя в воздухе невидимые линии. Карие глаза загорелись азартом, а голос зазвенел страстью, будто он объяснял не терминологию картографии, а рассказывает эпическую сагу.

— Представь, Катрин! — воскликнул он, придвигаясь ближе к карте. — Мелкий масштаб — это как взглянуть на всю Италию с высоты прилетевшего из Сербии огромного орла! Видишь сразу всё: горы, моря, города… Но они маленькие, как крошки от бриош!

Он щепоткой пальцев характерно изобразил «крошечность», а затем резко развёл руки в стороны, показывая простор.

Екатерина смотрела на него чуть отстранённо, скрестив руки на груди. Её ледяные даже в жаркий день глаза внимательно следили за жестами парня, но выражение лица оставалось всё таким же непроницаемым, будто Селезнёва решала математическую задачу.

— То есть, мелкий масштаб показывает большую территорию с меньшей детализацией? — переспросила она ровным тоном, слегка приподняв бровь.

Дино с силой хлопнул в ладоши, будто Екатерина угадала важный секрет:

— Esatto! Точно! А крупный масштаб — это когда ты подходишь так близко, что видишь каждую трещинку на мостовой в Базеле! — он ещё ближе придвинулся к карте, почти касаясь её носом, и ткнул пальцем в воображаемую точку, словно там был нарисован городок с улицами и домами.

Екатерина слегка наморщила лоб, но уголок её губ дрогнул — едва заметный признак действительного интереса.

— Тогда логичнее было бы называть их «низкий» и «высокий» масштаб, чтобы избежать путаницы с размерами, — заметила она, поправляя очки.

Юный итальянец замер, на секунду потеряв дар речи, а затем взорвался смехом:

— Ты точно как моя бабушка — всё сводишь к неверным правилам! — и тут же, поняв, что шутка не растопила её невозмутимость, Дино поспешил добавить:

— Ладно, Катрин, представь: мелкий масштаб — это твой план поездки через всю Европу, а крупный — схема метро в Риме. Одно — общее, другое — детали! Детали ты можешь рассмотреть через увеличительное стекло. Больше увеличение — крупнее детали.

Селезнёва кивнула, наконец разжав руки. Во взгляде мелькнуло понимание, а в голосе — легкая теплота:

— То есть, чем крупнее масштаб, тем сильнее лупа, и тем больше деталей. Это рационально. Спасибо, — она улыбнулась, словно солнце, выглянувшее из-за облака на минуту.

Эмоции сторон разнились радикально. Дино от первоначального восторга перешёл к легкому отчаянию от её странного мышления, но, не теряя упорства, закончил объяснение с триумфом, словно одержав победу в споре.

У Екатерины скептицизм постепенно сменился удовлетворением от ясности, хотя внешне она продемонстрировала лишь сдержанную благодарность. Потому что улыбка Екатерины свет Матвеевны, знаете ли, — как код, расшифровать который дано не каждому…

Итог: культуры столкнулись, но география победила — «чёртовы масштабы» были поняты, диалог состоялся, хоть и в контрасте темпераментов. При этом ни один из них не упомянул собственно картографию, сантиметры, метры и километры! Это было самое необычное объяснение темы, что я слышал.

— Давайте закончим с картами, — после короткого перерыва Селезнёва вернулась к главному вопросу. — Максим, ты считаешь, что их было всего две?

— Я тоже! — бросил Дино.

— Хорошо. Что же тогда было на третьем из пронумерованных листов?

— Хм… Пояснение к карте, — хмыкнул я.

— Или какое-то задание, — возразила Екатерина, показывая бирку с надписью «См. запрос».

— Или так, — согласился я.

— Не так! — решительно возразил парень. — Я всё обдумал, запрос был на совсем другой бумаге.

— О, как! — вскинула брови начальница. — Откуда такая уверенность?

— Эти карты рисовал сам Полосов, здесь или в Стамбуле. Что-то узнал и нарисовал. Или срисовал. Может быть, по очереди и в разное время. А затем он сделал копии карт и отправил их в Центр! Со своим пояснением — третий лист. Ему были очень нужны указания! Инструкции. Он не знал, как поступить.

— Бернадино, поясни! — тут же потребовала Екатерина Матвеевна.

— Вот эта карта, — он показал пальцем на стол, — никуда не отправлялась, это оригинал!

Сынуля обвёл нас торжествующим взглядом и замолчал, ожидая реакции понимания.

Чёрт, что мы должны понять?

Я повертел карту в руках так и этак, даже понюхал.

— Дино, не томи!

— Старшие, на листе совсем нет складок! Лист ни разу не складывали и не вкладывали в конверт! Это оригинал! — повторил он, чуть захлёбываясь от возбуждения. — вспомните, нам письмо из Центра пришло в обычном конверте, такое же кто-то доставил и Полосову. там была инструкция или тот самый запрос:

— Ёлки-палки! — пробормотал я.

— Конверты бывают разной формы, — возразила начальница. — Для карт девочки из департамента вполне могли использовать конверт побольше.

Дино от досады звонко щёлкнул пальцами.

— Вы же мне сами не раз рассказывали о Сотникове и Демченко! Они, в отличие от Полосова, что-то такое знали или заподозрили, и поэтому не стали бы посылать секретные и важные карты в обычном письме неизвестно с кем! Письмо можно перевести на этот чудовищный язык, забыл, как он называется⁈

— На тувинский, — подсказала Селезнёва.

— Да, на чёртов тувинский! То есть, хорошо зашифровать! Но что делать с картой? Карту с крестиком тувинским языком или этим…

— Нганасанским, — опять помогла ему Катя.

— Или нганасанским языком не зашифруешь!

— Ё-моё… — вставил я ещё одно ценное замечание.

Екатерина одним движением сдвинула портфель в сторону, её лицо напряглось:

— Мальчик, похоже, что ты во многом прав… Если не во всём! Кроме того, эту карту, похоже, действительно рисовали здесь, а не в ведомстве Демченко. Полосов или ещё кто-то. В Центре таких колхозных рисовальщиков не держат.

— Получается довольно складно, — согласился я, — Демченко мог доверить подобный документ только дипкурьеру. А ещё лучше посвящённому в вопрос человеку, который сразу может дать дополнительные пояснения. Здесь электронной почты и мессенджеров нет, чтобы переписываться, сколько угодно… Жаль, кстати. А вот Полосов не видел какого-то особого секрета. Поначалу. Хотя всё равно это только версия.

— Версия, — согласно кивнула Селезнёва. — Но с ней мы имеем хоть что-то, от чего можно отталкиваться. Да и… В большом конверте было бы гораздо больше документов, для чего он, вообще-то, и нужен. А не для того, чтобы чисто со складочками бороться… Такой конверт должен был остаться в портфеле, зачем Полосову его с собой носить?

— Короче, покойный прочитал запрос из Центра, взял свою карту №2, задание, и отправился с этим в Батл-Крик, — резюмировал я. — Так?

— Так, принимается, — согласилась начальница. — Здешние сыщики со слов других таких же сыщиков уверяют, что это было не ограбление… Но нам уже понятно, что Андрей Артемович что-то раскопал.

— Что-то такое, из-за чего его убили, — медленно и задумчиво проговорила Селезнёва. — Товарищи, кому-нибудь приходит в голову что-то кроме мифического или не очень золота?

Мы с Дино помотали головами.

— Допустим, на карте обозначены богатые россыпи или самая настоящая золотая жила. Но нам-то какое до этого дело? — продолжала рассуждать Екатерина Матвеевна. — Это же американское достояние, найденное на американской земле. Кто-то его обнаружит и распорядится, частное лицо или государство… На зачем лезть в это государственному служащему Полосову?

— Во-во, зачем? — подхватил я вопрос. — Не могу такое представить: обрадовавшиеся такой находке Сотников с Демченко поручают русскому послу купить в скобяной лавке совковую лопату и накопать в точке «Х» побольше золотишка! Чтобы что? Чтобы порциями и с огромным риском переправлять его на шаландах контрабандистов за тысячу верст в Русский Союз?

— А что, если это какой-то уникальный артефакт от Смотрящих? Если к ним, конечно, вообще можно применять антропоморфные признаки.

— Или суперплита донор-канала с неограниченным лимитом! — выдал свой вариант Бернадино.

— Это полная ерунда! — без тени сомнения отмахнулась Селезнёва.

— Почему, Катрин?

— Во-первых, зачем Смотрящим прятать такое чудо там, где вероятность его обнаружения ничтожно мала? А во-вторых, такая плита противоречит самой философии Смотрящих с их постоянным побуждением анклавов к саморазвитию… Дино, возможность получить непрерывно работающую скатерть-самобранку, конечно, крайне заманчива, но это, извини, полный бред.

— Нет, ты только представь! Свернул её в рулон, отправил диппочтой в Замок, Сотников развернул! И… — я замолчал, заметив, как Дино резко повернул голову к лестнице.

На секунду все замерли.

Где-то внизу хлопнула дверь, послышался голос Магдалины, что-то выговаривающей по-гречески своему сыну. Дино расслабился, но рука его всё ещё лежала на кобуре.

— И? — подтолкнула Екатерина.

— Бред, конечно, — согласился я. — За неделю до своей смерти Полосов уже не в первый, скорее всего, раз отправился чуть ли не на линию боевого соприкосновения войск южан и северян. Там ведь война идёт, понимаете? Люди погибают! Нет, Центр явно был встревожен. Возможно, Полосов искал нечто… необычайно ценное и важное. Не-о-бы-чайно! Без всяких скатертей.

В комнате стало душно, несмотря на морской бриз. Часы отмеряли секунды и минуты, словно поторапливая собравшихся в кабинете.

На что?

Куда?

— Ох, как же мне всё это не нравится… В какое-то мутное и опасное дело мы влезли, коллеги. Зачем я полезла в этот карман!

— Ну, полезла бы после следующего письма из Центра, — невесело пробормотал я.

— Правду говоришь, Макс.

Екатерина уже сама подошла к карте знаменитого острова, её взгляд упал на подпись на греческом языке: «Κρυμμένος θησαυρός» — «Спрятанное сокровище».

— Сокровище? Или ловушка? Ведь лучшая ловушка — та, в которую хочется верить, — она усмехнулась без радости. — Дино, надо будет проверить, нет ли слежки за посольством.

— Вполне может быть, что уже есть, — юноша хмыкнул. — Утром в «Кентуккийском цыплёнке» я заметил одну интересную женщину в деловом костюме и солнцезащитных очках. С необычным акцентом. Вы поняли, о ком я?

Тиканье часов усилилось.

Где-то за окном прогремел гром, хотя тучи ещё не закрыли солнце. Предгрозовое электричество висело в воздухе, смешиваясь с тревогой и тайной. Я понимал: следующие шаги могут привести нас к разгадке… Или в пропасть.

Да уж… Кабинет диппредставительства России в Южных Американских Штатах ещё сильней наполнился тайной. Библиотека из десятка книг в дорогих переплётах, тяжёлые шторы, отсекающие внешний мир… Но не сейчас. Сейчас они открыты.

Екатерина Матвеевна вскинула бровь и полоснула парня сабельным взглядом:

— Ты видел её и молчал⁈

— Я же сказал… — Дино вжался в косяк, чувствуя жар её гнева.

— Сказал? — Екатерина ударила кулаком по столу и тут же поморщилась от боли. — Да она могла уже полгорода подзорвать!

— Подорвать или взорвать, — поправил я.

— Не умничай!

— Да я что… Дино, ну, действительно?

— Сказал же! Катрин, ты же сама отправила меня с утра за своими круассанами! — взвился в праведном возмущении отрок. — Пока их приготовили, пока приехал… И сразу совещание! Старшие, что я сделал не так? Этот вопрос важней карты и убийства посла?

— Действительно, Екатерина Матвеевна.

Она ещё раз стукнула по столу и объявила обиженно:

— Больно! Извини, Дино, я была не права. Это нервы, слишком много плохих загадок.

— Я хотел последить за ней на мотоцикле, но круассаны…

— Господи, хоть в этом повезло! — вскричала Екатерина Матвеевна. — Не вздумай!

— Я её не боюсь!

— Дино, это не тот человек, в отношении которого можно оперировать понятиями «боюсь — не боюсь», — пояснила она. — У нашей Мисс Марпл может быть группа физической защиты.

Парень набычился.

— Всё равно не боюсь!

— А зря! — мне по-отцовски пришлось вмешаться. — Если Екатерина права, то этих товарищей нужно не просто бояться, а старательно избегать любого контакта с ними! Ты даже не представляешь, какому количеству смелых и умелых людей британские спецслужбы свернули головы за время своего существования… Во всяком случае, при следующей встрече будь крайне осторожен и, прошу тебя, оставь где-нибудь подальше свой знаменитый на весь город чёрный мотоцикл!

— Понял…

— Зачем ты ему позволяешь? — возмутилась Екатерина. — Тебе самому не страшно?

— Я отец, и мне страшно! — пришлось тоже повысить голос. — Но он, между прочим, сотрудник охраны диппредставительства, который должен обнаруживать и предупреждать подобные угрозы!

— Не рычи уже… Она тебя хоть не опознала? — вздохнув, спросила Селезнёва.

— Вряд ли, Катрин, — ответил Дино после недолгого размышления. — Я был без кожанки и без кепки. Рубашка, волосы под банданой, на носу «авиаторы». Сидел с двумя девушками.

— Хорошо. Но твой азарт мне понятен, — с улыбкой сказала начальница.

Я представил, как сидя за столиком в наполненном даже утром «Кентукийскпом цыплёнке», где всегда витает запах кофе и свежей выпечки, Дино лениво дул любимый ягодный лимонад и ждал выполнения заказа.

Просьба Селезнёвой казалась ему рутинным делом, пока за соседним столиком не зазвучал запомнившийся женский голос. Низкий, с британским изломом, будто лезвие, завернутое в шёлк. И с заметным только музыканту слабым акцентом, — будто случайная фальшь вкралась в идеальную мелодию.

Она уже допила свой кофе, затем встала и прошла мимо. Тень легла на столик, острая, как клинок. Деловой костюм, солнцезащитные очки, за которыми прятался взгляд, что холоднее глубин вокруг их проклятого острова.

Мисс Марпл. Та самая, с «Савойи», с «Меконга», затем она проявилась в Маниле, в Канберре и где-то в Стамбуле…

Она везде, будто призрак.

Посидел бы Дино ещё немного, и в кафе, глядишь, появился бы брутальный мужчина, приветствующий посетителей словами «My name is Bond. James Bond». И цифры «007» на стальной пряжке узкого брючного ремня. Теперь я верю, что романтика шпионажа с бегством по пустым улицам дождливой ночью, с уничтожением на ходу улик, с раной на плече и историей о предательстве на явке не умерла.

Прямо тайная операция «Тень под солнцем Додж-Сити».

И это не наша операция.

Екатерина подошла к окну. На улице перед посольством маячил силуэт белой «Нивы».

— В Бюро. Сейчас. Надо срочно предупредить Джо Сандерленда, — её голос чуть дрогнул, но не от страха. От чего-то иного. Я поймал взгляд Бернадино — в нём мелькнуло то же самое: все хорошо понимали, что появление Мисс Марпл скрывает гораздо больше, чем может показаться.

С наших выселок верхняя, самая короткая дорога к зданию БНБ начиналась коротким серпантином над океаном. Я вёл машину резко, будто убегая от погони, смотрел в зеркала и вдруг неожиданно вспомнил, как совсем недавно Катя Селезнёва появилась в моей жизни — поросший травой холм над Рейном, мольберт, авангардистское кепи…

Сейчас, поглядывая на спрятавшееся в тени лицо Русалки, я вдруг понял: моя начальница и сама может быть тем сокровищем, которые прячут за тувинскими шифрами и картоном запечатанных конвертов.

— Сандерленд не сразу поверит без доказательств, — проговорила Екатерина, ломая тишину.

— У меня есть фото, — Дино достал из кармана штанов смартфон. Снимок был смазан — камера еле дышит, но на нём ясно читался вполне угадываемый силуэт возле стойки и лицо в профиль.

— Обычный смартфон… — Екатерина усмехнулась. — Как банально.

— Или по-прежнему гениально, — я встретил её взгляд в зеркале.

«Нива» рванула вперёд, быстро оставляя за спиной городок, где после полудня с каждым часом тени становились всё длиннее, а Мисс Марпл, удачно растворившись в толпе, уже сидела в небольшой комнатёнке, привычно развернув радиостанцию и раз за разом выбивая морзянкой код +44. Где-то в эфире зашипело. Англичанка шёпотом перевела точки и тире в слова.

Затем начала отвечать: «Миссия „Тень под солнцем Додж-Сити“ начата. Русские здесь, начинаю работать».

Чёрт, примерещится же такое…

И ведь не паранойя!

Тем временем в городском порту какая-то небольшая шхуна со скрипящими бортами и выцветшими парусами тихо бросила якорь. Её трюмы хранили не байховый чай из Китая и не кофе из Африки, а тишину — густую и взрывоопасную.

Оставив нас возле дверей неприметного офиса, Екатерина Матвеевна скрылась внутри.

— Теперь мы, Дино, словно мушкетёры на улице Сент-Оноре, что возле площади кардинальского дворца, ожидающие возвращения Д’Артаньяна после визита к Ришелье… — кисло заметил я.— Читал?

— Ещё бы! Почти наизусть знаю! Падре, а если этот кардинал арестует нашу Катрин? Если англичанка побывала у него первой, и они уже обо всём договорились?

— Послов не арестовывают, сын.

— И всё же? — настаивал он, поглядывая на закрытые ставнями окна местной «безпеки».

— Дикость какая-то, — я зябко передёрнул плечами. — Хотя…

— Вот и я говорю, что тогда?

— Тогда я останусь здесь, а ты поедешь в посольство за стволами и рациями.

— Ты не шутишь?

— Никаких шуток, будем брать дворец штурмом. А потом начнём отходить по прерии на Стамбул.

— Ничего себе! — восхитился Бернадино.

Разработав, таким образом, стройный план на все случаи жизни, мы начали нервно, что называется, слоняться возле здания.

Чтобы отвлечься, я начал думать совсем о другом.

Что-то тут не то.

Если раз за разом зацикливаться на припрятанном или найденном в окрестностях Батл-Крик самородном золоте, то ни к чему толковому в размышлениях не придёшь. А я просто чувствовал, что на карте Полосова отмечено нечто действительно необычное. Буквально экстраординарное. Надо каким-то образом дать волю интуиции и фантазии, выходя за стальные рамки капкана «золотой лихорадки». Придумать бы пару гипотез, пусть самых фантастических.

Хотя русский профессор-биолог Савельев и считал, что никакого искусственного интеллекта нет и быть не может, это точка зрения человека, работающего в узкой области морфологии человеческого мозга. Он не допускал, что думать можно не только мозгами с их нейронами, аксонами и дендритами.

Русский философ и писатель Александр Зиновьев, автор жанра «социологический роман», утверждал, что думать можно ещё и алгоритмически, так как занимался ещё и вопросами доказательной логики в математике. Да, мозг действительно мыслит образами, и часто математики признаются: сперва я понял, что теорема верна — налицо образное мышление, озарение, интуитивный пробой, — а уже затем стал думать о том, как бы её доказать, выстраивая логически непротиворечивую систему обоснований. То есть, как аккуратно и ловко натянуть птичку на макет земного шара, будто она всегда там и была.

Дело за малым — нужна безумная идея.

А её нет.

Нет и Селезнёвой. Чёрт, что ж так долго-то? И окна за ставнями, не видно, где свет горит. И гробовая тишина неизвестности.

— Падре, может, я уже поеду за стволами?

— Ждём, — сухо молвил я.

— Лучше ждать с автоматами в салоне, — проворчал Бернадино.

— Это точно. Знаешь, если придётся ехать, прихвати и взрывпакеты. Забери обе рации. Походные рюкзаки в кузов забрось. В общем, все документы, корреспонденцию, деньги и оружие.

— А Илью?

— Эх… Имеем ли мы право втягивать ещё и его в эту историю?

— Падре, после такого ему здесь всё равно жизни не будет, — прозорливо сказал Дино.

Да, он прав, посадят пономаря за соучастие по особо тяжкой статье, как пить дать, посадят!

— Забирай его тоже, пусть едет на «Ниве».

Вечернее солнце, словно расплавленная монета, уже начало катиться к горизонту, постепенно окрашивая набережную и причалы Додж-Сити в оттенки янтаря и тревоги.

Наконец скрипнула дверь. Госпожа Посол вышла на крыльцо, стянула с головы лёгкую соломенную шляпку и принялась обмахиваться ей, словно веером.

— Всё нормально? — с тревогой спросил я. — А то мы тут как Атос с Арамисом на площади перед резиденцией кардинала.

— Вы ж мои зайчики-мушкетёры… — умилилась Екатерина свет Матвеевна. — Нормально, потом расскажу, не на улице же.

Я выдохнул.

— А ведь был и другой визит Д’Артаньяна, — напомнил нам повеселевший Дино. — Когда он, покинув Лувр, спросил своих друзей, как лучше употребить свою часть сорока пистолей, Атос посоветовал заказать хороший обед в «Сосновой шишке», Портос — нанять слугу, а Арамис — обзавестись достойной любовницей. Любовница нашей Катрин не нужна, слуги уже есть. Давайте послушаемся самого нудного dude — Атоса!

— Да! Едем в «Сосновую шишку»! В смысле, в «Лагуну»… Запутали меня совсем… — решила Селезнёва, бесцеремонно доставая из кармана моего пиджака ту самую карту, которую я у неё забрал перед визитом.

— Завтра начинаем планировать вашу командировку в Батл-Крик. Когда там Большое Перемирие, о котором жужжат обе газеты?

— Через неделю, Катя, — ответил я.

— Вот тогда и поедете, — сказала она, глядя на обведённый ею же красным карандашом крестик, будто тот уже горел, как метка смерти.