Константин. Дипломатия броненосцев

Глава 7

Впервые увидев Нью-Йорк в прошлом году, Шестаков сразу же бесповоротно влюбился в этот быстрорастущий и шумный город. Конечно, в нем не было таких роскошных дворцов, как в блистательном Петербурге, но вместе с тем в нем имелось множество неочевидных на первый взгляд достоинств, к которым скоро привыкаешь и после этого уже не можешь без них обходиться.

Уже некоторое время капитан «Аляски», теша свое писательское самолюбие, делал путевые заметки о разных местах, в которых ему доводилось бывать. Эти статьи охотно публиковал «Морской Вестник», который стал весьма либеральным ведомственным изданием при новом министре. Ничего секретного и относящегося к важным сторонам войны Иван Алексеевич, конечно, не озвучивал, но и того, что выходило из-под его пера, было довольно, чтобы приобрести некоторую славу в военно-морском офицерском сообществе.

Подданных Ее величества королевы Виктории он обычно изображал не без иронии и даже сарказма. Например, чего стоит такой пассаж: «Англичане, чьи накрахмаленные рубашки не дают им сделать всяческое человеческое движение, плохо сходятся с представителями других народов». Сравнивая их с жителями САСШ в том числе и в связи с непрекращающимися гонками на скорость в почтовых рейсах между Ливерпулем и Нью-Йорком, он отмечал: «Сейчас действуют две линии. Британская — Кюнарда и американская — Коллинса. Других и не пробуйте. Пароходы идут через океан летом 10 или 11 дней, зимой 12 или 14. И даже до 16. Американцы моложе, бешенее и чаще ломают себе рога, особенно на трансатлантических маршрутах».

Интересно и то, что у британцев пароходы швартовались в Нью-Джерси, в Нью-Йорке они пристани не имели. Были и другие важные заметки. Например, о роли паровых паромов через реки в Штатах (в приложении к Неве в столице России), о лоцманах, которые сами за сутки встречают корабли на своих шхунках и передают все новости. За право быть лоцманом они сдают экзамен и платят в казну штата.

Группа таких лоцманов, складываясь деньгами, покупает шхуну и вместе рыскает в море в поисках клиентов. Потом они постепенно рассаживаются по кораблям, пока не остаются двое, и они уже идут обратно в порт и пьют по кружке. Они же возят с собой и газеты с журналами, которыми у них набиты карманы.

Отмечал он и обилие дешевых пристаней, протянувшихся вдоль берегов Гудзона на много миль, вместо привычных в Европе оборудованных доков.

Наблюдая местную бурную жизнь, Шестаков не раз убеждался, что торговля и паровые машины стали важнейшими средствами развития цивилизации. Отдельно в своих статьях он подробно поведал о качестве трактиров и гостиниц.

«Трактиры в САСШ хороши. Целые семьи предпочитают жить в гостиницах постоянно. Чистая комната, постель и еда три рубля серебром в день. Стол не прерывается. С 8 часов завтрак до 11, полдень — закуска, в 3 часа первый обед, в 6 — второй, в 8 — чай и от 10 до 12 — ужин. Письма, которые можно отсылать во все части Света, просто отдают в контору трактира, в крупных гостиницах есть телеграфические станции».

В сравнении с Россией, где телеграфные линии только начали прокладывать, масштабы развития новомодного вида связи весьма впечатляли. Добавьте к этому невиданную в нашем отечестве свободу перемещения по огромной стране, готовность американцев часто путешествовать, а также широкое, пусть и весьма поверхностное, начальное образование. Оставалось только завидовать организации жизни, основанной, прежде всего, на здравом рассудке и выгоде.

«В САСШ всех учат читать, писать и считать. Это дает всем шанс из разносчика газет вырасти в креза. Воспитание в штатах кончается в 15–16 лет».

Но особо он отмечал для себя тему водоснабжения крупнейшего города на востоке САСШ. 'В Нью-Йорке все трактиры и дома снабжены ваннами и водою в изобилии. Вода проведена за 60 миль от речки Кротон, впадающей в Гудзон, собрана в резервуары в верхней части города и пущена по тысячам труб по всем улицам.

Сколько раз, моясь вволю, вспоминал я о нашем православном способе посылать в трескучий мороз захватить бочку ушат или кружку воды в матушке-Неве с опасностью заморозить человека, со всеми угрозами таскания воды в верхние этажи, ведущие к поломкам шей и голов на обмерзшей, политой водой лестнице, с издержками на содержание особой водовозной лошади и прочее.

Вода в итоге тратится очень экономно. Конечно, в роскошных будуарах и спальнях воды довольно. Но загляните на кухни и в людские комнаты и убедитесь, что опрятности там быть не может. Какой толк подавать на серебре, если руки прислуги грязные?

Грязь — чума. Стыдно нашему щеголю — Петербургу — походить на красавицу в блестящем наряде с грязными юбками. Наши морозы не извинение. Нью-Йорк подчас трещит от них. И 600 тысячам людей, собранных вместе, следует мыться.

Город, недавно выстроенный, наполненный торгашами, начинающими жизнь без малейшего понятия о требованиях, вселяемых рождением и воспитанием. Но пусть господа аристократы посмотрят. Нью-Йорк истратил миллионы на опрятность, а под золотыми ливреями ваших слуг и в бархатах ваших великолепных занавесей, возможно, гнездится бесчисленное население, оспаривающее права собственности.

Нет аристократии без чистоты тела! Пора делать водопроводы. Это и удобно, и дает экономию'.

Эти призывы не остались незамеченными в России. Но быстро сдвинуть такую глыбу, конечно, было невозможно, особенно сейчас, когда шла война.

Рассказывая свои впечатления о жизни «крупнейшего базара в Америке», он писал: 'Редакции журналов, биржа, банки, маклеры — все торговцы и спекулянты, честные и бесчестные, столпились в южной части города вокруг Бродвея, бесконечной улицы, разделяющей Нью-Йорк на две части. Там же театры, магазины, конторы обществ и аукционы.

К восьми утра улицы заполняют омнибусы. Кажется, что весь Верхний город валит в Нижний. В них полагается находиться 12 человекам, а входит 16 и 20. Бывает, садятся на колени, и никто не возражает. Единственная улица, куда не проникла всеобщая суета — 5 авеню. Поселиться там мечтает всякий. Улица делит город на восточную и западную половины и является средоточием богатства и роскоши местных нуворишей.

Повторяю, не ищите в штатах высоких нравственных побуждений, они не существуют. Зато много здравого смысла, который подчас важнее для народа и его счастья, чем порывы сердца. Чувствами можно обнимать семью, а не государство и народ'.

Вот в духе этого прагматического, сугубо делового и нацеленного на извлечение выгоды подхода, которым буквально был пропитан весь этот город, Иван Алексеевич и действовал для выполнения поставленной командующим цели.

Одной из отличительных черт Америки вообще и Нью-Йорка в частности было огромное количество иммигрантов. На его широких улицах можно было встретить представителей всех рас и народов, услышать говор на всех языках мира. И так уж случилось, что одной из самых бедных, но при этом довольно сплоченных групп стали сбежавшие с родной земли ирландцы. Но что еще более важно, практически все бывшие жители «Изумрудного острова» имели большой зуб на англичан.

Начало Крымской войны вызвало в среде националистически настроенных иммигрантов очередной взрыв патриотизма. Приятно было осознавать, что в мире есть еще люди, считающие своим долгом стрелять в ненавистных поработителей. И чем больших успехов добивались русские армия и флот, тем больше ликовали изгнанные со своей родины фении.

Воодушевленные этими победами изгнанники требовали от своих вождей включиться в борьбу. И те, по крайней мере, на словах, были не против, но обычные для лидеров «Молодой Ирландии» склоки и разногласия едва не спустили, как говорят машинисты, весь пар в свисток.

Несмотря на то (а возможно и благодаря тому), что было создано множество радикальных ирландских обществ, все попытки организоваться для того, чтобы нанести удар по Англии или тем более высадиться на родном острове, провалились. Как ни прискорбно, свою лепту в охватившую ирландских иммигрантов беспомощность и слабоволие внес очень влиятельный уроженец Ирландии — архиепископ Джон Хьюз. Обычно довольно резкий и непримиримый (до той степени, что получил среди своей паствы весьма примечательную кличку Джонни-Кинжал) он почему-то категорически возражал против очередных «сумасбродных затей» революционеров.

Тем не менее, Нью-Йорк кишел ирландцами, среди которых оказалось немало участников восстания 1848 года, вынужденных бежать в САСШ после его провала. И почти все эти решительно настроенные и не боящиеся крови люди сразу по прибытии в Америку записались в один из четырех ирландских добровольческих полков. 9-й, 69-й, 72-й и 75-й [1]. Впрочем, по русским меркам эти ополченческие формирования не дотягивали и до батальона, да и в плане выучки вызывали скорее раздражение, зато энтузиазма у них хватало, все грезили свободой родного острова и стремились сражаться с ненавистными британцами.

Оставалось лишь поднести спичку к фитилю, чтобы вся эта критически настроенная масса вспыхнула. И такой спичкой стал шкипер «Аляски» Патрик О'Доннелл, с комфортом расположившийся в небольшом, но весьма приличном особняке с прислугой на той самой, делящей Манхэттен пополам респектабельной 5-й авеню.

Там он с охотой принимал не только партнеров по бизнесу (или точнее сказать, скупщиков добычи), но и своих старых знакомых, помнивших его совершеннейшим голодранцем. Разлетевшиеся по всем трущобам слухи о свалившемся на Пата богатстве вызвали настоящий ажиотаж. И никто даже не подозревал, что и дом и роскошный выезд новоявленного миллионера находятся в аренде.

Одним из первых, клюнувших на этот крючок, оказался молодой капитан Майкл Коркоран. Он состоял в 69-ом ирландском добровольческом полку. О'Доннелл привел его одним из первых и отрекомендовал исключительно с положительной стороны.

— Не смотрите, что он такой худой, кэп! Этот парень крепок как закаленная сталь и решителен не меньше, чем любой из нас.

— Да уж, — удивленно протянул Иван Алексеевич, разглядывая худого как жердь темноволосого ирландца с пронзительным взглядом серых глаз.

— Кроме того, его мать Мэри МакДонах из рода самого Патрика Сарсфилда! — донельзя торжественным тоном продолжил Патрик, явно рассчитывая произвести впечатление на командира.

— А кто это? — удивился Шестаков, весьма смутно представлявший себе, о чем говорит его штурман.

— Ну как же, кэп, — даже растерялся от подобной бестактности О'Доннелл, — Мой тезка, Пат Сарсфилд — предводитель Диких гусей [2]. Знаменитый герой Ирландии!

— Вот оно что! — с понимающим видом отозвался капитан первого ранга, ведущий свою родословную от одного из дружинников Дмитрия Донского, после чего с истинно американской приветливостью обратился к своему гостю. — Рад знакомству, Майкл. Хотите что-нибудь выпить? Чай, кофе…

— Благодарю, сэр, но…

— Тогда, может быть, что-нибудь покрепче?

— Если можно, виски, — непроизвольно дернув кадыком, выдавил из себя Коркоран.

— Хм. Ирландского у нас нет, водка закончилась, но без угощения я вас не оставлю. Хотите настоящий ямайский ром?

— Никогда не пробовал…

— Поверьте, вам понравится, — ухмыльнулся капитан первого ранга, разливая янтарный напиток по рюмкам.

После чего они выпили, и радушный хозяин приоткрыл перед своим гостем коробку с самыми настоящими кубинскими сигарами.

— Угощайтесь!

Никак не ожидавший подобного отношения Майкл осторожно выковырял одну, отметив про себя, что каждая стоит как недельный труд поденщика. Пользоваться гильотинкой он не умел, но Шестаков пришел к нему на помощь, и ирландец смог, наконец, блаженно затянуться.

— Благодарю, сэр. Вы очень добры, — выпустив первые, самые ароматные клубы табачного дыма, искренне сказал Коркоран.

— Боже, какие пустяки, — отмахнулся Иван Алексеевич, которому проявленное гостеприимство и впрямь ничего не стоило, ведь и ром, и табак с сигарами, а также многие другие полезные вещи еще совсем недавно хранились в трюмах захваченных им судов.

Большая часть, конечно, была пущена с молотка, но кое-что бравый моряк оставил для своих нужд. Чтобы, так сказать, иметь возможность скрасить тяготы и лишения военной службы. И лишь когда гость окончательно размяк, пришла пора поговорить о деле.

— Я слышал, сэр, — начал ирландец, — вам нужны толковые и храбрые люди. Я знаю парочку таких, но они не моряки.

— Всего парочку? — с усмешкой посмотрел на него Шестаков.

— Парочку десятков или сотен. Все зависит от того, что вы затеяли…

— Я думал, род моих занятий вам известен.

— В том-то и дело. Вы воюете с англичанами на море, и вам нужны моряки. Это понятно, но при чем тут я и мои люди?

— Вы правы и не правы одновременно, мой друг. Мы действительно воюем с англичанами, но не только на море. Они, как вы вероятно слышали, неоднократно высаживались на нашу землю и вели себя при этом не слишком…

— Я знаю, на что способны эти свиньи, — скривился Коркоран.

— Вот мы и решили отплатить им той же монетой.

— Хотите высадиться на островах?

— На одном острове. Чтобы помочь его жителям избавиться от британского владычества.

— Вот значит как. Что ж, я так и думал, но хотел убедиться… Сэр, а вы знаете, сколько жертв стоило нам последнее восстание? Думаете, мы справимся с красномундирниками?

— Вот что я вам скажу, Майкл. Воюя с нами, англичане потеряли почти всю свою армию и изрядную часть флота. У них сейчас просто нет свободных сил, чтобы перебросить их на остров. Говоря по чести, я совсем не уверен, сможете ли вы справиться, но твердо знаю одно. Другого столь же удобного момента у вас просто не будет. Не сможете сейчас — не сможете никогда! Еще рома?

— К черту ваше пойло, сэр! Хотя, признаюсь, оно весьма не дурное…

— В таком случае не стесняйтесь. Вам это ничего не будет стоить.

— Даже если я откажусь участвовать в ваших делах?

— Даже если вы не хотите воевать с англичанами!

— Вот дьявол! Конечно же, я хочу, но… Ладно, говорите, что нужно делать?

— Пока то же самое, что делаю я. У меня есть свободный корабль, но нет надежных людей. Я мог бы нанять янки, но они готовы только грабить беспомощных торговцев. А мне нужны те, кто не спасует в бою против красномундирников!

— Что будет потом?

— Когда у нас будет достаточно средств, мы сможем купить оружие и отдать его тем, кто желает сражаться.

— Понятно. Что ж, корабль у вас есть, а я вполне могу набрать людей из своей роты. Но повторюсь, они не моряки и не смогут управляться с парусами.

— Об этом не беспокойтесь. Матросов я вам найду. Что-нибудь еще?

— Деньги, сэр, — развел руками ирландец. — У моих парней есть семьи и им надо на что-то жить.

— Понимаю. Но я не занимаюсь благотворительностью. Так что вам придется заработать и на оружие, и на еду для своих близких… а также, чтобы отдать заем, который получите от меня!

— Это справедливо. Я согласен. С вами приятно иметь дело, сэр!

— Кстати, ваше командование не будет против, если узнает, чем вы планируете заняться?

— Сказать по правде, они будут только рады, если я со своими парнями уберусь куда-нибудь подальше от штата.

— Отлично, — усмехнулся Шестков и снова принялся разливать ром. — В таком случае предлагаю отметить наше дальнейшее сотрудничество!

— Клянусь честью, — засмеялся Коркоран. — Среди ваших предков точно были ирландцы!

— Поверь, парень, — ухмыльнулся помалкивавший большую часть разговора О'Доннелл, — если на всем белом свете есть люди, похожие на нас, то это русские! Они всегда готовы выпить и подраться!

Примерно по той же схеме прошли переговоры с другими выходцами из «Молодой Ирландии», перебравшимися после 1848 года в САСШ. Томас Мигер, Майкл Доэни, Ричард О'Горман и Джеймс Хьюстон и несколько других, носивших гордые звания капитанов и полковников отрядов ополчения. Все они как один загорелись идеей бить англичан и заодно поправить свое финансовое положение. Сплошь богоугодные дела…

В итоге уже через пару недель в море вышло полдюжины больших и малых каперов, с командами, по большей части набранными из вчерашних иммигрантов. Правительство САСШ, оценив, насколько успешно воюют против союзников русские, смотрело на происходящее сквозь пальцы, а на требования британского посла прекратить поддержку каперов предпочло просто не ответить. Якобы потеряв документ в канцелярии.

Таким образом, дело сдвинулось с мертвой точки. Однако приказа атаковать Ирландию пока не приходило, и Шестаков был вынужден сосредоточиться на крейсерской войне. Дело неожиданно приняло такой размах и оборот, что британцы были вынуждены срочно усиливать патрулирование в Атлантике и даже всерьез задумались об организации конвоев.

Однако бесконечные заботы по вербовке будущих борцов за освобождение Ирландии, встречи с покупателями, снабженцами и арматорами требовали его постоянного присутствия в городе. Из-за чего «Аляска» была вынуждена отправляться в рейды под командованием старшего офицера — лейтенанта Василия Коновницына. Впрочем, как уже упоминалось, Ивану Алексеевичу нравилось жить в Нью-Йорке, пользуясь при этом многочисленными благами цивилизации.

Поначалу он поселился в арендованном для О'Доннелла доме, но вскоре выяснилось, что здесь удобно встречаться с коммерсантами и чиновниками, а вот с потенциальными повстанцами и каперами это лучше делать где-нибудь за городом. Кроме того, возникла необходимость где-то хранить вооружение и порох, и другие припасы. Прежде для этих целей арендовался небольшой склад в порту, но теперь объемы выросли, и нужно было подыскать новое место. Причем по возможности не привлекая внимание потенциальных недоброжелателей.

И тут на помощь Шестакову пришел Коркоран.

— Простите, сэр. Я слышал, вы ищите укромное место для наших дел?

— Да. А у вас есть что-нибудь на примете?

— Полагаю, что да. Тут на севере Манхэттена, в паре миль от города, есть одна небольшая ферма. Мой кузен некоторое время там работал, а потом хозяева умерли, наследников не нашлось, и постепенно все как-то пошло прахом. Сколько-нибудь ценное забрали за долги, то, что осталось, выставили на торги, да вот только никто не польстился. Земля там, знаете ли, не очень.

— Спасибо, Майкл, но нам не нужна разваленная хижина на болотах.

— Не сочтите за грубость, сэр, но могу я закончить?

— Изволь.

— Дом старого Перкинса, конечно, нуждается в небольшом ремонте, но вполне крепок. А еще там имеются просторные амбары, конюшня и еще парочка строений. Есть даже свой причал. И если верить моему кузену, глубина там достаточна даже для такого большого судна, как ваша «Аляска». Если вам нужно укромное местечко вдали от чужих глаз, да еще и по сходной цене, клянусь честью, ничего лучшего просто не найти! А что до земли… вы ведь не собираетесь сеять там ячмень или что-то в этом роде?

— Это уж точно, — усмехнулся Иван Алексеевич. — Пожалуй, твое предложение меня заинтересовало. Но надо сначала все там хорошенько осмотреть.

Краткое знакомство с брошенной фермой показало, что Коркоран оказался кругом прав. Дом и сараи могли еще послужить, пристань удобна, а самое главное, усадьба располагалось достаточно далеко от чужих глаз. Даже не верилось, что буквально в паре миль находится шумный, с населением уже более полумиллиона человек, город.

— Место и впрямь недурное. Интересно, чем занимались прежние хозяева, если земля, как вы говорите, не хороша?

— Сдается мне, — усмехнулся О'Доннелл, — этот Перкинс или как его там занимался не самыми благовидными делами.

— Теперь не узнаешь, — дипломатично отозвался Майкл.

— Это все уже неважно. Главное узнать, сдаст нам городской совет эту ферму или нет?

— На кой черт вам связываться с арендой, сэр? Купите ее, и дело с концом. С вашими капиталами это будет нетрудно, и тогда ни один шпик или чиновник не посмеет сунуть сюда нос. Частная собственность для янки — это святое!

— Так и сделаем, — решился Шестаков, узнав цену.

— Вы хотите купить землю? — с сомнением посмотрел на своего клиента известный адвокат и по совместительству член городского совета Гарри Мортон.

— Не для себя.

— Ну, разумеется! — сарказм доктора юриспруденции Мортона можно было мазать на хлеб вместо масла. — Скажите, а это неназванное лицо не собирается заняться контрабандой или чем-нибудь еще в этом духе?

— Могу вас заверить, что ничего противозаконного на территории Штатов мы не планируем.

— Мы⁈

— Имени я вам пока назвать не могу, но должен предупредить, что это весьма высокопоставленное лицо, — с легкой улыбкой заметил Шестаков, невзначай показав на фотографический портрет великого князя Константина с его дарственной подписью.

— Вот значит как, — сообразил адвокат. — А почему это лицо не обратилось к барону фон Стеклю?

— Ну, во-первых, любезнейший Эдуард Андреевич не имеет баронского титула. А во-вторых, как я уже говорил, мой доверитель не желает преждевременной огласки. А если об этом деле узнает посланник, избежать ее уже не получится.

— В ваших словах есть смысл, мистер Шестаков. Как только станет известно, что кто-то желает приобрести землю, цена на соседние участки тут же поднимется. Так что кто бы ни стоял у вас за спиной, в бизнесе он понимает. А раз так, то я готов взяться за дело, причем за самый скромный процент. Тем более, что никаких трудностей оно не представляет.

— Прекрасно. В таком случае давайте подпишем документы и…

— Максимум через неделю эти земли будут в ва… простите, в собственности лица, которого вы пока не называете.

Вскоре дела устроились в наилучшем виде, так что когда был получен долгожданный приказ из Петербурга, у Шестакова и его ирландских друзей все было готово. Буквально через несколько дней, несмотря на яростные протесты британского посла, в устье реки Гудзон зашли больше дюжины захваченных каперами призов с товарами.

После того, как груз был распродан на торгах, в освободившиеся трюмы начали грузить оружие и продовольствие, а затем и добровольцев, большей частью из тех самых ирландских милиционных полков Нью-Йорка. Причем и то, и другое, и третье финансировалось за счет вырученных средств. Война начала кормить сама себя.

Имея все необходимые документы, вплоть до чистых каперских свидетельств, в которые оставалось лишь вписать имя, а также полную свободу действий, Шестаков с присущей ему энергией принялся за дело. С благословения получившего весьма щедрое пожертвование архиепископа Хьюза, во всех католических церквях пошла вербовка новобранцев.

Командующим Освободительной Армией стал полковник (теперь уже генерал) Томас Фрэнсис Мигер. Известный революционер, осужденный Лондоном за бунт к смерти, замененной затем на пожизненную ссылку на Тасмании, откуда он несколько лет назад благополучно сбежал и перебрался в Америку, где сразу возглавил один из ирландских милиционных полков.

Решившие вступить в борьбу за свободу родного острова ирландцы одновременно получали пасторское благословление и задаток, после чего небольшими группами отправлялись на ферму, ставшую базой всей операции. Там их, вдалеке от стороннего внимания, они грузились на корабли.

В полной тайне подобные мероприятия, конечно, было провести невозможно, но к этому никто и не стремился. Телеграфного сообщения между Старым и Новым Светом пока еще не было. Так что, пока отчеты посольства достигнут Лондона, маленькая флотилия Шестакова будет уже в море. А когда лорды из Адмиралтейства начнут принимать меры, десант уже будет высажен.

[1] Звучит громко, но на самом деле все эти Добровольческие полки были не более, чем компаниями по интересам.

[2] Полет диких гусей — это отплытие ирландской якобитской армии под командованием Патрика Сарсфилда из Ирландии во Францию, как было оговорено в Лимерикском договоре от 3 октября 1691 года, после окончания войны Вильгельма III в Ирландии. В более широком смысле термин Дикие гуси используется в ирландской истории для обозначения ирландских солдат, которые отправлялись служить в армии континентальной Европы в XVI, XVII и XVIII веках.