Константин. Дипломатия броненосцев

Глава 4

Солнце клонилось к закату, когда впередсмотрящий на мачте дозорного пароходо-фрегата «Рюрик» заметил небольшое судно, лежащее в дрейфе. Увидев русский военный корабль, неизвестные мореплаватели не сделали ни малейшей попытки скрыться, а напротив, принялись сигналить, чтобы привлечь к себе внимание. А когда «Рюрик» приблизился, попросили прислать шлюпку. Не прошло и часа, как на палубе русского фрегата оказался худощавый человек с совершенно неприметной внешностью.

— Мне сказали, что вы пожелали меня видеть, — по-французски обратился к нему капитан второго ранга Баженов.

— Неужто не признали, Александр Иванович? — с усмешкой спросил тот по-русски.

— Прошу прощения?

— Я у вас интервью брал год назад. После…

— Как же, — вспомнил, наконец, капитан. — Господин…

— Расмуссен. К вашим услугам.

— Весьма рад. Но как вы здесь оказались?

— У меня есть сообщение для его императорского высочества. Полагаю, нет надобности объяснять вам, что его нужно доставить как можно скорее?

— Так вы…

— Ну что вы. Я всего лишь скромный корреспондент «Фёдреландет».

— Фёдре…

— По-русски это означает «Отечество».

— Понятно. А где ваша шляпа? — не нашелся, что еще спросить, Баженов.

— Ветром унесло, — развел руками Расмуссен. — Я ужасно неловок.

— В таком случае, будьте моим гостем, — решил все для себя командир «Рюрика».

Хотя шпионаж и не считался в среде русского офицерства приличным занятием, Баженов решил принять старого знакомого со всей возможной учтивостью и не прогадал.

Была уже глубокая ночь, когда Расмуссен оказался в салоне генерал-адмирала на флагманском «Константине», где кроме него находился весь мой штаб, о персоналиях которого стоит рассказать подробнее, тем более что основу его составляли люди весьма известные в оставленном мною будущем.

Флаг-капитаном или, говоря более привычным языком, «начальником штаба» с недавних пор стал капитан первого ранга Николай Карлович Краббе — прекрасный моряк и толковый администратор, ставший со временем полным адмиралом и управляющим Морским министерством, под руководством которого деревянный парусный флот и был преобразован в паровой и броненосный.

Старшим флаг-офицером был назначен еще более известный моряк — капитан второго ранга Андрей Александрович Попов, создатель проектов первых русских броненосных крейсеров, броненосца «Петр Великий» и, из песни слов не выкинешь, печально знаменитых круглых «поповок». Успевший выздороветь после ранений, полученных во время Второго Синопского сражения, молодой и энергичный офицер рвался в бой. Такое желание грех было не уважить.

Так же флаг-офицерами считались командир «Константина» Беренс и, конечно же, мой бессменный адъютант Федор Юшков. Должность флагманского штурмана исправлял успевший, несмотря на молодость, стать известным картографом лейтенант Павел Назимов.

Еще одним членом нашей коллегии стал начальник отряда броненосцев — Лихачев.

Перед тем как выйти, я подоткнул одеяло у мерно посапывающего Николки и, повинуясь безотчетному импульсу, погладил сына по голове. После чего вышел в салон, осторожно притворив за собой дверь.

— Господа офицеры, — вполголоса подал команду адъютант, и все встали.

— Сидите-сидите, господа. Обычно моего башибузука и из пушки не разбудить, но лучше все-таки не шуметь. Итак, насколько я понимаю, господин Расмуссен привез нам важные известия. Не так ли?

Услышав вопрос, журналист извлек из-за пазухи клеенчатый конверт, внутри которого оказалась весьма подробная схема проливов с расставленными на ней метками и штриховыми линиями.

— Что это?

— Красными крестами помечено нахождение главных сил англичан, — начал Расмунссен. — Некоторые их корабли сейчас на ремонте в датских портах и на карте условно не помечены. Но как только вашему императорскому высочеству будет благоугодно начать, на них немедля случатся пожары.

— Это точно?

— Более чем. Датчане не забыли 1807 год и не намерены терпеть новые унижения от заносчивых англичан.

— Что ж, прекрасно. Что это за линии?

— Маршруты британских дозоров.

— А это?

— Устроенные британцами береговые батареи.

— Понятно…

— Есть еще кое-что. Все крупные английские корабли окружены понтонами.

— Боятся минных атак? — переглянулся я с офицерами.

— Очевидно так, — хищно осклабился Попов. — Не верят, что наши броненосцы могут быстро подойти к Зунду.

— И еще, — снова подал голос Расмуссен. — Кокрейн приказал конфисковать несколько датских пароходов.

— Это еще зачем?

— Не знаю, ваше высочество. Британцы не слишком охотно посвящают датчан в свои планы. Добыть даже эти сведения оказалось совсем не просто.

— Пароходы-то большие?

— Нет. В основном буксиры.

— Хорошо. Передайте датским друзьям нашу искреннюю признательность.

— Будет исполнено!

— Что же до тебя, проси чего хочешь!

— Покорно благодарю, ваше императорское высочество, но не за награды служим.

— Знаешь, брат, — внимательно посмотрев на разведчика, заметил я. — Хоть и говорят, что за Богом молитва, а за царем служба не пропадают, ты все же не мешкал… ну да ладно, не просишь, я сам решу, как тебя наградить. А теперь ступай.

— А этот Расмуссен и впрямь журналист? — осторожно поинтересовался не отходивший от меня ни на шаг Юшков.

— Угу, — хмыкнул я. — Акула пера, только в штатском. — Но видя, что Федор не понял шутки, махнул рукой и вернулся в салон.

— Какие будут предложения, господа? — спросил я у штабных.

— Раз англичане опасаются только шестовых мин, следует атаковать их броненосцами.

— Уйдут, — покачал головой Краббе.

— Не успеют. Им прежде надобно будет избавиться от понтонов…

Несмотря на то, что обсуждение вышло бурным, я в нем почти не участвовал. Пока члены моего штаба до хрипоты спорили, распределяя силы для предстоящего боя, я все пытался понять, что меня беспокоит, и никак не мог найти ответ. И только когда подчиненные сумели выработать предварительный план, в голове будто молния сверкнула.

— Господа, кто-нибудь может мне объяснить, на кой черт Кокрейн конфисковал у датчан пароходы?

— Да мало ли, — переглянулись штабные. — У Свеаборга британцы потеряли практически весь свой плавучий тыл. Вероятно, эти суда нужны им для снабжения…

— Или чтобы сделать из них брандеры! — воскликнул Лихачев.

— Что?

— Вы это серьезно? — удивился Краббе.

— Вполне.

— Собственно говоря, почему нет, — задумчиво заметил Попов. — Оружие это хоть и несколько устарело, но остается вполне действенным. Если помните, господа, мы и сами вполне успешно применили его у Евпатории.

— Просто там у нас не было новейших шестовых мин!

— А у англичан их нет до сих пор!

— Согласитесь, господа, непривычно видеть Великобританию отстающей? — улыбнулся я. — Между тем, ничего технически сложного в шестовых минах нет. Единственное, что островитяне пока не могут повторить, это их начинка. Уж не знаю как, но нам до сих пор удается держать в тайне рецепт приготовления динамита. Но в принципе, можно обойтись и порохом.

— Так почему же они до сих пор их не применили?

— Очень интересный вопрос, господа… а сами-то как думаете?

— Самые удачные минные атаки происходили под покровом темноты и были направлены против судов, стоящих на якоре, — задумчиво заметил Лихачев. — Днем и на ходу попытки применить мины легко парировались ответным огнем и маневром.

— А как же «Петропавловск»? — азартно возразил ему Попов.

— Исключение, которое лишь подтверждает правило.

— Все верно. До сих пор мы действовали от обороны. Большую часть времени наши корабли отстаивались в хорошо защищенных гаванях, проникнуть в которые было совсем не просто. А когда противник допускал ошибку, наносили удар, после чего вновь скрывались в базах. Теперь ситуация переменилась. Мы оказались вынуждены выйти из своих бастионов, а корабли этого старого лиса Кокрейна находятся под защитой береговых батарей и прикрыты понтонами.

— Вы хотите сказать…

— Именно. Англичане ждут нас! Для сэра Томаса это последний шанс спасти свою репутацию и отплатить нам за поражение.

— И что же делать?

— Атаковать! Причем непременно днем. Главный удар будут наносить броненосцы. А линкоры с фрегатами будут прикрывать их от возможных атак.

— А это еще зачем?

— Странный вопрос. Чем наши броненосные батареи отличаются от винтовых линейных кораблей и фрегатов?

— Броней…

— А еще?

— Меньшим количеством орудий, — хмыкнул Лихачев, хорошо успевший изучить достоинства и недостатки кораблей своего отряда. — А так же худшей скоростью и маневренностью.

— А значит, минные атаки против них вполне возможны! — сообразил Краббе.

— В точку!

— Но если мы будем дожидаться рассвета, англичане смогут разгадать наш план и уйти.

— А знаете, меня бы это устроило. Представляете газетные заголовки, вроде «При виде русского флота Кокрейн позорно бежал!» и все в таком духе?

— Но откуда он мог знать, что вы станете его преследовать?

На этот вопрос я отвечать не стал, хотя разгадка была на поверхности. Не стану скрывать, хвастливые заявления прославленного адмирала задели меня и в особенности ту часть, что осталась от прежнего Константина — человека довольно-таки тщеславного и самолюбивого. Но когда он применил против защитников Свеаборга отравляющие вещества, эта неприязнь перешла в ненависть, которую не смог утолить даже разгром союзного флота. Так что в данном вопросе ваш покорный слуга немного лукавил. Бегства Кокрейна мне было мало. Я жаждал крови…

Уже светало, когда мы перестроились из походного порядка в боевой и медленно зашли в Эрессун. Наше появление, разумеется, не осталось незамеченным. С дозорных британских судов могли хорошо видеть все пять наших броненосцев, включая целый и невредимый «Трасти». И лишь после этой демонстрации вперед вышел отряд фрегатов и отогнал вражескую разведку.

Миновав расположенный на входе в пролив Копенгаген, я отослал «Рюрик» в столицу Дании с моим личным посланием к королю Фридерику VII, а заодно, чтобы проследил, не осталось ли в гавани датской столицы английских боевых кораблей. Забегая вперед, стоит сказать, что впечатленный последующими событиям король пожаловал Баженову высший датский орден — Слона, которым обычно награждались лица королевской крови или главы государств. Из ныне живущих в России такая награда есть только у меня, брата Саши, светлейшего князя Меншикова и фельдмаршала Паскевича.

Примерно через три часа неспешного хода впереди показалась английская эскадра. Кокрейн не подвел. Точно так же, как я не мог не преследовать его, он не мог уйти, даже не попытавшись дать бой. В воздухе явственно запахло порохом. И тут надо отдать английским морякам должное. Хорошо понимая, что их деревянные корабли не могут противостоять броненосцам, они, тем не менее, не дрогнули и приняли бой.

Убедившись, что никто не собирается атаковать их минами, британцы избавились от понтонов и приготовились маневрировать. Всего, если не считать фрегатов и прочей мелочи, у них имелось одиннадцать двухдечных винтовых линейных кораблей. При других обстоятельствах они представляли собой большую силу, но теперь на них надвигались строем пеленга пять броненосных батарей, за которыми находились пять наших линкоров.

Против обыкновения на сей раз я решил остаться на своем флагмане. Увы, но даже самый быстрый из моих броненосцев «Севастополь» не может дать больше семи с половиной узлов. «Константин» же под машинами смело делает больше десяти, а при попутном ветре и больше. Так что гнаться за противником на нем гораздо удобнее.

Первыми, как водится, открыли огонь нарезные погонные орудия Баумгарта. Англичане без особого успеха пытались отвечать им из Ланкастеров, но не преуспели. Впрочем, нарезных орудий на противоборствующих эскадрах было не так уж много, а потому и мы и они поспешили сократить расстояние. Поле боя, если так можно выразиться о проливе, скоро затянуло дымом, в редких просветах которого изредка появлялись то угловатые борта наших броненосцев, то развитый рангоут британских линейных кораблей.

В начале сражения из всех русских кораблей в самом незавидном положении оказался отбитый у англичан «Трасти». Не слишком быстроходный даже на фоне наших переделок, он к тому же не имел ни одной нарезной пушки. Тем не менее, командовавший им капитан-лейтенант Кострицын, переведенный с одного трофея (фрегата «Доблестный») на другой, рангом повыше, решительно повел его в бой. Лишенные мачт корабли практически не могли обмениваться сигналами, поэтому, как только началось сражение, всякое управление боем оказалось потеряно. Все командиры броненосцев были вынуждены маневрировать самостоятельно, из-за чего бой превратился в свалку.

Пройдя между «Марсом» и «Орионом», броненосная батарея дала несколько удачных залпов, нанеся своим противникам существенные повреждения, после чего… резко повернула, совершенно скрывшись при этом в пороховом дыму, и еще раз, теперь уже продольным огнем, обстреляла «Орион» с кормы. Не ожидавшие подобного маневра англичане попытались выйти из-под огня и наткнулись на «Выборг».

Не смотря на то, что его переделанный из парусника корабль был самым слабо вооруженным и тихоходным линкором нашей эскадры, командовавший им капитан первого ранга Дюгамель сумел подобраться к своему противнику на пистолетный выстрел и после залпа в упор пошел на абордаж.

Тем временем в центре начались еще более драматические события. Поначалу все шло прекрасно. Привыкшие действовать в одном строю командиры «Не тронь меня» и «Первенца» сумели прорезать вражеский строй. Голенко при этом в очередной раз попытался таранить противника, но оказавшийся «Виктором Эммануилом» вражеский линкор сумел увернуться.

К сожалению, продвинутое вооружение броненосцев сыграло с нашими кораблями злую шутку. Обладавшие избыточной мощностью нарезные снаряды дырявили британские корабли насквозь, частенько разрываясь уже за бортом противника. Поэтому повреждения их оказались вовсе не так велики, как этого можно было ожидать. Не повезло только названному в честь изобретателя паровой машины «Джемсу Уатту». Угодивший в него снаряд тоже не разорвался, однако, он пробил ему один из котлов, лишив окутавшийся клубами пара линкор хода.

Правильно оценивший ситуацию Лихачев тут же направил свой броненосец на таран, и буквально через несколько минут массивный чугунный бивень «Не тронь меня» вспорол толстую обшивку британского корабля. Грохот выстрелов, крики ужаса и треск ломающихся деревянных конструкций слились в одну ужасающуюся какофонию. Казалось, еще несколько секунд и все будет кончено, однако случилось непредвиденное. Вонзившийся в корпус вражеского корабля таран застрял, и русский броненосец, несмотря на все усилия его машинной команды, никак не мог отойти в сторону.

Тем временем опомнившиеся английские моряки с отчаянием обреченных бросились на абордаж. Вооружившись всем, что попалось им под руку, британцы один за другим перепрыгивали на наш корабль. Многие при этом переломали себе ноги и, соскользнув с покатых бортов, падали в воду. Остальные же, оказавшись на палубе столь непривычного корабля, попытались проникнуть внутрь.

Одни начали вскрывать ведущие на верхнюю палубу люки, другие попробовали пролезть сквозь находящиеся у самой воды артиллерийские порты. Но наиболее отчаянное положение сложилось у боевой рубки. Захлестнувшие русский корабль враги пытались поразить ее защитников сквозь амбразуры, несколько самых отчаянных забрались на крышу. Оказавшийся в западне вместе с двумя матросами Лихачев поначалу пытался отстреливаться из револьвера, но когда нападавших стало слишком много, приказал своим подчиненным спуститься вниз, после чего последовал за ними и задраил за собой люк.

Захватившие рубку британцы вскоре сообразили, что не сумеют пробраться внутрь корабля, после чего принялись крушить амбрюшоты и крутить штурвал. К счастью, последний не имел связи с рулем, а потому перехватить управление им не удалось.

Тем временем надрывающиеся машины сумели-таки вырвать свой корабль из смертельных объятий гибнущего противника, и «Не тронь меня» медленно, дюйм за дюймом, подался назад, после чего ему удалось отойти. В отрывшуюся пробоину «Джеймса Уатта» тут же хлынула морская вода, после чего обреченный корабль сначала лег набок, а затем стремительно ушел на дно, утащив за собой добрую половину экипажа.

Сложилась поистине парадоксальная ситуация. Потерявшие свой корабль англичане облепили верхнюю палубу вражеского корабля, но при этом никак не могли попасть внутрь. Русские же, в свою очередь, не рисковали выходить наружу и понемногу выводили свой корабль из боя.

Однако подобный оксюморон не мог длиться вечно. Скоро пятящийся броненосец вышел из клубов дыма и оказался рядом с моим флагманом.

— Папа, смотри сколько людей! — звонко закричал сумевший-таки ускользнуть из-под бдительного ока своего дядьки Николка.

— Господа, вы тоже это видите? — спросил удивленный Беренс, показывая на палубу флагмана броненосного отряда.

— Может пройтись по ним картечью? — кровожадно ухмыльнулся Попов.

— Стрелять из пушек по своим не самая лучшая идея, — возразил ему Краббе.

— Вызвать на верхнюю палубу морскую пехоту! — приказал я, одновременно перехватывая наследника и пряча его за фальшбортом.

Тут же раздались отрывистые команды офицеров, затем протяжные трели боцманской дудки, после чего раздался топот матросских сапог, и вскоре на шкафуте выстроилась полурота «аландцев» с шарпсами.

— Предложите англичанам сложить оружие…

— А если не согласятся? — зачем-то спросил Краббе, но поняв по моему красноречивому взгляду ответ, отвернулся.

Увы, мой флаг-капитан оказался прав. Разгоряченные схваткой и гибелью своего корабля британцы наотрез отказались сдаваться, а быть может, просто не поняли, что им предложили.

— Заряжай! — взмахнул полусаблей командовавший морпехами лейтенант Тимирязев. — Цельсь! Пли…

Свинцовый вихрь буквально сдул с угловатого борта броненосца добрую половину вражеских моряков. Остальные, кажется, только теперь сообразили и начали поднимать руки, но было поздно. Вошедшие во вкус ветераны Аланд и Севастополя уже перешли на беглый огонь и в мгновения ока перестреляли своих противников.

Никто даже не успел крикнуть «отставить», как от облепившей корпус «Не тронь меня» толпы осталось буквально несколько человек, спрятавшихся за бруствером или сообразивших прыгнуть в воду. Все, что смог лично я, это закрыть Николке глаза, после чего услать его в трюм, пригрозив Ермакову всеми мыслимыми карами.

Ничуть не менее драматично развивались события на левом фланге. Хотя командиры «Петропавловска» и «Севастополя» не могли похвастать умением слаженно действовать в одном строю, они тоже сумели прорвать вражескую колонну и принялись расстреливать корабли противника. Благо, большую часть их артиллерии составляли обычные гладкоствольные 68-фунтовки, наносящие своими бомбами ужасающие повреждения деревянным кораблям противника. А приноровившийся-таки к непростому характеру динамитной пушки Лисянский сумел удачным выстрелом положить мину прямо на палубу слишком близко подошедшего «Ганнибала», после чего у англичан разом пропало желание лезть на абордаж.

Однако не обошлось без накладок и здесь. Когда Клокачев слишком приблизился к датскому берегу, его «Петропавловск» тут же обстреляли береговые батареи. И хотя броня выдержала единственное попадание выпущенной вражеской мортирой бомбы, стало ясно, что от суши надо держаться подальше.

К сожалению на этом неприятности вовсе не закончились. Пока русские и британские корабли, обмениваясь залпами, кружились в опасном танце, на поле брани появились новые действующие лица. Те самые пароходы, о которых говорил Расмунссен. Как выяснилось впоследствии, британцы все же не смогли повторить наши шестовые мины. По крайней мере, до той поры, пока не узнали секрет динамита. Но это случилось уже после окончания войны, а пока их «адские машины» получались чрезмерно громоздкими и неудобными. Именно поэтому адмиралтейство не стало принимать их на вооружение, так что Кокрейну пришлось прибегнуть к более архаичным решениям.

Трюмы конфискованных у датчан пароходов доверху забили датским же порохом, превратив, таким образом, эти маленькие суда в плавучие бомбы. По замыслу адмирала, в случае появления русских броненосцев, в котором он ничуть не сомневался, они должны были атаковать и уничтожить оказавшегося неуязвимым для артиллерийского огня противника. Единственное, что он не учел, оказалось нежелание его подчиненных жертвовать собой в уже проигранной войне.

Нет, среди моряков Ее величества хватало отчаянных сорвиголов, готовых поставить на кон собственную жизнь, но для этого нужна была хоть малейшая надежда на победу, а вот ее уже и не оставалось. Поэтому, вопреки традициям королевского флота, назначать экипажи брандеров пришлось не из добровольцев, а по жребию.

Результаты не заставили себя ждать. Первая атака случилась вскоре после того, как таранивший «Джеймса Уатта» «Не тронь меня» вышел из боя. На оставшегося в одиночестве «Первенца» двинулось сразу два брандера. Однако их капитаны, не желая рисковать ни собой, ни своими людьми, слишком рано приказали подчиненным сесть в шлюпки, после чего, закрепив штурвал, последовали за ними. В результате один из пароходов просто прошел более чем в полутора кабельтовых от русского броненосца, а второй и вовсе направился к «Центуриону».

Не ожидавшие подобного подвоха англичане были вынуждены сами расстрелять свой брандер. Рвануло так, что обломок грот-мачты несчастного парохода сначала взлетел в горние выси, а потом обрушился вниз, прямо на палубу британского корабля, лишь по счастливой случайности никого не убив. После этого русские артиллеристы тут же осознали опасность и без проволочек потопили прошедшее только что мимо них судно. Благо, для нарезного орудия это не составило ни малейшей трудности.

Еще несколько атак было предпринято против «Севастополя», но Лисянскому, хоть и не без труда, удалось уклониться от одного неуправляемого парохода и удачным выстрелом подорвать второй. Очередной взрыв безобидного на первый взгляд буксира окончательно убедил наших моряков в их опасности, после чего все мелкие суда, оказавшиеся в пределах досягаемости их орудий, тут же стали приоритетными целями.

Однако пока они были заняты охотой на брандеры, капитаны уцелевших британских линкоров пришли к выводу, что сражение окончательно проиграно, а значит, наступило самое время побеспокоиться о себе. Один за другим их корабли начали выходить из боя и устремились по узости Зунда к спасительному для них Каттегату и просторам Северного моря.

— Враг бежит, ваше императорское высочество! — радостно доложил мне Юшков, будто я сам этого не видел.

— Где Кокрейн⁈ — прорычал я в ответ, лихорадочно разглядывая вражеские корабли в бинокль.

— Да вот же его флагман — «Виктор Эммануил»!

— Проклятье! Передайте в машинное, немедленно дать полный ход!

— Есть дать полный ход… вы собираетесь преследовать? — едва не взвизгнул от восторга адъютант.

— Просигналить остальным — «следовать за мной»! — проигнорировав его эмоции, велел я.

Медленно набирающий ход «Константин» двинулся вперед. Вокруг нас еще продолжалось сражение. Отчаянно отстреливался от наседавших на него «Трасти» и «Выборга» лишившийся мачты и доброй половины артиллерии «Орион». «Центурион» в очередной раз увернулся от пытавшегося таранить его «Первенца». Но все мое внимание было приковано к разворачивающемуся британскому флагману.

— Ну куда же ты, сэр Томас, черт бы тебя драл во всех позах от киля до клотика⁈ — прорычал я, постепенно повышая громкость, пока, наконец, не заорал во всю глотку. — Кокрейн, бездельник! Я отучу тебя давать такие интервью!