Константин. Дипломатия броненосцев

Глава 20

Не стоит думать, будто во время визита во Францию я занимался только развлечениями и дипломатическими переговорами. Нашлось время и для чисто технических вопросов, включая посещение арсеналов, заводов, верфей и других предприятий. Вот тогда я и смог убедиться, что французы, во-первых, в военно-технической области намного превосходят Россию, а во-вторых… застыли на месте!

К примеру, генералы Наполеона III совершенно проигнорировали весьма эффектный дебют казнозарядных и потому скорострельных винтовок Шарпса. Причинами поражений в Крыму и на Аландах считались неблагоприятные погодные условия, растянутые коммуникации и, конечно же, превосходство противника в живой силе, куда ж без него! Все как обычно, трупами завалили! Мы ж русские по-другому не воюем! Поэтому основным вооружением французской пехоты в ближайшее время останутся дульнозарядные винтовки Тувенена, что меня, впрочем, вполне устраивает.

Дела с артиллерией обстоят несколько лучше. Первая попытка французов сделать казнозарядные пушки ожидаемо провалилась. Уж слишком ненадежными оказались винтовые затворы. Но их инженеры не растерялись и смогли найти способ нарезать старые бронзовые орудия, что позволило им на ближайшее десятилетие обеспечить свою армию достаточно эффективной и при этом не запредельно дорогой артиллерией. Увы, послезнание подсказывает, что это же станет одной из причин оглушительного поражения во Франко-Прусской войне, но это, как говорится, не моя проблема.

Единственным, что действительно заинтересовало наших недавних противников, оказались митральезы. Точнее генералы их тоже с удовольствием бы проигнорировали, но тут вмешался сам император, любивший всякие технические новинки. После чего во французской армии появилась первая экспериментальная батарея, командовал которой молодой капитан Жан-Батист Вершер де Реффи, внесший в конструкцию наших картечниц немало усовершенствований.

— К сожалению, — немного застенчиво улыбнулся он после официального представления, — у меня не было возможности близко познакомиться с устройством вашего орудия. Но льщу себя надеждой, что сумел справиться не хуже вашего высочества.

Надо сказать, что изменения, внесенные французом, пошли на пользу. Уменьшенный до 13 мм калибр позволил увеличить число стволов, при улучшенной баллистике. Плюс готовые патроны, которыми можно было довольно быстро снарядить магазин. Правда, станок оставался тяжелым, что не могло не радовать…

— Поздравляю, месье! — милостиво похлопал изобретателя по плечу. — Вы во всем превзошли меня.

— Благодарю за столь лестную оценку, ваше высочество, — расплылся в улыбке де Реффи. — Но эти митральезы все равно называются вашим именем.

Мы еще некоторое время обменивались любезностями, после чего я пообещал представить своего нового знакомого к российскому ордену. Полагаю, «Станислава» III степени, коим у нас награждают всех подряд, будет достаточно.

Помимо знакомства с французской промышленностью имелась и более прозаическая нужда. Нужно было кое-что заказать для первого черноморского броненосца… Впрочем, обо всем по порядку.

Ещё до войны на Николаевской верфи был заложен линейный корабль 130-пушечного ранга «Цесаревич» [1], который должен был стать одним из первых винтовых кораблей специальной постройки. Увы, машин необходимой мощности наша промышленность ни тогда, ни сейчас не производила, а закупить их за границей банально не успели. Так бы и стоять ему на стапеле, но после гибели союзного флота в нашем распоряжении оказалось немало паровых машин и котлов. Правда, значительная часть всего этого богатства покоилась на дне морском, однако это уже дело техники! Так что, когда Корнилов обратился с просьбой оснастить одним из трофеев строящийся линкор, возражений не последовало.

Однако пока черноморские кораблестроители вели подготовительные работы, случились одно за другим сражения при Моонзунде и Свеаборге, после чего стало ясно, что в военно-морском деле произошла революция и на смену мгновенно устаревшим деревянным судам должны прийти броненосцы. И вот тогда нашим инженерам пришла в голову совершенно безумная, но при этом не лишенная гениальности идея перестроить «Цесаревич» по совершенно новому проекту.

Во-первых, вместо угловатого и, скажем прямо, неудобного каземата предполагалось забронировать борт и палубу железными плитами. Число орудий сократить до 30 самого крупного калибра из возможных. Но главной изюминкой нового корабля должна была стать двухвальная энергетическая установка! Благо размеры корпуса позволяли, а недостатка в трофейных машинах не было.

Предварительный эскиз, как водится, был прислан на утверждение в Петербург, но поскольку я в тот момент находился в море, попал на стол к моему царственному брату, который его тут же утвердил. После чего работа закипела, и только во время установки машин всплыл маленький нюанс. Машины должны были стоять эшелоном, то есть одна в носу, другая в корме, а между ними котельное отделение. Крутящий момент на винты передавался валами, но если для задней машины длины имеющихся валов хватало (пришлось даже укорачивать), то вот для носовой…

— Они что там, совсем охренели? — вздохнул я, осознав масштаб проблем.

— Видите ли, Константин Николаевич, — попытался заступиться за неведомого проектировщика Головнин. — Поначалу планировалось поставить машины бок о бок…

— А то, что не поместятся, никому и в голову не пришло⁈

— К сожалению, не получилось, — развел руками статс-секретарь.

Ругать Александра Васильевича было бессмысленно. Точные науки в Царскосельском лицее, где тот учился, не преподавали.

— Заказать вал в России не удастся, — с сокрушенным видом продолжал он. — Такой длины у нас просто не делают. Вернуться к одновальной схеме тоже не получится.

— Почему?

— Во-первых, проект высочайше утвержден. Во-вторых, работы по установке правого вала уже начались…

— Боже, за что? — с надеждой посмотрел я на потолок, но высшие силы не ответили.

— Немцы?

— Крупп мог бы взяться, но в Пруссии пока действует запрет на поставку в Россию оружия и машин. Про Англию и говорить нечего, там все еще идут дебаты о том, ратифицировать мирный договор или нет.

— Нет-нет, там нельзя. Британцы сразу поймут, для чего он нам нужен. Заключат сделку, а потом конфискуют. Остаются французы…

— А они не догадаются?

— Догадаются, конечно, но препятствовать не станут. Наполеон усиленно приглашает нас к вальсу, а этот танец можно танцевать только вдвоем. Тут можно заказать и недостающую броню.

— Полагаю, в этом нет необходимости, — неожиданно возразил Головнин.

— В смысле?

— Наши умельцы, точнее один из них, нашел-таки способ усовершенствовать способ получения броневых плит.

— И каким же образом?

— Помилуйте, Константин Николаевич, — смутился статс-секретарь. — В технические подробности я вовсе не посвящен, да и совершенно не разбираюсь в этом.

— Так какого черта⁈ — снова начал заводиться я.

— Мне всего лишь прислали отчет из Технического комитета, в котором говорится о том, что предложение мастера Пятова вполне осуществимо и сулит большие перспективы…

— Кем подписан документ?

— Его превосходительством вице-адмиралом Шанцем, — начал перечислять Головнин, начиная по старшинству.

— Путилов среди них есть? — перебил я его.

— Точно так-с. А еще Якоби.

— Борис Семенович-то тут при чем?

— Так ведь изобретатель когда-то начинал у него. Собственно, если бы господин академик не вступился за своего бывшего работника, никто бы его и слушать не стал.

— Тогда ладно, — задумался я. — Как бишь зовут новоявленного Кулибина?

— Василий Пятов, из мастеровых.

— Никогда не слышал… [2]

Повод для размышлений был более чем серьезный. Если получится как с этим проклятым валом, нам все равно придется идти на поклон к иностранцам, а строительство корабля задержится на пару лет точно. Вот только насколько это критично? В нашей истории первый мореходный броненосец «Глуар» спустили на воду французы в конце 50-х. Чуть позже англичане ввели в строй свой «Уорриор». Сейчас первыми можем стать мы, что станет еще одним щелчком по носу «владычицы морей» и козырем на всех переговорах. Англичане, разумеется, тут же вступят в гонку вооружений и понастроят множество подобных броненосцев, которые быстро устареют…

— Хоть разорвись, — вздохнул я. — Телеграфируй в Питер, пусть займутся проектом этого самого Пятова. Если дело выгорит, будет у нас своя броня, а до той поры без иностранных заказов не обойтись.

— Может, следовало бы навести справки у французских и английских металлургов о пригодности данного способа к производству броневых плит? — предложил помалкивавший до сих пор Юшков.

— Чтобы подарить им идею? — возмутился Головнин. — Которую они доведут до практической реализации, да нам же и продадут? Благодарю покорно!

А ведь растут люди, — невольно подумал я. — Год назад у Александра Васильевича и мысли бы о защите русского приоритета не возникло. А теперь вон как смотрящего теперь на него волком Федора осадил…

— Тише вы, горячие финские парни! Нам тут только дуэли не хватало. То-то местные газетчики обрадуются!

— Ну что вы, Константин Николаевич, — смутился обычно мирный статс-секретарь. — И в мыслях не было…

— Не про тебя речь, — пальцем погрозил я адъютанту. — Лучше скажи, все ли на сегодня?

— Надобно ответить, наконец, англичанам по поводу приглашения королевы Виктории. Вы намерены с ней встретиться?

— Куда ж деваться, — поморщился я как от зубной боли. — Неудобно отказывать даме.

— Не нравится мне это, — буркнул в сторону все еще обиженный Юшков. — Наверняка пакость какую-нибудь задумали.

— Это уж как водится. Но не бегать же мне от нее?

Говоря по чести, я не знал, о чем говорить с королевой. С Наполеоном было все ясно. Бывалый прощелыга и авантюрист хотел очаровать «молодого» героя и флотоводца, заодно убедив, что лучшего союзника для России не сыскать. Я же в ответ лишь поддакивал, отчего у потомка великого корсиканца [3] вполне могло сложиться впечатление, что его намерения увенчались полным успехом.

Он, конечно, не такой уж наивный простачок, но все же человек увлекающийся, а потому старался. Называл меня братом и другом, устраивал балы и охоты, практически уступил свою ложу в «Камеди Франсез» и охотно демонстрировал мощь своей военной промышленности, темпы развития железнодорожной сети, богатство банков и финансовой системы.

Поначалу подобное отношение настораживало, ведь еще совсем недавно наши страны воевали, но со временем стало понятно — европейцы вообще и французы в частности уважают силу, а мы ее продемонстрировали. С такими лучше дружить, чего император всеми силами и добивался.

А наш с Морни проект по Суэцу и вовсе оказался в центре всеобщего внимания, и как показали позднейшие события, акции после старта продаж разлетелись как горячие пирожки, так что весь тираж раскупили в считанные дни, что во Франции, что в России, что в Гольштейне и Гамбурге. По итогу, проблем с финансированием не просматривалось от слова совсем. Оставалось только держать руку на горле Лессепса и не давать ему и другим руководителям тратить средства впустую на всякие глупости.

А вот чего хочет Виктория? Темна вода во облацех. Тут можно предполагать многое. От желания лично посмотреть на непонятного принца, а если получится, то и постараться «навести мосты», разговорить и попытаться понять, что я намерен делать, как настроен к Англии. До не иллюзорного намерения подлить в чай какой-нибудь яд кураре или лошадиную дозу стрихнина…. Как говорится, нет человека — нет проблемы! Впрочем, это я уже загоняюсь. На такое демонстративное убийство лайми не пойдут!

Несмотря на то, что визит на остров Уайт по определению являлся неофициальным (что особо подчеркивало приглашение именно в личное поместье королевы), встретили нас не без некоторой помпезности. Присланный специально за мной пароход «Осборн» приветствовали салютом, на берегу выстроился почетный караул, а оркестр сыграл «Боже, царя храни». После чего горячо поприветствовавший меня принц Альберт проводил нас с Николкой в Осборн-Хаус, где и представил своей супруге — королеве Виктории.

Раньше я видел свою несостоявшуюся невестку лишь на портретах и уже тогда задавался вопросом, а что, собственно, нашел в ней мой августейший братец, что едва не отказался от трона? Теперь же при ближайшем знакомстве это чувство только усилилось. Передо мной сидела тридцатишестилетняя усталая женщина маленького роста, умудрившаяся за пятнадцать лет брака родить своему супругу восьмерых детей.

Однако в маленьких глубоко посаженных глазках на начинавшем увядать лице светился недюжинный и злой ум. При первом же взгляде на нее мне пришло в голову, что это полнейший антипод французской императрицы Евгении. Та несмотря на беременность была невероятно красива и даже очаровательна, но при этом очень поверхностно образована и, мягко говоря, не слишком умна. Виктория же больше всего напоминала паучиху, опутавшую своими нитями добрую половину мира и вовсе не собиравшуюся останавливаться на достигнутом.

— Коля, — по-русски велел я сыну. — Поздоровайся с тетей Викторией.

Юный великий князь тут же вежливо шаркнул ножкой, вызвав на лице ее величества целую гамму чувств. С одной стороны, Виктория, как всякая многодетная мамаша, была чадолюбива и не могла не умилиться, глядя на моего сынишку. С другой, не могла не знать, что я во всеуслышание объявил, что в смерти великой княгини Александры Иосифовны виноваты англичане, а значит и она — королева.

— У вас очень славный сын, — нашла в себе силы улыбнуться Виктория, после чего протянула мне руку.

— Благодарю, ваше величество, — отозвался я, сделав вид, что прикоснулся губами к затянутой в кружевную перчатку кисти.

— Я очень рада, что вы смогли преодолеть свое предубеждение и посетить нашу скромную обитель.

Надо сказать, говоря о скромности, ее величество нисколько не кривила душой. По сравнению с дворцами Петергофа, Царского села или даже Стрельней, издавна служившими императорской семье в качестве летних загородных резиденций, Осборн-Хаус выглядел весьма провинциально, чтобы не сказать — бедно! Однако я помнил, что предо мной одна из богатейших и могущественнейших женщин мира, способная одним мановением пальца послать в бой целые армии и эскадры.

— Видит Бог, мадам, у меня нет никаких предубеждений против Англии. Напротив, я искренне восхищаюсь жителями Туманного Альбиона, их предприимчивостью и умением организовать дела. Я высоко ставлю ваших моряков и кораблестроителей, мастеровых и заводчиков и желал бы перенести в Россию хотя бы часть вашего порядка и здравого смысла.

— Это весьма приятно, — обвислые щечки королевы немного порозовели. — В таком случае, полагаю, нам удастся преодолеть наши разногласия?

— Боюсь, это будет не так просто!

— Что⁈

— Осмелюсь напомнить вашему величеству, что это вы объявили войну моему отцу и отправили к нашим берегам свои эскадры, чтобы защитить право турок грабить, убивать и продавать в рабство христиан. И мы в России до сих пор не можем понять, как две просвещенные европейские державы решились на подобную дикость? Тем более против нас, старинного друга и торгового партнера. Прошу меня извинить, но волей вашего величества между нашими народами возникла пропасть…

— Это все очень печально, — недовольно отозвалась королева. — Но быть может, мы сумеем оставить вражду и пойти вперед?

— Поверьте, слова вашего величества отвечают самым сокровенным моим желаниям. Однако не могу не отметить, что одних слов будет недостаточно. Ваш парламент до сих пор не ратифицировал мирный договор. Торговля практически прекратилась, а злонамеренные лица из числа эмигрантов ничуть не стесняясь поливают нашу страну грязью, обвиняя в несуществующих преступлениях и призывая к продолжению боевых действий.

— Видите ли в чем дело, Константин. В нашем парламенте считают Копенгагенский договор… не совсем справедливым. Отдаю вам должное. Вы весьма энергичный и, что еще важнее, результативный в своих начинаниях молодой человек и сумели доставить Британской империи множество неудобств в самых разных концах света, от Азии до Америки и даже… в Ирландии!

— Как говорят ваши недавние союзники — на войне как на войне! Вы напали, мы оборонялись.

— В Дублине? — иронически приподняла бровь Виктория.

— Клянусь Богом! — поднял я руку, как будто хотел принести присягу, — я не сделал на Зеленом острове ничего, что ваша страна не делала на Кавказе или в Польше!

— А как же расправы ваших военных над пленными в Финляндии?

— Боюсь, ваше величество неправильно информировали. Сам факт убийства, несомненно, имел место, но это произошло в бою, и инициаторами его были отнюдь не солдаты Русской императорской армии, а местные жители, неоднократно подвергавшиеся грабежам и насилию со стороны моряков Роял Нэви. Финны, сколько я успел их узнать, народ довольно дружелюбный и флегматичный, но вашим матросам удалось вывести их из этого состояния. После чего и последовали все эти печальные события. Однако, как только наши власти узнали об инциденте, было предпринято самое тщательное расследование, виновные наказаны, а уцелевшие пленные отправлены в Центральную Россию, где им ничего не угрожает. Более того, мы в любой момент готовы вернуть их домой.

— Хорошо, Константин, — через силу улыбнулась Виктория. — Я прикажу более тщательно разобраться в этом вопросе.

— Было бы недурно еще и наказать писаку, выдвинувшего столь абсурдные обвинения и препятствующему тем самым наступлению мира. Как его… Карл Маркс, если не ошибаюсь?

— К сожалению, или к счастью, — улыбка королевы стала еще более неприятной, — Англия — свободная страна, и никто не имеет права вмешиваться в свободу прессы.

— Пустяки! — отмахнулся я. — Вам стоит лишь отдать приказ своим чиновникам немного урезать содержание этим горлопанам, чтобы они прекратили писать вздор и занялись чем-нибудь полезным. Скажем, мести улицы.

— Ха-ха-ха! — рассмеялась она. — Вы неподражаемы!

— И вот тогда, — ничуть не смущаясь, продолжил я, — между нашими странами наступит мир. Ваши промышленники получат многочисленные заказы, а ваши коммерсанты смогут вести дела в России, отчего мы все получим прибыль, а в мире наступит красота и всеобщая гармония! Мы ведь этого хотим, не так ли?

— О да, возражать против процветания я не стану. Но как с этим сочетаются совершенно грабительские пошлины, принятые в вашей стране? Неужели вы, будучи признанным либералом, не понимаете их вреда?

— Прошу прощения, — вернул королеве ее дурацкую улыбку, — но я всего лишь моряк и совершенно ничего не понимаю в пошлинах и тому подобных вещах. Ими в правительстве моего брата занимаются совсем другие люди. Сферой моего влияния является исключительно флот, которому просто необходимо сотрудничество с европейской промышленностью. К счастью, таковая имеется не только в Англии, но и в Германии с Францией. Полагаю, они с удовольствием заработают на них, в то время как англичане будут считать убытки, слушая болтунов в Гайд-парке.

— Я передам ваши слова заинтересованным лицам, — сухо кивнула королева.

— Не забудьте добавить, что мы намерены строить не только корабли, но и железные дороги. А это тысячи паровозов, десятки тысяч миль рельсов и многое другое, что могла бы поставить ваша промышленность.

— А как же вражда, о которой вы говорили?

— Если появится обоюдная выгода, о ней скоро забудут. Если же нет, мы так и будем конфликтовать, пока другие станут зарабатывать.

На этом наша первая встреча закончилась. Был еще скромный семейный ужин, в ходе которого вертящийся ужом принц Альберт пытался сломать возникшее отчуждение, но так и не преуспел.

А на следующий день мы с Николкой вернулись во Францию.

— Какой неприятный и самоуверенный молодой человек, — скривилась Виктория, оставшись наедине со своим мужем.

— Разве? — флегматично пожал тот плечами. — Мне так не показалось. Да, принц Константин обладает дурной привычкой говорить правду в лицо, но при этом умеет находить компромиссы.

— Разве?

— Господи, да он прямым тестом сказал, что готов помириться и потратить огромные деньги на свои корабли и железные дороги.

— Получив их, Россия еще больше усилится!

— Русские так или иначе получат все, что им надо. Но заработают на этом другие. Ты этого хочешь?

— Нет, конечно. Просто моя интуиция так и кричит, что нас ждут большие проблемы.

— Не беспокойся. Да, сейчас он на коне, но у него много завистников. Такой успех не прощают… Поверь мне, не пройдет и пяти лет, как его отодвинут от власти.

[1] В нашей истории «Цесаревич» был достроен и после войны переведен на Балтику, где его оснастили 800 сильной паросиловой установкой. Служил до 1874 года.

[2] В нашей истории изобретение В. С. Пятова оказалось забытым, а сам он умер в безвестности.

[3] Ходили слухи, что настоящим отцом Луи-Наполеона был не Людовик Бонапарт, а его брат император.