Константин. Дипломатия броненосцев

Глава 17

Судя по восторженной встрече, все жители Голштинии, вне зависимости от происхождения, вдруг решили, что вытянули счастливый билет. По крайней мере именно так я истолковал светящиеся энтузиазмом лица собравшихся на церемонию присяги местных. Сторонники присоединения к Германскому союзу, очевидно, считали этот акт чем-то вроде реванша. Датчане, напротив, надеялись на сохранение статус-кво. Большинство же радовались, что их герцогом будет сын самого знаменитого флотоводца середины XIX века и что изрядно разоренная в ходе недавнего Датско-Прусского конфликта земля не станет ареной боевых действий.

Сейчас Киль всего лишь небольшой городок с населением в 12 тысяч человек, знаменитый разве что своим университетом. И мало кто подозревает, что благодаря географическому положению у этого заштатного городишки большое будущее. Во-первых, удобнейшая бухта, а во-вторых, именно здесь со временем проложат канал, соединяющий Северное море с Балтикой.

Зал Ратуши Киля, богато украшенный флагами, цветами, которые не без труда (сейчас, в начале октября) сумели привезти устроители торжеств, и лентами, не мог вместить всех желающих. Так что вся Рыночная площадь оказалась запружена разодетыми во все лучшее, улыбающимися людьми.

Сама коронация прошла быстро. Сначала бургомистр зачитал текст указа короля Дании, затем указ Александра II о передаче титула герцогов Гольштейн-Готторпских мне и всем моим наследникам по нисходящей. Затем я лично водрузил корону на голову необычайно важного Николки и объявил.

— Отныне он ваш правитель. Николай Романов-Гольштейн-Готторп первый этого имени. Я до его совершеннолетия возлагаю на себя обязанности опекуна. Слава герцогу!

Собравшиеся дружно закричали — Хох, после чего к ним присоединилась толпа на широкой Рыночной площади, а затем загрохотали залпы стоявших на рейде броненосцев. Так уж случилось, что из-за начавшихся осенних штормов я решил не возвращать корабли домой, а оставить их на зимовку в Киле. Благо, теперь это уже наша военно-морская база.

Когда шум, наконец, стих, к юному герцогу стали подходить одна за другой делегации городов и дворянских ассамблей. Первым честь принести присягу получил бургомистр столичного Киля — Иоганн Кирхгофф. Затем глава Сословного собрания герцогства Конрад Баргум, а после них вереницей пошли местные тузы рангом поменьше, имен которых я не запомнил.

Все это время рядом со мной находился граф Морни, отпускавший время от времени язвительные замечания в адрес бюргеров и обнищавших аристократов. Те в ответ бесцеремонно пялились на его модный фрак с большим вырезом и великолепный жилет из белого атласа, многозначительно затем переглядываясь, вот, мол, какой большой человек удостоил нас своим посещением!

Накануне, когда мы прибыли в город, нас сразу отвезли во дворец — родовую резиденцию Готторпов. Постаревший на службе смотритель водил нас по замку, рассказывая срывающимся от волнения голосом, обо всех его достопримечательностях. Особое внимание было уделено комнате, в которой родился мой прадед — будущий император Петр III. На потемневшей от времени стене висел его портрет, написанный в ту пору, когда Петер Ульрих был немногим старше нынешнего Николки, отчего нам обоим, признаюсь, стало немного не по себе.

— А ведь твой прапрадедушка желал, чтобы эта земля стала частью Российской империи, — заметил я.

— Значит, мы вернулись домой? — спросил сын.

— Наш дом в России, сынок, — покачал я головой.

— Ну и хорошо, — легко согласился Коля, после чего добавил с обезоруживающей непосредственностью. — А то тут как-то мрачно и пахнет пылью.

В этом он был, конечно, прав. Прежние владельцы не имели возможности содержать наше родовое гнездо в должном порядке. Какое-то время дворец находился в распоряжении университета, а с 1848 по 1851 год был резиденцией Земельного собрания Шлезвиг-Гольштейна. Во время германо-датской войны он служил госпиталем и военным штабом.

Частая смена хозяев не могла не отразиться на состоянии здания и его внутреннем убранстве. Так что на фоне блестящих дворцов Петербурга, к которым привык мой сын, тут впрямь было убого, несмотря на то, что к нашему приезду голштинцы постарались навести хоть какой-то порядок.

Но при всем при этом, стоящий на берегу залива трехэтажный замок-дворец был хорош. Толстые стены без архитектурных излишеств на высоком фундаменте, красная черепичная крыша, вровень с которой возвышалась угловая восьмиугольная башенка с развевающимся над ней нашим штандартом. Справа от главного фасада разбит довольно просторный по германским меркам сад. Как говорится, скромненько и со вкусом.

Именно здесь и был устроен бал, крупнейший за последние, наверное, лет пятьдесят не только в этих местах, но и во всей Дании. Как потом выяснилось, присутствовать на нем сочли своим долгом все здешние дворяне, но также коммерсанты и просто сколько-нибудь состоятельные жители. В особенности усердствовали родители незамужних дочерей. А самые ушлые притащили и малолетних, чтобы представить их юному герцогу.

Так что ошалевшего от такого внимания Николку окружал самый настоящий цветник из будущих красавиц. К счастью, он скоро утомился и ушел спать. Нам же с Морни пришлось отдуваться за двоих. Бал открывал я вместе с немного перезрелой дочерью бургомистра Киргхоффа. Следующей парой шли граф с племянницей Баргума.

Причем, если напарница француза вела себя более или менее скромно, моя партнерша явно поставила себе цель завалить заезжего принца в койку. Для чего весь танец улыбалась как пришибленная, демонстрируя при этом содержимое своего декольте.

— Какая страсть! — тишком шепнул мне ничего не упускавший де Морни.

— Знойная женщина — мечта поэта, — также негромко отвечал ему я, вызвав у графа очередной приступ веселья.

— Как вам нравится на родине своих славных предков? — поинтересовалась уставшая улыбаться девица, когда мы снова оказались лицом к лицу.

— Я в восторге, милая…

— Марта.

— Какое очаровательное имя, я его запомню.

— Надеюсь, не только имя, — выставила вперед грудь, как минимум четвертого размера, прекрасная нимфа.

— Даже не сомневайтесь!

К счастью, скоро первый танец окончился, и мне удалось сменить партнершу. Благо в прекрасных дамах тут не было недостатка. В отличие от Германии, где, если верить злым языкам, всех красивых женщин извела инквизиция, здешние фемины выделялись прекрасными фигурами, нежной молочной кожей и светлыми волосами всех возможных оттенков, от русого до платинового.

Все хотели потанцевать с братом императора, неважно российского или французского, поэтому мы с Морни были нарасхват. Так что когда наступил перерыв, я с удовольствием устроился в кресле, с твердым намерением его больше не покидать, и потребовал шампанского.

— Как ваш улов? — осведомился граф.

— Что?

— Много записок получили?

— Каких записок? — удивился я и машинально сунул руку в карман мундира.

Как ни странно, тот оказался полон надушенных листочков бумаги, содержавших послания от танцевавших со мной прелестниц, с уверениями в почтении и готовности послужить всеми доступными способами.

— И сколько? — не унимался Морни.

— Кажется, пять, — пересчитал я их.

— Восемь! — с торжествующим видом выпалил тот, показывая свои трофеи.

— Ну вот, а вы не хотели ехать.

Утро следующего дня встретило меня не по-осеннему солнечной погодой. Рядом на кровати сопела Марта, или как там ее звали, причмокивая во сне пухлыми губами. Похоже, ее отцу удастся сохранить свой пост при новом герцоге. Быстро одевшись, я тихонько выскользнул из комнаты, распорядившись, чтобы служанка подала мадемуазель, как только она проснется, чашечку кофе.

Меня же ждали совершенно неотложные дела, с которыми следовало покончить как можно скорее. В принципе, ничего кардинально менять я пока не собирался. Вот обживемся в порту, наладим отношения с поставщиками, а там видно будет, с кем стоит иметь дело, а с кем нет.

— Ваше высочество, — отвлек меня от просмотра бумаг все тот же служитель, временно выполняющий обязанности мажордома, — к вам посетители.

— Бургомистр? — поинтересовался я, почувствовав легкий укол беспокойства.

— Нет, — сумел остаться бесстрастным слуга, сразу же заслужив в моих глазах еще одно очко. — Представители Ольденбургской гильдии святого Иоганна в Гольштейне.

— И что им угодно?

Как оказалось, эта организация с незапамятных времен устраивала ежегодные состязания по стрельбе в день Иванова дня. Били в цель — птицу с двумя головами, поднятую на 8 саженей. Цель состояла из нескольких частей, и кто попадал и сбивал с первого выстрела последнюю, за меткость награждался титулом предводителя стрелков Ольденбургской гильдии на следующий год. Что любопытно, в далеком 1737 году титул присудили никому иному, как 9-летнему на тот момент Карлу Петеру. А пятью годами ранее его удостоился и отец будущего наследника Российского престола — герцог Карл Фридрих.

— Как интересно, — хмыкнул я, разглядывая суровых дядек, разодетых в древние мундиры, невольно напомнивших мне…

— Это же мундиры Голштинской гвардии моего прадеда!

— Именно так, ваше императорское высочество, — обрадованно поклонились мне они. — Наши предки служили вашему, но после дворцового переворота 1762 года были вынуждены вернуться домой.

— Весьма занимательная история, господа. Но чем я могу быть полезен вам сейчас?

— Что вы, мой герцог! — воскликнул самый старый из них с пышными, как у фельдмаршала Блюхера, усами. — Это мы мечтаем быть полезными истинному потомку властителей Голштинии. Все эти годы мы хранили верность вашему роду и хотели бы вернуться на службу.

— И что, вы все хорошо стреляете?

— Испытайте нас, ваше высочество.

— Когда вы хотели устроить состязания?

— Если вам будет угодно, завтра.

— Отлично. Участие вашего юного герцога не обещаю, все же ему всего лишь пять лет. Но среди моих охранников есть немало отменных стрелков. Что же касается службы, думаю, это возможно. Правда, Голштинскую гвардию мы вряд ли восстановим, но вот батальон морской пехоты нам скоро потребуется.

— Это будет честью для нас и наших детей, — заверили меня руководители гильдии и отправились готовиться к завтрашним соревнованиям.

Следом пришли представители деловых кругов герцогства. Обсудив с ними перспективы развития взаимной торговли и сотрудничества, я настоятельно рекомендовал всем отправляться в Россию и заводить промышленные предприятия. Например, маслобойни, прославившие Ютландию на весь мир.

Вы не поверите, но в России сейчас делают только топленое масло. Другого просто не умеют. А между тем, именно датчане, прибывшие к нам после того, как их принцесса Дагмара вышла замуж за Александра III, научили нас делать сливочное. Так почему бы в этом варианте истории на их месте не оказаться голштинцам? Тем более что через каких-то пятьдесят лет поступления от продажи одного только сибирского масла превысят доходы от всей добычи золота в империи…

Но главный сюрприз ожидал меня на местной судостроительной верфи. Оказалось, местные умельцы строят там ничто иное, как подводную лодку! Примитивную, конечно, с ручным приводом. В качестве вооружения две водолазные рукавицы, с помощью которых к вражескому борту нужно было прикрепить 50-килограммовую бомбу.

— И как называется это чудо технической мысли? — немного ошарашенно спросил я.

— ' Brandtaucher ' — расплылся в улыбке ее создатель — бывший сержант баварской армии по фамилии Бауэр. — Некоторые еще зовут ее «Железным тюленем», но мне это название не по душе.

— Ну да, «Пожарный-ныряльщик» гораздо лучше. Погружаться пробовали?

— Пробовали, — был вынужден признаться Бауэр. — Правда, не слишком удачно. Но все потому, что из-за нехватки денег лодку пришлось уменьшить, а конструкцию изменить и упростить. Например, глубина погружения уменьшилась с 30 м до 9,5 м. И все же мой «Ныряльщик» не так и мал. Длина — 8,07 м, ширина корпуса — 2 м, высота — 3,76 м, а полное подводное водоизмещение — 30,5 тонн.

— Готовились воевать с датчанами?

— Да, ваше высочество. Но теперь это в прошлом, зато такой аппарат может пригодиться вашему флоту для тайных операций хотя бы против британцев! Если увеличить размеры, чтобы разместить больше гребцов…

— Никаких гребцов, Бауэр! — покачал я головой. — Нужен механический двигатель. Хотя размеры увеличить все-таки придется. Кстати, где делали корпус?

— На здешнем заводе «Швеффель Ховальдт».

— Ого. У нас есть предприятие, которое может строить суда с железными корпусами. Чудно…

— А как же «Брандтхаутер»?

— Не беспокойтесь, господа голштинцы, будут у нас и «хаутеры»!

Все-таки чудны дела твои Господи! Вот, кто бы мог представить, что в этом городишке мне встретится эдакое железное чудо-юдо? И ведь нельзя сказать, чтобы технологии запредельны. Буквально через каких-то десять летподводная лодка конфедератов «Ханли» совершит первую удачную атаку и потопит шлюп «Хаусатоник». Сама, правда, тоже погибнет, но только потому, что будет использовать шестовые мины. Но нам же это делать не обязательно? В конце концов, торпедист я или кто?