Константин. Дипломатия броненосцев

Глава 19

Дворец в Фонтенбло когда-то был всего лишь маленьким охотничьим домиком, специально построенным для короля, чтобы тот мог отдохнуть перед предстоящей забавой. Но поскольку каждый французский монарх считал своим долгом что-нибудь пристроить к этому зданию, со временем на его месте оказался роскошный дворец, находящийся к тому же на довольно почтительном расстоянии от склонного к мятежам Парижа.

Вероятно поэтому именно Фонтенбло стал любимой резиденцией Наполеона I, а затем и его племянника. Традиционно именно в нем проводились торжественные охоты, одну из которых устроили в мою честь. Честно сказать, ваш покорный слуга никогда не был любителем этого развлечения. Нет, побродить по лесу с ружьем, чтобы привести в порядок мысли, а заодно поднять утку или выследить зайца, это еще куда ни шло. Но гоняться под звуки трубы большой компанией по лесу на лошадях, чтобы загнать несчастного оленя, распугав попутно всю окрестную живность…

Вот брат Сашка, будучи типичным русским барином, такое времяпрепровождение просто обожает! У него для этого целый штат ловчих, гончих и Бог знает каких еще дармоедов, существующих лишь для того, чтобы подвести ни в чем не повинную животину под выстрел императора или его гостей.

Но поскольку положение обязывает, мне пришлось вдоволь наскакаться верхом, пару раз выстрелить в какие-то кусты, после чего мы вдруг столкнулись с британским послом — лордом Коули.

— Добрый день, ваше императорское высочество, — поприветствовал он меня, приложив два пальца к охотничьей шапочке. — Кажется, сегодня не очень удачный для вас день?

— А вот вас, сэр, егеря вывели прямо на дичь! — ухмыльнулся я в ответ, поскольку ни на грош не верил в случайность встречи.

— Ха-ха-ха, — заразительно рассмеялся дипломат. — Клянусь честью, это прекрасная шутка! Впрочем, она не так уж далека от истины. Нам и впрямь нужно переговорить.

— О чем? Я здесь как частное лицо и не имею полномочий вести переговоры.

— Вы и в Копенгаген прибыли без дипломатических полномочий, что совершенно не помешало вашему высочеству встать во главе русской делегации и с блеском добиться подписания выгодных для вашей страны условий трактата.

— Верно, но тогда на рейде датской столицы стояла моя эскадра. Когда совсем рядом дымят трубы броненосцев, политические противники становятся сговорчивее.

— Чертовски верно сказано, милорд! Клянусь честью, мне ужасно жаль, что я не смог принять участие в мирной конференции и пообщаться с вами.

— Это все, что вы хотели мне сообщить?

— Не совсем. Дело в том, что её величество королева Виктория изъявила желание встретиться с вашим высочеством. Однако, прежде чем послать официальное приглашение, попросила меня узнать, взаимно ли это желание? Сами понимаете, получить отказ…

— Встреча неофициальная?

— Разумеется! Ваше высочество примут в собственном поместье королевы Осборн-Хаус на острове Уайт.

— Не вижу препятствий. Война, слава Богу, окончена, и теперь у нас нет поводов для вражды. Или все-таки есть?

— Ну что вы, милорд. Все помыслы её величества направлены исключительно к ликвидации всех недоразумений между нашими странами.

— Хотелось бы верить… кстати, вы не знаете, какой вопрос так обеспокоил ее величество, что она захотела встретиться со мной?

— Думаю, что она сообщит вам об этом лично, — дипломатично ответил посол, после чего снова приложил два пальца к полям шапочки и, дав своей кобыле шенкеля, скрылся с глаз.

Впрочем, в одиночестве я оставался недолго. Не прошло и четверти часа, как меня нагнал Киселев.

— Позвольте минутку вашего внимания, — попросил он, поравнявшись.

— С удовольствием, только давай спешимся. Признаюсь, за два года войны я буквально прирос к палубе и совершенно отвык от седла.

— По-моему, вы прекрасно держитесь, — не упустил возможности сделать комплимент граф. — Впрочем, извольте. Пожалуй, так и впрямь будет удобнее.

— Что-нибудь случилось? — спросил я, оказавшись на земле.

— Пока еще нет, но скоро. Во-первых, с вами хочет встретиться британский посол.

— Уже!

— Что, простите?

— Мы уже встретились. Он передал мне приглашение королевы о личной встрече.

— Обогнал, значит…

— Ну да. Правда, он не сказал мне, что ей нужно…

— Это как раз никакого секрета не составляет. Они не оставляют надежду продавить конвенцию о запрете каперства.

— Что, опять?

— Вы знаете, каким образом Наполеону удалось добиться союза между двумя извечными врагами Англией и Францией?

— Полагаю, их примирило наличие общего противника, то есть нас.

— И это тоже, но был еще один момент. Император предложил заключить договор о запрете каперства, и британские толстосумы, веками страдающие от французских пиратов, с восторгом ухватились за эту возможность.

— Это все, конечно, прекрасно, но мы тут при чем?

— Лондон желает, чтобы к этой конвенции присоединился весь мир. Как, впрочем, и Париж.

— Не устаю удивляться их наглости. Я же отверг их предложение еще в Копенгагене. Кстати, кто-нибудь еще из значительных держав поддерживает эту идею?

— Да если подумать, так почти все. Если конференция состоится завтра, конвенцию, помимо Франции и Великобритании, подпишут Австрия, Пруссия, Турция, Сардиния… Собственно говоря, против только Северо-Американские штаты и Испания. Ну и мы. Кстати, могу я поинтересоваться о причинах вашей неуступчивости в данном вопросе? В конце концов, наш торговый флот невелик, и большое количество приватиров мы выставить в любом случае не сможем. Что же касается иностранцев, вроде того же Бромми, или немногочисленных американских каперов, их деятельность была скорее эффектной нежели эффективной. Много шума из ничего!

— На самом деле, Павел Дмитриевич, тут сошлось много причин. Для начала скажу, что ты во всем прав. Англии и Франции эта конвенция выгодна, нам же и прочим странам, имеющим слабую морскую торговлю и ничтожное количество судов, в худшем случае безразлична. Но! Во-первых, ни королева Виктория, ни Наполеон Людовикович не предложили ничего взамен. А это, согласитесь, наглость. Если вам что-то нужно, будьте любезны за это заплатить, иначе зачем вообще заводить такой разговор?

— Как вы сказали? — засмеялся Киселев. — Людовикович⁈

— А его папу разве не так звали?

— Ха-ха-ха, — не унимался граф. — Ей богу, со времен «короля Еремы» [1] не слышал ничего подобного! Простите, Константин Николаевич, продолжайте.

— Во-вторых, Дизраэли тогда пошел еще дальше и вздумал объединить конвенцию о каперстве в одном договоре о свободе торговли, на что я уж совсем не мог согласиться. Поэтому пришлось отказать, причем не в самой вежливой форме.

— А есть и «в-третьих»?

— Как ни быть? Видите ли, в чем дело, Павел Дмитриевич, нынешнее положение, при котором у нас слишком маленький торговый флот, не будет вечным. Я намерен кое-что предпринять в этом направлении, так что рано или поздно все изменится. А до той поры я вовсе не желаю принимать на нашу страну излишних обязательств!

— Но саму идею не отвергаете?

— Скажем так. Если взамен нам предложат что-нибудь стоящее, я готов ее рассмотреть.

— Что ж, разумно, — не смог не согласиться со мной посол.

Как и следовало ожидать, британцы оказались далеко не единственными, кто страстно желал со мной пообщаться, так сказать, в неформальной обстановке. И как ни странно, следующей в очереди оказалась императрица Евгения. Правда случилось это много позже, когда была приготовлена и съедена невинно убиенная косуля, а мы уютно расположились в одном из павильонов.

Не участвовавшая в охоте из-за своей беременности Евгения, похоже, не слишком огорчилась этому обстоятельству. И как только я оказался рядом, чтобы выразить ей свое почтение, она тут же перешла к делу. Причем, в отличие от своего супруга, отнюдь не перескакивала с одного предмета на другой, а четко формулировала свои или внушенные ей кем-то еще мысли по поводу Папы, которого она буквально боготворила, и судьбы Италии.

Я же в ответ вежливо улыбался, говорил комплименты ее бесспорной красоте и, увы, не слишком оригинальному уму, ухитрившись ни разу не высказаться, по существу, но кажется, произведя при этом вполне определенное впечатление.

— С вами так приятно общаться, Константин, — милостиво улыбаясь проворковала императрица. — Вы совсем не похожи на большинство виденных мною мужчин. В вас чувствуется какая-то первобытная сила… Таких, как вы, любят женщины!

— Увы, ваше величество. Я вдовец, практически лишенный обычных человеческих радостей.

— Бедняжка, вы так любили свою жену? Но стоит ли так убиваться, в конце концов, вы еще молоды и, не стану лукавить, весьма привлекательны. Уверена, что ваше сердце скоро найдет новое увлечение.

— Как знать, может, оно уже нашлось и совсем рядом…

— О ла ла, — расхохоталась Евгения. — Я думала, что вы дикарь, но оказывается, передо мной коварный обольститель!

— Ну что вы. Я простой моряк и не знаю слов любви! Что я могу сделать, чтобы доказать вам искренность моих чувств?

— Кое-что можете, — прикусила губку императрица, став при этом совершенно очаровательной.

— Я весь внимание!

— У меня есть родственник. Прежде он был дипломатом, но по ряду причин был вынужден оставить эту стезю, и занимается теперь коммерцией. У него есть к вам небезынтересное предложение…

— Какого рода?

— Подробностей я не знаю, но уверена, что вы сможете найти общий язык. Его зовут Фердинанд виконт де Лессепс.

Краткая справка, полученная от подручных Киселева, показала, что в протеже ее величества ходит весьма занятный персонаж. Опытный дипломат, а к тому же и двоюродный брат матери императрицы Евгении, успевший по службе побывать на Ближнем Востоке, в Египте, не говоря уж о большинстве Европейских столиц. В конце концов сумел дослужиться до ранга посла в Мадриде, после чего столь многообещающую карьеру постигла внезапная катастрофа.

В 1849 году правительство Французской Республики направило виконта Лессепса в Рим для переговоров о возвращении Папы Пия IX в Ватикан. Увы, пока удачливый дипломат пытался решить ребус, как вернуть Его Святейшество в Апостольский дворец, чтобы при этом сохранить формальную независимость Вечного города, а заодно и французскую оккупацию, случились две неприятности. Во-первых, генерал Удино решил, что он самый умный, и сделал попытку, неудачную, захватить Рим силой оружия. А во-вторых, во Франции случились выборы, после которых полностью сменилось правительство.

В кресле премьера вместо генерала Кавеньяка оказался антиклерикально настроенный Одилон Барро, а министерство иностранных дел возглавил Алексис де Токвиль, сменивший на этом посту де Люйса. Вместе они дружно дезавуировали незадачливого дипломата и отозвали его назад, заставив держать ответ перед Государственным советом. Бывший тогда еще президентом Луи-Наполеон решил, что Лессепс станет прекрасным козлом отпущения, и без сожалений отдал его на съедение своим политическим противникам.

После публичной выволочки разозленный виконт навсегда покинул службу и пустился в коммерческие предприятия, главным из которых был… проект Суэцкого канала! Поначалу его считали обычным прожектером и не принимали всерьез, поскольку тогдашний правитель Египта — Аббас I закрыл большую часть своей страны для иностранцев. Однако в 1854 году его убили, и к власти пришел старый знакомый Лессепса — Саид-паша. Предприимчивый француз немедленно выехал в Каир, получил концессию, но не смог ни добиться фирмана от турецкого султана, ни найти инвесторов, после чего проект заглох. А теперь он, по всей видимости, узнал о моих планах и собирается претендовать на будущие доходы!

Вот черт! — невольно подумалось мне. На месте Суэцкого канала еще не выбрано ни одной лопаты грунта, а на будущие дивиденды уже слетаются любители наживы. А между тем прибыли ожидались весьма существенные, о чем я не преминул сообщить своему брату во время нашей последней встречи в Копенгагене.

— Не понимаю, — удивился он тогда. — К чему тебе этот канал? Прости, но эта идея отдает прожектерством.

— А разве прежде меня не называли прожектером?

— Бывало, — согласился Александр. — Но прежние твои проекты касались только флота и кораблей.

— А по каналу, ты думаешь, будут телеги переправляться? Нет, Саша, все те же корабли, причем и российские тоже!

— Сколько у нас тех кораблей, — попытался отмахнуться император, но не тут-то было.

— Не так мало, любезный братец, а будет еще больше. Хорошие дороги в Сибири появятся не скоро, а нам кровь из носу нужно осваивать Дальний Восток. Хочешь-не хочешь, придется везти грузы на кораблях!

— И даже на это у нас нет денег, а ты предлагаешь потратиться на ненужный нам канал…

— Ненужный⁈

— Прости, я оговорился. Скорее не первоочередной надобности. Ты уж как хочешь, но казна пуста!

— В том-то и дело, ваше величество, что я собираюсь не только тратиться, но и зарабатывать! Этот канал принесет миллионы, причем довольно скоро!

— Ну вот, ты обиделся, а я вовсе этого не хотел. Ладно, расскажи мне свой план, и, если он и впрямь так хорош, клянусь, что поддержу его перед всеми.

— Тогда записывай или, если хочешь, загибай пальцы! Итак, общая смета проекта планируется в районе 200 миллионов франков.

— Изрядный кусок от нашей еще не полученной контрибуции…

— Верно. Но не думай, что платить будем только мы. Доля России составит треть, еще столько же дадут французы. Тридцать процентов выкупит египетский паша, а оставшиеся выделим для продажи другим странам.

— Что-то около трех с половиной процентов? — блеснул математическими способностями царь. — Не густо!

— Ничего. Для той же Голштинии хватит.

— Вот оно что. Ну что ж, 60 миллионов выглядит более посильной суммой. Хотя и их лучше бы использовать для железнодорожного строительства. Нам ведь понадобиться дать иностранным инвесторам гарантии…

— Что, прости?

— Гарантии! Иначе они не станут вкладываться в столь ненадежное предприятие, в особенности если узнают, что мы сами вкладываемся в канал на краю земли… Я опять отвлекся?

— Нет-нет, продолжай, мне очень интересно, чьи слова ты сейчас процитировал?

— Ну что ты, никого я не цитировал. Но так говорят многие…

— Рейтерн?

— Нет, — резко мотнул головой Сашка, явно показав, что врет, после чего извиняющимся тоном добавил. — Не только он…

— Ладно, к этому разговору мы еще вернемся. А теперь позволь, я продолжу?

— Конечно-конечно!

— Очень важный момент. По условиям концессии, акционерам будет доставаться 70 % прибылей, Египту — 15 %, основателям компании — 10 % и пять процентов России за права собственности на земли по Датскому трактату.

— И кто же, позволь спросить, эти самые основатели? — заинтересовался Александр. — Отчего им такая щедрая доля?

— Пока в списке трое. Ты, я и граф де Морни. Но нам нужен глава проекта. Тот, кто будет его реализовывать. Ни один из нас на это время и силы тратить не сможет. Вот этот четвертый и станет последним бенефициаром.

— Не ожидал от тебя такого прожжённого меркантилизма, — протянул брат, мысленно прикидывая свою долю.

— Не мы такие, жизнь такая…

— Хорошо, но сколько это будет в денежном выражении?

— Все зависит от трафика, но сейчас по маршруту вокруг Африки ежегодно ходит несколько тысяч судов, а поскольку канал позволит сократить маршрут на 4,3 тысячи морских миль или восемь тысяч километров, рано или поздно они все придут к нам, и тогда доход будет составлять от десяти до пятидесяти миллионов франков в год.[2]

— Серьезная сумма… А ведь если ты прав, мы станем просто баснословно богаты.

— Именно! Будь уверен, все вложенное в этот проект не только вернется, но и принесет многократную прибыль!

— Хотелось бы мне верить тебе, брат…

— Саша, я тебя когда-нибудь обманывал?

— Бог мой, голова кругом…. Послушай, Костя, а как, по твоему мнению, на это отреагируют в Англии?

— Можешь не сомневаться, в Лондоне будут против!

— Ты уверен?

— Более чем. Сейчас они держат под контролем оба маршрута на дальний Восток. Капский вокруг Африки, и сухопутный через Индию. Так что им выгоднее поддерживать статус-кво. Они ведь не дураки и понимают, что канал мог уничтожить их торговое и морское превосходство, открыв Восток для всех наций, лишив Англию ее нынешних исключительных преимуществ.

— И что тогда? Очередное противостояние с Лондоном?

— Его и так не избежать. Но когда канал все-таки будет построен, у нас появится рычаг давления, поэтому, помяни мое слово, не пройдет и года от запуска, как они сами прибегут с просьбой выкупить нашу долю и примутся искать способ договориться с египетским правителем, чтобы он продал им свою часть акций.

Протеже императрицы Евгении оказался человеком дела. Не успел я вернуться из Фонтенбло, как он уже стоял перед моими покоями в Тюильри, ожидая аудиенции. Причем не один, а с вездесущим Морни.

— Константин, — ничуть не смущаясь, обратился ко мне граф. — Позвольте рекомендовать вам моего друга виконта де Лессепс. Он неоднократно бывал на Востоке вообще и в Египте в частности, имеет там большие связи, из-за чего, как я полагаю, может быть нам полезен. Скажу больше, у него уже есть концессия на строительство канала…

— Шарль, можно вас на минутку? — отозвал я в сторону своего компаньона, после чего вполголоса поинтересовался, — какого черта здесь происходит?

— Простите, мой друг. Я, конечно, брат императора, но Евгения его жена. А как говорят у вас в России — ночная птица кричит громче… нет, кажется не так.

— Ночная кукушка перекукует дневную, — ледяным тоном поправил я его. — А что это вас потянуло на русский фольклор?

— Император изъявил желание назначить меня послом в Петербург, — развел руками граф. — Приходиться соответствовать. Но не беспокойтесь, на наших делах это не отразится. Моего влияния будет достаточно, чтобы поддержать проект, а с помощью её величества мы станем просто непобедимы!

— Что за человек этот Лессепс, ему можно доверять?

— Безусловно! У него есть опыт, связи и умение договариваться. К тому же он честен…

— А крыльев с нимбом у него нет?

— Поверьте, никого лучше на пост непосредственного руководителя мы все равно не найдем!

Определенная логика в словах Морни была. Ни он, ни я на эту роль не годились, слишком много у нас было иных дел. Так почему, собственно, не Лессепс?

— Черт с вами! Виконт, подойдите. Вы знаете, кто я такой, но понятия не имеете, каков я. Так вот, все дурное, что писали обо мне ваши газеты — чистая правда. Я злой, кровожадный и недоверчивый варвар!

— Простите, ваше высочество, но мне нет дела до того, что печатают в бульварной прессе. К тому же я не имею предрассудков против русских. Мои дед и дядя в свое время служили консулами в Петербурге. А последний из них однажды проделал долгий путь от Камчатки до Петербурга [3] и встречался со многими вашими соотечественниками, а потому могли судить об их нравственных качествах. Но ни один из них не сказал в адрес русских ни единого дурного слова. Что же касается вашего поведения на войне, оно ничем не хуже и не лучше, чем у французов. Поэтому, если вам угодно, давайте сразу перейдем к главному.

— Мне нравится ваш подход. Излагайте.

— Как только я прочел в прессе пункт договора с султаном касательно Суэца и Порт-Тауфика, мне сразу же стало понятно, что вы собираетесь строить канал. Не стану скрывать, поначалу это сильно возмутило меня, однако по здравому размышлению я пришел к выводу, что наши интересы нисколько не противоречат, а значит, мы можем быть полезны друг другу. У вас с графом есть деньги и влияние. Это важно. Но у меня есть опыт, связи и даже проект.

— Вот как?

— Точнее проект еще не готов, но над ним уже работают. Это в любом случае будет быстрее и обойдется дешевле, чем начинать все с нуля.

— В ваших словах есть резон, но в России достаточно грамотных инженеров с опытом строительства каналов.

— Боюсь, что они не представляют себе всей сложности работы в пустыне! — помотал головой разгоряченный Лессепс. — Поймите, принц. Соединить Красное и Средиземные моря моя давняя мечта и страсть. Я не остановлюсь ни перед какими преградами и обязательно добьюсь результата. Ваше имя послужит отличным средством и повысить доверие к проекту, и привлечь к акциям широкие слои состоятельных рантье.

— Это мне и без вас известно. Ответьте лучше на вопрос, в какие сроки вы намерены его выстроить? Сколько денег потребуется по вашим расчетам?

— Шесть лет и двести миллионов франков! Расчет, конечно, грубый и потребует уточнения, но порядок цифр именно таков.

— В эту сумму заложены взятки тамошним должностным лицам?

— Я вижу, вам знакомы восточные нравы…

— В этом они мало отличаются от западных.

— Не сочтите меня хвастуном, но нынешний правитель Египта мой близкий друг. Уверен, что это обстоятельство позволит нам обуздать жадность его чиновников.

— Мне бы вашу уверенность… Ладно, вернемся к этому вопросу позже. Вы сказали, что проект не готов. Но хотя бы предварительный маршрут у вас есть?

Лессепс тут же развернул подробную карту перешейка и принялся показывать на ней будущий путь канала.

— Первым мы закончим северный участок через болота и озеро Манзала, затем равнинный отрезок до озера Тимсах. Отсюда выемка пойдет к двум огромным впадинам — давно высохшим Горьким озёрам, дно которых было на 9 метров ниже уровня моря. После заполнения озёр выйдем на концевой южный участок.

Общая длина канала составит около 161 километр, также понадобится прорыть часть канала по морскому дну: в Средиземном море — 9 и в Суэцком заливе — около 3 километров. Ширина канала по зеркалу воды 120–150 метров, по дну—45–60 метров. Глубина по фарватеру 12–13 метров.

— Работы начнутся одновременно с двух направлений?

— Боюсь, это невозможно. В пустыне нет воды для рабочих. А их понадобится много.

— Полагаю, вы ошибаетесь. Нил не так уж далеко. Если прорыть небольшой дополнительный канал напрямую из Нила, можно будет обеспечить стройку необходимым количеством пресной воды. Да, это потребует некоторых дополнительных вложений, но в конечном счете несомненно окупится.

— Однако! — в глазах Лессепса мелькнуло нечто вроде уважения. — Ваше высочество неплохо подготовились к этому разговору. Снимаю шляпу!

— Далее, — проигнорировал я его слова. — Говоря о большом количестве рабочих, вы имеете в виду местных землекопов?

— В Египте полно феллахов. Саид-паша охотно предоставит нам любое количество.

— При таком большом объеме работ это будет долго и неэффективно. К тому же большое скопление народа вызовет болезни, смерти и прочие проблемы, которые лучше избегать.

— Но что мы можем поделать, такова жизнь…

— Нужны паровые машины. С их помощью мы справимся и быстрее и без лишних эксцессов.

— Вы думаете?

— Я знаю.

— Что ж, это возможно. Но прежде хотелось бы обсудить, э…

— Ваше вознаграждение? Можете не беспокоиться. Согласно предварительному проекту, десятая часть доходов канала пойдет в пользу учредителей. Если вы уложитесь в смету и сроки, я готов выделить вам 1,5 процента.

— Полтора я должен получить безотносительно расходов и сроков в день запуска канала! А если уложусь в заявленные параметры, то моя доля должна составить не меньше 3 %! — тут же перешел к торгу Лессепс.

— Столько не будет даже у главного учредителя — моего венценосного брата Александра. Но я готов пойти вам навстречу, Фердинанд. Пусть будет один процент при завершении стройки и еще один, если вы сумеете удержать запланированные суммы расходов и время открытия судоходства по Суэцкому каналу.

— Полтора и ноль пять! — азартно воскликнул Лессепс.

— Мы не на базаре, любезный. Или принимаете мои условия, или разговор окончен.

— Но вы выкручиваете мне руки!

— А кто обещал, что будет легко?

— Я согласен…

— Что ж, поздравляю и добро пожаловать на борт. И мой вам совет, хорошенько подумайте о статьях расходов и сроках. А теперь, господа, — обратился я уже и к молчавшему до сих пор Морни, — нам следует решить вопрос организации компании и размещения акций на биржах!

[1] Король Ерема — шутливое прозвище вестфальского короля Иеронима Бонапарта (брата Наполеона I и отца принца Плон-Плона) данное ему русскими солдатами во время войны 1812 года.

[2] Константин Николаевич не ошибается. В 1875 году чистая прибыль от канала составила 12 млн, а в 1895-м — уже 55,7 млн франков.

[3] Жан Батист Бартолеми де Лессепс был участником экспедиции Лаперуза.