В конце сентября Копенгаген на краткий миг превратился в центр Европы, столько в него съехалось ведущих политиков и коронованных особ. Одних королей прибыло целых пять штук. Шведский и Норвежский — Оскар I вместе со своим старшим сыном и наследником (будущим Карлом XV), Баварский — Максимилиан II, Саксонский — Иоганн I, Вюртембергский — Вильгельм I и, конечно же, прусский дядюшка Фридрих Вильгельм IV.
Не приехал разве что слепой с отроческих лет король Ганновера Георг V. Впрочем, вместо него явился сын — кронпринц Эрнст Август. Он же, будучи двоюродным племянником королевы Виктории, неофициально представлял английскую королевскую семью.
Представителем Австрии стал мой приятель эрцгерцог Максимилиан, а чуть позже ожидался и его старший брат — император Франц Иосиф. Прочих же великих и обычных герцогов, а также мелких князей перечислять не буду, ибо имя им — легион!
Разместить такую ораву в никогда не принимавшем столько высокородных гостей разом Копенгагене оказалось непросто. Потесниться пришлось даже Фредерику VII, не говоря о других аристократах, вынужденных предоставить свои дворцы коронованным гостям. Тем не менее, принимающая сторона справилась.
Началась конференция с празднования моего дня рождения, то есть 21 сентября (по новому стилю) и так уж совпало, что в тот же день исполнился двадцать один год еще и ганноверскому кронпринцу Эрнсту Августу. Неосторожно прибывший на банкет в мою честь кронпринц был немедленно усажен за стол, после чего мы дружно выпили за обоих именинников, затем за всех собравшихся, потом за мир во всем мире…
— Предлагаю поднять бокалы за тех, кто сейчас в море! — провозгласил уже нетвердо держащийся на ногах Макс Габсбург.
— Ты все напутал, — помахал я рукой. — Этот тост должен был третьим!
— А сейчас какой? — выпучил на меня глаза будущий император Мексики.
— Как минимум двенадцатый.
— Тогда давай начнем счет заново!
Увы, выдержать еще несколько бокалов Эрнст Август не смог и уронил голову на фарфоровое блюдо.
— Не моряк! — с жалостью констатировал Макс.
— Ничего удивительного, — пожал я плечами. — Откуда в Ганновере море?
— Но он же наполовину англичанин.
— Черта с два, — помотал я головой. — Это английские короли чистокровные немцы.
— Как и вы — Романовы, — захохотал эрцгерцог.
— Макс, — вздохнул я. — Ты мне, конечно, друг и по большому счету прав, но, если еще раз скажешь что-нибудь подобное, я дам тебе в морду!
— За что? — искренне удивился тот.
— Просто так. По ходу жизни, — обнял я его и попытался научить петь Лили-Марлен.
Увы, ни композитор, ни автор слов еще не родились, а я, несмотря на все музыкальные дарования Кости, смог только напеть мотив. Так что затея с треском провалилась, и мы дружно отправились спать.
Сразу скажу, что наше времяпрепровождение вовсе не ограничивалось пьянками. Параллельно с этим я устраивал для коронованных особ экскурсии на броненосцы, морские прогулки и множество других мероприятий, во время которых мы обсуждали самые разные темы и, смею надеяться, сумели прийти к определенному консенсусу.
И все же когда наконец в порт вошел линейный корабль «Константин» под флагом моего брата императора Александра, я впервые спокойно вздохнул. Ведь с ним должен прибыть канцлер Горчаков, на помощь которого я так сильно рассчитывал…
Первый звоночек прозвучал еще при встрече. Я поднялся по трапу на борт своего бывшего флагмана и сделал доклад, после которого мы с братом обнялись. Построенные ради такого дела моряки кричали — ура! Свитские офицеры и генералы всем своим видом демонстрировали восторг и бурную радость. И только Александр Михайлович, одетый ради свежей погоды в теплое пальто на вате и цилиндр, стоял с таким видом, будто только что съел лимон.
Затем был торжественный визит к королю Фредерику, несколько других встреч с другими коронованными особами, с которых канцлер технично свалил, отговорившись необходимостью отдохнуть с дороги. Вот только как сообщил мне все тот же господин Расмуссен, вместо отдыха в уступленном мною для него номере гостиницы глава нашего дипломатического ведомства встречался сначала с графом Морни, потом прусским министром-президентом барон Майтенфелем и его австрийским коллегой фон Буолем. В принципе ничего необычного в этом не было, но…
Серьезный разговор состоялся уже на следующее утро. Утомившийся во время вчерашних визитов государь с сонным видом сидел на диване. Рядом в кресле уютно устроился канцлер. Мне же достался вычурный и не слишком удобный стул из красного дуба с обивкой из темно-зеленого бархата. Слуги подали крепко заваренный кофе и какие-то местные булочки.
— Не могу не отдать должное вашему высочеству, — с благожелательным видом начал канцлер, отставив от себя опустевшую чашечку. — Вы сумели собрать в Копенгагене весь цвет европейской политики и весьма искусно обозначили наши позиции на предстоящих переговорах.
— Благодарю, Александр Михайлович, — кивнул я.
— Бог мой, как вы это пьете? — с отвращением посмотрел на напиток Александр. — В Дании совершенно не умеют заваривать кофе.
— А ты туда коньячка плесни, — ухмыльнулся я. — Уверен, вкус сразу же изменится в лучшую сторону.
— Ты думаешь?
— Уверен.
— Имея такие стартовые позиции, будет легко уступить в неважных вопросах, сосредоточившись на тех, что имеют большое значение, — продолжил витийствовать Горчаков, игнорируя дискуссию о достоинствах и недостатках здешних кофишенков.
— И в чем же, по-твоему, можно уступить? — насторожился я.
— Полагаю, в вопросе о контрибуции…
— Пардон, а с какой стати?
— Ну вы же знаете, что у Турции просто нет этих денег, — развел руками канцлер. — Блистательная Порта со дня на день объявит себя банкротом, так зачем же требовать невозможного?
— Затем, что нам нужны эти деньги! — отрезал я и, не дожидаясь дальнейших возражений, объяснил. — А заплатят их Англия и Франция, о чем мы с Морни уже успели предварительно договориться.
— Каково! — оживился безучастный до этого царь. — Славный кунштюк!
— Я ничего не знал об этом, — помрачнел Горчаков.
— Надеюсь, ты не дезавуировал мою договоренность? — пристально взглянул я на канцлера.
— Нет, конечно. Никакой конкретики в нашем разговоре с графом не было. Но, все же, было бы лучше, если бы вы поставили меня в известность.
— Ты уж прости, Александр Михайлович, но мы люди не чужие, так уж я скажу по-свойски. Ты бы, прежде чем за моей спиной с чужими дипломатами встречаться, лучше бы со мной переговорил. Глядишь и впросак не попал!
— В таком случае, может, вы теперь потолкуете? — неуклюже попытался примирить нас царь.
— Так я разве против? Пусть господин канцлер изложит свое виденье ситуации, а мы послушаем.
— Россия нуждается в прорыве политической изоляции, а не в новых конфликтах. Неужели нам и без того мало противоречий в Европе, чтобы ввязываться очертя голову в новые⁈
— Сто-стоп-стоп, — помотал я головой. — О какой политической изоляции идет речь? Мы разве сейчас не на величайшей политической конференции со времен Венского конгресса, в которой участвуют все сколько-нибудь значимые европейские державы? Причем прибыли они по нашему приглашению…
— К сожалению, все далеко не так просто, — парировал Горчаков. — Дело в том, что у всех значительных держав есть претензии к России, и если мы в самое ближайшее время не скорректируем нашу позицию, они выступят против нас единым фронтом.
— А нельзя ли подробнее? — обеспокоенно посмотрел на своего канцлера император.
— Видите ли, ваше величество, я, как совершенно справедливо заметил Константин Николаевич, только вчера имел доверительную беседу с господином Буолем и могу сказать, что Австрия весьма встревожена нашими территориальными претензиями к Османской империи.
— А ей, простите, какое дело до границ в Закавказье? — удивился я.
— Вену заботит политическое равновесие, — развел руками Горчаков.
— И что же она хочет, для восстановления этого самого равновесия?
— Придунайские княжества.
— На это мы пойти никак не можем, — решительно заявил государь.
— Поэтому следует умерить наши требования, ограничившись только Карсом.
— Что скажешь? — обернулся ко мне брат.
— Что у Франца Иосифа губа не дура. С турками воевали мы, а Валахия с Молдавией должны достаться ему?
— Ни в коем случае!
— Поэтому его австрийское величество может смело идти на хрен!
— Но так же нельзя! — всполошился Горчаков. — Ведь если Австрия вступит в войну на стороне Англии и Франции…
— Никуда она не вступит. Во-первых, у нее нет на это денег. Во-вторых, даже если союзники согласятся оплатить подобную авантюру, Франц Иосиф все равно не решится.
— Ты думаешь, он блефует? — заинтересованно посмотрел на меня Александр.
— Однозначно!
— А если нет?
— В таком случае, флаг ему в руки.
— Какой еще флаг?
— Венгерский. Если помнишь, это наш отец спас его от Кошута и компании. Но тебе ведь совсем не обязательно во всем следовать его курсу, не так ли?
— Но хорошо ли будет, если Венгрия станет республикой?
— Нет, конечно. Но для нас это будет просто мелкой неприятностью. А вот для Вены станет настоящей катастрофой! К тому же нам совершенно необязательно устраивать это на самом деле. Достаточно будет, если в Вене поймут, что мы можем это организовать и в случае надобности не станем колебаться!
— Даже не знаю… по-моему, это немного чересчур.
— Ну а если австрийская империя непременно хочет отщипнуть кусочек от Османской, почему бы им не занять, ну, скажем, Боснию и Герцоговину? — продолжил я. — Только своими силами.
— А они смогут? — скептически усмехнулся брат.
— Сильно вряд ли. Тем более, что в ближайшее время Австрию и без того ждут большие неприятности.
— Что вы имеете в виду? — насторожился Горчаков.
— Что императору Наполеону все еще нужно укреплять свой престол, а ничего лучше победоносной войны ему в голову не приходит. С нами он немного просчитался, а потому следующей его жертвой так или иначе станет Австрия.
— Из-за Италии?
— Именно.
— Что скажешь? — обернулся к Горчакову Александр.
— Это возможно. Но, к несчастью, Вена не одинока в своих претензиях к нам.
— Кто еще?
— Лондон, разумеется! Запланированный вашим императорским высочеством договор «Циркумбалтийских держав» вызывает настолько сильное раздражение у правительства королевы Виктории, что если он все-таки будет подписан, нормализовать с ней отношения мы уже точно не сможем.
— Слушая тебя, любезнейший Александр Михайлович, можно подумать, что между нами с Великобританией нет никакой войны, а напротив, царит старинная и ничем не омрачаемая дружба.
— Но ведь так будет не всегда.
— Вот именно. Позволь напомнить, это Англия объявила нам войну, бросившись защищать нашего старинного врага — Турцию. И если она теперь хочет восстановить довоенное статус-кво, пусть готовится к уступкам. Что же касается договора, то он обезопасит наши морские рубежи на Балтике, а потому не может быть предметом торга!
— Боюсь, что не могу с этим согласиться, — поджал губы Горчаков. — И вынужден просить отставку…
— Не горячись, Александр Михайлович, — спохватился император. — Думаю, мы сможем найти взаимоприемлемое решение. У тебя ведь все?
— Увы, нет. Как ни прискорбно мне об этом говорить, но предложение Фредерика VII сделать его высочество герцогом Голштинии представляется мне не просто легкомысленным, но даже безрассудным. Поскольку, вне всякого сомнения, приведет к конфликту не только с Пруссией, но и всем Северо-Германским союзом!
— Что скажешь? — испытующе посмотрел на меня брат.
— Как раз в этом вопросе, я, пожалуй, готов уступить. Мне лишняя корона совершенно не нужна. Однако хочу заметить, что это инициатива не только датского короля, но и местных жителей, которые высказали твердое желание вернуться под руку законных герцогов. Коими, как вы все прекрасно знаете, являемся мы — Романовы-Голштейн-Готторпские! Не думаю, что грубый отказ добавит нам симпатий в Германском мире…
— И что же делать? — окончательно растерялся Сашка.
— Не знаю. В принципе можно сойтись на компромиссной фигуре. Например, одном из наших сыновей.
— Я своих не отдам!
— Тогда остается Николка. Он, конечно, еще мал. Так что пока повзрослеет, многое может перемениться.
— Мне эта идея нравится, — облегченно вздохнул император и снова повернулся к канцлеру. — Вернуть родовое владение прадеда — не худшая затея. А с Пруссией мы же как-нибудь договоримся?
— Не знаю! — мрачно отозвался тот.
— А давайте подарим им Гельголанд? — неожиданно предложил я. — Остров вполне себе немецкий, так что патриотам Германии должно понравиться. Заодно вобьём клин между Берлином и Лондоном.
— Блестящая рокировка! — с воодушевлением воскликнул брат, но канцлер в очередной раз не разделил его энтузиазма.
— Во-первых, Великобритания никогда на это не пойдет. Во-вторых, в Пруссии тоже вряд ли сочтут равноценным обмен двух больших провинций на крохотный остров. А в-третьих, как же права герцога Кристиана Глюксбургского? — сверкнул сквозь пенсне глазами канцлер.
Вопрос, к слову, был интересный. Поскольку у Фредерика VII не было своих детей, датский престол должен был перейти к представителю другой ветви Ольденбургской династии — Кристиану Глюксбургу — носившему титулы принца Датского и… герцога Шлезвиг-Гольштейна. Надо сказать, задуманная королем комбинация, по которой добрая половина его земель должна была отойти ко мне, немало удивила герцога. И он отправился за разъяснениями.
Фредерик, как мог, попытался убедить его, что раз его дальний родственник станет королем всей Дании, кусочком герцогства можно и пожертвовать. Тем более, что это оградит остальные его земли от посягательства Пруссии. Не знаю, поверил тот или нет, но мне пришлось познакомиться с Кристианом и всей его немаленькой семьей, с которой он проживал во дворце Бернсторфв пригороде датской столице.
Я, разумеется, взял с собой Николку. Герцог в ответ выстроил перед нами свое потомство. И я вдруг понял, что 12-летний мальчишка Кристиан Фредерик впоследствии станет королем Дании. 10-летняя Александра — королевой Великобритании. На год младший Кристиан-Вильгельм — королем Греции и моим зятем. А 7-летняя вертлявая, но при этом совершенно очаровательная Мария-София-Фредерика-Дагмара — русской императрицей Марией Федоровной. Откуда я это помню? Ну, ставшая королевой Эллинов Ольга будет покровительствовать русским морякам, отчего люди, интересующиеся историей флота, будут помнить и о её родственных связях.
— У нас есть еще младшая дочь Тира, — извиняющимся тоном заметила герцогиня Елизавета — миловидная дама, чью точеную фигурку не испортили многочисленные беременности, — но она сейчас не здорова.
— Ничего страшного, — улыбнулся я. — полагаю, у нас с Николаем еще будет возможность познакомиться с юной принцессой.
— Очень на это надеюсь, — совершенно серьезно ответила мне будущая королева и со значением посмотрела на Николку, рассказывающего что-то непоседливой Дагмаре, отчего та то и дело фыркала, не забывая прикрывать рот руками.
— Мне кажется, наши дети еще слишком малы для подобных планов, — попытался отбояриться от столь напористого сватовства я.
— Заботиться о будущем никогда не рано! — возразила мне будущая «теща Европы».
В общем, когда Горчаков завел разговор о правах Глюксбургов, я ответил, что мы с Кристианом как-нибудь договоримся, а сам впервые задумался, не поторопился ли я, советуя брату назначить Александра Михайловича канцлером?
Судя по всему, занявшись пусть и не совсем по своей воле дипломатией, я вторгся в ту вотчину, которую он искренне считал своей и был готов защищать всеми возможными в его положении способами.
И что еще более печально, вокруг него возникла партия, состоявшая из придворных, генералов и высших государственных чиновников, недовольных усилением моего влияния. Каждый раз, когда я лично выводил свою эскадру в море, все эти заслуженные и отмеченные монаршим доверием почтенные господа в глубине души надеялись, что чрезмерно ретивый генерал-адмирал наконец-таки свернет себе шею в очередной авантюре, ну или хотя бы проиграет. А поскольку ожидания эти успехом до сих пор не увенчались, любви ко мне им это не добавило.
Что же касается самого Горчакова, то он, вполне вероятно, был уверен, что мое вмешательство в высокую политику ни к чему хорошему не приведет, а потому весьма настороженно относился ко всем моим идеям. А когда один за другим случились налет на Гельголанд, Дублин, а Циркумбалтийский договор начал обретать плоть и кровь, разволновался и решил, что Родину надо спасать.
И вот теперь мне пришлось бороться не с представителями враждебных государств, а с главой русской дипломатии, который по идее должен был бы во всем мне помогать. Экий пердимонокль.
И все же тот горячий спор я выиграл, пусть и стоило мне это немалой крови. Брат, видя результаты моих действий за два последних года, предпочел поверить моим выкладкам, но и отставку Горчакова не принял. Впрочем, канцлер почти сразу и сам пожалел о сказанном сгоряча и без особого труда дал себя уговорить.
Закончили мы обсуждение вполне конкретными решениями, которые озвучил сам император.
— Александр Михайлович, думаю, вопрос с Голштинской короной можно считать решенным. База флота в Киле и на побережье Северного моря — это блестящий итог проведенной кампании! А предложенная Фредериком скидка для наших торговых судов по уплате Зундской пошлины — не хуже. Что до «Трасти» и передачи его в аренду датчанам, я не против. Все же больше полутора миллионов франков для их скудной казны это накладно. Пусть платят, ну скажем, 50 тысяч франков в год. В любом случае, за этот трофей мы не выложили ни копейки. Так что будь добр, займись этими делами лично в самое ближайшее время.
— Будет исполнено, ваше величество, — вынужден был согласиться с прямым приказом царя канцлер, хотя было видно, что он и не пытается скрывать недовольства таким решением.
— Ну, хватит о делах, самое время отужинать. Приглашаю за стол. Надо отпраздновать герцогскую корону моего племянника! А после обсудим проект твоего, Костя, кругобалтийского Соглашения.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Проект ЦиркумБалтийского Соглашения
Все страны-участники Балтийского Согласия (далее Согласие) обязуются уважать и не нарушать территориальную целостность друг друга.
Создается постоянный консультативный орган — Совет Балтийского Согласия, на котором представители (в ранге чрезвычайных и полномочных послов) будут урегулировать возникающие вопросы и противоречия исключительно дипломатическим путем. Председательство в Совете занимают поочередно все страны на срок 1 год в алфавитном порядке (Дания, Пруссия, Россия, Швеция).
Устанавливается статус страны-наблюдателя без права голоса.
Каждая из стран-участниц наделяется правом вето. Решения принимаются единодушно (есть право воздержаться).
В случае начала военных действий одной из стран-участниц с другой державой Согласия все остальные консолидированно обязуются выступить в поддержку обороняющейся стороны и никак не поддерживать отношения с агрессором. Не вести торговлю, не использовать свои корабли для фрахта и не помогать иными средствами.
Все страны-участницы Балтийского Согласия получают преференции в проходе Датских проливов и уплате Зундской пошлины. Остальные страны продолжат выплачивать ее в полном размере.
В случае вступления любой из стран Согласия в войну с третьей страной остальные Балтийские державы обязуются придерживаться благожелательного нейтралитета и немедленно провести консультации и на уровне Совета Представителей, и запросить сбор Глав Государств.
Учреждается Единая Метеорологическая Служба Балтийского Альянса.
Учреждается Единая гидрографическая служба, обеспечивающая карты и лоции Балтийского моря.
В срок до 1858 года разработать и принять Единую систему маяков и сигналов на море, в том числе для спасательных операций (включая и систему флажковой и световой семафорной азбуки).
Призываем третьи страны присоединиться к данным службам и утвержденным нормам для обеспечения безопасности мореплавания.
Все страны обязуются до 1860 года полностью урегулировать все пограничные споры и провести делимитацию границ.
Все страны-участники Согласия обязуются не держать близ взаимных границ значительные воинские силы. Каждая из стран соседей получает право проводить военные инспекции, в том числе внеплановые для проверки.
Декларируется задача упрощения и в перспективе снятия визовых ограничений внутри Согласия (особенно для жителей приграничных территорий) и снижением таможенных тарифов для развития взаимной торговли и сотрудничества в науке и промышленности.