Константин. Дипломатия броненосцев

Глава 10

Построенный когда-то для первого герцога Бэкингема и Нарманби Букингем-хаус стал со временем самым большим и роскошно украшенным королевским дворцом в Англии. И первое, что сделала тогда еще совсем юная королева Виктория при восшествии на престол, это перенесла туда свою официальную резиденцию из надоевшего ей до смерти Кенсингтонского дворца.

Казалось, ее жизнь в этом огромном и пышном здании будет безоблачной, однако в последние пару лет над нею словно кружился злой рок. Все тщательно пестуемые королевой замыслы неизменно оканчивались прахом и приводили к чему угодно, кроме того, что она изначально планировала. Вот и сейчас…

— Ваше Величество, с прискорбием вынужден доложить, — начал свой обычный доклад глава кабинета министров лорд Эдвард Смит-Стенли, 14-й граф Дерби.

— Скажите еще, Сэр Эдвард, что мыслями и молитвами [1] вы с нами, — желчно отозвалась королева. — Или что-нибудь столь же бесполезное и бессмысленное. Я жду от вас не выражений сочувствия и не соболезнований, а четкой оценки ситуации и предложений, как ее исправить!

— Как будет угодно Вашему Величеству, — предводитель Тори постарался остаться невозмутимым. — Как мы и предполагали с самого начала, организаторами всех печальных событий в Ирландии стали русские. Точнее небезызвестный вам командир рейдера «Аляска» кэптен Шестаков. Пират и смутьян, прославившийся своей жестокостью и ненавистью к подданным Вашего Величества, чьи действия и ранее доставляли нам много беспокойства.

— Да-да, помню. Сначала он захватил наш транспорт с артиллерией, потом доставил все это в русский порт Кола и уничтожил посланную туда эскадру.

— У Вас прекрасная память, Ваше Величество.

Виктория лишь раздраженно отмахнулась от этой откровенной лести и с прежним напором продолжила.

— А теперь ему удалось захватить Дублин и разгромить тамошний гарнизон. Скажите, сэр Эдвард, как это вообще возможно? У него такой мощный корабль и большой экипаж?

— Разумеется, он действовал не один. Насколько мы смогли выяснить, мистеру Шестакову удалось захватить несколько мирных торговых судов, на которые он погрузил всех бандитов и убийц, которых только смог найти в Нью-Йорке. В первую очередь, конечно же, ирландцев. И вот с этим отрядом он и высадился в Дублине…

— Что вы говорите! А как же случилось, что вы ничего не знали об этой в высшей степени возмутительной деятельности и не пресекли ее⁈

— К сожалению, ваше величество, мы были уверены, что планы этого негодяя не шли далее расширения его обычной деятельности, то есть пиратства.

— А наши сторонники при русском дворе, о которых вы мне прожужжали все уши, тоже ничего не знали?

— Нет, — поджал губы премьер-министр, в силу своей оппозиционности никогда не имевший возможности жужжать в уши королевы.

— Удивляюсь, как русский император вообще мог решиться на такую низость, как подстрекательство к бунту против законного правительства? Его отец всегда выставлял себя легитимистом, а тут…

— Быть может, в отместку за нашу деятельность на Кавказе и в Польше? — позволил себе подпустить небольшую шпильку лорд Эдвард.

— Вы разве не понимаете, что это другое⁈ — возмущенно вытаращилась на него повелительница доброй половины земного шара.

— Впрочем, не все так плохо, Ваше Величество. Слухи о высадке большого русского десанта оказались всего лишь слухами. Если не считать помощи с бомбардировкой дублинских батарей, мятежники действовали самостоятельно.

— Что не помешало им захватить почти весь остров, не считая восьми графств на северо-востоке, — поморщилась не испытывающая ни малейшего оптимизма по этому поводу Виктория.

— Ненадолго, — спокойно отпарировал ее выпад граф Дерби, — мы уже готовим масштабную операцию, в которой задействуем и Роял Нэви для проведения десантов, и сухопутные силы, сосредоточенные в Ольстере.

— До меня доходят слухи, что население острова поддержало мятежников…

— Да, они быстро формируют армию. К сожалению, в их распоряжении тысячи опытных ветеранов, прошедших службу в колониях в составе ирландских полков.

— К слову, каковы настроения в действующей армии и в ирландских общинах Лондона и других городов Англии?

— Пока спокойно, но мы пристально наблюдаем за ними.

— Смотрите, не упустите момент. Если ирландские полки взбунтуются от известий о жестокостях подавления восстания на их родине, это может стать большой неприятностью для нас…

— Я это прекрасно понимаю, Ваше Величество, и заверяю вас, что делается все возможное.

— Очень хочу в это верить, сэр Эдвард. В связи с этим, что вы намерены предпринять против русских?

— Боюсь, что ничего.

— Как прикажете это понимать⁈

— Беда в том, Ваше Величество, что именно сейчас и в ближайшие месяцы мы не располагаем ресурсами для хоть сколько-нибудь эффективного противодействия нашему противнику. Все, что можно было предпринять против Российской империи, уже сделано и, как ни прискорбно это сознавать, ни к чему не привело. Этой войны не следовало начинать. Да-да, Ваше Величество! Более того. Ее вовсе не должно было случиться! Не моя вина, что Виги полезли в драку с русским медведем. Свою миссию я вижу в том, чтобы как можно скорее прекратить конфликт с наименьшими потерями.

Королева никак не отреагировала на бурный спич графа Дерби, разве что в ее немного выпученных глазах промелькнул гнев, словно не заметив слов министра, она продолжила настойчиво добиваться ответов на свои вопросы.

— Может как-то ограничить их торговлю?

— Больше, чем сейчас у нас вряд ли получится, — продолжать давить глава Тори благоразумно не стал.

— Дипломатический нажим?

— Каким образом⁈ Если в начале войны в Европе царили антироссийские настроения, то сейчас там этими варварами чуть ли не восхищаются. Что же касается правительств, то они находятся под сильным впечатлением от успехов русского оружия. После разгрома наших армий и флота ни Вена, ни Берлин ни за что не решатся выступить против Петербурга. А в Сардинии, если помните, едва не случился правительственный кризис, и лишь задержка с отправкой экспедиционного корпуса позволила кабинету Кавура удержаться у власти.

— Неужели грозный Роял Нэви больше ни на что не годен?

— В сложившихся условиях, увы, нет! Русским под командованием великого князя Константина удалось немыслимое. Уничтожить большую часть ударной силы нашего флота — трехдечных винтовых линкоров. А по броненосным кораблям у него сейчас абсолютное превосходство.

— Что вы этим хотите сказать?

— Если Черному принцу взбредет в голову блажь прогуляться к Лондону и устроить небольшую бомбардировку, — вздохнул граф Дерби, — он это сделает. И никто не сможет ему в этом помешать!

— Но что-то мы можем предпринять?

— Молиться, чтобы всемогущий Господь вступился за нас и послал, наконец, благословенные осенние шторма!

— Шторма⁈

— Да. Ваше величество. На наше счастье, русские броненосцы совершенно немореходны. Собственно, это и есть причина, по которой Константин до сих пор не покинул Датские проливы. Несмотря на репутацию отчаянного храбреца, он все-таки достаточно опытный моряк и не желает рисковать понапрасну.

— К лету мы сможем построить новые броненосные батареи?

— Конечно. Но это не даст нам качественного преимущества. Нашим адмиралам понадобится время, чтобы осмыслить уроки этой войны и сделать надлежащие выводы.

— Хорошо, но что делать сейчас?

— Заключать мир, — твердо и отчетливо, почти по слогам произнес лорд Стенли, не сводя пытливого взгляда со своей королевы.

— Это измена! — злобно отозвалась Виктория. — Вы, консерваторы, всегда были против этой войны…

Вот теперь уже разговор пошел в открытую, и лорд Стенли принялся один за другим выкладывать аргументы, словно карты на стол, последовательно громя позиции своего венценосного оппонента.

— И время доказало нашу правоту! Что приобрела бы Британия, увенчайся наши усилия успехом? Независимость Польши или Кавказа? Простите, а нам есть дело до их судеб? Свободу мореплавания в Черном море? Но русские никогда ей не препятствовали. Они протестовали против черкесской работорговли, пособничеством которой вовсе не гнушались наши негоцианты, да против снабжения оружием диких горцев, которые ничем не лучше наших фениев. Да-да, Шестаков всего лишь отплатил нам той же монетой!

— А как же пути в Индию? — не желала сдаваться королева.

— Бог мой, но разве они туда когда-нибудь собирались? Это всего лишь глупые выдумки дельцов из Ост-Индской компании, трясущихся за свою выручку. Из-за них и их жадности мы навсегда потеряли одного из самых преданных наших союзников, вместе с которым разгромили Наполеона.

— Зато сейчас племянник великого корсиканца стал нашим сторонником…

— Не обольщайтесь, Ваше Величество! Согласно некоторым данным французы уже направили своего переговорщика — графа Морни — в Данию. Вполне вероятно, они уже встретились с принцем Константином…

— Значит, он все-таки решился, — нахмурилась Виктория. — Что ж, в таком случае, нам тоже следует поторопиться.

— Если позволите, я прикажу Дизраэли немедленно отправляться в Париж и провести консультации с императором Наполеоном по поводу общей позиции на предстоящих мирных переговорах.

— Какой в этом прок, если дипломаты племянника корсиканца уже пытаются сговориться с русскими? Тут уже впору опасаться, что этот мошенник переметнется на их сторону.

— Не думаю, Ваше Величество. Общественное мнение Франции не примет подобный мезальянс, да и ресурсов для новой войны у них нет.

— Хорошо, если так…. Как вы думаете, сэр Эдвард, на что нам еще придется пойти для заключения хоть сколько-нибудь приемлемого мира?

— Об этом не беспокойтесь. Русские всегда были прекрасными воинами, но вот хорошие дипломаты среди них редкость. Полагаю, нам удастся умерить аппетиты их царя.

— В этом я даже не сомневаюсь, — неожиданно хихикнула королева, припомнив красивое (этого не отнять), но при этом какое-то вялое лицо тогда еще цесаревича Александра и его заученно-учтивые речи. Такого не трудно обвести вокруг пальца… — Вот только откуда у него такой брат?

— Кто знает, Ваше Величество. Признаюсь, я пытался наводить справки и расспрашивать людей, знавших великого князя раньше. Могу сказать только одно, ничего не предвещало, что он сможет столь ярко проявить себя на ратном поприще. Иногда я даже думаю, что в него вселился дух его предка Петра Великого или еще какая-нибудь потусторонняя сущность, — развел руками граф Дерби, даже не подозревая, насколько он сейчас прав.

Как гласит старинная английская поговорка — отсутствие новостей уже сама по себе хорошая новость. Увы, со мной такое почти не случается. В мире и вокруг меня постоянно что-нибудь происходит, придумывается, строится, ломается, затем чинится. Разведка докладывает о настроениях во вражеских парламентах и перемещениях войск. Подчиненные о происшествиях, регулярно случающихся на кораблях эскадры, от неполадок с машинами до амурных историй офицеров с любвеобильными датчанками на берегу.

Но все это трудно назвать неожиданностями, ведь техника остается техникой, а люди — людьми, со всеми свойственными им достоинствами и пороками. А вот появление в гавани Копенгагена «Аляски» и «Аскольда» и впрямь стало сюрпризом. Причем, не для всех приятным. Ведь наши корветы ухитрились проскользнуть мимо дозорных, и теперь кое-кому придется ответить за отсутствие бдительности.

— Ну, Шестаков! — только и смог сказать я, глядя на хитрую физиономию Ивана Алексеевича, — ну, молодец! Докладывай. А то в газетах такой вздор пишут…

— Слушаюсь, ваше императорское высочество! — приосанился капитан первого ранга. — Однако осмелюсь заметить, что «Аскольд» князя Вадбольского участвовал в последнем предприятии наравне с нами и без него рассказ будет не полон.

— Послушаем и князя, — усмехнулся я одобрительно. Морская солидарность — это святое.

В принципе, особых претензий к Вадбольскому не было. Несмотря на все неурядицы руки он и его люди не опустили и поставленную задачу постарались выполнить, британским и французским патрулям не попались, а что не имели такой удачи, как прочие рейдеры, так ведь Фортуна — девка с характером. Если уж кого не возлюбит, тут уж ничего не поделаешь!

Рассказ капитана первого ранга, а в ближайшем будущем и адмирала Шестакова вышел красочным. Я буквально видел хмурые физиономии ирландских стрелков, растерянные лица англичан, зеленое знамя с золотой лирой над Дублинским замком. А когда речь зашла о содержимом Ирландского Банка…

— Сколько⁈

— Миллион или около того. Времени для точного подсчета у нас не было, так что считали бочками и мешками. Но все казначейские печати целы.

— Золотом?

— Есть еще ценные бумаги, но их стоимость еще предстоит определить.

— Охренеть!

До войны курс фунта стерлингов к серебряному рублю составлял 1 к 6, так что сумма впечатляющая даже для несметно богатых Романовых. А для живущих службой морских офицеров просто запредельная.

— Это деньги восставшей Ирландии, — счел необходимым заявить помалкивавший до сих пор Вадбольский.

— А то чьи же…

И вот тут начинались проблемы. Стоит привезти эти деньги в Петербург и сдать в банк, то все — пиши пропало! Оттуда, как с Дону, выдачи нет. Финансы Российской империи находятся в перманентном кризисе и могут без остатка поглотить любое количество денежных знаков, особенно золотых. На возможные протесты англичан нам наплевать с высокой елки, идет война, а значит мы в своем праве. Но ведь скажут, что мы украли деньги у воюющих за свободу повстанцев, а вот это уже нехорошо…

— Думаете, мы зря их привезли? — уловил сомнения на моем лице Шестаков.

— Что за вздор! Конечно не зря. Просто думаю, как лучше ими распорядиться.

— Ирландцы хотели закупить оружие и другое необходимое им имущество…

— Да я не против. В общем так. Отправляйтесь в Кронштадт, а там уж как государю будет благоугодно. Я же со своей стороны напишу ему письмо, где изложу мысли о том, как их наилучшим способом использовать.

— К величайшему сожалению, в данный момент я лишен возможности выполнить приказ вашего высочества, — замялся Шестаков.

— Это еще почему? — нахмурившись, переспросил я.

— Все дело в том, что «Аляска» нуждается в ремонте. Во время зимовки на Белом море нам не удалось привести корпус и машины в должный порядок, а ведь с тех пор корвет прошел более 13 тысяч морских миль. Плюс повреждения, полученные во время бомбардировки Дублина. Боюсь, что без срочного ремонта не смогу поручиться за благонадежность судна. А ведь совсем скоро начнутся осенние шторма.

— У тебя, поди, тоже все не слава Богу? — вопросительно посмотрел я на Вадбольского.

— Увы, — вздохнул князь. — «Аскольд» тоже нуждается в починке.

— Ну и ладно, — сдался я. — Сколько времени понадобится на исправление?

— Точно сказать не берусь, но даже если ограничиться только самыми насущными нуждами, никак не менее двух-трех недель. А если же говорить о приведении в полный порядок…

— Иван Алексеевич, ты губу-то больно не раскатывай! Я, чай, деньги не печатаю, да и банков захватывать мне пока что не доводилось. А датчане они хоть нация и дружественная, но счета представляют исправно. Посему ремонт только самого необходимого. А все остальное закончите в Кронштадте.

— Слушаюсь!

— То-то. А золото, раз такое дело, перевезти на «Константина». У меня и корабль больше, и морская пехота не дремлет. Целее будет! Как управитесь, может ставить корабли в доки.

— Есть, — разом повеселев, дружно ответили в один голос офицеры.

— И орлов своих предупредите, чтобы по кабакам языками лишнего не трепали. Особенно про золото! Болтунов лишу наград и призовых выплат! Или вовсе разжалую и спишу на берег в пехоту!

— Так точно, ваше высочество, будет исполнено!

— То-то же…

— Прошу прощения у вашего императорского высочества, — подал голос немного осмелевший Вадбольский.

— Князь, во время подобных совещаний мои ближайшие сотрудники обходятся без титулования. Поэтому прошу без чинов и прочей словесной шелухи…

— Благодарю, Константин Николаевич, — обрадовался командир «Аскольда». — Видите ли, экипаж моего корвета долгое время находился в плавании, многие перенесли тяжелые болезни, а иные скончались. Поэтому я хотел бы спросить, могут ли мои люди рассчитывать хотя бы на скромное вознаграждение?

— Я понял. Могу сказать одно. За Богом молитва, а за царем служба не пропадают. Я упомяну в письме его величеству о понесенных вами жертвах и уверен, что они не останутся без награды. Во всяком случае, двойное жалованье за все время крейсерства вам обеспечено. А уж за Дублин государь точно не поскупится! Это, судари мои, даже не знаю, как и назвать…

И в самом деле, предприятие, изначально задуманное как небольшая диверсия в глубоком тылу врага, неожиданно увенчалось грандиозным успехом, превосходящим все самые смелые ожидания. Превратив ближайший к Англии остров в кровавую рану на теле их государства и весомый фактор на предстоящих мирных переговорах.

[1] You are in my thoughts and prayers (англ.) — одна из характерных для английского языка формул выражения соболезнований.