Десант в настоящее

IY

Утро выдалось хмурым и неприветливым. Холодный, шквалистый ветер прибоем давил траву, которая, едва успев разогнуться, тут же склонялась под его следующим натиском. Лохмотья серых туч проносились над головой, безуспешно пытаясь дотянуться до поверхности болота сиреневыми клочьями липкого тумана.

Было мрачно, сыро и холодно.

Василий, обхватив себя за плечи, внимательно следил за действиями Отто, который сноровисто развёл костёр, и повторил вчерашний трюк с чумпелем. Не сумев справиться с пережитым потрясением, Василий производил угнетающее впечатление великолепной, дорогой, но сломанной машины. Его огромная лысая голова временами раскачивалась из стороны в сторону, движения были скованы, мышцы лица расслаблены и неподвижны, разговор отрывочен и часто бессвязен.

Он с удовольствием выпил свою порцию супа, но, к большому разочарованию Отто, прояснить ситуацию то ли не хотел, то ли не мог. Утверждения, что это важная государственная тайна перемежались мольбами ничего не рассказывать матери. Терпение Отто истощалось: единственный свидетель трагедии не собирался ему помогать.

Когда "беседа" захлебнулась утверждениями "он — это не я, а я — это точно я", Отто решил прекратить бесполезный разговор.

Эксперименты с телефонами тоже не принесли никаких результатов. Парни были на редкость дисциплинированными: все исходящие звонки замыкались на номера автоответчиков "Новых услуг", а входящие были заблокированы сложными паролями, с которыми Отто не сумел справиться. Он попытался прорваться к электронным записным книжкам телефонов, но вновь столкнулся с просьбой программы ввести пароль и тут же отступил. Отто знал, что при таком режиме секретности, любая, даже самая безобидная команда, может привести к полной очистке памяти телефона.

И эта линия никуда не привела.

Ближе к полудню немного потеплело: ветер утих, и выглянуло солнце. Отто вылез на верхушку одного из мегалитов и попытался в бинокль разглядеть свою вчерашнюю вешку. Безуспешно. Зато хорошо просматривался хвост вертолёта, всё так же упрямо попирающий далёкий горизонт.

Отто связал вещмешок обручем, перекинул его через плечо и двинулся по направлению к вертолёту. Василий, чуть прихрамывая, последовал за ним, не делая попыток догнать, но и не отставая.

Лишь когда они подошли к вертолёту, он поровнялся с Отто и, показывая пальцем на торчащую из травы трубу, заявил:

— Это вертолёт!

— Точно, — буркнул Отто. — Он — это не ты.

Василий счастливо заулыбался. Рядом с сухим, поджарым австрийцем он выглядел великаном.

— Ты добрый.

Отто вздохнул. Только два человека когда-то рискнули произнести эти слова. И оба они мертвы.

Он сбросил с плеча вещмешок и расстегнул тяжёлый пояс с ножами, затем подтянул шнуровку костюма на запястьях и лодыжках, герметизируя одежду. Последний шнурок на шее он проверял особенно долго. Ему очень не хотелось лезть в тёмную, отсвечивающую чёрным воду. Но надо было или сделать это, или признать своё поражение и идти сдаваться. Там внизу его ждали карты местности и, возможно, оружие, без которого отправляться в долгий пеший переход было неразумно.

Стараясь больше ни о чём не думать, шагнул вперёд и с головой ушёл под воду. Вынырнул. Вода была очень холодной, сразу заломило в ушах и сдавило голову. С минуту вентилировал лёгкие, потом сделал глубокий плавный вдох, перевернулся головой вниз и, придерживаясь рукой за борт вертолёта, пошёл на погружение.

Здесь было темно. Отверстие в травяном ковре давало мало света. Но вскоре глаза приспособились, и по смутным силуэтам Отто смог ориентироваться. Он добрался до открытой пассажирской кабины и сразу столкнулся с первым покойником.

Отто отодвинул его, легко втянул своё тело в кабину и первым делом ощупал штурманский столик, стоявший посередине. На нём ничего не было. Учитывая угол, под которым стоял вертолёт и силу удара о воду, в этом не было ничего удивительного. Тогда Отто принялся выдвигать ящики под столиком. Уже в первом из них он обнаружил контейнер с очень удобной ручкой сбоку.

Отто ухватил его и пошёл на всплытие.

На поверхности он не стал разбираться, что ему досталось, просто выбросил контейнер на траву подальше от проруби.

Отдышавшись, снова нырнул.

Он сделал ещё не меньше десяти погружений, пробыв в воде чуть больше получаса. Остальные попытки были не такими удачными, как первая. Найти что-нибудь полезное в мешанине проводов и покорёженной обшивке оказалось нелёгким делом. Только в отделении пилотов, съёжившемся от сильной деформации, Отто обнаружил ещё один наглухо закрытый ящик, который удалось отправить наверх. Он сильно замёрз, и в голове всё настойчивей звенело. Но очень не хотелось выходить на поверхность, — высохнуть, согреться… и лезть обратно в воду.

Он неловко обыскал покойников, одной рукой удерживая их за одежды. У пилотов оружия не оказалось, а у человека в пассажирской кабине кобура была пуста.

"Достал пистолет, когда меня увидел, — подумал Отто. — Чтоб времени не терять. А от удара выронил. Пистолет где-то тут, рядом. Но разве в этой темени без маски что-то найдёшь"?

Напоследок Отто опустился на самое дно и убедился, что вертолёт не завалился на бок, потому что сплющенная кабина застряла между двумя огромными камнями.

Он вынырнул, ухватился руками за рваные края дёрна и попытался вылезти… безуспешно. Предательский ковёр то колыхался в такт усилиям, то расползался под цепкими пальцами, разваливаясь, когда Отто ледоколом выпрыгивал из воды в попытке "выехать на сушу".

Через несколько минут ему пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание.

"Вот это да"! — подумал Отто и в панике огляделся.

От его беспорядочных усилий полынья вокруг хвоста вертолёта расползлась, увеличилась в размерах. Повсюду плавали клочья травы, бурая пена лезла в ноздри и рот, затрудняя дыхание.

Тысячи лет эта трава росла, сплетая побеги в прочный узор, который поддерживал её на поверхности. Падение вертолёта разрушило это плетёнку, и теперь растения, подобно развязанным шнуркам на ботинках, могли только распускаться, под настойчивыми попытками усталого пловца выбраться, не давая ему опоры.

Отто зарычал и рванулся в атаку. Острая боль в левой икре отрезвила его. Судорога схватила ногу и не отпускала. Кое-как выгребая руками, Отто держался на поверхности. Он подплыл к хвосту вертолёта и обнял его, прижавшись щекой к холодному металлу обшивки. Его разобрал смех. Какое-то время Отто ещё крепился, сознавая несвоевременность и даже опасность этого непрошеного приступа смеха, но вскоре, отфыркиваясь и отплёвываясь от воды, рискуя захлебнуться, он уже хохотал во всё горло.

Суток не прошло, как он нёсся по равнине прочь от этого вертолёта, а сейчас обнимает его, как мать родную. Стрелок вертолёта уже приготовил пистолет… И он был уверен, что вечером встретится со своей девчонкой, сходит с ней на танцы или в кафе… А может, у них были такие отношения, что и незачем куда-то идти, особенно если койка неподалеку. А теперь он там, внизу, и без своего пистолета. Лабиринты судеб, сходятся-расходятся, но всегда заканчиваются тупиком.

Это уже было не смешно. Почему-то стало не до смеха. Быстро приходя в себя, Отто увидел, что Василий стоит в опасной близости от воды.

— Отойди от края, — едва слышно прохрипел Отто. — Провалишься.

Судорога не отпускала, нога болела и ныла, будто скрученная стальными руками.

Василий послушно отошёл назад и вдруг спросил:

— Холодно?

Отто вгляделся в его лицо: никаких признаков шизоидной расслабленности!

— Свежо, — по старой привычке ответил Отто.

— Я могу помочь?

— Брось мне нож, — пуская пузыри, больше в воду, чем вслух, попросил Отто.

"Я же выбрался в прошлый раз, — уговаривал он себя. — Просто разрез нужно сделать с другой стороны…"

— Лови!

Бросок был точным. Нож по навесной траектории полетел к Отто, ударился о хвост вертолёта и соскользнул в воду. Инстинктивно дёрнувшись всем телом, Отто спровоцировал судорогу на другой ноге. Не обращая внимания на боль, загребая руками, он опускался на дно вслед за сверкающей полоской металла. И догнал её.

Стараясь не спешить, изогнулся, разрезал шнурки на ботинках, освободился от них и принялся терзать ногу уколами. Вскоре судороги отступили, теперь горели порезы.

Отто вынырнул. Он понимал, что это лишь отсрочка, и весьма короткая. Слишком долго он пробыл в ледяной воде. Сделав глубоких вдох, нырнул. Но теперь он плыл не к грунту, на дно, а под зелёный ковёр травы. Всё дальше и дальше от полыньи. Наконец, посчитав, что отплыл достаточно далеко, пропихнул пальцы сквозь "ковёр", прочно ухватился и воткнул нож в дёрн. Сделав небольшой, в полметра разрез, он попытался просунуть в него голову. Силы были на исходе, сдерживать последний, губительный вдох, казалось, уже не было возможности…

Его выдернули из воды прямо сквозь травяную вязь. Через мгновение он лежал на траве под солнцем, хрипя и кашляя, ещё до конца не веря, что опять выкрутился.

Василий стоял рядом, участливо глядя на него с высоты своего роста.

И он не улыбался.

Порезы на ступнях оказались глубокими и сильно кровоточили. Исчерпав запасы йода и пластыря из своей аптечки, Отто принялся потрошить "трофейные". Разноцветные капсулы препаратов почему-то раздражали его.

"Да что это со мной? — растерянно подумал Отто. — Реакция на стресс? Что меня так тревожит"? Он ещё раз взглянул на препараты: красный, жёлтый, голубой… и опять почувствовал беспокойство. Тогда он отвернулся от пёстрых внутренностей аптечек и сосредоточился на ногах.

— Думаешь, оно того стоило? — спросил Василий.

Отто бросил взгляд на ящики, лежащие неподалеку, и скупо ответил:

— Откроем, посмотрим…

Состояние ног сильно беспокоило. Кроме того, он остался без обуви. "Никакая сила не заставит меня опять лезть в воду за ботинками, — сказал себе Отто. — Я не смогу этого сделать! Это выше моих сил". Шансы выкарабкаться из этой переделки и так были невысоки. А теперь с искалеченными ногами, босиком, ему, конечно, далеко не уйти. И опять он не смог сдержать усмешки: вчера он всерьёз подумывал покончить с жизнью, а теперь скорбит по утерянным ботинкам.

Когда раны были обработаны, прежде чем сделать попытку встать на ноги, Отто решил привести в порядок разбросанные вокруг аптечки. Василий присел рядом, но естественная в сложившихся условиях помощь чужого человека, вызвала у Отто протест и озлобление. И это несвойственное его натуре раздражение, тоже усиливало растущее беспокойство.

— Знаешь, Иван, — сказал Отто, — что-то я не в себе. Ты посиди в сторонке. Я скажу, когда понадобишься.

Что-то он упустил. Что-то очень важное. Вот прямо сейчас, вокруг него, рядом с ним что-то происходит не так, как должно… красный, жёлтый, голубой. Все цвета радуги. Чего-то не хватает. Чего?

Он даже затряс головой. Он не о том думает. Положение опять осложнилось. С израненными ногами он не сможет двигаться несколько дней, а время уходит, забирая с собой короткое местное лето.

Отто сложил в мешок аптечки и попросил Василия принести ящики. Тот уверенно развернулся и пошёл к добыче, снятой с вертолёта.

"Парень идёт на поправку, — подумал Отто. Разноцветие медицинских капсул перестало его тревожить, он чувствовал облегчение. — Вечером ещё раз попробую его разговорить".

Первый контейнер вызвал ощущение досады — обычный набор инструментов. Поблёскивающие хромом гаечные ключи, отвёртки, пассатижи и прочие металлические и звенящие приспособления… Найти им применение здесь, на болоте, было бы делом не простым.

Отто искоса глянул на Василия, но тот лишь сосредоточенно рассматривал содержимое ящика. Это "приобретение" следовало однозначно отнести к бесполезным. Ради этой груды железа не стоило так рисковать.

Зато второй чемодан заставил задержать дыхание. Ящик был заполнен пористым, приятным на ощупь ударогасящим материалом. В трёх ячейках находились одинаковые приборы, четвёртая была пуста.

Отто, не веря удаче, провёл рукой по тёмному дисплею одного из аппаратов.

— Ты не оставил меня, Господи, — прошептал он.

— Что это? — поинтересовался Василий.

— Географический Монитор, — хрипло ответил Отто. — Теперь у нас есть не только карта, но и точное положение на местности.

— Он работает?

Отто перевёл пускатель в рабочее положение, выждал положенные пять секунд для самодиагностики прибора и подтвердил связь со спутником.

На жидкокристаллическом экране тут же появилась координатная сетка, с яркой жёлтой точкой посередине. Спустя минуту "проснулась" база данных и жёлтая точка обросла сложной бахромой линий высот над уровнем моря.

Василий, уколов небритой щекой ухо Отто, склонился над экраном.

— Это что, Урал? — он показал пальцем на горную цепь. — Ну и масштаб!

Отто чуть отодвинулся и укрупнил масштаб. Жёлтая точка, как ей и положено, осталась в центре, но линии поредели. Теперь было видно, что к западу от них протекает большая река, на северо-западе — озеро. Ещё одно переключение — и экран полностью очистился от паутины уровней: это и была плоская поверхность заросшего травой болота.

— Ничего себе аппаратик! — восхитился Василий. Он вывернул голову и взглянул на темнеющее, вечернее небо. — А себя увидеть можно?

— Нельзя, — осадил его Отто. — Это же компьютер, а не телескоп. По данным спутника прибор определяет свои координаты, остальную картинку даёт банк географической карты.

— А вот здесь двойка. Это машинка понимает, что нас тут двое?

Отто промолчал, озадаченно рассматривая незнакомый ему сигнал на дисплее. "Жизнь не стоит на месте…"

— А-а, понятно, это означает, что спутник в одном частотном диапазоне принимает две передающие станции, — неожиданно заявил Василий.

— Ты-то что в этом понимаешь?

— Инструкция, — Василий постучал пальцем по столбику иероглифов, выгравированных серебром на внутренней поверхности крышки контейнера.

"Ну да, — растерянно подумал Отто. — Выходит, это не просто красивый орнамент, оказывается, это инструкция! И как это я не догадался её прочесть? На японском"?

— Тоже мне, Шампольон нашёлся. Если ты такой умный, почему не миллионер?

— Я и есть миллионер…

Но Отто его уже не слышал. Он вдруг почувствовал, как сбилось с ритма сердце.

"Вот оно! Вот так они и шли за мной. Вернее, за своими бриллиантами…"

— И каково оно, быть миллионером? — напряжённо спросил Отто, думая совершенно о другом.

— Терпимо. Временами, даже занятно. Как сейчас, например.

— Миллионеры по болоту не шляются, — медленно произнёс Отто, он уже принял решение. — Лучше скажи, где вторая станция?

— Сейчас, — Василий водил сверху вниз пальцем по столбцам, шевеля губами. — Вот, нашёл, нужно перевести прибор в режим конференции. Что это значит?

— Это значит, что мы переключим здесь и здесь.

Отто нажал соответствующие кнопки, и на экране к северо-западу от первой метки загорелась вторая жёлтая точка.

— А что это за станция?

Но Отто молчал. Вот так его и выследили. По вот этой второй марке, которая точно указывает, где сейчас лежат рюкзаки, плащ и алмазы. Открытие было оглушающим. Наверное, он изменился в лице, потому что Василий слегка отодвинулся.

— Километров тридцать отсюда, — неуверенно заметил он.

— Двадцать пять, — уточнил Отто.

У него перехватило дыхание. Всё напряжение последних суток будто пробило крохотную брешь в сознании и хлынуло через эту брешь расширяющимся потоком наружу.

Ненависть, кровь, гной, яд…

Он застонал. Виски сдавило, кровь хлестнула по глазам. Камень, опять этот проклятый камень! И разбитый джип со сломанным командиром. Забыв о боли в искалеченных ступнях, Отто покатился по ненавистной траве.

Рвать, бить, крушить, жечь…

"Стенку, стенку мне! К стенке. С огнемёта. Размажу…" Кто-то навалился сверху, кто-то большой, тяжёлый.

Что-то кричит…

"Тяжело мне, Господи. Смерти я хочу. Темно. Почему так темно? Пусть будет огонь. Я буду гореть. Уже горю. Мне больно. Дайте только дотянуться до шеи. Они все будут гореть вместе со мной. Мы все будем гореть во славу Твою. Это будет праздник…"

И вдруг он почувствовал себя на пути к вершине. Только не снаружи, на склонах или на кромке ледника. Нет. Он шёл внутри горы, поднимаясь по узкому винтовому серпантину, проложенному неизвестно кем и когда в толще породы. Отто шёл в самом сердце гранита и тьмы. Шёл по спиралью закрученной тропинке внутри глубокого колодца. Свет здесь тоже был: слабенькой дрожащей звёздочкой над головой, далёким обманчивым маяком указывающим путь на небо. За всю историю людей лишь единицы осилили эту дорогу. Тяжесть камня давила и плющила волю.

"Ты не готов", — шепнул камень.

И Отто с облегчением покатился по серпантину вниз, к привычному миру, к боли и сожалению…

Y

Сознание возвращалось рывками, ступеньками. Сперва боль. Что-то болит. Ах да, ноги. Потом холод. Он открыл глаза. Темно. Ночь, что ли? Ни звёзд, ни луны. Чёрное небо. Чужое. Он очень далеко от дома. Здесь всё чужое. И давно. А он никак не привыкнет. Наверное, у него бред. Какой дом? Дом, это когда тепло, и женщина, и детский смех, и топот маленьких ножек… нет у него никакого дома. И не было. Никогда. Но дом мог быть. Совсем недавно. А теперь опять нет, и уже никогда не будет.

Незнакомый терпкий запах смешивается с дымом костра.

Слабое потрескивание сучьев в огне…

— Иван?

— Всё в порядке, Фриц, я здесь.

— Почему "Фриц"? Я — Отто.

— А почему "Иван"?

"В самом деле, — подумал Отто. — Чего это я"?

— Извини, я не имел в виду ничего обидного, — сказал он.

— Я тоже.

"Пора менять тему", — понял Отто.

Он приподнялся на локте и прислушался к своему состоянию. Чувствовал себя порядком изжёванным, но с ясной головой и бойцовским настроением.

Сел.

Это было то же место, что и прошлой ночью. Те же валуны, те же заросли в свете костра, да и костёр горел там же, где и вчера. Рядом с костром хлопотал Василий, непрерывно двигая и переворачивая палочки с нанизанными кусочками мяса. От них и шёл этот тёрпкий незнакомый аромат, который привёл в чувство Отто.

— Это ты меня сюда донёс?

— Нет, позвонил в "девять-один-один", шустрые ребята.

— Оборудование?

— И оборудование. Говорю же, всё в порядке.

Отто пододвинулся ближе к валуну и привалился к его круглому боку.

— Что это ты жаришь?

— А ты попробуй, — ответил Василий и подал ему две палочки.

Отто недоверчиво понюхал, потом откусил. Напоминало копчёное мясо змеи, только обильно сдобренное незнакомыми специями.

— Похоже на змею.

— Вот это да! — Василий был озадачен. — Правильно. И как часто тебе приходится питаться змеями?

— Примерно раз в восемь лет.

— Тебе не кажется, что эта история слишком давно закончилась, чтобы её так часто вспоминать?

Отто закашлялся.

— Что тебе об этом известно?

— Ничего. Просто я думаю, что воспоминания о тех событиях не приносят тебе радости. Они не нужны тебе.

— И что?

— Забудь о них.

"Как просто: забудь и всё… а как быть, если они обо мне не забывают"?

— А где змею взял? Я, пока, ни одной не видел.

— Из воды выскочила, когда мы с тобой в траве кувыркались. У тебя часто такие припадки?

— Какие припадки?

— Понятно…

— Ещё можно?

— Можно, только смотри, чтоб плохо не стало.

Василий передал ещё четыре палочки-шампура. Отто пальцами снял с веточки кусок мяса и осторожно, чтобы не обжечься, откусил половину. Вкусно. Но необычно.

— Что за трава?

— Сухач, остяки рекомендуют. Витамины, микроэлементы и всё такое.

— Это приятели твои, "остяки"?

— Они сюда не заходят. Гиблые места, говорят. Весьма неглупый народ.

— Знаешь, сколько ни носило по свету, не встречал "глупого" народа.

Отто дожевал последний кусок мяса и с сожалением покосился на костёр, где в дыму сухача коптились ещё две веточки, но решил не рисковать.

— Отлично, — одобрил он. — Сейчас бы ещё твои лимоны!

— Что за лимоны? — не понял Василий.

— С косточками. Твой отец заказал, в консервных банках, я тебе их нёс.

— Что за ерунда, консервированных лимонов не бывает!

— Килограмм тридцать, может чуть больше.

Василий даже присвистнул.

— Бред! Кому могло понадобиться столько лимонов?

— Тебе!

— Мне?! Не может быть!

— Знаешь, мой Шеф, возможно, и не большого ума человек, но денежки считать умеет!

— Не кипятись, откуда знаешь, что в банках были лимоны?

— Шеф сказал.

— И где же они?

— Летающие шары утащили. — Отто недобро ухмыльнулся. — Но внутри был радиомаяк. И теперь, по монитору, я их в два счёта найду.

— Что же это за лимоны, если их радиомаяком помечают?

Отто неопределённо хмыкнул и промолчал. Его насторожило отсутствие у Василия вопросов по "летающим шарам".

— А зачем это надо: их находить? — спросил Василий.

— Что значит "зачем"? Мне бы только до них добраться…

— Это были твои друзья?

— Кто? — не понял Отто.

— Те, с вертолёта.

— Ну, видишь ли, — как бы это ему объяснить? — Было время, когда моя жизнь зависела от их умения и сноровки.

— Им уже не поможешь.

Отто почувствовал раздражение.

— А им и не нужна моя помощь. Как и людям из твоей экспедиции. Их всех убили. Быстро и без проволочек. И мне это не нравится.

— Слова! Ты даже не знаешь, отчего они умерли.

— Знаю! — вырвалось у Отто.

Он замолчал, досадуя на свою неосторожную браваду. И вдруг понял, что его так озадачило там, у вертолёта. Он уже тогда мог догадаться. Он и в самом деле знал, как погибла экспедиция.

Отто приподнялся на ноги, сделал два неуверенных шага, взял "вещмешок" и вернулся на место. К огромному облегчению он убедился, что может ходить. Возможно, денёк-другой надо будет сделать щадящий режим, но идти он точно сможет.

Он высыпал рядом с собой содержимое мешка и, отодвинув в сторону лишнее, оставил возле себя только аптечки. Из общей кучи взял одну и подбросил её на руке.

— У тебя в кармане должна быть такая же.

Василий немедленно вынул белый пенал с красным крестом на крышке.

— Нет, мне не нужно, — остановил его Отто, и указал на груду аптечек. — Все эти пеналы — некомплект. Задача называется: "найди различия".

Василий открыл свою аптечку, внимательно её осмотрел, потом взял из кучи другой набор. Через секунду он вытащил из своего пенала чёрную капсулу с белым черепом и покрутил её в руках.

— Ты думаешь, что и в других коробках нет яда?

Отто кивнул. Ему опять было нехорошо.

Он представил, как это происходило. Как они рассаживаются. Кто-то плачет, кто-то чертыхается и проклинает судьбу. Но есть и такие, кто поддерживает соседа, укрепляя его в правильности принятого решения. Достают аптечки и берут оттуда по чёрной капсуле. Все аккуратные, педантичные… учёный люд! Достав яд, аптечку закрывают и кладут на место. Потом, по команде, хладнокровно, без слов и эмоций кончают жизнь самоубийством.

Бред!

Этого не может быть!

Катерина никогда бы так не поступила. Что же они должны были узнать, чтобы вот так, коллективно уйти из жизни? Может, их что-то испугало? Что может испугать взрослых людей настолько, чтобы они решились на такой отчаянный шаг?

— Возьми, десерт, — Василий протянул чумпель, наполовину заполненный оранжевыми ягодами.

— Что это?

— Морошка, сладкой не назовёшь, но сок очень полезен.

Отто осторожно положил в рот несколько ягод.

— Не беспокойся, — с улыбкой поддержал его Василий. — Проверено, мин нет.

Отто вздрогнул. Фраза занимала в его лексиконе не последнее место.

— Армия? — спросил он, отправляя в рот горсть ягод.

— Не знаю, — простодушно ответил Василий. — Наверное, у меня что-то с головой. Пытаюсь сосредоточиться на том, кто я и откуда, но всё плывёт и крошится…

— Крошится?

Ягоды и в самом деле были кислыми, как и всё в этом обделённом теплом и солнцем крае.

— Да, крошится, — подтвердил Василий. — Очень неприятное ощущение. Вроде морской болезни, только не в желудке, а в голове.

— Тогда попробуй рассказать о чём-нибудь другом. — Отто доел ягоды, и, хотя скулы свело кислотой, он был доволен неожиданным десертом. — Фамилия Мичурин тебе знакома?

— Шутишь! — возмутился Василий, — разумеется, знакома.

"А говорит, что ничего не помнит", — подумал Отто.

— Вот и начни со своей фамилии.

— Причём тут моя фамилия? Бежать надо!

— Почему?

— Я чувствую опасность. Они всюду!

— Кто?

— Шары!

— Вот-вот, — обрадовался Отто. — Шары. Давай про шары!

— А нечего "давать", — насупился Василий. — Они всё время меняют цвет, оттенки. И они разные, есть маленькие, а есть огромные. Маленькие — жёлтые, огромные — красные. Мне показалось, что они приглашают меня. Пошёл за одним из них, за жёлтым. Он летел над самой травой и ничуть не спешил. Идти за ним было несложно. Вот только ровным счётом ничего не произошло. В какое-то мгновение он стал ослепительно-белым, я зажмурился, а когда открыл глаза, его уже не было. — Василий замолчал, сосредоточенно шевеля тоненьким прутиком угли. Потом он вытащил свою веточку и, сильно щурясь, внимательно посмотрел на её тлеющий конец. — До сих пор цветные круги перед глазами плавают. Вот, собственно, и вся история. Наверное, я сошёл с ума. Ничего не помню!

— Зато живой.

— Пока живой, — строго поправил Василий. — И посему, пока не поздно, давай-ка я свяжусь со своим агентом в Москве. Пусть этими проблемами занимаются компетентные государственные мужи, облечённые властью и ответственностью. А мы отмоемся, поедим, и вернёмся к нормальной человеческой жизни…

— "Отмоемся", как же! — прервал его Отто, припомнив особенности своего увольнения. — А что было до того, как ты пошёл за шаром?

Василий наморщил лоб и опять принялся тревожить прутиком угли костра, высекая из них маленькие искорки.

— Сильно болел живот, — спустя минуту сказал он.

— Живот?

— Да, живот. Несколько дней. Помню чувство голода. И злость. Я их ненавидел. Они едят, шутят, смеются… А я не могу. Тошнит… Я уходил, но возвращался… — у него дёрнулось веко.

— Не напрягайся, — сжалился Отто. — Но согласись, звучит странно: и про агента помнишь, и про Москву… а оперативная память пуста. Так, что ли?

— Я помню, что это как-то связано со льдом.

— Льдом? — Отто вспомнил о том, что бос, и зябко повёл плечами.

— Да, льдом. Погибнет много людей, возможно, все.

— "Все" — это сколько? — хладнокровно уточнил Отто. — Так, чтобы совсем "все", не бывает. Кто-то всегда остаётся.

Василий молчал.

"В этой истории всё не стыкуется, — подумал Отто. — Последний раз экспедиция выходила на связь трое суток назад. Покойники, чтобы так зацвести зелёным, должны были посидеть под солнышком не меньше недели. А Василий… Сколько времени заняла его прогулка за шаром, он не помнит. Но вчера он вышел к костру чистеньким, ухоженным, и, самое главное, выбритым. Прошли только сутки, а голова и лицо уже чёрные от щетины…"

— Всё человечество, — сказал Василий.

— О чём ты?

— Лёд. Он будет всюду. Замёрзнут все люди.

— Скоро?

— Не знаю, — признался Василий. — Не помню. Но такое уже было. Раньше. Давно. И не один раз.

— Это они тебе сказали?

— Это нельзя назвать разговором. Информацию впрыскивают, как инъекцию. Много света и очень больно, как взрыв. А потом вспоминаешь…

— Интересно, — вежливо сказал Отто. — И что было потом?

— Потом и вовсе какой-то бред. Кошмар. Страшно. Ничего не понимаю. Вроде бы я видел себя. И всех их. Только это не я. Я это точно знаю, потому что я — это я, ты же видишь…

— Стоп, — остановил его Отто. — Хватит.

"Не хватало только, чтоб он опять свихнулся…"

Василий покорно замолчал.

Его пророчества не произвели на Отто никакого впечатления: "Мало ли что придёт в голову напуганному человеку"?

— Выбросил бы ты эту дрянь, — Василий кивнул в сторону вещмешка. — Смердит, дышать невозможно.

— Ну да, и всё это барахло носить в карманах?

— Барахло тоже выбрось. Позволь мне по телефону вызвать эвакуаторов. Суток не пройдёт, как мы посмеёмся над этими ужасами в приличном ресторане…

— Звонить мы не будем, — сказал Отто. — Даже если нас усадят спиной к спине и заставят отравиться, предварительно сбрив отовсюду волосы… телефон я тебе не дам. А дам я тебе нож, треть питания и монитор, чтобы ты не заблудился. И разойдёмся прямо сейчас. Тебе нужно спешить — большие деньги без присмотра, что красивая жена без одежды. А мне спешить некуда…

"Ни денег, — подумал он. — Ни жены".

— Да ладно тебе, — сказал Василий. — Мало ли у тебя было падений? Спиши всё на обстоятельства. Что толку в мести, если недоразумение уже произошло? Забудь…

— Забудь? — вскинулся Отто. — О чём забыть? О том, что я — Отто Пельтц, и у меня вчера украли счастье?

— Брось, что такое счастье?

— Вот только хрени не нужно. Счастье — оно и есть счастье. И его у меня украли. И, знаешь, мне это не нравится. Кем бы эти твари ни были, они мне должны. И даже если они не захотят или не смогут рассчитаться, крови я им попорчу, это точно! Я, знаешь ли, большой специалист по неприятностям.

— Всё равно ничего не вернут.

— Я сам возьму всё, что сочту нужным.

— Месть? Вендетта? — недобро улыбнулся Василий. — Восстановление попранной справедливости?

— Ты против? У меня украли ценности. С какой радости я оставлю зло безнаказанным?

— Ценности? — переспросил Василий. — О каких ценностях ты говоришь?

Нет. О бриллиантах Отто говорить не хотел.

— Смерть моей жены как-то связана с шарами, — сказал он. — Хотелось бы поквитаться.

— Любовь? — с сомнением уточнил Василий. — Весьма хрупкая ценность. В избытке любви человек становится глупцом, в недостатке — камнем.

— Ненависть лучше?

— То же самое. Излишек превращает человека в монстра, отсутствие — в раба.

— И что же? — спросил Отто, — абсолютных ценностей нет? Только "золотая середина"?

— Абсолют тоже есть, конечно, — признал Василий. — Может, эта история для того и случилась, чтобы ты сам понял, в чём абсолютная ценность. За что стоит умереть…

— Возможно, — смысл беседы ускользал. Отто уже начал тяготиться разговором. — Только я говорю о другом. Зло должно быть наказано.

— Ты говоришь о справедливости, — спокойно заключил Василий. — Добро и зло, любовь и ненависть, честь и позор… "качели"! И у каждого человека свои представления о равновесии. А мера равновесия — совесть. Но у совести тоже своя цена. "Не суди, и не судим будешь". Простишь ты, — простят тебя. Но если всё-таки судишь, будь готов к ответу. Ты так уверен в своей безгрешности, что готов настаивать на справедливости?

— Надеюсь, ты не про "отче наш"? — спросил Отто. — "Прости нам грехи наши, как мы прощаем должников наших"?

— Именно. Прощая — получаешь возможность избежать ответственности за собственное зло. И, напротив, вынимая душу из должника, приготовься, что с тебя взыщут по всей строгости.

"Вот так поворот, — тоскливо подумал Отто. — Когда он молчал, было не так тошно".

Не дождавшись ответа, Василий продолжил:

— Ты обиделся. Напрасно. Ты не думай, это я только с виду такой, с "приветом". Я понятливый. Просто объясни, что ты хочешь.

Но Отто угрюмо молчал.

"Нет у меня никакого объяснения, и чего хочу — не знаю. Просто неправильно всё это. Не по-людски. А я — человек. И если в этом мире что-то не по мне, то пусть кто-то из нас катится ко всем чертям. Или мир, или я…"

— Всё-таки месть? — Василий высек прутиком из едва тлеющих головешек сноп искр и струйку дыма. — Ну, а если это пришельцы? С другой планеты, или даже со звёзд? Воспринимай их как стихийное бедствие. Не будешь же ты мстить дождю за то, что промочил ноги.

— Дождь не думает, он льёт, — неохотно ответил Отто.

Он не видел смысла в этой беседе. Не в меру оживившийся Василий его тяготил, и больше всего хотелось прямо сейчас встать, бросить всё и уйти.

Прочь от костра, в ночь, в безумие…

— Отто, ведь это событие планетарного масштаба, к нам прибыли инопланетяне!

— Да мне как-то всё равно, — отмахнулся Отто. — Они мне должны, а где они живут, мне безразлично. И я не отступлюсь. И возвращаться не собираюсь. Местный климат тебе известен. Через месяц наступит короткая осень, а там и суровая зима. Так что бери свою пайку и ступай, проваливай. Это моё дело.

— Нет, — Василий покачал головой. — Я не уйду. Мне интересно, чем эта история закончится.

— Ну и дурак, — беззлобно сказал Отто. — Какое-то время будем жить и делать глупости. А потом умрём. Вот и вся наша история.