I

"Тормоза для труса!" С этой сомнительной истиной меня познакомил лейтенант Химмельблау, примерно за минуту до своего срочного убытия на приём к Господу Богу. Прошло много времени, и сегодня я уже лет на пять пожил больше, чем лейтенант, когда он, сломав руль и прижавшись щекой к приборной панели лендровера, оставил меня в разбитой машине чуть ли не в самом центре Африки. Тогда я видел в нём героя, сегодня проклинаю за глупость. С тех пор в графе "Особые приметы" в моём личном деле прочно обосновалась запись: "сломанный нос и рубец над левой бровью". Когда в госпитале врач сообщил о необратимых изменениях на моём лице, я только пожал плечами. Это сообщение меркло на фоне того, что я жив и не искалечен. В те времена я мечтал о погонах с большими звёздами, уютном кабинете с длинноногой, покладистой секретаршей, и мне казалось, что жизнь только начинается. Сегодня моё отношение к жизни не изменилось, но что касается остальных иллюзий…

Словом, "особые приметы" внесли существенные ограничения в мой заработок. Работодатели предпочитают молодых безликих парней, пренебрегая опытом и послужным списком.

Поэтому, получив работу ликвидатора при денежной корзинке с сомнительным прошлым, к своим обязанностям я отнёсся со всем тщанием, на какое только был способен. Для разминки установил микрофоны по периметру квартала и в проблемных переулках, граничащих с объектом. Потом, принявшись за работу всерьёз, нафаршировал взрывчаткой здание так, что пожелай клиент, не выходя из-за обеденного стола полететь на Луну, я бы не стал смеяться над её просьбой. Чем она занималась и зачем ей такой сложный способ самоубийства — не моего ума дело. Мне было заплачено только за то, чтобы в нужный момент её дом превратился в груду битого кирпича. Что это за момент, а также дополнительные инструкции, выполнение которых сулило приличные премиальные, было оговорено в присутствии самого клиента.

И вот, только что, в пять тридцать утра, датчики-микрофоны сообщили, что время пришло. Скрип тормозов может о многом рассказать ценителю этого рода музыки. И о машине, и о водителе, об их темпераменте и намерениях. Я давно, ещё со времён Химмельблау, считаю себя большим специалистом в этих вопросах.

Не спуская глаз с мониторов, я быстро оделся.



Машин было три. Грузовик, ГАЗ-66, остановился в начале улицы. Было слышно, как с бортов выпрыгивают солдаты, и в полном молчании рассредоточиваются по улицам, замыкая оцепление. Легковушки остановились перед воротами особняка. Тяжёлое дыхание в динамиках говорило о том, что декоративная ограда сада уже преодолена.

Вот-вот должны были приняться за входные бронированные двери.

Это и было началом моей работы. Я не стал дожидаться, пока они взорвут парадный вход, и взорвал его сам вместе с коридором. Одновременно сработал термический заряд на втором этаже. Со стороны это должно было выглядеть красиво: шлейфы яростного пламени из окон-бойниц, настолько узких, что через них взрослому человеку пролезть невозможно. Меня с самого начала поразило, насколько клиент ценила конфиденциальность.

Теперь, пока противник собирается с духом, чтобы штурмовать взрывающееся само по себе здание, я должен выполнить дополнительные инструкции и не забыть спасти свою шкуру.

Где расположен потайной сейф, я выяснил между делом ещё две недели назад. А дел в последние время у меня было немного: раскопки в подвале, столярные работы в доме напротив и моральная поддержка клиента. Ещё неизвестно, что было тяжелее…

Перспектива открывать сейф за несколько минут до основной серии взрывов меня не пугала. Я, конечно, не Копперфильд: фамилия у меня короче и невеста настоящая. Просто легко быть медвежатником, если известна конструкция замка, под рукой все инструменты и на сирену сигнализации никто не обращает внимания.

Подбегаю к сейфу и вижу, что инструменты мне не понадобятся: сейф открыт настежь. Тяжёлое чувство. Не люблю сюрпризов. Даже приятных.

Но выбирать не приходится. Вот они — две папочки: красная и зелёная. Достаю обе. Замечаю на нижней полке кожаный мешочек и солидную стопку из пачек стодолларовых банкнот. Мешочек прячу во внутренний карман куртки, потом рассмотрю, а деньги оставляю — в крохоборах не значусь. Теперь всё, лирика кончилась. Если в течение минуты я отсюда не выберусь, то на Луну придётся лететь вслед за клиентом. Бегу к лестнице в подвал. Потолок уже почернел, и такое ощущение, что прогнулся.

А что? Очень возможно. Там, наверху, больше тысячи градусов. Минуты не пройдёт, и здесь "потеплеет" до такой же температуры.

Вот и подвал. Быстрей, ещё быстрей! На ходу, не останавливаясь, захлопываю за собой дверь. Сколько раз я отрабатывал отход — вспомнить невозможно. И никакой подсветки. Не дай Бог! Взрывы отгремят, пламя отбушует, и бойцы из сапёрного отдела педантично просеют каждую песчинку с пожарища. Найдут, найдут милые медную жилу, которая ведёт… куда же она ведёт? И кого она к свету вывела? Нет, ни к чему возбуждать у них нездоровое любопытство. Поэтому бегу в темноте, пальцами левой руки веду по стене, правой — придерживаю папки. С учётом того, что лежит во внутреннем кармане куртки, премиальные мне уже не понадобятся. Но, с другой стороны, что скажет начальство? И то, что оно скажет, — треть беды. Вопрос в том, что оно подумает? Почему это гер Отто Пельтц при своей нищете не удосужился отработать премиальные? Тем более что он собирается жениться? Тем более что невеста на третьем месяце? И ни у гер Пельтц, ни у будущей фрау Пельтц нет ни состоятельных родителей, ни сколь-нибудь приличных сбережений… Чёрт подери, у нас вообще нет родителей: ни с состоянием, ни без него! Так что, гер Пельтц, крепче прижми папочки к правому боку, а когда придёт время, сварливо отстаивай финансовые интересы своей будущей семьи.

Кстати, если вы ещё не поняли, Отто Пельтц — это я.

К вашим услугам…

Левая рука больно бьётся о металлический уголок, который без малого месяц назад я собственноручно прикрутил к стене. Специально чтобы удариться, заметьте. И удариться больно. Вообще-то я плотник, дерево — моя стихия, мы всегда понимали друг друга. С металлом всё по-другому, иногда мне кажется, что я его понимаю, а он меня нет. Потому, наверное, и бьёт больно…

Падаю на пол и сразу настораживаюсь, замираю: запах! Тонкий аромат дорогих духов. "Вечерний каприз", кажется. Вспоминаю клиента. Побольше бы таких заказчиков: спокойных, уравновешенных, до последней минуты хладнокровно принимающих от жизни всё, что она только может дать: любовь, смерть. Есть за что уважать девку… вот только духи её здесь совсем неуместны.

Нечего этому запаху здесь делать.

Однако, что же это я? Эдак всё сэкономленное возле сейфа время профукать можно. Как вам мой русский?

Нащупываю в стене перед собой лаз и, обдирая плечи, протискиваюсь в него. Самое время! Три мощных взрыва с интервалом в несколько секунд. Пока всё идёт по плану. Лаз должен выдержать, и он выдерживает. Теперь мне следует проползти в нём три десятка метров, и я окажусь в подвале дома через улицу, как раз напротив особняка клиента… Прошу прощения, теперь уже напротив его развалин. После этого обрушится и этот туннель, на который я не пожалел около двухсот часов жизни.

Моя невеста без ума от Джеймса Бонда — моего полного антипода, кто бы из артистов не брался за эту роль. У Катерины полное собрание бондианы, и мне пришлось смотреть эти фильмы по долгу и подолгу. Не буду упрямиться: этот парень в подобных ситуациях действует с большей изобретательностью, чем я. Уж он сумел бы обеспечить отход изящно и красиво. Взрывы, дым, пожар, суперагент переодевается в пламезащитный комбинезон, сливается с прибывшими пожарными, потом незамеченным смешивается с толпой зевак на улице, и… исчезает.

Ну, да. Попробуй, заметь в толпе зевак человека в костюме пожарного… или как он переодевается в штатское на глазах у изумлённой публики. Ага. А брандмейстер спокойно наблюдает за дезертиром… ехидничаю, конечно. У киношных сценариев есть только один недостаток — большая зависимость от нештатных обстоятельств. Очень не люблю импровизации; предпочитаю домашние заготовки и стопроцентные решения.

…Вываливаюсь в подвал соседнего дома. Ловлю ртом воздух, запыхался, вспотел. Смотрю на часы — до ликвидации туннеля ещё четырнадцать секунд. Рекорд! На тренировках таких результатов ни разу не добивался.

"На тренировках позади не бухало, и не трещало", — напоминаю себе.

И сейф. Чёрт бы его побрал! Не нравится мне это.

Отрываюсь от пола и закрываю лаз деревянным щитом, который плотно прижимаю двумя брусками дерева, уперев их в пол. Сейчас начнёт рваться в туннеле, а грунт не должен вываливаться из стены. Вот теперь всё. Папки на месте, мешочек на месте. Прикладываю руку к щиту, прислушиваясь к вибрации. Всё! Разбрасываю доски по подвалу и небрежно роняю щит: на месте отверстия, через которое я только что вылез, — плотно утрамбованная глина пополам с битым ракушняком. По спине бежит холод: вовремя я оттуда убрался.

Заваливаю стену специально приготовленным мусором: каркас громоздкой мебели, ветошь, полусгнивший картон… Будем надеяться, что мостовая, под которой я только что пролез, не просядет: по расчётам должно обойтись. Тем более что там брусчатка: улицу Свердлова при Советской власти заасфальтировать не успели, видать, не очень большой разбойник был. А сейчас и подавно: кто же в Камышлове [1] Челябинской губернии асфальт класть будет? Знаем, знаем, что местные власти кладут на состояние дорог… так что даже трещин быть не должно.

Пора заканчивать. Вот она — полочка с ключиком…

Вторая неожиданность: а ключика-то нет!

Я тупо шарю ладонью по полке: проржавевшие шурупы, гнутые гвозди, каменная крошка пополам с мумифицированными останками мух… и пыль.

Очень много пыли.

А ключа нет.

Это ещё не катастрофа. Есть второй отходной вариант.

Существует и третий.

Но что же это в мире делается?! Сейфу полагалось быть запертым, а он открыт. Здесь должен лежать ключ, но его нет. Ничего без присмотра оставить нельзя! До чего же народ в этих краях к чужому добру падкий!

Ну, и что там, впереди?

Минуту стою неподвижно, слушаю. Тихо. Выхожу в коридор, поднимаюсь по лестнице и подхожу к двери, ключа от которой так бесславно лишился. Берусь за ручку и осторожно поворачиваю… нет. Дверь заперта. Но там кто-то есть. Я слышу, как из крана в ванной комнате бежит вода. Вот это наглость!

"Чтоб ты утопился"!

Поднимаюсь на второй этаж, кожаный мешочек оставляю в потайной нише под толстыми сосновыми перилами, делаю шаг… дверь открывается навстречу. Лиза.

Квартиру снял господин Титов. Я — не Титов. Я — его друг.

Встречаюсь на этой квартире со своей подружкой Лизой.

Всегда милая и нежная, а сегодня что-то напряжена. Я вхожу, и она сразу запирает за мной дверь. Забирает папки. Под её придирчивым взглядом стаскиваю с себя изодранную, пропахшую потом и гарью одежду. Мне безразлично её внимание. Это уже её работа: следить, чтобы я не прихватил с собой чего-нибудь лишнего. Голым прохожу в душевую. Знаю, что сейчас она проверит мою одёжку и скормит её мусоросжигателю.

…Через три минуты я опять в комнате, меня ждут отутюженный костюм, белая рубашка и чистое бельё. Лиза суетится рядом, помогая мне одеться. Всё делаем молча. Да и о чём тут говорить? Бедняжка, она тут месяц жила, меня прикрывала. И хорошо ещё, что под занавес не прикрыла туннель деревянным щитом, пока я оттуда выбирался. Запросто! И не такое бывает.

Впрочем, не могла она этого сделать: папки…

Ещё минута, и мы выходим из квартиры. Пока Лиза запирает дверь, я достаю мешочек из пазухи в перилах и кладу добычу в карман плаща, который небрежно держу в левой руке. Когда она оборачивается, галантно предлагаю ей руку, и мы спускаемся по лестнице. Выход здесь на улицу Ленина (асфальт, между прочим!), улица Свердлова с другой стороны дома. Поэтому вся суета скрыта от наших глаз, ну, и слава Богу!

Не на что там смотреть!

Я подзываю показавшееся из-за угла такси, ещё раз восхищаясь слаженностью действий своей группы: с момента первого взрыва прошло десять минут, а до сих пор всё идёт с точностью до секунды. Вот только сейф и ключ… и в моей квартире кто-то принимает ванну. Обидно. Так славно было придумано.

"Забудь, Отто, — говорю себе. — Судьба погнала тебя по другому лабиринту…"

* * *

— Отличная работа, Шарки! Клиент — он и в штанах, и в юбке — всё одно "клиент". Молодец: "ба-бах!" и точка. Наши-то без соплей не обошлись бы!

Он опускает в бумагорезку содержимое тощей папки с корявой надписью синим фломастером "Калима", а я думаю о том, что это, конечно, преувеличение: я и моря-то до восемнадцати лет не видел… почему "Шарки"?

Но вместо протеста скромно молчу. Если Шефу нравятся цветистые клички, пусть будет "Шарки". На то он и Шеф, чтобы лепить ярлыки по своему образу и подобию.

— И от девки избавился, и сейф открыл, супермен хренов. Могу поспорить, тебе не терпится узнать, куда ты сейчас отправишься.

Шеф у меня большой и очень грозный. Двадцать лет назад он был чемпионом по боксу Забайкальского военного округа в тяжёлом весе. Почётная грамота в коридоре висит. Я тут давно всё облазил, всё высмотрел. Воспитание у меня такое… Видели бы вы моих воспитателей, ещё не так бы лазили! И, хотя при назначении в ЗаБВО Шеф наверняка получил напутствие "Забудь Вернуться Оттуда", понемногу он всё-таки возвращался. За эти двадцать лет уже до Урала дошёл.

Я тоже домой вернусь. И гораздо быстрее.

— И проиграете, — в голосе "внимательная настороженность". — Мне не терпится узнать, где мои деньги.

На самом деле, мне не терпится послать его к чёрту, найти Катерину и сделать вид, что нас искали. Того что упрятано в кармане плаща вполне достаточно для такого "удовольствия". И для многих других тоже.

— Ох уж эта немецкая педантичность!

Он берёт со стола конверт и бросает мне.

Я уже устал ему объяснять, что Австрия — это не пригород Германии. Что никакой я не "немец". И что мне не нравится такое обращение с деньгами. Тем более, с моими деньгами. Но сегодня свою роль приходится играть особенно тщательно. Не дай Бог ошибиться!

С радостной улыбкой ловлю зарплату. Был бы хвост — завилял. Вскрываю конверт, без приглашения усаживаюсь на стул возле двери и старательно пересчитываю. С особым удовольствием отмечаю, что о премии бухотдел не забыл. Приятно. Теперь главное — не переиграть, за мгновение до гнева начальства поднимаю просветлённый взор и, восторженно шурша купюрами, спрашиваю:

— Ещё работа?

Шеф доволен. Ему по душе простые бесхитростные парни, которым некуда бежать из этой забывшей Бога крысиной норы под названием "Новые услуги". Все мои приключения у него в компьютере. Вся моя жизнь в его огромных, поросших рыжим волосом, ручищах. Я весь у него на ладони.

— Отправишься в экспедицию. На усиление.

— У Катерины проблемы? — на моём лице удивление, вполне искреннее, между прочим.

Я уже привык сетовать на колесо судьбы, которое с каждым оборотом всё дальше отбрасывает меня от дома. Но на этот раз маршрут потрясающе "в тему".

— Все проблемы от избытка людей. А в парме, напротив, их недостаток. — Шеф высказал глубокую мысль! — Уже третьи сутки молчат, не выходят на связь. Так что поспеши на встречу подружке, и тут же звони, сообщи обстановку. Кстати, поздравляю: у вас там что-то серьёзное намечается, а?

Шеф хитро подмигивает: "всё про вас знаю, ну да в добрый час, детишки…"

Не выхожу из роли: слегка потупившись, подхихикиваю, потом перевожу взгляд на деньги и осторожно складываю их обратно в конверт.

— Задача у тебя инспекционная, но, раз уж оказия такая, гостинец им отвезёшь… — Шеф строго поднимает палец к потолку. — Только без самодеятельности, Шарки. Банки считаны, помни об этом!

Важно киваю и кладу конверт в тот же карман, где дожидается моей инспекции кожаный мешочек.

— Сейчас ступай, переоденься, — слегка прижимаю к себе плащ. Шеф всё видит. Шеф всё понимает: — Деньги бери с собой, времени бежать в банк нет, — самолёт ждёт. Сразу невесте отдашь, привыкай. Вопросы есть?

Прикидываться идиотом с каждым днём становится всё тяжелее. Или это на меня так действует сувенир из сейфа Калимы? Вопросы? Да он же мне ничего не сказал!

— И как я их найду?

Шеф хмурится.

— По запаху! — он разворачивает карту и подзывает меня к столу. — Там, знаешь ли, русский дух, там Русью пахнет!

Я поднимаюсь со стула и подхожу ближе.

— Вы ещё и стихи пишете?

— Нет. Это не я. Это раньше. Давно. Так, — близоруко щурясь, он разглядывает карту. У меня сразу складывается впечатление, что видит он её в первый раз в жизни. — Если аналитики ничего не напутали, последняя их стоянка была здесь…

Судя по масштабу, шеф указательным пальцем накрывает площадь примерно в десять квадратных километров.

— Болото, двигаются они медленно, на северо-запад. Так что тебя выбросят поближе к этой точке, а дальше — по следам.

Я минуту морщу лоб, старательно изображая работу мысли, потом важно киваю:

— Я смогу обсудить это с пилотом. Нельзя ли подробнее о самой экспедиции? Чем они занимаются?

— Вот найдёшь их и спросишь.

Не любит наш Шеф подробностей! Нет ему дела до деталей и всё тут. Ещё пара-другая вопросов, тут же начинает закипать. Проверить?

— На чём они едут?

— Они идут. Пешком. Специфика местности. Я говорил. Пустошь. Болото.

— А разве нельзя было на вертолёте?

— Ну да, все такие умные, — он перебрасывает несколько страниц своей записной книжки. — Восемь рабочих-гробокопателей, профессор со своим сыном. Кстати, обрати на парня внимание: как и ты, знает кучу языков, но, в отличие от тебя — миллионер. Правда, у него там что-то с желудком… Катерина, и ещё трое высоколобых бездельников. Питание, инструмент, аппаратура… и всех на нашей двухместной стрекозе?

— Я к тому, как экипироваться? Оружие…

— Ничего тебе не нужно. Они гербарий собирают, а ты — оружие! Вот так со своим плащом и отправляйся. Погуляй там денёк-другой, отдохни. А как их встретишь, — позвонишь, спонсоры экспедиции что-то занервничали.

Он швыряет мне через стол мобильный телефон.

— Оплачено на сто лет вперёд! И поэкономнее, спутниковая связь недёшева…

— Кстати, об оплате… — кладу трубку телефона в свободный карман плаща.

— Какая ещё оплата? — ну вот, вскипело.

Раскаты его голоса заставляют противно вибрировать стёкла в оконных рамах: плотники здесь никудышные, это я тоже заметил.

— Я тебя на пикник за счёт фирмы отправляю, а ты мне "оплата"? Скажи спасибо, что мне нет дела до твоих "ля мур" с клиентками перед их отправкой на тот свет, извращенец…

* * *

В коридоре меня ждёт чернобровый, вечно чем-то недовольный Васо:

— Ну, ты давать, Шарки, — он хватает меня за локоть. — Ходить надо быстро. Одежда. Груз.

Не хочет венгр Васо учить русский язык. Но его ломанные фразы иногда можно принять за шедевры лаконичности.

В раздевалке он бросает мне тугой узел и хмуро смотрит, как я с ним управляюсь. По крайней мере, сейчас свой недовольный вид мог бы и оставить, поскольку переодеваюсь в рекордно сжатые сроки. Ощупываю новую одежду. Обычная слойка: х/б-полиуретан-х/б. Всё в приятных фиолетовых с зелёными разводами тонах. Пахнет каким-то ядом. Наверное, чтобы отпугивать насекомых. Запах резкий, но не привязчивый. В больших нагрудных карманах куртки — по плоскому пластиковому пеналу. В одном микроаптечка, в другом — спецпитание: три ряда серых таблеток с ноготь большого пальца величиной. Знакомый харч: по таблетке в день, и месяц можно протянуть, была бы вода…

Но воды-то у меня тогда и не было.

Химмельблау, будь ты проклят!

В малых боковых кармашках тоже что-то есть. В правом — зажигалка и кассета с ампулами самовоспламеняющейся жидкости, в левом — компас, часы и набор из пяти платков. Рассматриваю часы, "ТISS0T 1853, PR50", Швейцария. Стоящая вещь. Как раз для дипломатических приёмов… на болоте.

"Отто, — одёргиваю себя, — да ты никак становишься брюзгой! Не рановато ли"?

Надеваю часы. Браслет плотно охватывает запястье. В правом кармане брюк обнаруживаю противомоскитную сетку, в левом — пластиковый конверт с салфетками. Ну и ну! Вот это забота! Может, ещё шахматный столик и кофеварку попросить?

— Васо, не спи, давай оружие.

— Шеф без оружия.

Чувствую беспокойство:

— Вы меня в пустошь безоружным отправляете?

Он недовольно закатывает глаза, и что-то шепчет в переговорное устройство. Потом прислушивается к ответу. Морщится.

— Шарки, пусть брать мешки и не морочит голову, — кивая в сторону брезентовых рюкзаков, довольно чисто воспроизводит чью-то речь Васо. — Работать болото, жизни нет, людей нет. Пусто.

"Вот именно, что "пусто…"

Подхожу к вещмешкам. Содержимое первого успокаивает: плащ-палатка, две бухты капронового троса, наборы крючьев, два ножа, топор, фляга, металлическая кружка, миска, ложка. А ещё солидный, на все случаи жизни, большой аптечный набор… всё лёгкое, блестящее, пахнущее маслом, тальком и свежей резиной. Всё в новеньких чехлах с прочными, титановыми карабинами, чтоб, значит, на все случаи жизни и для удобства крепления к поясу. Всё с пониманием разложено по бесчисленному множеству отделений, карманов и кармашков. Все клапана, застёжки, змейки аккуратно застёгнуты. Ничего себе! Может, и в этой стране когда-нибудь порядок будет? Я доволен. С такой экипировкой можно и на северный полюс…

"Какие глупости! У меня в кармане целое состояние, куда меня несёт?! Ведь можно всё бросить и бежать прямо сейчас. Катерину выкуплю позже. Зато уже сегодня можно будет принять ванну в шикарном отеле, в ресторане заказать что-нибудь экзотическое, такое, чтобы несколько официантов объясняли, с чем это едят, а главное, как к этому подступиться…

И забыть! Всё забыть и никогда не вспоминать…"

Трясу головой. Не надо. И в самом деле, день-два роли не играют. Сгоняю на болото, выдерну Катерину, и послезавтра будем в этой ванной вдвоём сидеть.

"Впрочем, вряд-ли, — думаю, вспоминая карту, — двумя сутками не отделаюсь. Неделя, а то и две, не меньше".

Но без Катерины невозможно. Кроме того, из фирмы тоже надо исчезнуть красиво. Навредить они могут крепко. На всю оставшуюся жизнь".

Заглядываю во второй мешок и вопросительно смотрю на Васо. Он не отводит взгляд. Но и не отвечает.

Внутри рюкзака лежит пластиковый полупрозрачный пакет, сквозь стенки которого отсвечивают жестью консервные банки.

— Что это?

Васо с минуту раздумывает, потом снова шепчется с микрофоном.

— Ядрёные лимонки, поздняя селекция, — едва ворочая языком, вещает Васо. Замолкает. Думает. Уточняет: — Лимонки с ядрышками. Проф заказал. И сын.

— Может, с косточками, Васо?

Васо двигает бровями. Васо думает.

— Нет, — говорит Васо. — С ядрышками. Ядрёные лимонки. Последняя работа.

— Понятно… — впервые вижу консервированные лимоны. Похоже, у этой парочки последняя стадия авитаминоза.

Приподнимаю мешок с консервами правой рукой и слегка встряхиваю.

— А носильщика они не заказывали?

Васо смотрит на часы. Куда он всё время торопится?

Отпускаю мешок, тот с грохотом падает на пол. Васо подпрыгивает, приседает и заметно бледнеет. Его усы чёрными гусеницами вот-вот уползут по своим делам:

— Шарки, какого чёрта?

Вот, как язык учить надо! И чего это он вскинулся? Что-то сегодня все такие нервные!..

Перекладываю телефон в пустующий боковой карман куртки, тщательно застёгиваю клапан и запихиваю плащ в мешок с консервами.

— Плащ. Зачем?

Гляди-ка, сфинкс заинтересовался!

— Шеф. Приказал! — я тоже знаю, что такое лаконичность.

Васо немедленно советуется со своим переговорным устройством. Что бы ему там ни ответили, он остался недоволен. Впрочем, как всегда.

Ещё раз проверяю шнуровку, несколько раз подпрыгиваю: ботинки поджимают, но это допустимо — разносятся. Вещмешок с консервами забрасываю на спину, а большой джентльменский набор беру в правую руку.

Венгр немедленно поворачивается спиной и, даже не думая мне помочь, выходит. Едва успеваю поставить ногу на порог прежде, чем дверь закроется. Протискиваюсь в коридор, даже не думая обижаться. Наоборот, молю Бога, чтобы Васо не обернулся. Контролировать своё лицо уже нет никакой возможности. Меня переполняет счастье. Я добился своего.

Этим коридором я иду в последний раз.

А там будь, что будет…

Загрузка...