Десант в настоящее

II

— Так не бывает, — мой голос холоден, но сказать, что я не был взволнован, значило сильно погрешить против истины. — Выход есть всегда, проблема в том, насколько он очевиден.

— Давай, давай, — отозвался Василий. — Может, вернёшься на болото, поищешь ещё один мешок с бензином? А потом с этим мешком прямо сюда, на Луну? Пешком?

— Сколько осталось до посадки? — спросил я Катерину.

Она тут же поднялась с кресла и, легко, на носках, взбежав вверх по трапу, поднялась в рубку управления.

Через минуту она ответила по громкой связи:

— Четверть часа, командир.

"Угроза что-либо предпринять в Лунном городе, на самом деле, пустая похвальба. И Василий это знает. Он пятьдесят лет изучал технику пришельцев, разобрался в ней настолько, что сумел перевести приборы контроля и управления на человеческий лад. Даже если бы его отставание составляло не двадцать минут, а двадцать лет… и тогда мне не удалось бы как-то помешать его высадке. А может, пусть себе высаживается? Что мне до него?"

— Катерина, а что означает "включение" автопилота? Что при этом происходит?

— Отключается пульт управления. На главном мониторе появляется предупредительный сигнал, работают только индикаторы состояния.

— И человек, находящийся за пультом управления челнока, вмешаться в процесс движения не может?

— Да, командир.

"Что это она заладила: командир, командир…"

— Это отключение означает, что движением челнока управляет кто-то с Базы?

— Да, человек или программа.

Я задумался. "Программа…"

— Получается, что как только мы сядем, отключится программа автопилота, и наш челнок станет управляемым, а крейсер Василия ещё треть часа будет идти на автопилоте?

— Да, командир. По-крайней мере, на Базе всё именно так и происходило: завершение стыковки к шлюзу означало отключение автопилота. После этого можно было немедленно стартовать.

Жизнь опять казалась простой и ясной. И было совершенно неважно: слышит нас Василий или нет.

— Катерина, я сейчас поднимусь к тебе. Ты говорила, что управление больших навыков не требует. Вот и покажешь за оставшееся время, что там у тебя нужно нажимать…

— Может, скажешь, что задумал? — поинтересовался Василий. — Интересно же.

— Почему нет? Мы садимся. Автопилот завершает свою работу. Моя команда покидает челнок. Я стартую. И на полной тяге иду в лобовую атаку на твой крейсер. Ты-то ничего сделать не сможешь. У тебя автопилот всё ещё будет работать…

— Что за глупости, Отто? Зачем тебе это?

— Сэр, но мы не знаем, какой там воздух!

— И есть ли там воздух вообще…

— Неужели обязательно умирать?

— Еще есть время подумать!

— Я тебя не оставлю!

— Все равно умрём, времени нет, это приказ! — я поднимаюсь с кресла, и шагаю по круговой дорожке за их спинами: — Воздух там есть. Я даже могу сказать какой: с запахом мяты и ментола. Кроме того, если Василию удалось ликвидировать все следы прошлых хозяёв Базы, то эти хозяева были людьми, в этом можно не сомневаться. Чтобы сюда добраться, он легко пожертвовал и Базой, и персоналом. Значит, здесь вы сможете выжить, найти воду и пищу. И это хорошо. Плохо, что в руках маньяка окажутся ещё большие возможности, чем те, которыми он располагал на Базе. А тех хватало, чтобы захватить всю Землю. Этого парня надо остановить. И я это сделаю!

— Отто, ты меня не понял. "Захват" Земли был нужен, чтобы спасти людей от ледникового периода и добраться до Лунного города. Теперь, в пятнадцати минутах от цели, мне это не нужно…

— Только стопроцентные решения, Василий, — в ушах звенит колокол. — Катерина, я поднимаюсь к тебе. Остальные готовьтесь к эвакуации. Как только сядем, всем немедленно покинуть борт.

Я уже не могу надышаться, вспотели ладони.

Я готовлюсь к смерти.

Я всё равно не верю, что когда-нибудь вернусь домой. Каждая попытка только отбрасывает меня всё дальше. Цель недостижима. Значит, нет смысла и продолжать…

— Сэр, позвольте это сделать нам.

Я с удивлением смотрю на Первого.

— Тебе что, жить надоело?

— Нет, сэр, просто вы — командир. Вы не можете оставить подразделение без руководства. Прикажите это сделать нам. Мы практиковались в управлении челноком.

— Справимся! — вступает в разговор Седьмой.

Я перевожу на него взгляд. Тот поднялся вслед за Первым, и стоит у своего кресла.

— Парни, зачем это вам? Это не ваша война. Вы и Землю-то не видели. Не ходили по ней, не дышали её воздухом. Вы не видели людей, ради которых собираетесь геройски умереть. Я не позволю вам сделать этого. Отправить людей на смерть, а самому резвиться с их женщинами? Это невозможно, вы отнимаете моё время, готовьтесь к высадке!

— Отто, — это рассудительная Лиля, тоже встала с кресла, подходит ко мне. — Мне кажется, ты горячишься. Если Василий — тот, за кого мы его принимаем, то столкновение челнока с его крейсером повредить ему не сможет. В итоге получим бессмысленную смерть человека, которого так долго ждали, и которому так много суждено сделать. Если Василий — обычный человек, по воле случая прикоснувшийся к могуществу и готовый обратить свою мощь во вред другим людям, то неужели мы с ним не справимся? — Она подошла ко мне так близко, что я уже чувствовал её нежное дыхание на своём лице. — Кроме того, ты допустил ещё одну ошибку: мы — твои женщины, и даже если ты пообещал нас этим людям, то поступил, по меньшей мере, опрометчиво. Нам кроме тебя никто не нужен.

— Первый и Седьмой, — это голос Василия, холодный и бесстрастный, — действуйте!

Первый и Седьмой скользят прочь от своих кресел, в руках — ножи, на лицах — бесстрастные маски. Их движения стремительны, перевоплощение ужасно. Первый движется в обход, чтобы подойти справа. Ему для этого нужно обогнуть ещё несколько кресел, но Седьмой уже рядом. Между нами Лиля. Она ещё не сообразила, что произошло. Она ещё не поняла, что смерть всё это время была здесь, между нами, рядом с ней.

Я пытаюсь столкнуть её с линии атаки, но Седьмой слишком быстр. Я вижу, я чувствую, что не успеваю. Его нож серебристой змейкой скользит по её горлу, за ним вытягивается алая полоса, набухающая кровавой пузырящейся массой.

— Нет! — я не узнаю своего голоса.

Это не было схваткой. Вопреки здравому смыслу я рванулся к Седьмому. Он никак не ожидал этого. Он — блестящий аналитический ум, готовый низвергать основы мировоззрений. Он растерялся, потому что я поступил нелогично. Только поэтому мне удалось выбить у него нож. Я подмял его под себя и свернул ему шею, развернув голову на положенный угол, чуть приподняв для верности вверх.

Я знал, что Лиле мне уже не помочь, и понял, что проклят.

Я несу смерть врагам и горе любимым.

Первый!

Круто разворачиваюсь и выхватываю нож.

Вот он: низкая стойка, плавные кошачьи движения. Господи, как я омерзителен! Ведь это же я. Кто же ещё? Где? Да вот, прямо перед собой. Пустые, чуть скошенные вниз глаза. Белое лицо. Бескровные губы сжаты в узкую, неразличимую полоску… Таким видят мир те, кого я убиваю.

Господа! Делайте ваши ставки! Сегодня даже последний неудачник не может проиграть. Потому что на ринге Отто Пельтц дерётся насмерть с Отто Пельтцем! Это будет интересная схватка, господа. Противники знают друг о друге всё. Предугадывают каждое движение.

Мне его не одолеть. Седьмой был слишком умным, а мне было всё равно.

Было всё равно?

А разве что-то изменилось?

Мне ни за что не выбраться отсюда. Стоит ли противиться неизбежному? Я отвожу левую руку в сторону и чуть поворачиваюсь вправо, открывая сердце. Вижу, как дрогнули в усмешке его губы. Он смотрит в нижнюю часть корпуса. Но мы с ним знаем, что такое боковое зрение.

Oтто, Отто, куда уплыли твои бумажные кораблики? Матушка беспокойно проверяет: сухо ли у тебя в ботинках. Счастливая улыбка на суровом лице отца, когда ты принёс домой первую получку с мебельной фабрики. Пунцовые щёчки Грэтхен, признание в любви на узкой дорожке, спускающейся с горы старого замка. Они гордились тобой, радовались твоим успехам. И никто из них представить не мог, как стремительно всё изменится. Одно мгновение. Одно-единственное. И от той жизни не осталось ничего… даже сожаления…

— Oтто, Отто, — кто это кричит?

Голос Василия. Кто такой Василий? Что ему нужно?

— Открой дверь, Отто! Дверь!

Какая дверь? Какой Василий? Сейчас всё это кончится!

Сейчас мы со всем этим покончим.

Сейчас последует выпад. Ну, что ж: "удар в удар — сердце в сердце". Он начинает движение, я бросаюсь ему навстречу. Его лезвие легко проникает сквозь куртку, вспарывает кожу, мышцы, стремительно движется к сердцу, я чувствую то же, что и он. Мы одно целое. Мой нож в груди моего двойника, мы хватаемся левыми руками за локти правых рук друг друга. Из того места, где только что билось сердце, стремительно растёт обжигающий ледяной ком. Я вижу, как тускнеет его взгляд. Это мой взгляд. Вижу, как искажается бесстрастное лицо, теперь на нём боль, мука и удивление…

Это моя боль. Это моя мука. Удивление?

Нет. Этому миру уже давно ничем меня не удивить.

Пропади он пропадом!!!