Десант в настоящее

III

Сегодня на завтрак творог с изюмом, тосты с маслом, мёд, орехи и чёрный кофе. Я давлюсь творогом, совершенно не чувствую вкуса кофе и с изумлением обнаруживаю, что могу есть орехи без обязательных прежде упражнений с зубочисткой. Это приятное открытие. Зубы подогнаны, как планки дорогого паркета.

Мне велели ждать. Я и жду. При мне всё моё имущество, состоящее из ножа, телефонов, наполовину израсходованных аптечек и мирового запаса бриллиантов. Только бы выбраться отсюда, я сумею обеспечить своим женщинам счастливое будущее.

Остаются, конечно, ещё несколько вопросов… о Василии, например. Интересно, шары копировали Василия по той же методике, по которой сам Василий копировал сотрудников базы? Судя по всему — нет. Иначе были бы и другие члены экспедиции, и были бы копии самого Василия. И "Василиев" было, как минимум, двое… Но так ли важны ответы? И вообще, существует ли загадка большая, чем смысл жизни? Если нет, то умерим своё праздное любопытство и бежим отсюда, если есть такая возможность. Тем более что попутчики подобрались — лучше не придумаешь.

И всё-таки что будет дальше? Убежим от Василия, заживём счастливо и безбедно, будет у нас куча детишек… стоп! Отто, дорогой, но у тебя уже должна быть куча детишек! Не меньше тридцати штук! И каждому должно быть под пятьдесят. Стало быть, и внуками я уже обзавёлся, так что ли? И правнуками?!

Я делаю неосторожный глоток, и кофе устремляется в лёгкие. Захлёбываюсь, кашлем пытаюсь прочистить горло, вскакиваю, судорожно прижимаю салфетку ко рту. Кто-то изо всех сил колотит меня по спине.

— Всё, — хриплю. — Довольно… прошло уже.

Рядом — побледневшая официантка. Протягивает полотенце. Наши руки на мгновение соприкасаются. Она подошла вплотную, мне даже приходится сделать полшага назад, чтобы соблюсти какие-то приличия. Любопытно, но я совершенно не воспринимаю её Катериной. Чужой человек. Но она, похоже, не прочь постоять рядом ещё немного.

— Вам лучше?

Я не успеваю ответить. Знакомый голос властно отправляет официантку прочь.

— Его ни на минуту нельзя оставлять одного!

— Вы видели, какая нахалка?!

— С тобой всё в порядке, Отто? — это, конечно, моя Катерина.

Я киваю, ещё раз вытираю полотенцем губы и усаживаюсь вместе с ними за стол.

— Доброе утро, — это Катерина.

— Привет, — это Маша.

— Как спалось? — это Лиля.

— Доброе утро, привет, плохо, — а это я, пытаюсь вести разговор со своими невестами одновременно.

Они оценили мой ход. Расцвели, заулыбались. Как они прекрасны! Как давно у меня не было женщины! А женщин не было никогда. С ужасом чувствую, как моё лицо расплывается в счастливой, самодовольной улыбке.

— Почему плохо? — интересуется Лиля.

— Терпеть не могу творога, — сообщает Маша.

— Я тоже долго не могла уснуть, — жалуется Катерина.

"Да, Господи, Твоя взяла. Я хочу этого. Хочу этих женщин за одним столом, и в одной постели. Хочу слышать их голоса, как они переговариваются друг с другом, хочу смотреть на них, дышать ими…"

— Что может быть хуже ухода прекрасных женщин? Я знаю один неплохой ресторанчик в Карачи. Тебе следовало вернуться. Думаю, вдвоём мы бы справились с нашей бессонницей.

Они хлопают в ладоши и смеются. Официантка приносит еду, ловко и быстро расставляет тарелки по столу. Передо мной опять чашка, полная чёрного дымящегося кофе. Любопытно, со стороны девушки я не чувствую обиды и напряжения. Может здесь так принято? И то, как мои женщины её отправили, не является грубостью?

Официантка забирает у меня полотенце, приветливо желает всем приятного аппетита и уходит. Игра продолжается:

— И что там подают?

— Ты мне начинаешь нравиться.

— Никогда так не смеялась.

— Осьминожку. Только для твоих глаз. Никогда не говори никогда. — Эта задачка была не из самых сложных.

Меня вновь награждают аплодисментами. Даже Катерина на какое-то мгновение оживает и со смехом кричит "Браво!" Я не могу сдержаться и беру её за руку. Она не возражает. Я люблю её. И я доволен собой.

— Будь осторожен в обещаниях, — заботливо советует Маша. — На Базе есть женщины красивее нас.

— О, госпожа, так ослепляет ваша красота, что проношу я ложку мимо рта. Куда уж мне теперь другую женщину увидеть…

— Тогда тебе нужны чёрные очки и тросточка, — замечает рассудительная Лиля. — Ты ещё и стихи пишешь?

— Нет, — я немного растерян. — Случайно получилось…

— Кстати о тросточке, — перебивает меня Маша. — А мне ты можешь сделать такой же кораблик, как у Катерины?

— Терпение, девочки, — пытается урезонить их Катерина, свободной рукой она достаёт из сумочки галеон и ставит его на стол. — Господин Пельтц, похоже, готов обслужить не только нас, но и весь женский персонал Базы.

Мне слышится насмешка, но осуждения в её голосе нет.

Я отпускаю её руку, беру со стола игрушку, снимаю с пояса нож и приступаю к гравировке.

— Англичане говорят: "Дайте собаке плохую кличку и можете смело её повесить". Сейчас мы дадим этой посудине такое имя, что она доплывёт до Антарктиды.

Они с восхищением смотрят на скупые, точные движения моих рук. Пусть смотрят. Мне самому нравится.

— И всё-таки, Мастер, — напоминает Маша. — Куда записываться в очередь за вашими шедеврами?

— Красивых женщин обслуживаем без очереди, — отвечаю важно, в соответствии с только что присвоенным званием. — Одна беда, материал нужен. Без материала, госпожа, сами понимаете, никак!

— У нас как раз сегодня облёт, — радостно сообщает Маша.

Её грудь колышется в такт движениям рук, и мне приходится прилагать немалые усилия, чтобы сосредоточиться на работе. Стружку стряхиваю прямо на скатерть. Не мне же убирать…

— Что за облёт такой?

— Техобслуживание ретрансляторов, — уточняет Катерина.

— Понятно…

— Сомневаюсь, — усмехается Лиля. — Вся информация накапливается в коллекторах ретрансляторов, и только потом, одним пакетом передаётся к нам, на Базу. Меры безопасности.

— И вы "техобслуживаете"?

Они дружно пренебрежительно фыркают.

— Как это бестактно!

— Девочки, он забывается!

— Мы пилоты, — проникновенно объясняет Лиля. — Экипаж челнока два ноля семь, в полном составе.

Нож на мгновение замирает. Эту часть я совершенно выпустил из виду. Я обошёл Базу уже несколько раз, интересуясь главным образом общей архитектурой и системами жизнеобеспечения. На одну только отсечную дверь потратил два дня. Зачем мне это было нужно — не знаю. Ничего не мог с собой поделать. Слабость у меня к сейфам. А вот о транспорте как-то не подумал…

— Итого, у вас тут больше семи челноков.

— Четыре, — строго поправляет Маша. — Но нам нравится этот номер.

"Ещё бы!", — ухмыляюсь я про себя.

Работа почти закончена. Девушки прилагают немалые усилия, чтобы разглядеть, чьё имя я вырезал на корме. Их ждёт небольшой сюрприз. Или немалое разочарование, смотря как относиться к моей проблеме.

— Мы говорили о сегодняшнем облёте, — напоминаю Маше о прерванной теме.

— Я просто подумала, что мы могли бы взять тебя с собой. Сегодня летим на точку в лесу, ты бы мог сам подобрать подходящую деревяшку…

— Это невозможно, — немедленно набрасываются на малышку её подруги. — У нас все места заняты техниками, куда мы его посадим?

— Что ещё за техники? — я недовольно вскидываю бровь. — Зачем нам техники? Что мы — без техников не справимся? В крайнем случае, я могу постоять.

Снова дружелюбное хихиканье.

— Нет, Мастер, без техников нельзя. Мы их доставим, и они будут работать. А ты, если, конечно, полетишь с нами, сможешь подыскать что-то стоящее…

— Для этого никуда не нужно лететь, я уже нашёл…

— А ветку винограда ты можешь вырезать?

— Для вас, дорогие мои, я всё могу, — работу я закончил, но показывать её не тороплюсь. — Вот только техники… вы уверены, что без них — никак?

— Уверены-уверены, — внезапно вклинивается в разговор голос Василия. — Отто, можешь лететь, только смотри — без фокусов! Девушки, присматривайте за этим парнем, чуть что — не церемоньтесь, ничего ему не сделается. И не забудьте ему объяснить, что захват челнока лишён смысла: автопилот по моему сигналу отключит ручное управление и сам приведёт машину на Базу.

Я передаю женщинам галеон, и они разглядывают имя на корме: "КАЛИМА". Они переглядываются между собой и поднимаются из-за стола. Не успеваю вместе с ними подняться, как они все, одновременно, меня целуют…

— Послушай, урод, ты не пара для таких красавиц!

Девушки прячутся мне за спину.

Я поражён.

Такая реакция совсем не в духе моей Катерины. Маскируются? Не хотят раньше времени выказывать боеготовность?

Перевожу взгляд на источник беспокойства. Над столом башней возвышается Никодимыч с номером "5" на рукаве. Борода воинственно задрана вверх, маленькие глазки на красном, лоснящемся лице беспокойно бегают. Правая рука на поясе, рядом с рукояткой ножа.

Меня разбирает смех. Его группа поддержки, ещё два Никодимыча, стоят в четырёх шагах от нас. И выглядят так же: пугливая настороженность. Вдруг укусит! Встаю. Обхожу стол. Подхожу к Пятому вплотную и заглядываю в его беспокойные глаза. На самом их дне вижу страх. Я не удивлён. Всё было и так понятно. Получил человек приказ: подойди к новичку и потрепи ему нервы. Если получится — убей, нет — пеняй на себя. Сам виноват. Умри, но приказ выполни. Вот он и выполняет. Только умирать не хочет.

— А ты что, мне свои услуги предлагаешь? — говорю громко и внятно, чтобы мои слова были слышны в самом дальнем углу притихшего зала. — Так я бородатыми мальчиками не интересуюсь.

Никодимыч пытается отскочить, выхватывает нож, но я следую за ним, нож упирается мне в пояс, набитый пластиковыми аптечками.

— Какой симпатичный ножик, — я делаю вид, что внимательно рассматриваю нож, приставленный к моему животу. — Где взял? Украл?

Бородач уже не пытается что-то сказать. Страх, прячущийся на самом донышке глаз, сочится у него из всех пор, выплёскивается наружу крупными каплями пота на лбу и быстро превращается в ужас. Он ничего не говорит, только отступает. Группа поддержки пятится вместе с нами.

Так мы и перемещаемся в полной тишине по залу.

Мой расчёт простой: если он ножом надавит, то аптечки меня прикроют. А чтобы пробиться через них или изменить место укола, ему придётся сделать замах… и тогда я отберу у него нож.

Неожиданно для самого себя опираюсь на лезвие ножа аптечками, вытягиваюсь на носки и облизываю ему правое ухо.

С жалобным визгом Пятый отскакивает. На этот раз я его не преследую, остаюсь на месте. Никодимыч левой рукой пытается вытереть влажное ухо. Я поднимаю указательный палец и назидательно замечаю:

— А ведь мог и откусить! Так что теперь это ухо — моё. Твой номер я запомнил. В следующий раз, как попадёшься на глаза, я это ухо отрежу и съем. Понятно?

Не опуская руку с ножом, он нервно кивает и вновь пятится. Стою неподвижно, смотрю ему в глаза и говорю, не повышая голоса:

— Я не слышу…

— Понятно, — хрипит Никодимыч.

— Громче!

— Понятно, — он почти воет.

Я легче его в два раза. Но воля противника парализована, потому что он уже видит не меня, он видит свою боль и увечья.

Любая собака в несколько раз легче и слабее человека.

Почему же люди боятся собаку? Потому что она может укусить. Внушите себе желание, вот сейчас, именно в это мгновение до смерти закусать пса. Забудьте о том, что вы — жертва, и уверяю вас, ваш четвероногий враг, поджав хвост и жалобно повизгивая, тут же умчится прочь…

Я поворачиваюсь к Никодимычу спиной и спокойно возвращаюсь к столу.

— Фашист! — тоненько пискнул чей-то голосок.

Я даже не обернулся.

Девушки по-прежнему стоят за моим стулом. На их лицах сложная смесь ужаса и отвращения. Нет. Среди них нет моей Катерины. Я давно заметил: люди весь обед могут восхищаться поваром, но стоит им пройти на кухню и увидеть человека, снимающего шкуру с кролика, как они почему-то бледнеют и спешат поскорее убраться вон.

— Он такой милый, — непринуждённо говорю я.

— М-да! — вдруг оживает трубка у меня на поясе. — Уж лучше бы ты свои анекдоты рассказывал…

Неужели было бы лучше, если бы я его убил?