Десант в настоящее

II

Продолжительное отсутствие врага, ясной цели и разрешимой задачи способно более верно уничтожить армию, чем все вместе взятые гениальные действия её противника. Поэтому в периоды затишья командиры, кроме обычных интендантских проблем, ломают головы над тем, чем бы занять солдат, чтобы они, — не дай Бог! — не начали думать.

Мысль — главный убийца бездействующей армии. Ни один человек, способный думать, не захочет умирать. Ни за деньги, ни за Родину, ни за идею. На войне люди погибают, но исключительно в силу обстоятельств, а не по идеологическим соображениям. Легенды о подвигах, как примеры мученичества за идеалы, придумывают молодые романтики, которым позарез нужны героические фронтиры, и подлецы-политики, которым нужны те же фронтиры, только далеко не по романтическим соображениям… и не для себя.

Отто Пельтц, плотник, сын и внук плотника, мечтающий только об одном, чтобы мир забыл о нём, оставил его в покое, сидел в глубоком кресле посреди чужой, холодной комнаты и не мог поверить в реальность сделанного ему предложения. Ему предлагали армию. И эта армия не могла больше ждать…

— Я не могу больше ждать, Отто. Всё готово. Сеть агентов по всему миру в тысячу раз мощнее по численности и оснащённости сети коммунистов середины двадцатого столетия. Средства массовой информации под контролем. Крупнейшие энергетические и транспортные компании, финансовые корпорации, сельскохозяйственный рынок, всё так или иначе зависит от наших решений. Это — колоссальная армия, которая ждёт только одного приказа. Твоего приказа!

— Знаю, знаю, — пробормотал Отто. — В первую очередь телефон, телеграф и железнодорожный вокзал… а мосты в первую голову!..

— О чём это ты? — настороженно переспросил Василий.

— Твоего идейного учителя цитирую, неужели не узнаёшь? Или сам, как не лучшая копия, основные цитаты классиков позабыл?

— Опять юродствуешь? — укоризненно проговорил Василий. — Может, я и в самом деле туп и всё никак не могу объяснить тебе твою задачу…

— Не нужно, — прервал его Отто, — я всё понял. Фюрером Ойкумены становлюсь я, при поддержке истинного бога — тебя. Я — первое лицо планетарной империи, ты — серый кардинал, мозги и бицепсы пятого рейха. Подчиняем себе планету Земля для решения трёх задач: первая, прекратить любые вооружённые столкновения от глобальных войн до мелких конфликтов. Сэкономленные на прекращении войн и приумноженные на объединении наций ресурсы направляем на решение второй задачи: широкомасштабная экспансия человечества в космос, освоение ближайших планет, а оттуда ещё дальше, к чёртовой матери… в космос, я имею в виду. Решение третьей задачи является следствием решения второй: разгрузка Земли от варваров-людей позволит быстро вернуть природе её первозданный вид. На входе имеем что-то около миллиарда недовольных, от которых избавляемся исключительно научно: первыми партиями отправляем на освоение других планет, где они быстро вымрут и принесут большую пользу в качестве удобрений для бедных фосфором и азотом почв. На выходе получаем империю межпланетного масштаба, железный кулак для начала штурма звёзд. Штаб-квартира и центральный дворец, разумеется, где-нибудь посреди девственных лесов средней полосы России, рядом с голубыми озёрами. Сюда можно будет приглашать на кратковременный отдых передовиков производств и других партийных подонков, доказавших свою преданность чьей-то кровью или любым другим подлым способом. Остальные будут вынуждены трудиться, чтобы получить право на хлеб или просто за глоток воздуха. Как кому повезёт. За изготовление, распространение и потребление алкогольных и наркотических средств пожизненные каторжные работы. Презервативы и аборты запретить под угрозой немедленного расстрела. Потребность в человеческих ресурсах у нас будет весьма велика. Учитывая индивидуальное бессмертие и неограниченный кредит ограбленных пришельцев в виде богатств и технологий, всё это можно будет провернуть единой программой в течение жизни каких-нибудь двух-трёх поколений. Уже через сто лет новый порядок будет казаться населению вечным, незыблемым и единственно верным.

Он замолчал, перевёл дух, потом поинтересовался:

— Ну, как? Вроде ничего не забыл?

— Забыл. Всё это делается для блага людей. Если немедленно не сосредоточить власть и ресурсы в одних руках, человечество погибнет. Должен найтись человек, который не побоится взять на себя ответственность. Человек, который знает будущее. Там, впереди, бесславный конец, Отто. Мы вынуждены проявить жестокость, чтобы дать миру шанс. Вспомни, как ты проходил практику водолазов-спасателей. Только жестокостью можно привести в чувство тонущего человека, который цепляется за тебя мёртвой хваткой и тянет за собой на дно. Обледенение планеты происходит за каких-то десять-двадцать лет. Известный тебе мир исчезнет. Нет сельского хозяйства — нет еды, нет еды — нет цивилизации. И опять тысячу лет миром будет править лёд…

— Точно, — Отто щёлкнул пальцами, — будем бороться за мир во всём мире, пока от него не останется камня на камне. Борьбу за мир будем вести всем имеющимся оружием, кроме бактериологического… кстати, босс, а что мы будем делать с евреями?

Василий тяжело вздыхает:

— Юродствуешь… Отто, давай начистоту. Что тебя не устраивает? Я ведь о тебе многое знаю, — Отто затаил дыхание. — Ты — убийца. И убивал не для того, чтобы защитить свою жизнь, и не за великую идею…

— Но и не ради удовольствия, — перебил его Отто.

— Вот как? — удивился Василий. — Допускаю, что удовольствие от самого процесса ты не получал, зато уверен, что за "процесс" брал деньги. Это уже на выручку ты покупал себе удовольствие. Ты и вправду полагаешь это смягчающим обстоятельством? На твоём месте другой постеснялся бы людям в глаза смотреть, а ты… девушкам глазки строишь.

— Мне нечего стесняться. Я такой, каким меня сделал мир. И пусть я не ангел, но предпочитаю, чтобы люди меня воспринимали таким, какой я есть, а не таким, каким бы им хотелось меня видеть. И девушки не исключение…

Отто перевёл дух и решил сменить тему. На самом деле, он совсем не так был уверен в своих словах, как ему этого хотелось:

— Я — не тот, кто тебе нужен, Василий. У тебя глобальное мышление. Мазки твоих рассуждений покрывают всё человечество. Ты стряхиваешь кисточку, и с неё миллионами сыпятся жизни, а тебе всё равно. Ты так легко вычеркнул миллиард населения, что возникает вопрос: а знаешь ли ты, что такое смерть? Понимаешь ли ты, как это: когда папа или мама, сын или дочь, однажды не возвращаются домой, а на следующий день родные опознают тело в морге? Как семья сидит вечером, не зажигая света, и все молчат, потому что любое слово будет ложью. Им хочется не разговаривать, — а выть. Но они и этого не могут, потому что боятся за психику друг друга. И спать они не могут, потому что тогда лгать придётся себе. Их прежняя жизнь убита, и никогда не вернётся. И эту жизнь убил ты, Василий. Ты думал об этом?

Василий молчал, а Отто уже не мог сдерживаться:

— Я вижу, ты себе присмотрел роль кремлёвского мечтателя? Тогда так и надо было говорить: "Здравствуй, Отто. Я — твой бог, несу счастье и радость добрым людям. Я буду называть тебя Железный Феликс, и для начала убей миллиард человек!"

— Довольно, — говорит Василий, в его голосе опять скука. — Принимай гостей, но тема не исчерпана. Освободишься — продолжим.

Что ещё за гости? — Отто весь подобрался, но Василий уже молчал.

Дверь открылась.

— Здесь не принято стучать? — Отто вскочил с кресла и взялся за нож, ожидая полицейского наряда, но в комнату вошла девушка.

— Мы не помешали? — спросила блондинка, высокая Катерина с хозяйским, оценивающим взглядом.

— Мы только познакомиться, — робко, прямо с дверей проговорила другая Катерина. Она была не ниже первой, но как-то изящней и женственней.

— Здесь новичкам нужен особый уход, — заявила третья.

Эта была пониже первых двух, с осиной талией и великолепным бюстом.

Отто сглотнул слюну, и ему показалось, что этот звук разнёсся по базе гулким эхом. Это была тройка Катерин, вечно опаздывающих к обеду, вечно над чем-то смеющихся. Тройка самых прекрасных женщин из всех, кого ему только довелось видеть в своей жизни.

— Мы не помешали? — повторила вопрос вторая Катерина.

— Нет, — проскрипел Отто. — Не помешали.

Он смотрел, как девушки, перебрасываясь непонятными ему шутками, рассаживаются. Они были одеты в плотно облегающие костюмы; игра мышц на спортивных ногах гипнотизировала Отто, стесняла дыхание, сбивала с ритма сердце. В комнате властно хозяйничала сложная смесь дорогих духов, мыла и сладкого запаха чистого женского тела. У него закружилась голова. Появилось желание вскочить и убежать.

— Смотрите, какая прелесть! — проговорила первая Катерина, держа в руках деревянный галеон. Она присела на стул возле стола и поэтому раньше своих подруг увидела игрушку. — Какой милый кораблик.

Вторая вскочила с кровати, выхватила судёнышко у Первой и принялась вертеть его и так, и эдак, будто это был не кусок потемневшего дерева, а сверкающее золотом украшение из ювелирного магазина.

Первая охотно уступила ей место у стола и пересела на кровать рядом с Третьей, которая не сдвинулась с места, но и у неё заблестели глаза.

— А как он называется?

— Галеон, — глухо ответил Отто.

— Нет, — настаивала Катерина возле стола. — Собственное имя у него есть?

— Пока нет. Как-то не подумал об этом.

"При чём тут галеон?" — подумал Отто. Он силился и не мог сбросить наваждение. Он видел свою Катерину. Это была она. Или они? Как правильно?

"Связь с большой землёй, судя по их нарядам и парфюмерии, налажена. Денег на досуг своего персонала Василий не жалеет". Эта мысль оказалась спасительной соломинкой. Он начал понемногу приходить в себя и вскоре, к немалому своему удивлению, обнаружил, что давно уже о чём-то разговаривает с Катеринами, уютно устроившимися у него на кровати.

— Нет, это не шёлк. Сейчас в моде синтетик-пламя, только для меня он слишком ярок. Если женщина не уверена в своих силах, для неё эта ткань просто спасение. Переливы на складках привлекают внимание, не позволяют мужчине отвлечься…

— …Больше по душе классические причёски, но длинные волосы требуют тщательного ухода.

— Мы до сих пор не познакомились.

— Маша, — это та, что пониже других, с шикарной грудью.

— Лиля, — это блондинка рядом с Машей.

— Катерина, — тихо представляется девушка, сидящая на стуле за столом.

Отто обнаруживает, что до сих пор сидит в своём кресле. Он галантно приподнимается:

— Отто Пельтц, к вашим услугам.

Его заявление вызывает у Лили и Маши весёлый смех и бурные аплодисменты. Он несколько мгновений смотрит на девушек, потом переводит взгляд на Катерину. Та, постукивая галеоном по столу, внимательно на него смотрит. Ей не до смеха. Отто чувствует, что тонет в её глазах.

— Ну, уморил!

— Во, даёт!

— А мы думали Папа Римский!

Они вновь смеются. Отто в недоумении оборачивается к Катерине. Та по-прежнему не сводит с него глаз и постукивает деревяшкой по столу. "Тут что-то не так!" — думает Отто.

Он переводит взгляд на старательно хохочущих девушек. Он чувствует игру. Их шутки не смешны, а смех фальшивый. От чего они его отвлекают? Нет! Они отвлекают не его!

Отто, посмеиваясь, оборачивается к Катерине.

— Может, пересядете к нам сюда, поближе?

Новый взрыв аплодисментов.

— Иду на вы, — задыхаясь, вымучивает из себя Маша.

— Может, у него в глазах двоится? — Лиля.

Отто с готовностью включается в игру. Он давно не смеялся. Ну как же! Как минимум пятьдесят лет! Поначалу собственный смех воспринимается воплями ворона над падалью. Потом, ничего… начинает получаться.

"Ну, а соль-то здесь в чём?" — думает Отто. Гогоча, он вновь оборачивается к Катерине. Та, вроде бы, оттаяла. По крайней мере, улыбается и всё ещё постукивает галеоном по столу.

"Вот оно: интервалы между ударами!"

— Значит так. Идёт капрал по плацу с дневальным, смотрит: голова лежит…

Три коротких удара галеоном по столу, пауза, три длинных, пауза, три коротких, пауза, пауза. Три коротких… Да ведь это SOS! Старый добрый Морзе! Тогда мир был иным, и всё было по-другому.

Он поднимается с кресла, подхватывает протестующую Катерину и усаживает её себе на колени. Левая рука активно жестикулирует, правая похлопывает по талии девушки…

— …я вижу, что голова! Почему не причёсана?

Три точки — тире — точка… — переходит он на радиотелеграфный код. "Понял".

Катерина замирает. Она больше не смеётся. Маша и Лиля с ужасом смотрят на её лицо. Она опускает голову. Отто чувствует, как ему на руку падают тяжёлые тёплые капли.

Лиля вскакивает с кровати:

— Я тоже хочу! — она сталкивает обмершую Катерину на кровать, сама взбирается на костлявые колени Отто, и ладошкой выстукивает на плече:

Два тире — две точки, точка — тире, точка — два тире… и в конце: точка-тире-три точки… "З-А-В-Т-Р-А, Ждать".

— Сейчас попробую что-нибудь повеселее. Командир расстрельной команды…

"Понял. З-А-В-Т-Р-А. Ждать" — отвечает Отто, и, не в силах больше сдерживаться, в бешеном темпе рассыпается бисером точек и тире: — "Я-Л-Ю-Б-Л-Ю-В-А-С-Д-Е-В-О-Ч-К-И".

Теперь замирает Лиля. Смех понемногу стихает. Ещё несколько вершин чёрного юмора, и от его мрачных анекдотов девушки совершенно естественно тускнеют.

Они собираются уходить. И Отто не в силах этому помешать.

Маша берёт со стола деревянную игрушку:

— Можно взять с собой?

— Можно с этим остаться… — Отто делает вид, что пытается её остановить.

Они старательно разыгрывают из себя чужих людей, но на глазах у всех слёзы. Особенно худо приходится Катерине. Подруги поддерживают её.

И выходят за дверь.

Отто лежит на спине. Все мышцы расслаблены, дыхание ровное. Со стороны кто угодно может поклясться, что он спит. Но это не так.

Он давно уже не чувствовал такого подъёма душевных и физических сил. Неделя отдыха, отличное питание, втягивающий режим тренировок. Он прекрасно выспался.

Он здоров и неприлично молод.

Ощущения фантастические.

Он не один. У него есть семья. Есть кто-то, кому он дорог, о ком нужно заботиться, кому можно довериться и кому приятно подчиняться. Отто улыбается. Подносит левую руку к губам. Солёная!..

Он мог подумать о такой возможности.

Василий проболтался, что женщин хватает на всех.

Потом не стал скрывать статистику воспроизводства оригиналов. Один из десятка. Если женщин на Базе порядка тридцати, то и выходит, что Катерин — трое. Ничего удивительного, что они решили объединиться, и ничего странного, что им пришлось прикинуться дурочками-хохотушками. Наверняка им не только дурочками приходилось прикидываться все эти годы…

Его улыбка увяла. Опять победа отдаёт горечью… да и где эта победа?

"Девчонки что-то задумали, — решил Отто. — И они торопятся. Правильно. Время теперь играет против нас".

— Отто?

— Чего тебе?

— Давай продолжим.

— А утром нельзя?

— Утром будет другой день, Отто. Другой день — другая жизнь. Там будет другой Отто, и другой Василий. Пусть сегодня эти, сегодняшние, договариваются.

Отто подносит к глазам светящийся циферблат часов. Половина первого.

— Ни днём от тебя покоя, ни ночью.

— Я был о тебе лучшего мнения, Отто. Таких женщин упустил. Нашёл, что им рассказывать. Неужели в твоём репертуаре ничего веселее не нашлось?

— А ты, значит, подслушивал?

— Нет, не "подслушивал". Старался быть в курсе событий.

— А если бы мне удалось затащить одну из них в постель, ты бы тоже "постарался быть в курсе"?

— Обязательно.

— А у тебя с этим делом всё в порядке? В твоих словах что-то нездоровое.

— Тронут твоей заботой, Отто. Почему ты улыбаешься?

Отто открывает глаза. Плотный мрак окружает его со всех сторон. "Интересно", — думает он, протягивает руку к выключателю и зажигает свет.

— Если моя забота тебя "трогает" сильнее, чем эти девицы, прими соболезнования.

— Можешь оставить их себе, — недовольно отвечает Василий. — Ты опять зарываешься. Твоё нахальство напоминает моль, лениво порхающую перед носом хозяйки. До её аплодисментов, разумеется. Кстати, эту троицу ты недооцениваешь. Эти барышни взбалмошны, своенравны, всегда себе на уме, и о чём они думают, только Богу известно…

— То есть, не тебе? — немедленно уточняет Отто.

— Похоже, ты меня подловил, — после минутной паузы соглашается Василий. — Только это ничего не меняет.

— На основании чего ты возомнил себя богом, Василий? Это так нескромно…

— Исключительно на опросе общественного мнения.

"Ну, погоди! Уж я-то знаю, кого мне спросить…"

Василий долго молчал, и Отто решил рискнуть:

— А почему они решили меня навестить? Какое они ко мне имеют отношение? Им-то обо мне что известно?

— Представь себе, ты знаменитость, Отто! Твой шеф был высокого мнения о твоей бесчеловечности и не поскромничал при описании твоих подвигов. Теперь ты — герой телесериалов и комиксов. Злодей мирового масштаба минувшей эпохи!

— Ты обо мне прочитал в Интернете? — уточнил Отто.

Его радовало, что белых пятен становится всё меньше.

— Между прочим, это их идея предложить оригиналу Отто Пельтца роль императора. И мне эта мысль пришлась по душе. Так что не удивляйся восторгу, с которым они встретили твоё выступление: "Отто Пельтц, к вашим услугам!" Ты был очень забавен…

"И в самом деле, молодцы девчонки! — подумал Отто, — и как здорово у них всё сошлось. Вот только как мне быть с их троекратным численным перевесом"?

— Ну, а меня, по-прежнему, эта идея не воодушевляет. Купи себе профессионального политика, заплати ему денег, сколько он захочет. И пусть себе сидит на императорском троне, а ты знай, — верёвочки дёргай…

— Проблема в их продажности, Отто. Сколько этому зверью не плати, оно всегда в карман смотреть будет. Они, как сварливые жёны: ни за что не соглашаются на роль содержанки. Их устраивает только всё. Всё, что есть, включая заначку на субботнюю выпивку.

Он немного помолчал, потом продолжил:

— Есть ещё одна причина. За каждым политиком, кроме шлейфа преступлений и неоплаченных долгов, неотступно следует его команда. Армия людей, которая кормится со стола лидера. Эта камарилья вездесуща, как болотная мошка. Я не могу довериться верхушке айсберга. Или буду вынужден следить за каждым его шагом, в постоянном страхе, что чего-то не учёл, в чём-то просчитался…

— То ли дело Отто Пельтц…

— Конечно, — принимает поддержку Василий. — За тобой ничего нет. И весь ты, как на ладони…

Отто вздрогнул.

— Василий, раз уж мы допускаем возможность твоей человеческой сущности, не сочтёшь ли ты достойной своего внимания просьбу о кратковременном отдыхе. Третий час…

— Спокойной ночи, Отто.

— Спокойной ночи, Василий.

Отто выключил свет и задумался.

Была какая-то связь между Василием и "Новыми услугами". Какая? Он знает Мичурина. Может, Шеф и Василий? Нет. Будь Василию известна личность Шефа, он бы не цитировал с такой убеждённостью досье Пельтца. Да и о Катерине он бы знал. Кстати, а кто такой сам Василий? Копия. Все покойники, там, на болоте, были копиями.

Точно!

"Экспедиция добралась до Базы. Шары в порядке защиты периметра уничтожили людей. Потом опомнились — не лучшее начало для встречи миров, — клонировали погибших, и привезли копии к тому месту, где я их нашёл. Велели возвращаться. Но вместо этого люди уселись в кружок, подумали-подумали, да и отравились, все до одного. Почему? Осознали своё несовершенство?"

Чувствуют ли копии своё несовершенство? Свою ущербность? Следует ли их считать людьми? Если они в состоянии отравиться, то, наверняка, следует. Уж очень это по-человечески.

Стоп! "А сам-то ты кто? — спросил себя Отто. — Ты ведь тоже копия! Чувствуешь ли ты своё несовершенство, следует ли тебя считать человеком?"

Он пошевелился, устраиваясь удобнее. Нет, он не чувствовал никакого несовершенства или ущербности. А вот насчёт человечности… на этот вопрос ему всегда было трудно ответить.

"А почему Василиев было два? Или три? Кто их сделал и с какой целью? Один сидел в компании мертвецов, другой лежал со мной на верхушке валуна, с третьим я встретился на базе. И если б не свалился ему под ноги, я бы на него напал. Просто так, с перепугу…"

"Отто, а почему ты вбил себе в голову, что Василий входил в состав погибшей экспедиции? Он этого не говорил. Более того, судя по некоторым ответам, он об экспедиции вообще ничего не знал. И не знает. Тогда откуда он взялся?"

"Нет! Это всё не то. Так гадать можно до бесконечности.

Нужно думать о связях Василия. О ком ещё из "Новых услуг" я с ним говорил?"

Отто терпеливо перебирал карточки в аккуратной картотеке своей памяти. Он нисколько не сомневался в успехе. Подсознание давно решило эту задачу. Если бы сам Отто был чуть меньшим рационалистом, чуть больше доверял чувствам, он бы уже знал этот ответ. А так приходится подбираться к нему длинными окольными путями.

"Васо! — вспомнил Отто. — Я говорил с ним о Васо. Василий спросил не о самом венгре, а о том, кто мне сказал, что в консервах — лимоны. Я ответил, что Шеф. Но на самом деле это сказал Васо, который говорит на ломанном русском и понимает через два слова третье".

Разгадка была рядом, только руку протянуть. Но что-то по-прежнему мешало. И Отто не стал настаивать. Он привычно расслабился и выровнял дыхание. Уже в полусне улыбнулся, и вместе с улыбкой пришла потрясающая мысль: "Если Господь дал мне три Катерины, и каждая из них намерена связать свою жизнь со мной, то можно ли поступать вопреки воле Господа?"