ЧВК "Пересвет". Книга третья

Глава 5

Тонкие полоски света пробивались сквозь полуприкрытые жалюзи большого окна. На полках книжного стеллажа стояли медицинские справочники и энциклопедии, рядом человеческий скелет и большая и подробная модель мозга, на которой каждый отдел был окрашен в свой уникальный цвет. Над массивным письменном столом светилась голограмма человеческого тела с указанием основных нервных узлов.

— Ваша светлость, вот вам мои настоятельные рекомендации, — профессор медицины и главный врач госпиталя в Минске, поправил тонкую оправу очков и пробежался взглядом по результатам последних анализов. — Ваше общее состояние нормализуется. Но нужен покой, особенно в ближайшие недели.

— Профессор, чуть больше конкретики, — ответил я с вежливой улыбкой.

— Два месяца и физически вы восстановитесь полностью. Но…

— Но что? — Снова это проклятое «но»! Обычно одно это слово перечеркивает всё хорошее, что было сказано до него.

— Но меня беспокоит повышенная мозговая активность. Да и в целом состояние нервной системы вызывает определенные вопросы. Я бы хотел понаблюдать вас подольше, провести тесты. Быть может это могло бы лечь в основу моего нового научного труда…

— Простите, профессор, но как-нибудь в другой раз, а еще лучше никогда. — Меньше всего мне улыбалась перспектива побывать подопытной крысой, которую будут изучать. — Эта ваша повышенная мозговая активность может быть следствием принятия «озверина» и сильного стресса?

— Предположим, что активность все же не моя, а ваша. И да, это основные причины, как я предполагаю. Но некоторые условия…

— Тогда на этом и остановимся. Стресс и озверин. Озверин и стресс. Плохое сочетание, вредное для нервов, — я поднялся из кресла. — Значит я выписываюсь.

— Ваша светлость, в покоях госпиталя восстановление пройдет быстрее…

— Нет, профессор, я вернусь в Крым. Слышали про уникальный микроклимат Ялты? Сочетание горного и морского воздуха, все дела. Ялтинский лук, опять-таки… Уж где-где, а там мои нервишки придут в порядок куда быстрее. Спасибо за оказанную помощь, дом Басмановых-Астафьевых в долгу не останется.

Тем же днём я покинул госпиталь, расположенный в пригороде Минска. Никогда не любил больниц с их запахом лекарств и вымытых с хлоркой полов. Хотя, признаться, в этом лечебном заведении ничего подобного не было — улыбчивый персонал, особенно медсестрички, никаких жутких плакатов с описаниями болезней, фикусов по углам. Да в воду для мытья полов они добавляли что-то приятно пахнущее. Но всё это не отменяло осознания того, что я нахожусь в больничной палате с «аквариумом» в углу.

Погода понемногу менялась и менялась в не лучшую сторону. Ветер крепчал, нагоняя с северо-запада тяжелые облака.

У главного входа меня ждал кортеж из трёх транспортных средств, центральный из которых был комфортабельным лимузином. Водитель в строгом костюме, который никак ее скрывал военной выправки, открыл мне дверь.

— Неважно выглядите, ваша светлость, — услышал я, залезая в салон лимузина. — Похудели, синяки под глазами.

— Я тоже рад тебя видеть, Снежана, — улыбнулся я прохладному тону адъютанта. — Твоя прямота все такая же прямая, а холодность по-прежнему холодная.

— Сочту это за комплимент, ваша светлость.

Снежана выглядела, как всегда, восхитительно. В этот раз она была в строгом деловом образе — юбка-карандаш, женственный приталенный пиджак, сшитый так, чтобы максимально подчеркнуть женственные формы. Пуговицы белоснежной блузки были слегка в натяг. И это, чёрт возьми, притягивало взгляд! На руках элегантные кожаные перчатки. Странно, на улице было довольно тепло.

Устроившись поудобней, я с трудом перевёл глаза на её лицо и улыбнулся максимально теплой улыбкой.

— Довольно меня жалеть! Я самостоятельно передвигаюсь, хожу в уборную и даже сам сбрил многодневную щетину. Так что жги, засыпай меня свежими новостями.

— Нужно было заказать для вас специальный орден «За бытовые нужды», ваша светлость, — улыбнулась Снежана. — Но новостей и впрямь предостаточно. Начну, пожалуй, с самой важной…

Она взяла лежащий радом кожаный портфель, на полсекунды приложила большой палец к медной пряжке и только потом открыла. Затем отточенным движением достала конверт и протянула мне.

— Это письмо передал ваш отец, князь Басманов-Астафьев. Оно адресовано только вам и написано от руки. Ваш отец образец классического воспитания и невероятных манер, — в последней фразе Снежаны мне почудился намёк на восхищение.

— Обычно принято навещать близких, попавших в больничные палаты, — ответил я, принимая конверт.

— Он прибыл сразу же, как только вас доставили в Минск. И пробыл там до момента, как пропала угроза вашей жизни.

— Правда? — удивился я. Мне до сих пор было непривычно, что у меня вдруг объявился отец. Впрочем, это у меня он вдруг объявился, а Максима Басманова-Астафьева он был уже давно. Много-много лет. — Не знал.

Конверт был из дорогой, бархатистой бумаги кремового цвета, запечатанный сургучом, да ещё и с оттиском фамильного герба.

— Вот уж классика, так классика… — я бережно провёл пальцами по печати.

— Да, смотрится благородно, как и полагается старинному аристократическому роду, ваша светлость.

— Продолжай.

— Но если этой печати коснётся посторонний, например я, то нервнопаралитический токсин попал бы в мой организм через кожу. С летальным исходом, само собой.

При словах о посторонних я чуть было не одёрнул руку, ещё один раз, когда мой адъютант сказал о смертоносном токсине. Ведь я чужак в чужом теле, хотя время от времени забываю об этом. Сразу вспомнилось тестирование в резиденции Дома в Горном Алтае… Надеюсь, что Снежане в моём поведении ничего не показалось странным.

— Хорошо, что я княжич Басманов Астафьев! — чуть нервно усмехнулся я. — И моей жизни не угрожают никакие отравленные печати с писем!

От небольшого усилия печать сломалась и в моих руках оказался лист бумаги, аккуратно сложенный вдвое. Плотная, белая и очень приятная на ощупь. Должно быть писать на такой одно удовольствие!

Мне вдруг стало совсем неуютно, ведь это письмо, по сути, чужого человека, предназначающееся не мне. Не просто тайна переписки, а нечто по-настоящему интимное, не предназначенное для посторонних глаз.

Но волею судеб письмо оказалось у меня. Что ж, значит будем читать, деваться то некуда.

Я развернул письмо. Красивый каллиграфически выверенный почерк, без единой помарочки, каждая буква имеет одинаковый наклон. Читать одно удовольствие!

' Дорогой сын!

К моему великому сожалению я не могу дождаться, пока ты придёшь в сознание. Доктора заверили меня, что твое состояние стабилизировалось и жизни ничего не угрожает. Только после этого я смог покинуть госпиталь в Минске и отправиться по делам. Уверен, что быстро пойдёшь на поправку, ведь ты Басманов-Астафьев, потомок древнего рода, чьи корни мощнее и глубже, чем даже у самого Императора!'

Вот так новости! Я перевёл дух. Значит всё что наговорил мне «дядюшка» имеет под собой основания…

' Мне стоит поблагодарить тебя, ведь тебе пришлось рисковать жизнью ради восстановления чести и благополучия нашего Дома. Твои жертвы оказались ненапрасными — Его Величество возобновил действия всех ранее приостановленных контрактов и подрядов. Однако за время простоя многие логистические цепочки оказались разорванными, а часть наших компаньонов менее надёжными, чем мне бы хотелось.

В связи с этими обстоятельствами я и твой старший брат отбываем на неопределённый срок. Андрей отбывает на Европу, мне же предстоит куда более опасное путешествие.

Надеюсь, что к нашему возвращению ты полностью восстановишься. А пока мы все переживаем за тебя, даже Андрей.

Обнимаю! Твою любящий отец.'

И красивая, витиеватая подпись, от которой так и веяло аристократическим духом.

Я сложил письмо обратно в конверт и спрятал во внутренний карман пиджака.

— Есть какие-нибудь новости от князя или моего старшего брата? — спросил я у Снежаны.

— Ваш старший брат всё ещё в полёте на Европу, но находится на связи и управляет делами Дома с борта корабля. Это не очень удобно из-за временного лага, но вполне осуществимо.

— Князь?

— От вашего отца пока вестей не было, ваша светлость.

— Держи меня в курсе.

— Будет исполнено.

Некоторое время я в задумчивости смотрел на проносящийся за окном пейзаж. Бескрайние поля сменялись яблоневыми и вишневыми садами. Красиво, но несколько однообразно. Заморосил мелкий противный дождь. Я потер глаза, отгоняя дремоту.

— Что там дальше?

— Его императорское величество приглашает вас на аудиенцию, как только будет позволять здоровье.

— Приглашение, обязательное к исполнению, — невесело ухмыльнулся я. — Согласуй с секретарём, что я прибуду в Петроград на аудиенцию через неделю.

— Вам показано два месяца покоя, — строго сказала Снежана.

— Да я сума сойду от такого длинного отпуска! — воскликнул я.

— Вас необходим отдых, ваша светлость, — настойчиво повторила Снежана.

Вот же упрямая! Не могли найти адъютанта по покладистей!

— Хорошо. Значит через две недели. И то, исключительно ради тебя. Это приказ, адъютант.

— Будет исполнено, ваша светлость.

Тем временем кортеж миновал большую дорожную развязку и свернул к военному аэродрому. Теперь по обочинам возвышались вековые сосны.

— Что с отрядом?

— У нас множество раненых, четверо довольно серьёзно.

— Убитых? — насторожился я.

— К счастью, все живы.

— Слава богу.

— Чего нельзя сказать о ЧВК «Ладога». Более половины погибло, включая офицерский состав. Остальные получили ранения разной степени тяжести. Если бы не мы, то «Ладоги» бы уже не существовало.

— А заодно и команды ученых… — добавил я. — И тогда бы нас всех ожидал провал по всем фронтам. Всех наших бойцов отправить в крымские здравницы на восстановление. Ребята заслужили.

— Уже сделано, ваша светлость. Пришлось взять на себя инициативу, пока вы были недееспособны.

— Снежана, вот прошу тебя — никогда больше не употреблять этот термин по отношению ко мне! — возмутился я. — Сразу же начинаю чувствовать себя немощным стариком!

— Прошу прощения, ваша светлость. Но когда вы плавали в аквариуме без намёка на сознание и лишь чуть подергивали руками и ногами, то вы были именно недееспособным.

— И ведь не поспоришь, — проворчал я. — Но впредь…

— Я поняла.

— Что там с моими офицерами?

— Виталик целыми днями рыбачит. С яхты вашего семейства.

— Пусть, — отмахнулся я.

— Шеф повредил лодыжку, но в остальном ни царапины. Не вылазит из самых злачных заведений Ялты.

— Он везучий и живучий сукин сын. Но пускай за ним присматривают. Найди кого-нибудь.

— Откуда, по-вашему, эти сведения?

— Да я понял, что ты все продумала на перед, Снежана, — улыбнулся я. — Даже боюсь уточнять, возникли ли проблемы, с которыми ты не смогла справиться?

— К сожалению, да, проблема есть.

Я расплылся в торжествующей улыбке. Наконец-то появилось то, с чем эта ледышка не смогла справиться!

— Дай-ка угадаю, — я скрестил руки на груди. — Имя проблемы — Дамьян?

— Да, ваша светлость, — вздохнула Снежана. — Дамьян Николич, командир свободных воинов «Свободни Балкан». По крайней мере он всюду об этом твердит. Он утверждает, что ваша светлость обещал ему дворянский титул. А еще он очень шумный, грубый и, цитирую, «готов слизать медок с моих сладких пирожочков»!

Мне потребовалось гигантское усилие, чтобы не расхохотаться — Дамьян и вправду очень шумный, любящий вино и пышные женские формы человек. У него даже получилось распалить саму Снежану.

— Он несколько преувеличивает насчёт дворянства. Я обещал замолвить ща него словечко перед Императором, но не более того.

— Ваша светлость считает это хорошей идеей? — удивленно приподняла брови Снежана.

— Он очень помог нам в Серой зоне. Я выполню обещание. Если император откажет, то придётся выплатить ему круглую сумму. Пригласи его в наш Ялтинский дворец и распорядись приготовить ему гостевые покои.

— Жить с этим хамом под одной крышей?

— Придется немного потерпеть. Это могла быть всего неделя, но теперь будет целых две, — подколол я адъютанта. — Я постараюсь немного угомонить Дамьяна. Кстати, а много у него бойцов в его «Свободных Балканах»?

— Три десятка бойцов, еще столько же пилотов и техников. Но они базируются на старой ремонтной базе, где раньше ремонтировали вертолеты и БПЛА.

— Во время войны?

— Да, ваша светлость.

— Это многое объясняет, — сказал я задумчиво. Эти сербы могли бы стать неплохим дополнением к «Пересвету». Нужно как следует обдумать этот вариант. При условии, что Дамьян получит желаемое.

Кортеж подъехал к КПП аэродрома и на минуту остановился. Из первого автомобиля вышел один из сопровождающих, предъявил документы, а после вернулся назад в автомобиль. Затем мы снова тронулись, но очень медленно — сразу за воротами находилась сканирующая установка.

Наконец мы миновали все преграды на пути и двинулись к большим ангарам.

— Как самочувствие Софии? — спросил я как бы невзначай. — У неё была повреждена спина.

— С госпожой Софией Марьясовой все хорошо, по крайней мере в плане здоровья. Она единственная, кто выпал из поля моего зрения и отбыла по семейным делам.

«Отбыла по семейным делам» обозначало, что София вернулась к поискам пропавшей сестры Екатерины. Может быть выяснила новые детали или вышла след.

Большой проблемой было то, что Екатерина была одной из учредителей ЧВК «Затмение», наравне с обоими княжичами Басмановыми-Астафьевыми — Андреем и Максимом, то есть с прежним Максимом. Теперешний Максим понятия не имел, как все это разгрести и как все это объяснить Софии. Но намерение помочь никуда не исчезло.

— Снежана, если будут новости от Софии или кто-то из офицеров захочет со мной связаться, то ставь меня в известность сразу же.

— Это не очень похоже на отдых, ваша светлость…

— Снежана! — мне пришлось чутка рыкнуть. Видимо все же слабость давала о себе знать, кидая тень на настроение. Ну да ничего, скоро будет Крым, скоро будет солнце, скоро будет море!

Кортеж остановился у одного из ангаров. «Вьюжинь 11» уже стоял снаружи и грел двигатели. Стоило мне выбраться из автомобиля, как из раскрытого грузового отсека показалось усатое лицо Поликарпыча. Завидев меня, он расплылся в улыбке.

— Ваша светлость! Рад видеть в вас в полном здравии! — воскликнул он, спускаясь по трапу. — Ну, почти полном…

Мы пожали руки.

— Пустяки, дружище! — ответил я. — Главное, чтобы у твоей птички крылья с хвостом не отвалились. Обидно будет не долететь до Крыма.

— Не будьте таким злопамятным, ваша светлость, — хохотнул старый пилот. — Долетим как надо, всего с одной аварийной посадкой! Проходите, устраивайтесь в комфортабельном салоне нашего лайнера…

Мы поднялись в брюхо грузового самолета и вот не знаю почему, но я ощутил себя в надёжных руках. Даже в роскошном салоне лимузина мне было менее комфортно, чем в повидавшем многое «Вьюжине»!

Едва мы со Снежаной устроились на пассажирских местах, как Поликарпыч поднял сходни грузового шлюза и вывел самолёт на взлетную полосу.

Циклон, пришедший с Балтийского моря, и не собирался утихать. Наоборот, дождь только усилился и теперь было отчетливо слышно, как капли стучат по обшивке «Вьюжиня».

Пара минут разбега и наш борт взмыл в небо и начал набирать высоту, пока не пронзил плотную пелену серых облаков.

Мы оказались над непогодой. Зрелище и вправду было великолепным — сверху светило солнце, а снизу растекался свинец туч, изредка озаряемый всполохами молний, беснующихся где-то далеко.

Я с удовольствием подставил лицо солнечным лучами, представляя себе Ялтинский пляж и шелест волн, набегающих на гальку.

Видимо с этими мыслями сон и сморил меня, потому что вскоре меня легонько потрясли за плечо, и я услышал голос Снежаны:

— Ваша светлость, просыпайтесь. Мы только что сели под Симферополем.