Чужой наследник 7

Глава 27 Ищущему воздастся

Зайдя в рубку, я застал там все командование экспедицией, в том числе всяких замов и замов замов. Бальмонт сидел во главе стола на капитанском месте. Китель на генерале был порван и покрыт следами от потеков слизи. Сам капитан «Громовержца», сидя сбоку, уткнулся в планшет. Отчеты о повреждениях изучает наверняка.

Я сел на приготовленное справа от генерала откидное сиденье. Растер лицо ладонями. Внутри все кипело. Зерг бы нас побрал с нашими расчетами. Что-то мы явно не учли. Какой-то очень важный фактор. Такого, как сегодня, просто не должно было случиться. Мы набирали экспедицию, как я думал, с избытком и приличным запасом прочности. А прошлись по грани. Ладно. Пора сосредоточиться на присутствующих.

— Так. Представитель императора здесь. Значит, можем приступать. — Сухо констатировал Бальмонт.

Что за зергня? Он же не случайно мой статус подчеркнул. Я вонь интриг за километр чую. Что-то происходит. Причем Бальмонт в курсе, а я нет.

— Прошу, господин Никишаев. Отчет.

Подполковник Никишаев то ли зампотыл толи зампотех, зерг их разберет, взглянул в свой планшет.

Откашлялся и сухим скрипучим голосом принялся перечислять:

— Четыре самоходных орудия, из которых три первого типа, а одно второго не подлежат восстановлению. Полностью боеспособны три машины. Остальные нуждаются в ремонте. Семнадцать легких мехов типа «Воитель» не подлежат восстановлению в наших условиях. Выведено из строя двадцать восемь комплектов силовых доспехов. Исполин за номером два выведен из строя и не подлежит восстановлению в полевых условиях. Нетранспортабелен. Исчерпание боезапаса, в зависимости от вида вооружения, от восьмидесяти до шестидесяти процентов. Могу конкретизировать…

— Не надо. Личный состав? — Бальмонт

— Данные уточняются. На нынешний момент погибших, среди экипажей самоходок и пилотов — девятнадцать человек. Чистильщики — двадцать два. Невосполнимые потери более пятидесяти процентов. Гражданский персонал — тридцать восемь. Практически все с Исполина «Двойки». Выгоревших магов двое. Один из них магистр — турмалин. Раненых, обожженных, отравленных восемьдесят два. Больше трети личного состава выведено из строя. Отдельные службы потеряли до пятидесяти процентов дееспособных единиц. Данные по «Громовержцу» мне еще не переданы.

— Достаточно. Капитан «Громовержца» сейчас сам все доложит.

— Ваше высокопревосходительство. Драгоценные господа. — Капитан, невысокий, лысоватый, плотный мужчина, топаз в ранге старшего мастера, говорил сорванным сиплым голосом. — Боеспособность судна, на котором вы находитесь, снизилась: по огневой мощи до двадцати процентов. Большая часть орудий и пулеметов уничтожена безвозвратно. Что-то, наверное, можно заменить. Грузоподъемность упала, но центральные рунные цепочки не повреждены. Хотя держатся на честном слове. Летит наш орел на одном двигателе из пяти. Нам, конечно, воздушных гонок не устраивать. Но если встанет и последний движок, нам останется только тросом к одному из Исполинов принайтоваться. Остальные двигатели сейчас осматривают мои техники на предмет восстановления. Часть броневой обшивки уничтожена. Некоторые ключевые элементы энергосистемы корабля стали легко уязвимы. Экипаж…

Капитан пожевал губами и сжал планшет так, что пальцы побелели. Очевидно, что максимальные потери его экипажа раньше сводились к «матрос по пьяни ногу подвернул».

— Четырнадцать погибших. Тридцать один недееспособный раненый. В строю шестьдесят три человека. Боеспособность сохраняется, если не учитывать техническое состояние корабля. Спасибо господам ученым, за оперативную помощь с ранеными. Без них безвозвратных потерь было бы больше. У меня все.

За столом воцарилось молчание, которое принято называть гробовым. Я только сейчас осознал масштаб трагедии. Дорого дался нам сегодняшний день. Лица толпящихся в рубке людей помрачнели еще больше.

— Вы все слышали доклады о состоянии дел. — Бальмонт обвел взглядом присутствующих. — Мы понесли большие людские и материально-технические потери. Больше расчетных. Поэтому прошу высказаться тем, кому есть что сказать о перспективах продолжения экспедиции.

Я чуть не икнул. Чего? Какие еще мнения? Какое высказаться? Ты озерегел что ли, генерал? Есть варианты?

Пока я приходил в себя от подачи Бальмонта, встал, кто бы сомневался, Докучаев.

Как я понял, он уже успел переговорить с частью присутствующих и теперь высказывал как бы их консолидированную позицию.

— Драгоценные господа. Сегодняшняя битва войдет в анналы истории Ожерелья, как пример мужества и стойкости его воинов и магов. Как победа науки, человеческого духа и маготехники над сонмом бездушных тварей. Мы выстояли перед напором, какого не выдерживают стационарные форты. — Он многозначительно замолчал, будто ожидая аплодисментов.

Часть присутствующих кивала в такт его речам. Кадровые военные смотрели перед собой стеклянными глазами. Генерал сидел неподвижно и смотрел на докладчика. Я заметил, что многие пытаются отследить его реакцию. Но Бальмонт был непроницаем.

— Победа одержана. Она далась нам высокой ценой. — Продолжал вещать Докучаев. — Пришла пора оплакать мертвых и повернуть назад. Наш долг сохранить жизни раненым. Избежать ненужных больше потерь. Мы должны признать, заявляю это как эксперт, что в нынешнем составе и при нашем состоянии техники основные цели экспедиции стали практически невыполнимыми.

Хлопать ему не стали. Но большинство присутствующих кивали на протяжении всей его речи. Стало понятно, что настроение: «поворачиваем оглобли», — является преобладающим за этим столом.

— Есть еще желающие высказаться? — Спросил генерал.

Я уже хотел зарядить ему в глаз с левой, но тут он сильно пнул меня под столом. Зерг моржовый.

— Да. — Сказал я. — Если кто-то здесь еще не в курсе, я представитель Его Императорского Величества в этой экспедиции. Я тот, кто вообще все это задумал, и один из тех, кто этот проект воплотил. Я вижу, что многие здесь согласны с заявлением господина Докучаева. Потери велики. Цели недостижимы. Расходимся.

Во мне, по мере выступления, закипал нешуточный гнев. Публичные речи не моя стезя. К тому же я зерговски вымотался. И был потрясен нашими потерями не меньше остальных. Но отступить? Они серьезно? Спокойней, Арлекин.

— Вы правда думали, что это предприятие будет легкой прогулкой? Вы считали, что вторжение в красную зону Хмари — это что-то вроде школьного пикника?

— Не нужно применять такие аналогии — приподнялся со своего места Докучаев.

И здесь меня прорвало. Я придавил аурой придурка, кажется, до потери сознания. По крайней мере, кровь из носа у него пошла.

— Молчать! — прорычал я. — Не тебе, трусу, указывать мне, что говорить. Не тебе фальшиво сострадать потерям. Вы все! Что глаза отводите? Потери считаем? Материально-технические и человеческие? А кто-нибудь задумался, ради чего Ожерелье рассталось с таким количеством невосстановимых ресурсов, при снаряжении этого похода? Ради чего погибли наши соратники? Чтобы что? Удрать, поджав хвост? Не добившись ничего? Мы пока выполнили только одну задачу. Расчистили плацдарм. Главная цель ждет нас в красной зоне. То, что так отчаянно защищали твари. Оно там. Может, на расстоянии пары километров. И вы полагаете, что мы должны уйти? Дать время тварям восстановиться? Да, потери выше расчетных. Но наше главное оружие — Исполин за номером один. И он в рабочем состоянии. Ни о каком «отступлении» не может быть и речи! Мы пойдем вперед! Иначе все сегодняшние потери были зря. Это вы понимаете?

Я выплеснул в этой короткой речи весь свой гнев. Всю боль за людей погибших сегодня. Все напряжение, не отпускавшее меня месяцы подготовки. Откати назад время, я не стал бы смягчать акценты или полировать формулировки. Иногда нужно говорить, что думаешь.

Я обвел рубку взглядом, ожидая возмущенных выкриков или требований: «унять этого молокососа». Но на удивление ничего такого не было. Нет, никто не вскочил с энтузиазмом, осыпая меня аплодисментами и лепестками роз и листьями лавра. Но я прямо видел, как просветлели некоторые лица. Я чувствовал. Многие приняли мой посыл. Нельзя уходить! Иначе все напрасно.

Формальным командиром экспедиции был Бальмонт. И он устроил этот спектакль с какой-то определенной целью. Только вот с какой?

— Все слышали представителя императора? — Спросил Бальмонт. Вот же сучка крашеная. — Мы продолжаем, а не готовимся к эвакуации. На сутки встаем лагерем. Как думаете, Олег Витальевич, есть у нас сутки?

— Думаю, даже больше есть.

— Пока на сутки, а там посмотрим. В приоритете — раненых подлатать и поставить в строй. Тяжелых стабилизировать. Оценка повреждений и план восстановлений той техники, которую можно восстановить. Отчеты мне на стол по этому вопросу через два часа. Новое расписание дежурств, с учетом наличного состава и необходимости полноценного отдыха через полчаса. Отчет по ресурсам — два часа. За работу, господа.

— А нам что делать? — Вопросил Докучаев. В сознании, гад. Заткнул салфеткой ноздри и злобно сопит.

— А вашей группе заняться исследованием трупов тварей. — Ответил я вместо генерала. — Я, например, больше половины уродцев не видел ни разу в жизни. На Алый рассвет нападают более-менее однотипные монстры. А это откуда взялись? Ну и трофеи. Тоже на вас. Там как минимум четыре сути фоморов на поле валяются. Ну или, скорее, три.

— Всем все ясно, драгоценные господа? — Вступил Бальмонт. — По местам. Работаем.

Рубка быстро опустела. Даже капитан сбежал к своим драгоценным двигателям. Мы с генералом остались вдвоем. Я не стал тянуть зерга за причиндалы.

— Это что было, Константин Дмитриевич? Что еще за шоу энтузиастов? Хотели, чтобы я все озвучил, а потом, если что, сказать: мол, представитель императора виноват?

— Э-э-э. Прости, конечно, Олег. Ты ведешь себя, обычно, как опытный царедворец. А сейчас несешь какую-то херь. Не думал, что придется тебе объяснять очевидные вещи.

— Просветите дурака, господин генерал-лейтенант.

— Во-первых, я начальник экспедиции. Виноват во всем все равно буду я. Думаешь, Шуйский сожрет такие кривые отмазки про «представителя»? Нет, сегодняшнее «шоу энтузиастов», как ты выразился, не для него. И не для Совета Князей. Ты видел, какими все пришли сюда? Как хер у столетнего дедушки. Полшестого. Настроения типа «шабаш, братцы, по домам» возникают всегда в таких ситуациях, как наша. Если вовремя не вскрыть нарыв и не прижечь, может даже в бунт перерасти. Речь Докучаева — скальпель. Твоя — прижигание.

— Так это вы Докучаева подбили выступить?

— Да. Он не собирался ничего такого говорить. Я его уболтал. Плюс он еще и неприятный человек, которого многие не любят. Когда такой озвучивает очевидную, вроде, мысль, к ней не хочется присоединяться. Надеюсь, последнее соображение останется между нами.

— Ну ты жук, Константин Дмитриевич. Может представитель императора теперь отправиться поспать пару часиков?

— Я бы и сам… Но нет. А ты иди. Я видел твои грани. Что это за жуть с призраками? Первый раз такое… В общем, представляю, как ты истощен. И не задерживаю. Только еще один вопрос, Олег.

— Да, конечно.

— Ты уверен, что там — Он мотнул головой в сторону красной зоны, — действительно что-то есть? Что мы и правда не напрасно потратили столько ресурсов и положили сегодня множество хороших парней не зря?

Я достал из кожаного футляра на поясе компас. Вгляделся в белый циферблат. Стрелка показывала строго на юг.

— Уверен. Мы на пороге серьезного прорыва. Все не зря, Константин Дмитриевич. Сегодняшний всплеск это доказывает. Они что-то охраняли. Хотели нас куда-то не пустить. Это что-то крайне важное для Хмари. А, значит, и для нас.

Хотел бы я иметь внутреннюю уверенность в своих словах. Но факты таковы, я не знал, что именно мы найдем. Важное? Да. Наверное. Все сомнения я запер в глубине души и выбросил ключ. Наружу я излучал сплошную уверенность и энтузиазм.

За сутки мы сумели дать людям отдохнуть. Более тщательно подсчитать потери и отремонтировать то, что было ремонтопригодно. Обеззаразить технику и часть земли. С запасами антихмари были проблемы, но пока нам хватало. Для самоходок топазы с оставшимся на ногах турмалином провели соответствующие ритуалы очистки.

Две самоходки были раздавлены «гидрой» просто в лепешку. С третьей, серьезно поврежденной, удалось снять какое-то оборудование. Еще одна — та самая гаубица — тоже не подлежала восстановлению, но благодаря Богдановским калякам-малякам экипаж выжил.

«Двойка» пострадала до полной невозможности восстановления. Ей просто расплавило все колеса с правой стороны и часть борта. Мы лишились госпиталя, рекреационной зоны и спален. Впрочем, наши запасливые хозяйственники извлекли со складов тройки палатки для этих целей.

На «Громовержце» отремонтировали два двигателя. Капитан немного повеселел. Хотя выглядел наш летучий корабль ужасно, как будто он потерпел крушение и путешествует по направлению к свалке.

Сутки прошли, и Бальмонт отдал приказ на выдвижение. Все происходило медленно и печально. Хмарь изогнулась полукругом. Сдала назад. А потом поглотила наш маленький караван, оставив свободным только купол в семьсот метров диаметром, вокруг зиккурата. Я задавал направление. Исполин потихоньку катился вперед, и вместе с ним перемещался весь наш небольшой отряд.

Смена дня и ночи внутри нашего пузыря нормальности — немыслимая роскошь. Но, судя по хронометру в капитанской каюте, мы двигались по красной зоне не меньше суток. Прошли при этом всего-навсего километров двадцать. Но расстояние здесь было чем-то… Эфемерным. Все растворилось в желто-сером киселе Хмари. Она была повсюду. Давила на нас почти физически.

По пути вскрылась еще одна проблема красной зоны. Маги не восстанавливали ауру даже внутри пузыря нормальности. Вернее, чем слабее маг, тем медленней шло восстановление. У меня аура восстановилась едва на десятую часть. У магистров на двадцатую. А многочисленные старшие мастера вообще не видели прогресса. Единственным местом, где аура начинала заметно расти, были внутренности пирамиды зиккурата. Обнаружили это случайно к концу суток.

Никто не предусматривал подобной возможности, так что места в пирамиде было не ахти. Приходилось сидеть в тесных технических тоннелях по несколько часов. Что было не самым лучшим решением. Тем не менее пилотов и операторов излучателей мы в зиккурат запихнули.

Нас окружала Мертвая земля, странные растения, больше похожие на кристаллы. И бесконечное море едкого тумана.

Я понимал. Еще сутки и нужно будет поворачивать назад. Люди просто не выдержат давления этой серой массы. Но я рассчитывал, что мы справимся быстрее.

Через бесконечно долгие серые часы под колесами «Единицы» захрустел гравий и обломки зданий. Мы въезжали в предместья имперского города.

Все вокруг было облеплено слизью, под которой угадывались развалины домов. Слизь слегка пульсировала. Как будто по невидимым кровеносным сосудам, под кожей бежала ядовитая кровь.

Из сожранной Хмарью пустоши мы попали в визео про пришельцев.

Впрочем, когда Исполин под гордым номером «один» подъезжал к развалинам ближе, чем на сто метров, слизь как будто увядала. Начинала усыхать и кое-где отслаиваться от древних руин чумными струпьями.

Давящее ощущение усилилось.

Надо сказать, моя надежда на голоса в голове не оправдалась. Видения и дурные сны покинули меня после вступления экспедиции в желтую зону. И вот здесь, я вновь начал ощущать некий шепот, где-то на границе моего сознания.

Мы с Богданом шли по улице, чтобы размять ноги. Некромант подошел к каменной стеле-указателю, и одним изящным заклинанием счистил с нее остатки слизи.

— Альфар. — Сказал он как-то потерянно.

— Знакомое название. — Ответил я.

— Только если ты любитель истории. Это первый город, который потерял наш клан, во время Черных Бунтов.