Чужая истина. Книга вторая

* * *

Маньяри. Высокий переулок. Раннее утро.

Её привычно разбудил птичий щебет. Маленькие, серо-коричневые пташки истошно чирикали, время от времени долбя крепкими клювиками в окно. В застеклённое, совсем как у благородных, окно. Так подумалось Кьяре, как только сон отступил достаточно, и она вспомнила где находится. Жёлто-розовый восход уже осветил крохотную мансарду, придавая особое очарование деревянным стропилам, старым, поеденным молью шторкам и даже узорчатой паутинке в углу. Сладко потянувшись, она легко выпорхнула из-под пыльного пледа, пробежалась глазами по полочке и, выбрав на этот раз просо, тихонько отворила окно.

— Угощайтесь, маленькие мои курочки. — Почти прошептала она, аккуратно ссыпая щепотку зёрен на подоконник. — Вырастите большими и сильными, и загадите всю плешку нашей противной хозяюшке.

Кьяра хихикнула себе под нос, гордясь такой тихой дерзостью. Она откровенно побаивалась старую матрону, владевшую этим домом. При этом — была невероятно благодарна судьбе, позволившей так замечательно и быстро устроиться. Получить второй шанс. Начать новую жизнь.

Бежав из Редакара, она на какое-то время потеряла себя, почти сошла с ума, бесцельно скитаясь по пустошам и перелескам. Избегая дорог и людей вообще — ожидаемо оголодала. Голод и отрезвил, будто чередой хлёстких пощёчин. Кьяра кое-как сориентировалась и подалась сюда. Маньяри, крупный, богатый город, принял скиталицу тепло и радушно. Почти сразу нашлась еда, причём угощали совершенно случайные люди, чуть позже — работа и жильё. Молодая, красивая девушка искренне уверилась в бескорыстном радушии местных. Мужчин, правда, всё ещё опасалась.

Уже одеваясь, она перекусила ржаным хлебом и разбавленным вином, которое здесь часто пили вместо воды. Перед выходом аккуратно разгладила рабочее платье. Чёрный цвет очень шёл к её загорелой коже, и даже узкие рукава выше локтя, смущавшие привыкшую к рубахам крестьянку, теперь казались такими естественными и удобными. Руки уже совсем зажили, лишь пара бело-красных отметин напоминали о болезненных ссадинах. Повязав кипельно-белый передник, Кьяра сравнила с его безукоризненной чистотой свои ладони, ногти. Работая на земле — она никогда не видела их такими.

Бесчисленные ступени извилистого переулка, мощёные то досками, то крупной галькой, вели круто вниз, петляя между гребнями затёртых рыжеватых валунов. Порой размером с коня, а иногда и с целый дом — эти городские скалы тут и там пробивались сквозь тесноту пёстрой застройки. Через два десятка крутых поворотов, Высокий переулок приводил к улице Алле́гри, полной винных погребков, таверн и закусочных. Идти оставалось совсем недалеко. Представительный особняк из красного кирпича, будто приосанившийся стареющий вельможа, выделялся среди окрестных домов если и не богатством — то статью. Красивые ставни чёрного дерева ещё скрывали его окна, словно полуприкрытые веки — глаза, длинный балкон второго этажа, протянувшийся вдоль всего фасада, пока пустовал. Но широкая дверь главного входа уже была приветливо открыта. Кьяра смело вошла, чувствуя привычный подъём духа. Здесь прислугу не стеснялись, не сторонились.

— О-о, дорогуша, ты вовремя! — Маленькая деловитая женщина лет пятидесяти, одетая в такое же платье с белоснежным передником, побудительно хлопнула в ладоши. — Повозка из прачечной на заднем дворе, бегом помогать девочкам. Скорее.

— Бегу, госпожа Дзила́но. — Исполнив весьма приличный книксен, она действительно побежала. Легко и без лишнего волнения, внутренне улыбаясь понятным рабочим хлопотам.

Через просторный зал, по коридору и направо, мимо кухни, вечно позвякивающей посудой, кладовых, вместилищ чудеснейшего изобилия, и скорее наружу, где уже сновали туда-сюда другие девушки. Принимая выстиранное и выглаженное бельё, Кьяра изредка косилась в сторону. Туда, где у коновязи стояла Мэйбл, оживлённо обсуждавшая что-то с молодым короткостриженым мужчиной. Тот держал на поводу крупного упряжного жеребца с тёмной челкой, показавшегося ей смутно знакомым.

За работой день пролетел быстро. Поменять постели наверху, послушать сплетни, стереть пыль с деревянной отделки стен, послушать сплетни, вымыть пол в общем коридоре и на задней лестнице, снова сплетни, потом немного вина перед уходом и, конечно, опять сплетни. Сейчас, уже ближе к вечеру, привычные пересуды становились интереснее. Ведь в них участвовали не только служанки.

— У тебя потрясающе красивые волосы, ты знаешь?

— Спасибо, — Кьяра сделала вид, что засмущалась, хотя была с тем полностью согласна. — Коса была во-от до сюда, пришлось немного обрезать. А твои так интересно вьются, я такого больше не видела.

— Ну ещё бы, — Мэйбл смешливо пожала изящными оголёнными плечами, — но это не от природы или… хах… мамы. Отвар хвоща, календулы, хмеля… Немного хитрых косточек в кипятке. Если захочешь — научу. Только по секрету. — Она заговорщически подмигнула, не переставая гладить толстую чёрную косу девушки. — И ещё чему-нибудь полезному научу. Я много знаю, а ты — наверняка способная.

Кьяра поняла о чём идёт речь. Зарделась по-настоящему. Ещё три месяца назад она бы ответила, что сама научит чему угодно, а теперь краснела, опустив глаза. Какое-то время говорили о работе. Не слишком долго. Не больше бутылки.

— Видела того красавчика, что приходил утром? — продолжала Мэйбл, аккуратно подливая им обеим вина, почти не разбавляя и подавляя возможные возражения одним взглядом. — Ну конечно видела. Ведь специально смотрела. И не поднимай бровки, не надо, да, он именно красавчик, пусть и немного обветренный. И знаешь, у него такой здоровый, страшный… красивый и ласковый конь. Да-а, конь. Понимаешь, к чему это я? Пей, я же угостила, госпожа Дзилано слова не скажет. А про… коней. Меня в детстве жутко прикусили. Честное слово! Вот, смотри. — Она сунула под нос Кьяре левую руку, там действительно виднелся шрам белой дугой. — Вот. И что же я? Думаешь — сторонюсь лошадей, как зашуганная девчонка? Да я даже выучилась недурно держаться в седле. И плевать, что случайная глупая кляча когда-то цапнула меня за руку. Разумно? Разумно. И сегодня, безо всякого трепета, писка и вздрагиваний, я трепала за гриву этого жуткого бычину, с глазами-блюдцами и дюймовыми зубами. А его хозяин-красавчик, хоть и немного потёртый, презентовал мне, практически даром, целую торбу замечательных трав. И готовых средств. Мазей, бальзамов, м-м-м… красота!

— Практически даром?

— Ах ты… Ну я же говорила — способная. — Мэйбл расхохоталась, кончиком пальца убирая воображаемые слезинки из уголков глаз. — Да, наш способный алхимик пока успешно уклоняется от моих атак. И что же? Думаешь, я отступлю, как какая-то расстроенная девчонка? Глупо вечно бояться лошадей, моя проницательная Косичка. Они созданы для того, чтобы на них ездили.

— Они лягаются и кусают. Иногда могут убить. — Кьяра запустила палец под тесный воротник платья, там будто бы снова кололась солома. — Я пришла сюда пешком. К чему опять рисковать?

— Пешком далеко не уйдёшь, милая, поверь мне. Я успела стоптать многовато башмаков, пока поняла это. Будь же умницей, учись на чужих ошибках.

Кьяра подняла голову от бокала, стеклянного, как у настоящих дворян. Взглянула в тёмные, темнее чем у неё, выразительные глаза. В расширенных, словно от страха или возбуждения, зрачках отражалось её собственное лицо, коса, перекинутая через плечо, детали обстановки комнаты… так много всего. В голове шумело. Должно быть — сказывалось вино. Кьяра потянулась вперёд, неловко и задумчиво, рука скользнула в разрез платья по прохладному бедру, сердце глухо ухнуло и застыло. Мэйбл мило хихикнула, выдавая лёгкое удивление лишь почти незаметным наклоном головы. Не помешала, даже придвинулась ближе. Потом поднялась и потянула её за собой. Тихонько и быстро, на цыпочках, через коридор. К двери из полированного дуба, открытой чёрным ключиком. Посреди комнаты — кровать, одна из тех, что она же сегодня застилала. Горячая щекотка внизу живота проявилась яснее. Впервые за несколько месяцев.

А потом дверь закрылась. Кьяра с трудом успела заметить успокаивающий жест, раскрытую ладонь, призывающую садиться… или ложиться? Ждать? Оставаться на месте? Она не успела издать ни звука, когда маленький чёрный ключ щёлкнул уже с той стороны, запирая эту дурацкую полированную дверь, оставляя её в одиночестве, в полном смятении, почти ужасе. На столике чуть горела масляная лампа, так, что даже в небольшой комнате свет не добирался до дальних углов. Чтобы хоть как-то успокоиться, Кьяра подкрутила огонёк, неосознанно держась спиной к стене. Стало светлее, но не понятнее. Зачем это всё? Что нужно делать? Кричать, звать на помощь? Но что тогда будет с этой её работой, её новой жизнью… Просто сесть и ждать? Она вдруг заметила у входа, прямо на полу, посеребрённый кувшинчик с крышкой. Вроде бы из него и пили последние бокалы. Кьра не видела, как Мэйбл принесла его сюда, но раз оставила — наверное собиралась вернуться… Уже чуть менее испуганная, и от того более сердитая, она вернула лампу на стол и пошла за кувшином. Присела, глянула в замочную скважину, стараясь что-то расслышать. С закатом звуков в доме становилось всё больше, но ни один из услышанных никак не помогал ей, не прояснял ситуацию. Кьяра громко хмыкнула, желая приободриться и отогнать всех демонов, возможно таящихся по углам, глотнула из кувшинчика, вроде бы даже немного пролив на белоснежный передник, и нарочито решительно направилась к кровати. Минут через десять замок снова щёлкнул. Девушка, погружённая в свои мысли, сомнения и вино, не удержалась и подскочила.

— О-о-о да… — подвыпивший парень лет двадцати, одетый броско и безвкусно, слащаво улыбнулся. — Такие сюрпризы мне по душе. Смотрю — дама уже готова?

— О да. — Мэйбл, приобнимая его за талию, вплыла следом и снова заперла дверь. — Мы, в общем-то, обе готовы. Готовились, знаешь, вместе и заранее. — Она искренне хохотнула, кивая на кувшин с крышкой. — Знакомьтесь, дамы и господа. Кьяра, сего очаровательного модника зовут Дю́ком. А эта скромная пьяненькая красавица, как ты понял, Кьяра. Ну же, — Мэйбл нетерпеливо замахала руками, — помогите мне.

— Пьяная скромность… Обожаю эти местные глупости. Эти невиданные чудеса. — Парень живо и чуть неловко, будто споткнувшись, рухнул на одно колено перед Кьярой. Взял её руку в свои, растянул в пугающе широкой улыбке лягушачий рот. — Дюк. Дюк Тафт. К вашим услугам.

Договорив, он икнул, и практически впился в запястье перепуганной девушки зубами, слюнявя и причмокивая так, словно обгрызал куриный окорочок. Кьяра вжала голову в плечи и выпучила глаза, встретилась взглядом с Мэйбл.

— Наш молодой воин весьма галантен. — Хмыкнула та, лихо заваливаясь на кровать и скидывая туфли. — Я поняла сразу, как увидела — наш. Именно наш человек. Расскажи ей, как ты сказал мне, давай. Про рок, превратности судьбы и кружевные манжеты. — Она перевернулась на живот, подпёрла руками голову и принялась беззаботно болтать ногами.

Дюк Тафт отвлёкся от лобызания руки, дойдя уже чуть не до локтя, и остановил взгляд на стройных ножках Мэйбл.

— Чулки… — начал он, но тряхнул головой и исправился, — кружева! Кружева, милые дамы, тиснение, оборки, галуны, позументы и прочие всяческие шелка — есть первейшие признаки истинной отваги! Их наличие, — юноша театрально вскинул руку, демонстрируя чуть потрёпанные кружевные манжеты, — указывает на готовность. Не вашу обольстительную готовность к любви, — он резко схватил Кьяру за ягодицу, прижал к себе, дыша прямо в лицо, — а готовность к смерти. Точное понимание того, что она, смерть, всегда неподалёку. И к некоторым ремесленникам куда ближе, чем к другим. — Дюк пошарил свободной рукой слева у бедра, где звякнула стальными кольцами пустая перевязь. Он забыл, что, как и все гости, сдал оружие при входе. — Но вот, я обезоружен вашей красотой. Плените же! Нападайте по одному. Или обе.

Перегнувшись через край кровати, Кьяра хмуро поглядывала на Мэйбл. Та участливо придерживала её за руки, пока сзади отчаянно пыхтел Дюк. В больших тёмных глазах плясали отсветы масляной лампы. Ритмичные шлепки и хлюпанье, казалось, не закончатся никогда, парень был удручающе пьян и вынослив.

— Я так и не поняла. — Полураздетая Кьяра недовольным рывком отняла кувшин с остатками вина, допила в несколько глотков, запрокинув растрёпанную голову. — В чём смысл?

— Ну как же? Столько было сказано про лошадей, про страхи, про целесообразность… — Мэйбл даже как-то разочарованно скуксилась. Будто её шутку, её остроумную шпильку не заметили, или заметив — поняли не так.

— Да какие к чёрту лошади? Манжеты… Манжеты-то здесь при чём⁈ Как его ебучие кружева вяжутся с отвагой?

На резкий окрик девушки в углу закашлялся Дюк Тафт. Утомив обеих, он, судя по всему, изрядно утомился сам, и почему-то ушёл отдыхать на пол, стянув с собой одеяло и соорудив довольно аккуратную лежанку. Сейчас, давясь дымом из небольшой изогнутой трубки, юноша погрозил пальцем в пространство. Шумно прочистив горло, сплюнул на стену.

— Не шали, курва. — Прохрипел он, пытаясь восстановить голос. — А как вяжутся — я ж уже говорил. Не знаю только, тебе ли… Шелка солдата удачи, позолота наёмника — всё, что случится взять добычей или получить жалованьем, уйдёт в песок. Вместе с самим наёмником. Довольно скоро. И коли, осознавая это трезво, — Дюк кисло икнул, привычно подавив рвотный позыв, — мы остаёмся теми, кто мы есть… Проклятье, я запутался.

Мэйбл язвительно захохотала. Швырнула в парня подушкой.

— Спуская деньги на нас, богатые тряпки и выпивку, — назидательно протянула она, — сей храбрый воитель как бы отрекается от страха смерти. Принимает её неизбежность, неотвратимость, скорое наступление. Мол, чего копить, раз завтра помирать? Помереть он готов. Смело? Красиво?

— Ну вот. — Дюк важно кивнул. — Всё-то вам надо разжевать, упростить, опошлить. А на перешейке уже пляска. Карский вал разрастается. Вот ваши и тянут к себе всех, кого могут. Иногда и дельных людей выписать удаётся. — Буркнул он, вероятно, о себе. — Доплыл сюда морем, с сардийскими пиратами, но по пути к работе нужно и гульнуть. Лишнее скинуть, чтоб карман не тянуло. И в случае чего не обидно было.

Юноша с силой швырнул тугой кошель, попав Кьяре в оголённую грудь. Та словила, даже не пискнув от боли. Переглянулась с Мэйбл. Кивнула, соглашаясь.