Чужая истина. Книга вторая

* * *

Лучшее сардийское вино вспенилось, налитое в вонючий осклизлый рог. Будто бы живой, глубокий рубин благородного напитка был оскорблён неподобающим сосудом. Рао́с ухмыльнулся еле заметно, чувствуя тяжёлый дух застоявшегося эля и кося не менее тяжёлым взглядом на вошедшего. Посланник, прибывший вроде как отчитывать его, смотрелся и ощущал себя ровно таким же, полным достоинства и благородства созданием, вынужденным опуститься во грязь и смрад, снизойти до отвратного общества завшивленной солдатни. И Раос наслаждался такими параллелями, пусть и не вполне осознанно.

— Вы прибыли так быстро… барон? — он прекрасно знал титулы и даже родословную «проверяющего». А уж что подобные насмешки разозлят дворянина — знал наверняка. — Как лихо держитесь в седле, управляетесь с конём. Как ваш скакун проехал с полдюжины шагов в точном заносе, застыв, аки стату́я, прямо перед моим штабом. Моим шатром. Моим… поняли вы?

Барон нервно дёрнулся, скользнув правой рукой за отворот мундира. Стоявшие за ним наёмники, тощие, жилистые бродяги, тут же скрутили, заблокировали гостя, не обращая внимания на проклятия и угрозы, посыпавшиеся из благородного рта.

— Эй-эй! А ну-ка! Сейчас же отпустите уважаемого графа. — Раос выглядел, да и был человеком суровым, но обветренные прохвосты в линялых стёганках отлично понимали, что имеет ввиду командир. Продержали пленённого ещё пару мгновений, стискивая и выкручивая руки даже сильнее. — Ну вот, господин герцог. Не обессудьте. Что с хамов взять? Давайте, что у вас там. Свёрточек-свиточек. А-а-а, кака печать! Аж ломать жалко. Вы поясните что на словах? Нет, — оборвал он сразу же, как тот попробовал вставить слово, — ну так я понимаю. Должно быть — торопитесь страшно. Задерживать не смею. Уж как-нибудь учитаем, найдём грамотных али по слогам. Не переживайте.

После того, как барона практически вытолкали взашей, Раос нахмурился уже искренне.

— Ну что там? Купцы негодуют? Лыцари грозятся? — ядовито-насмешливо поинтересовался рябой дахабец, напоминавший нищего пирата, служивший при нём сотником.

— Не коверкай специально, у тебя и само собой плохо выходит, — сухо отрезал командир наёмников. — А на рыцарей я срал. И на барончика этого тоже срал. — Он поёрзал на широченном раскладном стуле. Бархатный алый полог, сложенный в несколько раз беспорядочными складками и призванный несколько смягчить его походный «трон», не мог облегчить боль от набитых вчера мозолей. — Но на купцов даже я насрать не смогу. Лига великовата. И понятно, что Редакар негодует. Ведь радоваться и нечему.

Раос тяжело поднялся, вминая каблуком в грязь алый бархат, свисающий до земляного пола. Распрямился, повёл могучими мускулистыми плечами, медленно застегнул жилет на круглом животе.

— Ладно. Обосрались и обосрались, с кем не бывает… Но продолжая о говне — нужники чтобы поставили сегодня же. Канавы вырыть до завтра. Частокол от сих и до западного взгорья. И чтобы крепок, как у них.

— А может уж сегодня возьмём. — Негромко, как бы извиняясь, что привычно огрызается, проворчал дахабец. — Иль на днях.

— Может. Теперь поеду. Осмотрюсь.

Крупный боевой конь шёл жёсткой рысью, задница болела, живот трясло. Лоснящийся вороной жеребец, настоящий мощняга и красавец, оказался той ещё тварью, злобной и наверняка хищной. Кусался хуже сторожевого пса, по поводу и без. Но Раос был доволен недавней покупкой, ведь злоба животного не отменяла его отменных рабочих качеств. Вынести такого хряка как он, в бригантине и при оружии, мог далеко не каждый. Больше того — злющий вороной был зол и на врага тоже, лягался, норовил ухватить пехтуру за чуб и даже бил копытом вперёд. Однако, очень жёсткий аллюр жеребца неизменно отдавался болью стёртой задницы. Приходилось терпеть.

Раос, со скромным эскортом из пяти всадников, объезжал перешеек, разглядывая при свете дня последствия вчерашней ночи.

— Ишь ты, презренные муравьишки, — пробасил он задумчиво, вглядываясь в холмы по ту сторону вырубленной низины. — Пуще прежнего роют, напугались видать вчера. Таким не мешать — жить в норах станут. — Кто-то из эскорта вяло хохотнул, остальные молчали. — И нам также стоит окопаться. Галопом к Чёрному, скажешь, что велю выкопать за теми пнями ров. И за ним вал насыпать. И чтобы когда возвращаться стану — сорок доходяг с лопатами уже запыхались. Пошёл!

Потасканный всадник сорвался в галоп, вдавливая шпоры в бока коня. Когда речь шла о деле — это сборище бандитов и проходимцев подчинялось беспрекословно.

— А там у нас что? — Раос придержал норовистого жеребца, останавливаясь на каменистом пригорке. — За стеной копошение, прям у нас под носом. Ну не наглость? Так, дай сюда. Экий приклад нарядный. — Он нетерпеливо выхватил протянутый арбалет, умело, прямо в седле, зарядил. Выстрелил сильным навесом, почти не целясь. — Приклад нарядный, а тетива ослабла! У-у-у позёр! — подзатыльник вышел тяжёлый, но необидный. Как бывает только у старого командира. — Хех… а всё одно засуетились, смотри, целятся. В Меня!

Гарцуя и красуясь, поднимая на дыбы шикарного жеребца, Раос расхохотался во всю силу могучих лёгких. Поднялся в стременах, не обращая внимания на боль в стёртой заднице.

— Ну же! Мужелюбы! — Заорал так, что, должно быть, услыхал весь перешеек. — Косорукие засранцы! Что⁈ Перетруха́ли?

Ветер ещё не отнёс последние отзвуки басовитого эха, как в двадцати шагах от него в землю воткнулся внушительный, около метра, дротик. Все, вроде бы даже кони, скосили глаза на оперённое древко. Три всадника попятились, один развернул лошадь и отъехал за пригорок.

— Интересно, — снова протянул Раос, совершенно не смутившись. — Это шо такое за баллисты? Надо купцов расспросить, такие же хочу. — И продолжил уже громче, обращаясь к карсам. — Даже в меня не попасть! Курьи жопы! Копайте быстрее! Зассатые землеройки.

Неподалёку в землю вбились ещё несколько дротиков. Командир наёмников отъезжал не торопясь, привычно игнорируя опасность и боль от мозолей. Так, осматривая позиции врага и выслушивая редкие доклады от караульных, доехали до скалистого побережья. Волны шумели мелкой галькой, корявые сосны поскрипывали на ветру, высоко в небе кричали чайки. Сволочной конь отчаянно грыз поводья, время от времени пытаясь извернуться и вцепиться в ногу.

— Га́рэт, задержись, остальные свободны. Свободны помогать Чёрному. — Трое конников, один другого мрачнее, оправились обратно. Кривить рожи можно было сколько угодно, возражать, разумеется, нет. — Ну что там с этим треклятым ворожеем?

— Мастер Аспен не появлялся в Редакаре несколько месяцев, командир. Как уехал с травником на телеге — так и всё. С концами. К карсам и поехал, говорят.

— Мать его… наверняка была честной женщиной. Такой полезный колдун и, етить его за ногу, умудрился отгородиться от меня Карским валом. А остальное?

— Бальзамы и эликсиры уже, должно быть, в вашем шатре. С Хохмачом на пару всех аптекарей гильдии перетрясли. Коновалы божились, что не хуже артефактов поможет. И девочек привезли, сами не трогали, как вы и велели, но ихняя бордель-маман заверила — чистые. Рожа-то у неё, конечно, что у аптекарей, но за такие деньги… может и правда.

Раос грустно почесал промежность. Достал из кармана такой полезный когда-то камешек, напоминающий игральную кость. Как и обещал артефактик — спустя две недели кубик остыл и вновь приобретённых болячек лечить не мог. Но не только зуд и сбитая седлом кожа беспокоили кондотьера. Весной он не поехал в Данас вместе с силами лайонелитов и ополчением Уилфолка, не желая более участвовать в столь крупной и горячей военной кампании. Как только дороги чуть просохли — увёл свою шайку в другую сторону, к Редакару, намереваясь послужить купцам и покормиться с их толстых кошельков. И лето действительно выдалось сытным. И, что немаловажно, в меру спокойным. Возня с соседними графствами оттянула к берегам Севенны множество его коллег по ремеслу, а в самом большом порту цивилизованного мира стало легко найти работёнку для отряда бравых рубак… Под командой чуть более рассудительного вояки, всегда умевшего держать с этой самой войной самую верную дистанцию. Однако теперь Раоса одолевали сомнения. Поначалу он немало радовался тому, что удалось добиться «назначения» именно сюда. Намеревался чуть побренчать оружием, немного поддавить торговых партнёров Редакара, деликатно намекнуть на расстановку сил и вытекающую из неё субординацию. Но теперь опыт подсказывал, что упрямые карсы вовсе не перестанут упрямиться. А чтобы их заставить — придётся забросать трупами несколько линий свежих рвов. Нет, он вовсе не питал братской любви к бывалым авантюристам, коими по воле судеб руководил, и не страдал от излишней сентиментальности, но и форменной бойни разводить не собирался. А собирался Раос всё же наладить то, что своей омерзительно-высокой боеготовностью пытались развалить зловредные карсы. А именно — прекрасный уровень комфорта и благополучия, к которому он привык за это приятное лето, проведённое в Редакаре.

Если противника не удалось опрокинуть и погнать, обогатившись в результате традиционно-законного грабежа, добывать ресурсы, необходимые для обеспечения должного уровня существования, следовало из нанимателя. Из глубоких закромов, ларцов и сундуков почтенных купцов торговой Лиги. А чтобы сметливые и прижимистые скряги не слишком роптали — необходимо было воссоздать возможно более убедительную картину отчаянного противостояния. Непрекращающегося, яростного и эпичного. Такого, чтобы кровища пенилась, дымы чернели и порядочные люди обсуждать боялись. И проверять не лезли.

Уверенно кивая собственным мыслям, Раос направил вороного к лагерю. Нужно было позаботиться о обустройстве валов, частоколов, собственной бронзовой ванны. Привезённой среди множества других, совершенно необходимых в походе вещей, к которым он успел привыкнуть за последнее время. О банщицах, должно быть — уже доставленных, тоже следовало заботиться.