Чертов менталист 2

Глава 3

Первым делом я позвонил деду. Он ведь сказал, что сообщения может пропустить, поэтому звонки предпочтительнее? Коротко отчитался ему и выдохнул. Осталось только дождаться приезда силовиков. Что-то слишком часто в последнее время с ними общаюсь, как бы в привычку не вошло, не приведи Всесоздатель! Вот тебе, называется, и «живи тихо, не привлекая внимания». Да я бы с радостью! Вот только не получается, хоть ты тресни. И скажите мне еще раз, что в этом есть хоть капля моей вины.

— У тебя кровь хлещет, — заметил Эраст, с тревогой глядя на мою руку. — Я скорую вызвал. Не нравится мне твоя рана, уж прости. Пусть лекари осмотрят.

— Спасибо, друже! И впрямь глубоко зацепило, — кивнул я, одновременно ощущая, как неприятно подергивает рану, и немеют пальцы на левой руке.

Евстигней подошел к нам, сжимая помповик, его потрясывало.

— Парень что, обкуренный был? — спросил он, в смятении чувств глядя на труп Ноября. — Тебя вон порезал. И сильно…

— Экспертиза покажет, что там с ним не так было, — Миндель мечтательно закатил глаза, и я прямо ощутил настоятельное желание приятеля самому вскрыть тело.

— Я… не ожидал. Но он… с ножом. Палец сам на крючок лег, — Евстигней с трудом сдерживал накатывающую на него истерику, не отводя взгляда от тела Косыгина.

— В первый раз человека убил? — участливо спросил его Эраст.

Комендант кивнул и осторожно положил свой помповик на землю, словно не веря, что только что весьма метко пальнул из него.

Глядя на мучения Евстигнея, я решил поддержать и ободрить его.

— Спасибо тебе огромное! Если бы не ты, этот ненормальный, вполне вероятно, еще сильнее меня бы порезал. А то и убил бы.

— Я его, кстати, знаю, — вдруг заметил Миндель, бесцеремонно разглядывая покойника. — Это же с нашего факультета студент. Некромант, значит. Как же его зовут-то?.. Помню, имя какое-то диковинное. О, точно! Ноябрь! Ноябрь Косыгин. А ты с ним знаком? — повернулся он ко мне.

— Впервые вижу! — честно признался я, поскольку своими глазами действительно смотрел на своего старшего брата впервые, а до этого видел его исключительно с помощью Филина.

— И чего он к тебе привязался? — с недоумением принялся рассуждать Эраст. — Обычный же парень. На занятиях не блистал, хотя дар у него был неплохим, мог бы неплохую карьеру при желании сделать. Но ленился он его развивать просто откровенно. Все контрольные делал просто на отвали, лишь бы только за неуспеваемость не отчислили. Спасался, мне кажется, только за счет хорошей памяти. Что во время лекций запомнит, о том на экзамене и расскажет. Но без огонька. Не люблю таких.

— Почему? — мне стало вдруг интересно.

— Если есть у тебя дар, так развивай его! Не просто так ведь он тебе достался. Изучай, выясняй, где и как ты можешь его применить. А не используй как ярлык на ухе у буренки во время сельхозаукциона: дескать, гляньте, какая я породистая, потому раскошеливайтесь и не спрашивайте, даю я молоко ведрами или стакан нацедите, и довольно с вас.

Я усмехнулся. Что-то в словах Минделя, определенно, было.

— Слушай, а может… может, это он не на тебя, а на меня напасть хотел? — вдруг осенило Эраста. — Я ведь и не скрывал своего отношения к Косыгину. И разок при всей аудитории отчитал, не стесняясь в выражениях, за то, что он в том семестре ни одной исследовательской работы не предоставил. Он вполне мог за это на меня злость затаить. Очень уж тогда над ним одногруппники смеялись. Вот у Ноября, похоже, окончательно чердак и протек, раз он за нож взялся. А ты меня оттолкнул и встал у него на пути, за что и пострадал.

— Скорее всего, ты прав. Этот парень сумасшедший какой-то, — заверил я приятеля, вполне довольный сделанным им выводом, поскольку он отводил от меня всякие подозрения. — Видел, какой у него взгляд был перед тем, как комендант его остановил?

— Видел. Еще и улыбался довольнехонький. Эх, ну почему я еще не патологоанатом! Такая загадка интересная другому для исследования достанется! Так ведь и не выяснят ничего толком. Жуткая несправедливость!

— Потерпи несколько лет, — усмехнулся я. — Станешь ты экспертом. Обязательно станешь.

— А вообще, надо же как вышло-то закручено, — вздохнул он. — Ты спас меня, а Евстигней спас уже нас обоих. Теперь мы его должники.

— А что Евстигней? Посадят… меня, — на коменданта было жалко смотреть. — Я же не охранник, а значит, не имел я права за оружие браться. Хранил его так, на всякий случай. Даже не знаю, что мне в голову стукнуло его прихватить, когда ваши крики услышал.

— Эй, выше нос! — потребовал у него Эраст. — Ты дворянин, и просто так тебя в кутузку никто не отправит. И мы все свидетелями будем, как ты самоотверженно встал на нашу защиту. Да тебя вообще наградить должны за такое! Это ведь легальный ствол? У тебя все разрешения на него есть?

— Есть, конечно же. Я о нем три года мечтал, по всем каталогам высматривал, пока нашел то, что хотел. Как раз успел все справки собрать и комиссию пройти.

— Вот видишь? Всё в порядке. Ты был вооружен, и преступник был вооружен. И времени на раздумья как бы не было. Еще несколько секунд, и мы бы пострадали еще сильнее. Возможно даже фатально. Так что ты всё правильно сделал, и не сомневайся.

— Мама… как я ей скажу? Даже если промолчу, всё равно же узнает. Непременно кто-нибудь донесет. А я не хочу, чтобы она волновалась лишний раз. Ей и так непросто приходится.

Мы с Минделем понимающе переглянулись. Да, когда работаешь с родителем в одной организации, безусловно, сложностей не избежать. Но ничего. Разберутся между собой как-нибудь. А я на всякий случай потом отдельно Игоря Семеновича попрошу, чтобы на Вилюкина не наседали излишне. И это самое малое, что я могу сделать для коменданта.

Повисла недолгая пауза, и я погрузился в размышления, пытаясь по горячим следам проанализировать, что же все-таки произошло, и зачем Изюмову это было нужно. Чего он добивался-то? Допустим, реально хотел мне отомстить за всё сразу: за выход из рода, за то, что столько лет водил его за нос, за то, что сумел отстоять свой дух и спрятал от него Емельяна. Но он ведь прямо обрадовался, когда увидел, что Евстигней вышел с оружием. Забыл даже сделать очередной выпад в мою сторону. Стоял, как безумный и размахивал окровавленным ножом. Неужели он и впрямь хотел, чтобы его подстрелили, не понимаю?..

И тут мне стало дурно, и я предпочел аккуратно усесться на землю, прежде чем меня накроет окончательно, и я свалюсь у всех на глазах. Ведь если Ноябрь мертв, а это непреложный факт, значит, дух Николая Алексеевича свободен! И волен вновь продолжать свои попытки вселиться в сыновей. Ой-ой-ой, как всё плохо-то… Вторая серия фильма ужасов «Кошмар под вязами, или никогда не спи, пока на тебя охотится маньяк». Надо срочно предупредить Глафиру!

Наплевав на поздний час, я позвонил мачехе. Она долго не отвечала, и я успел изрядно перенервничать, пока не услышал сонное «алло».

— Ты еще на богомолье?

— Да, но хотела уже завтра — послезавтра уехать отсюда. А что?

— Ни в коем случае! Долго рассказывать, но дух отца снова ищет себе носителя, и мы с Емельяном опять под ударом.

— А разве Николай Алексеевич не ушел безвозвратно? Ты вроде говорил, что отпевание поможет…

Я едва не застонал, сообразив, что не посвящал мачеху в эпопею с Ноябрем, сыном Октябрины.

— Еще раз: это долгий разговор, и вести его по дальфону не стоит. Просто знай: мы все снова под ударом. Заказывай суточный молебен, да хоть в самой церкви с Емельяном ночуй. Но с территории ни ногой! Всё слишком серьезно.

— Но ты можешь хоть что-нибудь мне объяснить? — в голосе Глафиры прорезались стервозные нотки, которых я в ее исполнении в свой адрес давненько уже не слышал.

Но тут издалека раздалась сирена подъезжающей службы. Кто успел вперед, скорая или силовики? Скоро и выясним. А на слух я их различать еще не научился.

— Прости, я не могу сейчас говорить. Я ранен, а мне еще с полицией общаться. Всё, отбой.

— Валерьян! — воскликнула в ужасе мачеха, но я уже отключался.

Разговор с ней отчего-то изрядно измотал меня. Или это так кровопотеря на мне сказывается?

Продолжаем анализировать. Зачем Николаю Алексеевичу смерть его нового тела? Ну, видимо, Косыгин оказался довольно проблемным активом. Попал в розыск, засветился с запрещенным обрядом. То есть мало того, что бастард, не дворянин и в целом на довольно скромных позициях находился. Так еще и окончательно потерял возможность хоть как-то продвинуться дальше. А жить загнанным зверем — то еще неудовольствие.

Ладно, принимаем как рабочую гипотезу. И что отец будет делать дальше? Предпримет очередную попытку вселиться в меня или Емельяна? Так еще по прошлому разу должен был понять, что не выйдет. Или самонадеянно решил, что мы с Глафирой расслабимся и снимем защиту? Что я упускаю в этой схеме?

Как же я мало, в сущности, знаю о некромантии, хоть и полагал в свое время, что в достаточной мере усвоил все ее секреты. Вот, к примеру, отпевание тела Ноября скажется на Николае Алексеевиче или нет? Заставит ли это мятежный дух всё-таки проследовать на аудиенцию к Всесоздателю? Или фокус с отпеванием срабатывает только для исходного тела? И ведь не спросишь об этом ни у кого, даже у Минделя, вот в чем загвоздка.

Наверное, я всё-таки отрубился, потому что в следующий раз пришел в себя уже в машине скорой помощи, которая явно находилась в движении, расшугивая водителей своей сиреной. Скосил взгляд на руку. О, уже перебинтовали, отлично. Самое неприятное пропустил, получается, вот и замечательно, вот и не жалко. Спросил у Филина, куда нас везут. Думал, что в ответ увижу нечто вроде карты маршрута, вид сверху на спящий город, но к своему удивлению, вместо этого получил точный адрес больницы. Видимо, конструкт подслушал разговор медиков с диспетчерской.

«Ты, кстати, как Ноября-то учуял, малой?» — спросил я, не открывая глаз, чтобы не привлекать к себе ненужное внимание, благо врач как раз сидел ко мне спиной, и мое пробуждение благополучно пропустил.

«Да как вспышкой какой-то. Я его так и не увидел, как ни старался. Но вот по эмоциям четко считалось, что Ноябрь близко. Коротко и остро. Прости, папаша, что я так облажался. Не понимаю, почему я не смог нормально его срисовать».

«Отставить! Наш противник воспользовался сильным маскирующим дух артефактом, как раз рассчитанным на то, чтобы его не засек менталист. Кстати, было бы неплохо узнать, кто тот мастер-умелец, который умеет делать подобные штуки. Что-то мне подсказывает, что в открытую продажу они совершенно точно не поступают».

«Получается, я засек Ноября на пике эмоций, когда он даже собственный артефакт умудрился изнутри пробить?»

«Полагаю, что да. И благодаря несдержанности Изюмова и твоему острому чутью мы с тобой остались в живых».

Тут машина сначала притормозила, а затем куда-то зарулила, после чего остановилась уже окончательно. Так и есть, прибыли в приемное отделение.

Врач, что осматривал меня, увидел, что повязка медленно, но верно пропитывается кровью, и закономерно выдал путевку в хирургическое отделение, куда меня оперативно доставили на лифте. Хирург же, срезав все бинты, нахмурился.

— Готовьте малую операционную. Будем шить. И возьмите анализ крови.

Медсестра кивнула, ловко воткнула иголку мне в вену, чего я на фоне растущей с каждой минутой боли уже практически не почувствовал, и куда-то споро умелась, не забыв прихватить с собой добычу. Ну а хирург впервые за всё это время обратился уже ко мне.

— Не волнуйся, парень. Порезали тебя сильно, но руку мы тебе восстановим в лучшем виде. И не бойся, больно не будет. Наркоз у нас хороший, забористый, — усмехнулся он. — Пациенты хвалят. Говорят, сон крепкий и здоровый, какой и на курорте не получишь.

Э-э, что⁈ Какой, к чертям, наркоз⁈ Какой, вашу Машу, крепкий сон⁈ Это же практически зеленый свет для заселения в мое тело духа Николая Алексеевича! Пока я буду в состоянии невменяемости, я не смогу отбиться от старого некроманта! Нет-нет-нет, я на такое не подписывался!

— Шейте под местным, пожалуйста. Мне общий нельзя, — сообщил я хирургу.

— С чего бы вдруг? — вкрадчиво поинтересовался он.

— Да я понятия не имею! — я постарался аккуратно добавить своим словам веса и правдоподобия, чтобы проняло даже этого циника в униформе мятного цвета. — Что-то там со мной в детстве было, еле откачали после наркоза. С тех пор отец прямо требовал, чтобы я запомнил раз и навсегда и медикам о том сообщал при необходимости, что общий мне давать нельзя.

— Странно, — озадачился хирург. — Тебе же, — он сверился с картой, — всего восемнадцать лет. А состав для наркоза повсеместно поменяли вот уже лет двадцать как. Или тебе не повезло, и тебе тогда из старых запасов вкатили?

Это проверка, — вдруг понял я, считав проскочившую у врача поверхностную мысль. — Товарищ пытается выяснить, не пытаются ли ему тут наврать с три короба. Ладно, я на эту удочку не куплюсь, и его любезными подсказками пользоваться не стану.

— Да мне откуда знать? — вздохнул я. — Говорю же, маленький я тогда был. Вообще ничего толком не помню, ни что случилось, ни как я в больнице лежал. Старый состав, новый — не разбираюсь я в этом. Просто говорю вам, как мне отец покойный велел. Местный наркоз можно, общий нельзя.

— То есть, у твоего отца этот момент уже никак не выяснить.

— Увы, нет. Он сгорел в своем поместье вместе с моей старшей сестрой и слугами две недели назад, — я постарался, чтобы мой голос дрогнул в нужном месте; пустячок по большому счету, а придает достоверности словам.

— Ого! Мои соболезнования, парень. А твоя мать?

— Умерла в родах, — глухо буркнул я, давая понять, что мне крайне неприятна эта тема.

— Получается, у тебя из родни никого не осталось, кто мог бы этот вопрос прояснить.

— Мачеха только. Но она в нашей семье появилась сильно позже, — я всячески давал понять, что и рад бы помочь, вот только не получается.

— Ладно, я тебя понял.

Уф, кажется, пронесло. Да, придется стиснуть зубы и потерпеть художественное шитье своей тушки шелковым крестиком под местным обезболом, но лучше так, чем настежь открыть ворота в тело для нежеланного жильца, а самому отправиться к Всесоздателю. Не для того я тут юлой верчусь, чтобы столь бездарно пролюбить отпущенный мне сверху второй шанс. Так что справлюсь. Другого выхода все равно нет.

— Готово, — кивнула вернувшаяся медсестра, после чего вместе с еще одним медбратом принялась споро освобождать меня от лишней, по их мнению, одежды.

Хм, такими темпами закупать новый гардероб мне придется куда раньше, чем я думал. Надо будет дать знать деду, чтобы привез мне сюда хоть что-нибудь. Я же стараниями медперсонала теперь гол как сокол!

Затем на меня накинули простыню, волосы убрали под одноразовую шапочку, и я почувствовал себя как богач на СПА-курорте. Отличный сервис, внимание к клиенту. Надо будет поставить им пять звездочек.

Успокаивая себя подобным способом, я старался дышать ровно и не выказывать лишнего волнения. Я — самый адекватный в мире пациент.

И тут мне в голову пришла мысль. А что, если Изюмов что-то подобное изначально и планировал? Напасть на меня, поранить так, чтобы прямой угрозы для жизни не было, но в больницу на операцию под наркозом я попал однозначно. Самому тем временем свести счеты с жизнью, освободив дух от привязки к телу Косыгина, после чего выкинуть-таки меня прочь. А тут он успешно выполнил первую часть плана, как на крыльцо общежития выскочил комендант с помповиком. И Николай Алексеевич мгновенно сообразил, что хотя бы часть его проблем возьмет на себя кто-то другой. Отсюда и его широкая улыбка, и странное поведение перед выстрелом.

Меж тем меня перевезли в малую операционную. Хирург подошел ко мне, внимательно вглядываясь в листок, что передала ему медсестра. Видимо, подоспели результаты экспресс-анализа крови. Сам себе кивнул, отдал листок обратно. После чего добыл откуда-то из-за моей головы устройство, похожее на респиратор и поднес его к моему лицу.

Что⁈ Меня усыпляют? Черт, только не это! Филин, спасай, на тебя одна наде…