Глава восьмая.
Аэродром подскока. Окрестности Пекина.
Мой аэродром подскока работал, как часы. За день мы сделали четыре еще вылета, потеряв, ближе к вечеру, один самолет. Потеря произошла по вине неопытного пилота, что при бомбежке снизился слишком низко и получил осколки от собственной бомбы в брюхо. Самолет плюхнулся на рисовое поле. Пилот выдернул из капота кристалл и дернув за шнур устройства самоликвидации, бросился к садящемуся на сухое место, аэроплану. Через пару минут за спиной бредущего по пояс в грязной жиже пилота взметнулось к небу зеленое магическое пламя, которое за несколько минут сожрало обшивку поврежденного аэроплана.
Китайцы не сидели сложа руки, пытались что-то сделать для защиты от валящейся с неба смерти
Первый наш налет был осуществлен на добитие каравана пушек, что пытался уйти с места засады на дороге. Оставив на дороге разбитые лафеты и трупы волов или яков, с высоты мне было плохо видно, строй самолетов скользнул в сторону аэродрома, по пути заметив колонну пехоты, бодро марширующей в нашу сторону, поэтому следующим налетом мы разогнали это войско. Ну а два налета на Запретный город прошли по звездной схеме, одновременно заходя на цель со всех румбов. Засады, что китайцы выставили на окраине города, мы обошли, как и воздушные шары, с магами в корзинах, которых в небе над Пекином было всего пять.
Ну а вечером я дал команду передислоцировать площадку подскока, оставив на старой площадке несколько стогов старой рисовой соломы и палатку. А в два часа ночи меня разбудил сигнал, что передавала маленькая куколка богини, которую я спрятал в траве, на бывшем летном поле. Потеряв сотню солдат, китайские офицеры собрали по округе разбежавшихся бойцов и в ночной темноте, при поддержке нескольких пушек, атаковали брошенный аэродром.
А утром над крышами дворцового комплекса взвилось несколько белых флагов.
Для переговоров я посадил свою крылатую машину у северо-западной окраины города. Примерно в версте, над широкой городской стеной возвышалась огромная артиллерийская башня, из которой во все стороны торчало больше сотни стволов старых, позапрошлого века, пушек. Честно говоря, чувствовал я себя на пустой дороге (местные, увидев заходящий на посадку самолет, разбежались) очень неуютно. Если артиллерия с башни произведет залп, то никакая магическая защита меня не спасет. Оставалось только надеяться, что нет сейчас в башне такого количества артиллеристов, чтобы накрыть меня массой каменных ядер.
Делегация местных властей появилась в проеме городских ворот через три часа К тому времени ко мне успели перебросить на аэроплане моего штатного толмача, а в качестве меры безопасности, высоко в небе кружил одинокий аэроплан наблюдатель, готовый в любой момент прийти на помощь или подать сигнал о подходе вражеских войск.
Процессию возглавляло несколько солдат, что несли какие-то хвостатые флажки, за ними, под охраной военных с длинными рогатинами, восемь носильщиков несли массивный паланкин, за которым семенил десяток чиновников, видимо, рангом поменьше.
Я уселся на складной стул, Ринчинов замер у моего плеча с монгольским флагом в руках. Конвой китайской делегации остановился шагах в пятидесяти от нас, а паланкин поставили шагах в десяти от моего стула, тем более. что большая часть времени ушла на перебежки китайского младшего чиновника, который метался между мной и паланкином, передавая высоким договаривающимся сторонам каждую фразу контрагента.
Началось все с типичного для китайских императорских чиновников «наезда». Мне начали грозить карательным походом на Север, уничтожением моей родственников до седьмого колена, после чего я, любезно улыбнувшись, сообщил, что переговоры закончены, а через час бомбы вновь полетят на дворцовый комплекс. И только после этого начались настоящие разговоры.
В конце концов стороны определились, что Монголия формально останется вассальным от Срединной Империи государством, правда, при этом вассалитет заключался в ежегодной передаче Пекинскому престолу подарков. Китайские войска и китайские чиновники подлежали выводу с территории Монгольского государства, правом экстерриториальности могли пользоваться только китайские дипломатические представительства, числом не более трех. Княжество Семиречье этими соглашениями было признано гарантом соблюдения указанного договора, в том числе и прав китайских подданных, для чего я мог вводить на территорию Монголии свои войска. Вот такие вот выверты международной дипломатии. Срединная империя, вроде бы, сохранила лицо. Я что-то приобрел, обменяв отобранную у меня шикарную шубу на страну, хотя нищую и неуютную. Естественно, вопрос о компенсации стоимости шубы я не поднимал, зато истребовал право беспошлинной торговли своими личными товарами по всей территории Северного и Западного Китая.
Багровое солнце уже клонилось к горизонту, когда мы с китайскими чиновниками закончили обговаривать хитросплетенные формулировки мирного договора. Китайцы любезно пообещали завтра утром привезти на это-же место свитки с договорами на трех языках, русском, китайском и одном из старомонгольских алфавитов.
Где-то в степях Внутренней Монголии.
— Князь, а князь…- мой бурятский переводчик куртуазным обхождением не отличался, не понимая необходимости словесных кружев, или делая вид, что не понимает.
— Что тебе, Родно Ринчинович? — я оторвался от котелка с горячим кулешом и посмотрел на сидящего напротив бурята. Мы снова сменили место дислокации, переместив полевой аэродром на пару сотен верст севернее. Не верил я в честность китайцев ни на грош и обоснованно ждал ночного нападения. С этими представителями древней цивилизации нельзя было расслабляться ни на секунду.
— А ведь китайцы мне предлагали тебя убить. Двадцать лян серебра предлагали…
Я от неожиданности закашлялся, чуть не подавившись кашей и кашлял, пока бурят не стал бить меня кулаком по спине.
— Это когда они тебя уговаривали? — я жадно припал к кружке с зеленым чаем
— Когда на китайском со мной разговаривали…
Вот хитрожопые твари. Да и обидно мне, что всего два килограмма серебра пообещали буряту за мою великолепную голову. Первым моим желанием было устроить завтра китайцам какую-нибудь каверзу, причесать, к примеру, эту толпу евнухов и прочей нечисти из пулемета,
Но, поразмыслив немного, я решил задавить в себе эту злость. Память у меня хорошая и этой попытки отправить меня в навь, или куда там меня собрались отправить небесные пряхи — Доля и Недоля, я запомню и потом найду способ поквитаться с коварными имперскими царедворцами. Но, надо признать, работают ребята лихо — улыбаясь мне в глаза, в моем же присутствии, договариваться с моим человеком о моей смерти на своем тарабарском наречии.
Внешняя Монголия.
Урга.
В Ургу я попал через две недели после того, как получил от китайских чиновников и царедворцев кипу цветастых документов, разрисованных по полям цветами и птицами. Подписание документов прошло в «теплой и дружественной» обстановке — над дорогой, где я вновь встретился с сановниками, как голуби мира кружили аэропланы, с подвешенными под крыльями бомбами.
Ну а сегодня я высадился на широком поле возле монгольской столицы, где совсем недавно мои авиаторы вели бои с местным казачеством и китайскими империалистами и под приветственные крики, собравшихся со всех окрестностей, аратов.
Мои мастера и инженеры наконец «допилили» на заводе биплан с салоном на восемь человек и теперь я имел возможность выходить на публику при полном параде, в золотистом халате, а не выкарабкиваться из тесной кабины штурмовика.
Поднявшись на сколоченную наспех небольшую трибуну я потряс договором с Китаем, а усиленный магией голос толмача разнес на всю округу, что отныне Монголия является свободной от цепких объятий южного соседа, будучи переданной под мое покровительство, что было встречено радостным ором местных. Стоявшие тут-же китайские чиновники, что опасливо ежились под зловещими взглядами монгольских всадников, с поклоном приняли от меня предписания из Запретного города о том, что им надлежит в течение двух недель покинуть территорию Монголии, оставляя мне все недвижимое имущество.
— Заодно и моих приказчиков, и их охрану возьмете с товаром, подскажите им, что и как там у вас с торговлей. — буркнул я.
Китайцы мелко закивали, показывая, что возьмут хоть черта лысого, лишь бы благополучно выбраться из этих неуютных степей. Десять тысяч китайских торговцев, солдат, чиновников и членов их семей я обещал благополучно провести до китайских постов, защитив их от жадных помыслов местных пастухов.
Безусловно, не пройдет и трех месяцев, как китайцы, шустрые и вездесущие, как тараканы, снова проникнут сюда со своими товарами и деньгами, но вот до этого времени им еще надо дожить.
Ну, а вечером был пир. Я сидел на высоком стуле в низком чадном помещении, самом большом в Монгольской столице, отстраненно смотрел, как монгольская знать наливаются бузой и аракой, грызут баранину и лепешки, вытирая жирные руки о полы лоснящихся халатов соседей. В голове тяжелыми булыжниками ворочались мысли. Тяжелый запах, исходящий от жировых светильников, горящих в полумраке неровным чадящим пламенем, мешал сосредоточиться. Я не мог сообразить, зачем мне нужна эта Монголия? Оседлать торговлю с Китаем? Наверное, у меня это получится, остаётся только вопрос — надолго ли? То, что китайцы ничего не забудут и не простят у меня сомнений не было. Рано или поздно они придут, спросить с меня и с местных «варваров» за любовь к свободе.
Монголы в военном отношении ничего серьезного из себя не представляли. Для китайских карателей они на один нюх, тем более, что давить аратов для китайских имперцев дело знакомое. Неисчислимые орды Чингизидов и прочих Бату-ханов исчезли во тьме минувших веков, и сейчас монгольская кавалерия представляла собой обычное иррегулярное ополчение, необученное и плохо вооруженное, которому было все равно, кого грабить. Скотину и шкуры, которыми была богата местная земля, мне были не нужны — Семиречье было богато этим добром, а доставка продукции до потребителей была, не в пример, быстрее и проще. Вот если бы сейчас была большая война, то армия Российской империи слопала бы всю баранину и говядину, и еще бы добавки попросила. Да и шкуры в любом количестве ушли бы на зимнее обмундирование. Правда пока российская армия обмундирована в суконные шинели, епанчи и прочие накидки, но война скоро, все равно, начнется и тогда, возможно, мне удастся подсуетиться и стать поставщиком зимнего обмундирования для армии.
Я отодвинул в сторону глиняную тарелку с бараниной и какой-то кашей, и, достав блокнот, начал прикидывать, во сколько мне обойдется постройка большого консервного завода на берегу Байкала и плечо поставки по Ангаре, Енисею и северным морям в Европейскую часть России. Рубить ангарские сосны для прогрева котлов или автоклавов я не планировал, благо каменного угля на Ангаре, под землей, лежат миллионы тонн. Белую жесть, уверен, я смогу начать катать на своем заводе…
Пьяные монголы, буряты и такие же русские радостно заорали очередную здравницу, развернув раскрасневшиеся рожи в мою сторону — пришлось вставать и, с любезной улыбкой, вливать в себя содержимое пиалы с прозрачной аракой.
Омск. Дом генерала Соснова.
— Ужасное нападение! Варварская бомбардировка! Псков и Смоленск в огне! Кровавое сражение под Азовом! — под окнами генеральского дворца надрывались мальчишки газетчики.
Поступившие из-за Урала столичные газеты, доставленные почтовым дирижаблем, чернели на моем столе жирными, зловещими заголовками. Если пробиться через истеричные фразы, любимые ярославскими щелкоперами, то вчера утром несколько крупнейших городов России были подвергнуты бомбардировке с бортов гигантских дирижаблей с черными крестами на бортах и гондолах. Панику вызвали не сколько разрушения, нанесенные бомбами, а абсолютная неспособность властей защитить население от воздушных ударов.
Гораздо серьезней, по моему мнению, представляла собой гигантская армия, внезапно, как будто ниоткуда, возникшая на российско-литовской границе.
Я не знаю, кто провернул эту операцию, но это осуществил кто-то серьезный, обладающий безграничными ресурсами и несгибаемой волей. Не знаю, «лоханулись» разведочные службы Российской империи, или это были целенаправленное зажмуривание глазок недремлющего ока, но действия этого лица аналогов в мировой истории не имело.
Аморфная масса из сотен немецких государств в едином порыве внезапно решили объединиться в единый военный союз, а через Днепр, с литовских пределов повалила толпа немцев в разноцветных мундирах. Сбив таможенные посты, они рывком добежали до крепости Смоленск и обложили ее…
В дверь кабинета постучали, дверь распахнулась, и, шурша юбками, в комнату вошли Гюлер и держащаяся у нее за плечом, Вера Игоревна Бухматова.
— Доброе утро, барышни…- я отложил газеты и встал, приветствуя своих женщин.
— Дорогой, объясни нам, что происходит? И что ты собираешься делать?
Вопрос был очень интересный, и не было у меня ответа на этот простой вопрос. Я просто не знал, как на него ответить. Месяцами пользовался слабостью, коррумпированностью и неорганизованностью российского государства, отрывая от него плохо лежащие куски, а когда распахнулось окно возможностей, я понял, что мне в мире без «большой России» мне станет неуютно.
Не готов я жить в мире, где не будет этой страны, и не готов я, пользуясь моментом, подгребать под себя ее обломки…
Я оглядел удобно рассевшихся в креслах дам, служанку, что занесла в кабинет поднос с чайными парами и сдобной выпечкой…
— Происходит то, что, прошу прощение за грубость, но российскую империю застали со спущенными штанами. Императорская армия застряла на юге, в районе Азова, сцепившись с турецкими войсками, что были высажены с кораблей султанского флота и ордами кочевников, которые одновременно ударили с Северного Кавказа и Крыма. Сами по себе они не представляют угрозы для русских войск, но, как я понимаю, их задача держать и не пущать русских, не давая перебросить подкрепления на Запад. Если немцы вместе с поляками и Литвой прорвутся через западные оборонительные рубежи, взяв основные крепости, или к примеру, у противника хватит сил осадить крепости малыми силами, и еще ударить по столице, то, боюсь, империя будет вынуждена унижено просить мира…
Я отхлебнул чай из фарфоровой чашки.
— Поэтому, дамы, мы ничего особенного делать не будем. Продолжим делать самолеты, крепить рубежи и накапливать воинские запасы, обучать войска. Дальше будем смотреть, как события будут разворачиваться…
А события разворачивались не в лучшем для страны ключе. Приграничные крепости сели в осаду и, более-менее, сдерживали колонны вражеской пехоты, чему помогали ограниченное количество дорог, проходящих через территорию Российской империи. Отдельные отряды польской и литовской кавалерии продравшись по проселочным тропам, резвились в тылу российских укреплений, доходя до Брянска, Ржева и Орла. Вот только паны внесли нечто новое в обычаи ведения войны. Они терроризировали местное население, очищая территорию от русских язычников. Толпы беженцев, хватая жалкие пожитки и детей, бросились на восток, забивая прифронтовые дороги. На Юге возник внезапный успех — русская армия, после трехдневной артиллерийской подготовки, взяла Азов, захватив две сотни стволов, хотя и устаревшей, крепостной артиллерией и большими запасами продовольствия. На этом успехи императорской армии закончились. Гвардия завязла в тягучих боях с кочевой кавалерией, подкрепленной турецкими войсками и артиллерией, не имея возможности ни наступать, ни перебросить подкрепления на Западный фронт, который истекал кровью под натиском многочисленной армии объединенных европейских стран.