Глава четырнадцатая.
Омск. Дворец губернатора.
— Господин поручик, приказываю вам сегодня же взять под охрану продуктовые запасы в Атаманском хуторе, возможное сопротивление подавить…
— При всем уважении, ваше высокопревосходительство…- со скрипом отодвинув стул, из-за стола встал военный, в котором я узнал офицера, исполняющего обязанности командира батальона, вернее, его остатков: — В свете расползающихся по городу слухов у меня хватает сил только на то, чтобы удержать солдат в казармах. Караульную службу несут старослужащие или унтера. Если я выведу солдат из казарм, они просто разбегутся с наступлением темноты.
— О каких слухах вы говорите, господин поручик?
— С утра в казармах циркулируют слухи, что несколько вражеских дирижаблей разбомбили Тобольск, спалив кремль вместе с губернаторским дворцом и взорвав пороховые склады. А, как всем известно, вокруг наших казарм располагаются казенные и два частных складов пороха, поэтому солдаты волнуются…
— Черте что…- выругался губернатор: — Какой вздор. От Тобольска до вражеских портов тысячи верст, у нас с Тобольском телеграфное сообщение, по которому ничего похожего не приходило, а ваши рекруты знают о том, что якобы произошло с полутысячи верст от нас. Им что. Почтовые голуби вести принесли?
— Не могу знать, ваше высокопревосходительство, но слухи такие циркулируют. — вытянулся, как новобранец, поручик.
— Ваши болваны самостоятельно такое вряд ли могли выдумать…- задумчиво пробормотал губернатор, неторопливо вышагивая вокруг стола: — Скорее всего, это провокация со стороны агентов противника. Я немедля направлю в казармы жандармских чинов для проведения дознания, прошу вас голубчик оказать в этом вопросе всяческое содействие.
— Будет исполнено, ваше высокопревосходительство! — отчеканил поручик.
— Очень печально, что по факту мы не имеем в городе надежных войск. — губернатор оглядел присутствующих: — Господа, а сегодня буду ночевать в своем загородном доме, завтра с утра вернусь в присутствие, в установленные часы, чтобы выполнять свой нелегкий долг перед Отечеством. Но, мы не может разойтись, прежде чем, совместно, не выработаем решение по выполнению озвученных вам задач. Итак, я слушаю ваши предложения?
— Может быть соберем ополчение? — поднял седую голову товарищ губернатора: — Оружие у нас имеется, порох можно изъять с частных пороховых складов…
— Господа, прошу прощения…- вскочил с места давешний поручик: — Даже если мы поставим под ружье пару тысяч городских обывателей, то Атаманский хутор нам не взять ни при каких условиях. Князь Булатов превратил его в крепость. Никто не сможет пересечь мост…
— Господа! — как в гимназии поднял руку прапорщик, выглядевший настоящим подростком, с острым носиком и пушком на румяных щеках: — А может быть спрячем команду охотников на поезде, который пересет мост и охотники ударят по солдатам Булатовых с тылу. Судя по внешнему виду, в рядах булатовских стрелков царит подавленность, воинский дух явно упал…
Какой хитрец, надо его взять в плен и перетянуть на мою сторону.
— Господин поручик…- с ленцой прервал возбужденное обсуждение плана юного офицера штабс-ротмистр в жандармском мундире: — Не надо считать противника за идиотов. На Главном вокзале в каждый поезд, отправляющийся на запад садиться трое-четверо булатовских солдат. Пока состав доезжает до выпускных стрелок станции Ярославка, эти солдаты успевают досмотреть весь состав, после чего обмениваются знаками с охраной моста. Знаки каждый раз разные, систему мы не выявили. При таких мерах несколько человек можно укрыть и провести мимо их постов, но никак не команду.
Прапорщик густо покраснел, уткнувшись взглядом в поверхность стола, а кабинет погрузился в уныние.
— Господа, не надо впадать в отчаяние…- приободрил своих «ближников» губернатор: — Сейчас предлагаю сделать перерыв, а после обеда соберемся и обсудим сбор ополчения. И кто-нибудь, озаботьтесь послать депешу в Тобольск, узнать, все ли там в порядке.
Чиновники и офицеры потянулись на выход, я тоже отключился, чтобы подумать, но через десяток минут у меня зашумело в ушах и мое сознание вновь переместилось в губернаторский дворец.
Его высокопревосходительство кушали рыбный супчик, когда двойные створки дверей распахнулись, и в помещение вошла…вошла княгиня Строганова собственной персоной в сопровождении нескольких молодых людей, с виду дворян.
Губернатор от столь бесцеремонного вторжения подавился супом и надрывно закашлялся. Ванда, не обращая внимания на побагровевшего начальника края, села напротив него и молча ждала, пока один из молодых мужчин не подошел к губернатору сзади и дважды жестко стукнул последнего по спине.
— Кхе-кхе…Что происходит? Зачем вы здесь? — губернатор отодвинул от себя тарелку и потянулся к колокольчику.
— Не надо никого беспокоить, ваше высокопревосходительство. Ваши люди несколько заняты. — легким движением руки Ванда заставила губернатора замереть: — Я пришла к вам с миром, потому, что мы необходимы друг другу. Я узнала о ваших затруднениях с обеспечением городского населения продовольствием и восстановлением вашей власти в Омске и решила оказать вам помощь в решении этой задачи. За любую половину от всех трофеев.
— Гм… Сударыня, о чем вы говорите? У меня нет никаких проблем с продовольствием, а тем более с властью! — губернатор старался выглядеть молодцом, но, на фоне недоеденного супа это выглядело откровенно жалко.
— Господин губернатор, давайте не будем играть словами. — саркастически хмыкнула княгиня: — У нас с вами одна проблема — Булатовы, и любая задержка сейчас играет им на руку…
— Вы имеете в виду ее родственников, которые скоро должны прибыть в город для выборов главы княжества? — решил показать свою осведомленность губернатор, в ответ на что Ванда откровенно захихикала.
— Какие родственники, о чем вы? Супруга Олега, Гюлер, не нуждается ни в каких родственниках. Да, они у нее есть, и в немалом количестве, но они скорее, выступают в качестве данников княжества Булатовых, кои обязаны выставить несколько тысяч всадников по первому требованию Гюлер, у которой, кстати, прекрасные отношения в офицерами армии князя. Если допустить, что князь погиб…
— А вы допускаете, что князь жив? — напрягся губернатор.
— Вполне. — отрезала решительно Ванда: — Может быть, Олег ранен — это неважно. В любом случае в их доме что-то случилось и нам необходимо воспользоваться моментом, чтобы ликвидировать это семейство раз и навсегда.
— А зачем мне вы? — отрезал губернатор: — Если этот так срочно, как вы меня убеждаете, то уже сегодня я направлю в дом Булатовых своих людей, а завтра утром…
— Завтра Гюлер уже пополнит свою обширную коллекцию вашими ушами, ваше высокопревосходительство. — хищно улыбнулась Ванда: — Поверьте, все так и произойдет. А послезавтра, она, возможно, присоединит всю губернию к своему княжеству, переименовав Омск, в память о муже, например, в Олеговск. И будет здесь править до конца войны, а если Российская империя войну проиграет, то вероятно, Гюлер будет править здесь очень и очень долго.
— Вы что такое говорите? Она же дикая неумытая девка, обряженная в европейское платье…
— А вот после этих слов, господин губернатор, для вашей же безопасности, Гюлер надо убить, причем немедленно. — Ванда зябко передернула плечами, бросив настороженный взгляд на пантеон славянских богов: — Иначе завтра она придет за вашей головой.
— Хватит меня пугать! — губернатор грохнул кулаком по столу, но вышло все очень плохо — недоеденный суп расплескался по гладкой столешнице. Тоненькая струйка варева потекла потихоньку к краю столешницы, в сторону начальственных штанов. Видя приближающуюся опасность, губернатор схватил колокольчик и отчаянно зазвенел. В помещение робко заглянул лакей, который, поняв, в чем беда, по краешку, опустив голову, прошел в зал, стараясь не встречаться взглядами с вольно расположившимися в кабинете губернатора молодыми людьми, убрал со стола подтеки и унес тарелку.
— Хорошо…- губернатор с тоской проводил спину уходящего лакея: — Что вы выполните за половину трофеев?
— За половину трофеев мои люди сегодня ночью войдут в дом Булатовых и нейтрализуют всех, кто там будет. В этом случае войска Булатовых не будут способны к активному сопротивлению и, не позднее, чем через сутки, уберутся на юг, откуда они и пришли.
— Вы что, хотите всех убить? — поразился кровожадности своей собеседницы губернатор.
— Всего лишь нейтрализовать. — улыбнулась Ванда: — Но, если произойдёт эксцесс исполнителя, все в воле богов, мы такой команды не давали.
Пока высокородные сообщники прощались, я выпал в реальность и заорал — времени на раскачку не было ни минуты.
Через пять минут над крышей здания взлетели три ракеты, две зеленые, и одна красная, а через два часа, по живому коридору из моих стрелков, что перекрыли улицу от моего дома до причала, к срочно вызванным самоходным баржам двинулась траурная процессия, несущая к судам большую закрытую домовину, окрашенную в зловещий черный цвет. Срочно вызванный оркестр, бросивший репетицию в местном театре за хорошую мзду, тоскливо наяривал что-то средние между «Реквиемом» Моцарта и «Вы жертвою пали в борьбе роковой», а в толпе сбежавшихся горожан громко шептались, что благодетеля -князя застрелили волшебной пулей, и он нынче умер в страшных мучениях, а его жена-степнячка поклялась на родовой сабле страшно отомстить виновникам гибели мужа, как только закончиться трехдневный траур.
Оная жена, затянутая в черное вдовье платье, в черном платке, закрывающем лицо, с темным свертком в руке, провожала в последний путь своего супруга, стоя на балконе третьего этажа. Если бы вы знали, чего мне стоило уговорить унтер-офицера Бондаренко напялить дамский наряд, играя роль безутешной Гюлер, держащей в руке замотанное в одеяльце полено, что, со значительное расстояние, было весьма похоже на нашего сына Искандера. Сама же Гюлер, одетая в армейскую куртку, в натянутой на голову, форменной кепи, шла в сторону барж, вместе с солдатами, прислугой и прочими лицами, желающими проводить в последний путь своего господина. Там же, в толпе, одетая прислугой, шагала и госпожа Вера Игоревна Бухматова с моими сестрами и детьми.
Набитые народом баржи вышли на середину реки, на виду у половины города, с одной из них спустили небольшую лодку, на которую водрузили черную домовину, и лодку оттолкнули от борта баржи, после чего небольшое суденышко медленно начало свой дрейф на север. Отплыть далеко лодке не дали — мелькнул фаерболл и, пропитанное керосином, суденышко вспыхнуло, словно свеча.
Я, стоя у окна своего дома, укрывшись за тяжелой плотной шторой, даже загрустил. Обряд этот я подсмотрел в кино, в прошлой жизни, но, вот представлять, что в домовине сейчас жариться, в адском пламени, мое тело, было неприятно.
Пока остатки горящей лодки медленно плыли вниз по течению, баржи совершили дружный разворот, дабы вернуться к берегу, как вдруг одна из них потеряла ход. Вторая, видя проблемы у товарки, застопорила ход, после чего я отошел от окошка. Времени было мало, пора было готовить дом к отражению ночного нападения, а согласно сценария, утверждённого мной, сейчас баржа будет долго пытаться починиться, вторая же все время будет находиться рядом, после чего, когда станет понятно, что скоро наступит темнота, а дать ход судно не может, вторая баржа возьмет свой систер-шип на буксир и медленно потащит его в сторону Атаманского хутора, где располагаются наша база и мастерские. Обратно, до наступления ночи, суда не вернуться, и, по несчастливому стечению обстоятельств, по мнению стороннего наблюдателя, в большом доме ночью останется только десяток охранников, моя вдова Гюлер и наш наследник, грудной младенец Искандер, ну возможно, еще пара женщин из обслуги, которых никто никогда в расчет не брал.
Омск. Дом генерала Соснова.
Слава богам, я выставил Гюлер из дома, заставив ее своей властью взять ребенка и отправиться с большим конвоем на Атаманский хутор. Со мной остались только добровольцы, которым я прямо сообщил, что личная безопасность не гарантируется. Раз Ванда обещала губернатору, что у нее хватит сил сегодня ночью убить всех обитателей этого дома, я склонен ей верить. Почему я не ушел за реку с основной массой слуг, солдат и офицеров? Noblesse oblige, положение обязывает. Если я сбегу из своего дома, не попытавшись его защитить, пойдут нехорошие разговоры, репутация моей светлости в войсках упадет, немного, но упадет.
Сейчас уже вечерело, темнота надвигалась на город, в воздухе витала тревога. Унтер-офицер Бондаренко, по-прежнему обряженный в женское платье, с траурным, глухим платком на голове, несколько раз появлялся в слабоосвещенных окнах третьего этажа, на крыльце маялся часовой, а парный патруль обходил дом по периметру. У часовых была одна инструкция — как только они почувствуют или услышат любые признаки близкого нападения, они должны бежать куда глаза глядят, лишь бы оказаться подальше от этого места. Редкие прохожие, видимо, тоже чувствовали неладное, так как старались проскочить мимо громады нашего дома побыстрее.
Казармы, которые я недавно арендовал для размещения моих солдат, сегодня срочным образом мы передали арендодателю, выплатив ему небольшую неустойку. Рота, обитавшая в казарме, спешно покинула город, разместившись за городской окраиной, в летних лагерях Омского полка, в данный момент пустовавших. В общем, кого смог, из-под удара вывел, а мне оставалось только ждать…
Похоже, дождались. За дверями раздался выстрел, видимо часовой исполнил свой долг до конца, после чего на входные двери, усиленные магией, обрушился град тяжких ударов.
Стекла окон второго и третьего этажа вынесло сразу, но к этому я был готов, благо, что там ничего, кроме тяжелых штор, не осталось. Всю генеральскую обстановку и все мое имущество вынесли госпожа Бухматова и Гюлер в внепространственных карманах. Надеюсь, унтер-офицер Бондаренко, что изображал «даму в черном» не пострадал от роя стеклянных осколков?
Готовясь к обороне я магически усилил только первый этаж и подвал, что сразу же сказалось на характере боя. Верху, на втором и третьем этажах, уже начались пожары, которые пока успешно гасил подпоручик Гуляковский Некрас Светозарович, мой маг воды, а вот на первом этаже похвастаться противнику пока было нечем. Я не говорю о стенах, даже двери, хотя их гнули и корежили многочисленные боевые заклинания, пока держались. Интересно, чем я сумел так обозлить Ванду Гамаюновну, что она бросила против меня не один десяток боевых магов? Подумаешь, перестал я ей содержание выплачивать и охрану убрал, зато ясак и прочие подати, по-честному, поделил поровну и просто ждал, когда женщина успокоится, и будет готова к конструктивному разговору. Видимо, права поговорка, что уже оказанная услуга ничего не стоит. Если бы я ей тогда не помог… Наверное, я никогда не пойму до конца этих женщин.
Толстая, двустворчатая дверь, еще час назад бывшая произведением высокого искусства резьбы, вылетела из дверного проема кучей обугленных щепок, на пороге возникла покачивающаяся человеческая фигура, хлопнул выстрел и человек вытянулся ниц. Видимо неопытный маг из литературного кружка мадам Ванды переоценил свои силы и полностью выложился, опустошив свои магические резервы. Не знаю, сколько там, за стенами, боевиков, но размен один маг на одну дверь, даже резную, считаю весьма выгодным.