Царство Сибирское

Глава 13

Глава тринадцатая.

Омск. Дом генерала Соснова.

Перчатку я поймал и замер в полнейшем недоумении — уже забыл последовательность действий при получении вызова. Придется импровизировать. Не то, что я боюсь выйти к барьеру с этим молодым человеком, просто мне кажется, что не положено мне это делать, больно разные у нас с ним весовые категории.

— Соблаговолите объясниться, юноша, зачем вы тут вещи свои разбрасываете?

— Вы мерзкий негодяй, и я вас вызываю…- мой визави покраснел как помидор, видимо не понравилось ему обращение «юноша», тем более, что мы с ним, на первый взгляд, ровесники.

— Вы оскорбили мою хорошую знакомую, княгиню Строганову и должны дать мне удовлетворение!

— Молодые люди, вы прежде чем войти в этот дом, не обратили внимание на стяг на его крыше?

Посетители недоуменно переглянулись. Понятно, господа слишком спешили, некогда им смотреть на всякие флажки. Долго Ванда готовила ответ, то ли любовники были робкие или осмотрительные, или я чего-то не понимаю.

— Так вот, молодые люди, известная нам всем Ванда Гамаюновна, княгиня Строганова, должна мне очень много денег, просто неприлично много. Как только она, или вы, молодой человек, закроет этот финансовый вопрос, тогда у нас и возникнет повод говорить об оскорблении и удовлетворении. А без урегулирования этого щепетильного вопроса я считаю неприличным с ее стороны присылать ко мне бретеров. А то так любой должник возьмет за правило пытаться убить своего заимодавца. Если у вас все…

— Вы трус и негодяй…

— Юноша, еще раз спрашиваю вас — вы флаг над этим домом видели? Если вы дворянин, то вас должны были учить, что означает флаг над домом. Если вы спали на занятиях, то я вам напомню, что флаг иностранного государства над зданием означает, что здесь проживает правитель зарубежной державы и здесь, в этом доме моя суверенная территория. То есть вы, наглец, посмели дважды оскорбить меня на территории моего государства. По законам Великого княжества Семиречья, я вправе казнить вас через повешение или обезглавливание, или отправить на бессрочную каторгу в угольную шахту. Ваша последняя возможность избежать немедленной казни- принести мне самые искренние извинения и покинуть мой дом.

Этот дурак еще и умудрился принести в мой дом оружие. Пока парень пытался вытащить из узкого кармана сюртука здоровенный дуэльный пистолет, который зацепился курком за что-то, так, что затрещала ткань, моя охрана начала действовать –скрутила незадачливого поединщика, его же приятеля, который все время молчал, под руки вывели за ворота.

А потом события завертелись с необычайной для этого времени скоростью. Через двадцать минут в мой дом прибыл адъютант губернатора с письмом от своего шефа, в котором, используя самые изысканные выражения, меня просили выдать Российского поданного, задержанного в моем доме для дальнейшего разбирательства. Составление вежливого ответа заняло у меня больше времени, чем посланнику губернатора потребовалось на прибытие ко мне. Было ощущение, что, пока моя охрана крутила руки опасному молодчику, губернаторский адъютант стоял за углом, с письмом наготове. Через час в дверях моего кабинета появилась многочисленная делегация городского дворянства, которые просили меня выдать молодого человека на поруки. Дворянству я пообещал подумать. Закончился это поток ходатаев появлением бледного, в буквальном смысле этого слова, который, чуть не плача, сообщил мне, что мои люди задержали некоего дворянского новика Пащенко Модеста, которому бледный проситель выдал, под честное слово, папенькин дуэльный пистолет, якобы убить наглую ворону, которая каждое утро дерзко каркает прямо над окном Модеста. Юноша буквально умолял меня вернуть фамильную вещь, пока суровый папенька, отбывший по делам в имение, не вернулся и не обнаружил пропажу.

Честное слово, я уже устал от этого балагана и бесконечной череды просителей и ходатаев, и я дал команду принести фамильное оружие.

— Сударь…- сотрудник контрразведки выложил на стол потертый дуэльный пистолет, ничем не отличающийся от сотен подобных, виденных мной за время моего пребывания в этом мире. Благородное дерево ложа с искусным узором и шестигранный ствол грубой ковки, кремневый замок, следы магического воздействия на порох и на пулю, и обильный пот, стекающий по лицу юноши слишком нервно слушающего моего офицера о порядке составления акта о передаче вещественного доказательства на ответственное хранение.

— Берегись! — крикнула жена, из любопытства пришедшая в мой кабинет. Одновременно с криком Гюлер бледный, потеющий юноша рыбкой прыгнул к оружию, ухватил его за рукоять, начал разворачиваться в мою сторону, но не преуспел в этом, так как я обрушился на субтильного юношу всем своим весом и придавил его к столу. Пока пьющемуся подо мной молодому человеку крутили руки, выворачивая пистолет, за который он все-же успел ухватиться, я больше всего боялся, что Гюлер сунется под выстрел.

Понимая, что пистолет у него почти отобрали, парень нажал на курок, но кто-то успел погасить порох на полке и выстрела не произошло.

— Этого в подвал, начинайте допрос, я сейчас подойду. — я вертел пистолет, за обладание которым только что произошла драка. В стволе оружия сильно фонила магией пуля, обычная круглая пуля, которые уже полсотни лет считались устаревшими. Мне подали шомпол и пулю выбили из канала ствола. Ну да, пуля зачарованная, но только всем широко известно, что эксперименты с наделением пуль магическими свойствами последние триста лет не приводили к значимым результатам. Не мог маленький кусочек свинца вместить в себе столько магии, которая могла противостоять магической силе дворянина, обвешанного, как Новогодняя елка, магическими артефактами, подпитывающими его силы, что позволяло магам-дворянам на поле боя, да и в обычной жизни, чувствовать себя достаточно уверенно, не боясь коварного одиночного выстрела из-за угла. Рота солдат могла с одного залпа выбить магическую защиту среднего боевого мага, но, только при условии, что все пули попадут в волшебника, а не разлетятся в разные стороны, направленные кривыми руками хреновых стрелков. Поэтому мне и пришлось в свое время изобретать пули-магниты, пули-лидеры, которые собирали пули всей роты за собой и направляли их в одну точку, ломая любую магическую защиты. Эти же парни пришли сюда, явно пытаясь выстрелить в меня единственной устаревшей пулей старинного пистолета. Почему не использовали что-то более современное, типа револьвера? Возможно здоровенная пуля гладкоствольного пистолета способна вместить в себя сложное заклинание, а маленькая револьверная пулька этого сделать не может?

Я запер странную пулю в сейф, а сам спустился в подвал.

Пащенко Модест висел, обнаженный и зафиксированный на стене, причем во рту у него присутствовала деревянная груша, а пальцы рук были зафиксированы специальными перчатками, чтобы допрашиваемый не мог магичить. К моему удивлению молодой человек был полностью раздавлен случившейся с ним метаморфозой, а по щекам его текли слезы.

— Юноша, а что мы плачем? — по моему знаку из-за рта парня выдернули кляп.

— Отпустите меня, вы не имеете права! — тут же завизжал неудачливый убивец: — Я дворянин и вы не…

Понятно, человек не готов пока к конструктивному разговору, поэтому ему вновь воткнули в рот грушу, и я пошел в соседнюю комнату, ко второму арестанту.

К моему удивлению, молодые люди не обладали магическими способностями, хотя родились в семьях, представители которых такими способностями обладали. Ну, так бывает. Права их никто не ущемлял, образование они получали в обычных учебных заведениях, относились к дворянскому сословию, служили обычно гражданскую службу на низших должностях, за весьма скромное жалование. Сделать завидную карьеру такой господин обычно не мог, даже самый слабый маг считался более предпочтительнее на любой должности, поэтому, единственной надеждой вырваться из этой мрачной круговерти жизни было рождение в семье ребенка — мага, перед которым открывались все дороги. Вот и женились такие дворяне, как можно раньше, и жены их плодились со скоростью крольчих, в надежде, что боги сжалятся над ними и явят чудо.

Мои пленники были мелкими чиновниками городской управы, коих родители, по окончании гимназий отправили в далекую Сибирь, где содержание было чуть выше, а свободных вакансий чуть больше. Что еще объединяло этих ребят? Они оба были вхожи в литературный салон, что держала моя хорошая знакомая, Ванда Гамаюновна, княгиня Строганова, в девичестве Ухтомская. Молодая вдова, практически каждый вечер, принимала у себя в доме несколько десятков молодых людей, якобы объединенных любовью к литературе и поэзии. И, со слов моих пленников, многие поэты и прозаики из салона были вполне себе боевыми магами.

Молодых людей никто не бил и не пытал. Они просто висели на стене, в чем мать родила, и проходили пять стадий принятия неизбежного. Пока они были в третьей стадии — торг, и не готовы были сообщить, что это за пуля, какими свойствами она обладает, какое именно задание они получили и от кого.

— Господа. — я поднялся из подвала и обвел глазами собравшихся в гостиной самых близких своих людей: — Время идет, молодые люди еще не покаялись, предлагаю ускорить события. Приведите наши отряды в боевую готовность, приспустить флаг княжества на крыше. Дом садиться в осаду, никто из него не выходит и никого мы не принимаем. О моём состоянии ни слова, теперь все сообщения и документы будут исходить от Гюлер, как моей супруги. Я в кабинете, буду находиться постоянно там. На этом все, ждем дальнейшего развития событий. При любых расспросах, кем бы то ни было, о том, что со мной, на вопрос не отвечаем, но делаем скорбные лица, как будто ваш любимый правитель, то есть я, внезапно и трагически умер.

Разогнав озадаченных соратников по местам, я прошел в свой кабинет, а через пару минут туда пришла моя жена, держа на руках, завернутого в пеленки, нашего сына.

— Май дарлинг, что ты собираешься делать? — Гюлер уселась на небольшой кожаный диванчик напротив меня.

— Ждать дальнейших действий моих противников и думать.

— А кто, как ты считаешь, твои противники?

— Солнце мое, проще сказать, кто мои друзья. Как говорил один император в древности, единственные союзники моей страны являются армия и флот. Ну и у нас что-то вроде этого. Ну, а основные наши противники — это наша бывшая подруга, княжна Строганова и его высокопревосходительство, господин губернатор. Из нашего имущества этих господ интересует запасы продовольствия, что остались на складах возле паровых мельниц, и все. что хранится в этом доме. Вот только у господ недоброжелателей одна проблема — сил для захвата моего наследства у каждого из них недостаточно. У Ванды в активе пять десятков молодых дворян, из которых примерно половина являются магами, у губернатора- около двухсот новобранцев со старыми ружьями.

— И куда остальные делись? Ты же рассказывал, что в запасном батальоне около пятисот бойцов.

— Ну, дорогая, они же понесли невосполнимые потери. Человек тридцать потеряли при атаке моста, сто семьдесят человек, в том числе полсотни раненых, мы по кустам окрестным нашли и в Верный их отправили на баржах. Там подкормят, подлечат и будут муштровать, чтобы в строй поставить. Кто не захочет служить, будет в княжестве работать, на альтернативной, так сказать, службе. Сотня, как я понимаю, по домам разбежалась, их просто никто не искал, ну а две сотни вернулись в казармы. Только господа офицеры обучать их ничему не собираются, переложив все на унтеров, а унтера в казармах, в основном пьют, поэтому как были две сотни необученных бойцов, так они необученными и остались. Плюс, у губернатора есть сотня пеших полицейских, три десятка конных жандармов и два десятка чиновников управления полиции — вот, все его силы. Я очень сомневаюсь, что он осмелиться в одиночку попробовать захватить наши объекты. А объединение Ванды и губернатора для меня тоже сомнительно, больно каждый из них жаден и не готов делиться с партнером. Ванда же от жадности своей с нами поссорилась, хотя все. что она имеет, было получено благодаря нашей помощи…

— Дорогой…- Гюлер покачала завозившегося Искандера: — Ванда считает, что она тебе платила деньги, соответственно, она ничего не должна, ты просто наемник…

— Ну, наемник, так наемник…- я осторожно дотронулся пальцем до кнопки носика спящего сына: — Посмотрим, кем она сможет нас заменить.

Омск. Дом генерала Соснова.

На следующий день, сразу после завтрака, в мой дом прибыл адъютант господина губернатора в сопровождении жандармского конного взвода, очевидно, для устрашения. Офицер, в категорической форме потребовал немедленной встречи с моей супругой.

Прошедшие вечер и ночь позволили моим дознавателям продвинуться в расследовании попытки покушения на меня. Снятый со стены Модест Панченко, кутался в наброшенный на худые плечи серый арестантский халат, не в затяг мусолил папиросу, и роняя в большую кружку сладкого чая соленые слезы рассказывал, рассказывал и рассказывал. Говорил о своей нелегкой судьбе, судьбе двенадцатого ребенка в семье небогатых дворян, опостылевшей службе в земельном департаменте губернского управления, о нежелании молодых девиц связывать себя с Модестом узами законного брака, о неземном ангеле по имени Ванда, что выделили его своим нежным взглядом из огромной толпы посетителей литературного салона. Как плакала прекрасная Ванда на плече Модеста, рассказывая о своей нелегкой доле, о душащих прекрасную женщину тенетах князя Олег Булатова. Который буквально не давал вздохнуть прекрасной даме. Как помощник Ванды, подпоручик Вякин вручил Модесту пистолет с чудесной пулей, купленной за огромные деньги за границей, по подписке среди членов литературного салона, которая, единственно, была способна разрушить защитные чары злого колдуна Булатова и спасти Ванду Гамаюновну. И как бы отблагодарила героического Модеста прекрасная княгиня, если бы не досадная случайность…

История второго пленника была практически идентична — нищета, безысходность, приглашение в богатый дом, шампанское, сытные ужины, ласковый и загадочный блеск темных глаз красавицы аристократки, горючие слезы, капающие на мужественную, по юношескую худую грудь, и как апофеоз — «Имя сестра! Имя!» Ой, прошу прощения, это немного другая пьеса.

И вот пока я раздумывал о дальнейшей судьбе этих юношей и коварной Ванды, на пороге моего дома появился незваный гость в мундире имперского офицера.

— Ваша светлость…- адъютант губернатора при этих словах, обращенных к моей жене явственно скривился, видимо, титулование дочери степей давалось ему нелегко: — Его высокопревосходительство, господин губернатор, требует, в целях общественного спокойствия и бесперебойного снабжения населения продуктами, передать охрану продовольственных складов имперским войскам и…

— Господин офицер, передайте господину губернатору, что в нашей семье траур, а я всего лишь слабая женщина, которая не может принять столь важный документ от господина губернатора. — молодая женщина, облаченная в черное платье, тускло смотрела мимо адъютанта, голос ее был еле слышен.

— Могу я поинтересоваться, когда окончиться вам траур, госпожа? — склонил голову адъютант.

— Господин офицер, согласно обычая, соберутся мужчины нашего рода и будут принимать все важные решения по поводу траура и дальнейшей жизни, а я не могу дать вам кого-то ответа. Прошу прощения, вас проводят.

Гюлер взмахнула рукой и вперед выступил один из охранников, предлагая губернаторскому адъютанту проследовать на выход.

Дворец губернатора Омской губернии.

Итак, господа, как я и предполагал, этот выскочка, самозваный князь Булатов погиб, а его девка, которую он подобрал в какой-то грязной юрте, ждет своих вонючих родственников из степи, чтобы поделить то, что покойник успел захапать за последнее время. Предлагаю не ждать нашествия южных дикарей, которые, уверен, приведут с собой пару сотен вооруженной свиты, а начать конфискацию Булатовского добра в пользу государства Российского.

Его высокопревосходительство, имел привычку не складывать все яйца в одну корзину, и это касалось всех сторон его жизни, в том числе и религии. Имея в виду последнюю модную тенденцию «Ярославских» переходить в католичество, просторный кабинет губернатора украшало, как большое распятие, так и полный набор языческих истуканов, полученных в дар от обсуждаемого князя Булатова, что стояли на полке у противоположной стены. Возможно, губернатор бы не стал размещать в красиво обставленном помещении эти простоватые деревянные фигуры, но князь украсил глазницы идолов крупными драгоценными камнями, и губернатор любил рассматривать эти адаманты, анфраксы и тумпазы, вспоминая, сколько это стоит по оценке доверенного ювелира.

Вот через зеленые измарагды, что в моем мире называли изумрудами, вставленные в небольшую фигурку, символизирующую богиню Макошу, я и наблюдал за совещанием вражеского штаба. Видимо, моя мнимая смерть так вдохновила местного управителя, что он просто фонтанировал наполеоновскими планами по экспроприации экспроприаторов.