Глава пятая.
Где-то в степях Внутренней Монголии.
Если бы не богиня, уверен — я бы до сих пор болтался где-то в бескрайней тайге, часами разыскивая место для посадки. А что использовать в качестве ориентиров? Рек, текущих с запада на восток, или наоборот, нет дорог практически нет. До постройки трасс «Сибирь» или «Байкал» лет сто, не меньше. В моем мире за Красноярской с ориентирами не очень, а тут вообще… Да даже мимо «Славного моря» можно промахнуться. Поэтому я и обратился к своему божественному куратору в этом мире, богине Макоше с прямым вопросом — нет ли у нее Колобка или клубочка путеводного, чтобы ее воспитанник и поднадзорный (это я о себе говорю) не плутал, как Одиссей, двадцать лет по миру, а быстренько выполнил свою задачу и скорее домой, к жене и деткам, крепить семейные ценности, коим она и является покровительницей. Поднес я богам дары, как положено, да и пошел в свою спальню, надеясь на свидание с богиней в моих цветных снах. Не подвела божественная Макоша, вразумила меня. Виделись мы как бы опять в моей квартире, где богиня в сарафане и фартуке, возилась с духовкой, а из гостиной доносился взволнованный голос футбольного комментатора и рев пары мужских басов. Видимо, к Перуну, «на футбол» пришел кто-то из божественных коллег. Богиня не теряя времени даром подвела меня к окошку, указала на звездном небе ярко-фиолетовую звездочку, сказала, что если держать курс строго на нее, то я окажусь в крупном китайском городе. Я судорожно постарался запомнить расположение путеводной звезды относительно созвездия Большая Медведица, получил «на дорожку» три теплых пирожка в берестяном кузовке и был выброшен из сна, в собственную постель. У спинки кровати, скрестив стройные ноги, сидела Гюлер и, с аппетитом откусывала кусочки от большого пирожка.
— Дорогой, а кто тебе корзинку с пирожками дал? — пальчик моей жены ткнулся в, плетенный из бересты, кузовок: — Кто это такая смелая искусница?
— Ты эту искусницу знаешь… — буркнул я, несмотря на протестующее восклицание жены, сгребая себе емкость с пирожками, которых осталось ровно два: — Её Макоша зовут, и эти пирожки она мне в дорогу дала.
— Ой…- жена растерянно посмотрела на маленький огрызок пирожка, зажатый в руке: — Ну уже поздно, очень вкусный был пирожок. Ты меня прости, прости, прости, я пойду, тоже что-нибудь тебе в дорогу приготовлю.
Доев пирожок, Гюлер поцеловала меня на прощание, и убежала, а я упал на подушку, надеясь поспать еще немного перед трудным путешествием.
Как результат, я вылетал из окрестностей Омска, имея при себе из провизии только эту злосчастную корзинку с парой пирожков. Провозившись на кухне три часа, жена растерянно сказала мне. что ничего вкусного у нее не выходит, даже самое примитивное. Блюда или подгорают, или оказываются невыносимо соленными, а один раз мясо даже стало сладким. Колбаса или вяленое мясо, что жена завернула мне в дорогу, через пять минут стало подозрительно попахивать тухлятиной. Не знаю, что там у жены с богиней за разногласия произошли, надеюсь, что разберутся к моему возвращению, но из съестного при мне летит в многодневное путешествие только два небольших пирожка с ливером. Конечно, двух пирожков маловато для здорового мужика, что болтается в небе по четырнадцать часов, в продуваемой всеми ветрами, кабине аэроплана, но два пирожка появляются в кузовке три раза день, неотличимые от съеденных и всегда теплые.
В общем, из-за стола я поднимаюсь, как какой-то француз, с легким чувством голода, но других вариантов у меня нет. Даже мои фирменные консервы, отличавшиеся высочайшим качеством, при попытке разместить в багажном отсеке пару банок, мгновенно вздулись, и я их выбросил.
Два дня болтанки в воздухе, день на земле, так как буран прижал меня к земле, и я с трудом смог закрепить самолет и накинуть на него маскировочный полог, одновременно служащий мне укрытием от непогоды, и наконец, среди снежной пустыни показался темный овал крупного города, и я пошел на посадку.
Городок выглядел как беспорядочное нагромождение юрт, деревянных заборов, глиняных мазанок и бревенчатых срубов, на которыми вился десяток бледных дымков. В отличие от русской деревни, где утром топились печи во всех домах, здесь с топливом, очевидно были большие проблемы.
Я замедлил шаг, а потом совсем остановился. Чем ближе я подходил к городку, тем больше понимал, что тут я не найду покупателя на свои меха. На меня была накинута огромная «шуба», сметанная из десятков шкурок соболя, с такими длинными полами, что мне пришлось нести их в руках. План мой по реализации контрабандных мехов был прост и незамысловат. «Шуба» была моей личной одеждой, а не мехами, которую я мог подарить, со своего, великокняжеского плеча, любому, симпатичному мне, богатому человеку, который, в обязательном порядке, должен был эквивалентно отдариться.Поэтому, сами понимаете, каждый шаг по снегу давался мне с большим трудом. А тут еще парадный мундир с десятком здоровенных орденов и орденских звезд, лохматая шапка, два револьвера на поясе… В общем, не дойдя до стен городка пару сотен шагов, решил, что в этой нищебродской дыре мне ничего не светит, развернулся и…
— Гырх! — заорал кто-то за моей спиной. Я развернулся — ко мне скакали пара всадников с длинными копьями.
Я усмехнулся и откинув длинные полы шубы положил руки на свои револьверы в открытых кобурах.
Два мужика в потертых халатах и смешных шапочках на мои полсотни зарядов? Вы серьезно?
Что-то заставило меня обернуться, и я понял, что попал.
С фланга ко мне скакал десяток конных оборванцев, все с теми же копьями. Не знаю, где они прятались. То ли местная магия, с покровом невидимости или отведенным взором, а может быть незамеченный мной овраг? В любом случае, надо спасаться.
Лучше бы они были с современными винтовками… Мое магическое поле отразит до сотни пуль, а вот от удара страхолюдного копья, больше всего похожего на рогатину, оно, увы, не защитит. Я скинул тяжеленую шубу и побежал по хрупающему насту, высоко поднимая ноги. Сзади меня настигал шум дыхания лошади, азартные крики седока и перестук копыт. Я оглянулся — всадник привстал на стременах, отведя в сторону свою рогатину, готовясь, как косой, срубить меня.
Я вам ребята врать не буду, я специально стрелял мимо морды лошади — не хотелось пока окончательно делать себя персоной «нон-грата» в этих местах, тем более, что в фюзеляже самолета у меня уложено еще три подобных шубы. От вспышек огня перед мордой, лошадь заржала и отпрянула в сторону, отчего всадник ласточкой выпорхнул из седла и кувыркнулся в снежный перемет, а я бросился бежать дальше, в сторону самолета, пока остальные кавалеристы возились с брошенной шубой.
Когда я подбежал к самолету, нашел в себе смелость обернуться, чтобы оценить обстановку. В мою сторону скакали всего трое всадников. Впереди, с перекошенным от злобы лицом, несся, горяча коня, тот самый хрен, что пытался срубить меня своей пальмой. Ну а позади, неторопливо трусили двое его коллег, видимо из числа тех, кого не допустили к разделу шубы, которую десяток всадников вез в сторону городка.
Возле самолета я почувствовал себя значительно уверенней, вскинул револьверы, и из врожденного миролюбия, произвел еще один «предупредительный» выстрел, который, однако моего противника не остановил. Тот, по-прежнему, мчался в мою сторону, выставив вперед свою рогатину и припав к шее коня. Трех пуль хватило на обоих. Коняшку было жалко, но больно умело прятался всадник на крупе лошади.
Отставшие кавалеристы замерли, натянув поводья, потом, изобразив самые миролюбивые физиономии, и выставив вперед раскрытые ладони, начали показывать знаками, что они хотели бы приблизиться и забрать тело своего товарища.
Уж не знаю, кто там болтался в седлах, монголы, маньжуры или чистокровные ханьцы, но в миролюбие степных жителей я не верил, поэтому, разрешив кавалеристам приблизиться, оставался начеку.
Бросок копья я пропустил, так как передний кавалерист, отвлекая меня, отчаянно жестикулировал, делая вид, что пытается мне что-то объяснить. Я попытался нырнуть в снег, уходя вбок, но не смог — длинная палка с широким лезвием, пробив мою меховую куртку и зацепив плечо, пришпилила меня к фюзеляжу самолета. Правую руку обожгло болью, револьвер выскользнул из, ставшей бессильной, кисти и тяжело плюхнулся в снег, а китайцы радостно оскалились. Нет, ну надо же быть такими тупыми…
Когда я начал стрелять из второго револьвера, с левой руки, улыбочки кавалеристов мгновенно сменились изумлением. Вот с этим выражением лица они отправились на встречу… Не помню, к кому местные отправляются — к предкам, Конфуцию или Великому дракону. Честно говоря, я этим парням даже немножко завидовал — у них кончились проблемы, неприятности, и даже этой адской боли они не испытывают. А я даже не могу вытащить проткнувшее самолет, ну и меня заодно, копье, куртка не дает повернуться…
Минут через пятнадцать я смог вылезти из куртки, и обессиленно привалился к стойке шасси аэроплана. Раненая рука обильно кровила, я чувствовал дурноту, наверное, потерял много крови. Кое- как выдернув копье из обшивки фюзеляжа, я перетянул поврежденную руку брючным ремнем, как раз предназначенным для этой роли, накинул на плечи теплую куртку с изодранным рукавом, с трудом забрался в кабину и запустил двигатель. Оставаться здесь я не видел смысла. Я не смогу победить весь гарнизон городка, действуя одной рукой и впадая в полуобморочное состояние от потери крови. Остаётся только лететь домой, надеясь, что я сумею добраться до границы своих владений, не свалив самолет на землю. После короткого разбега я поднял машину в воздух, развернул самолет хвостом на путеводную звезду, и перевел реостат на максимальные обороты. Мне не стоило беречь магический заряд в кристалле, гораздо опаснее было обессилить окончательно и вогнать самолет в землю.
На высоте, от набегающего потока ледяного воздуха, мне стало немного легче. Я набрал высоту в пару километров, чтобы не встретиться с какой-то сопкой, и направил нос самолета в сторону дома, истово молясь богам покровителям, чтобы те даровали мне силы на дорогу домой.
Княжеский дворец. Город Верный.
Как я понял, я, все-таки сбился с пути, взяв немного южнее — последний день я вел самолет на грани яви и беспамятства. Пару раз срывался в штопор, но умудрялся прийти в себя до соприкосновения с земной твердью, и вывести самолет в горизонтальный полет. В любом случае, я долетел… Ну как долетел? Конный патруль нашел меня в десятке верст от окраины города Верного. Самолет каким-то образом благополучно приземлился не сломав при этом лыжи, но я к тому времени уже напоминал еле дышащую ледышку. Мне повезло, что к этому времени я укомплектовал все свои поселения магами — целителями, и я был не первый замороженный пациент молодого доктора. Почти неделю моя душа болталась между миром Яви и Нави, но потом резко все кончилось. Я очнулся в светлой просторной палате, испытывая зверское чувство голода. Напротив, не сводя с меня пристального взгляда черных глаз, сидела на стуле, скрестив ноги под собой, моя жена.
— Привет…- я зажмурился от яркого света зимнего солнца, заливавшего палату: — А здесь поесть имеется хоть что-то?
Мне с виноватым видом протянули кузовок от богини, в котором лежал одинокий, но теплый пирожок с ливером.
— Извини, но тебе пока много нельзя…- пожала плечиком Гюлер и очаровательно улыбнулась.
— Ты как здесь оказалась? — я с рычанием впился в румяный бок пирожка.
— С Лиходеевым прилетела…
— В каком смысле — ты прилетела с Лиходеевым? Он же уже несколько месяцев не летал, все водил то баржу, то аэросани…Да как он посмел⁈ — от возмущения я даже сел, опираясь на подушку.
— Знаешь, что⁈ — возмутилась Гюлер: — Не кричи на меня! После того, как я рожала Искандера в этих нартах с винтом, я только Антону Велемировичу могу доверять…
— Кого рожала? — не понял я.
— Искандера… а что? — испугалась жена: — Красивое имя, его и в вашей стране уважают, и в степи чтут как имя для великого воина. Тебе разве не нравится?
— Нравится, нравится…- я притянул жену к себе и поцеловал: — Ты умница. Придумала лучшее имя для нашего сына. Только скажи, зачем ты сюда прилетела?
— А что ты хотел от меня? — вскинулась Гюлер: — Ты улетел на очередную войну, потом из Верного приходит телеграмма «Вк. Князь найден степи, ранен, серьезное», а потом все! Отрубило, связи нет. Я, как правильная жена, оставила сына Вере, вызвала Лиходеева и скомандовала везти меня в Верный… Ну, то есть, лететь… Я велела доставить меня самым быстрым способом в Верный. Он исчез до вечера, потом приехал за мной и сказал, что надо срочно ехать. Меня запихали в какую-то коробку, потом мне стало дурно, а потом я поняла, что мы летим, как птицы… Олег, ты мне подаришь такую штуку, которая летает и научишь летать?
— Ладно, научу. Как только мне лучше станет. Где, кстати, наш герой? Корнет Лиходеев?
— Муж мой, как только он меня высадил у окраины города, дал лыжи и показал, куда идти, Антон Велемирович сразу улетел. Сказал. что он тебя боится, что ты будешь на него сердится. А я обещала, что я его у тебя отмолю. Ведь ты не допустишь, что бы твою жену считали лгуньей?
Мне осталось только рассмеяться и пообещать, что никаких репрессий к корнету Лиходееву не будет.
Где-то в степях Внутренней Монголии.
Десять дней спустя.
Все-таки, магическая медицина творит чудеса. Неделю провалявшись в больнице, каждый день подвергаясь непонятным магическим манипуляциям, я вынужден признать, что в умелых руках лекаря заживление идет не по дням, а по часам. Правая рука, все еще, была слабее, чем левая, но я вполне уверенно ей действовал, в частности, управлял аэропланом.
Впереди показался знакомый овал злополучного городка, затерянного в монгольской степи, и я, помахав крыльями, повел свой аппарат на посадку.
Корнет Лиходеев, которого я официально вернул в летный отряд, аккуратно посадил свою машину рядом с моей.
Из тесноты фюзеляжа вылезли две круглые человеческие фигуры и поспешили в мою сторону.
— Накрываем пологами самолеты, господа и мы пошли, Родно Ринчинович…
Я выдернул из кабины пулемет и мешок с запасными магазинами.
Корнет с пассажиром набросили на аппараты маскирующие пологи, пассажир подхватил мешок с патронами, повесил на плечо чехол с моей специальной винтовкой, и вытянулся, изображая полную готовность в любым героическим свершениям.
Ринчинова Родно Ринчиновича, бурята из Забайкалья предоставил мне начальник контрразведки, рекомендуя с самой положительной стороны. Этот человек уверенно владел, кроме кучи иных языков и наречий, китайским и даже, якобы, японским, поэтому я с удовольствием включил полиглота в свой маленький отряд.
За прошедшие дни холодные ветры сдули с окаменевшей земли снежный покров, и мы обошлись без снегоступов или лыж.
Казалось, что за прошедшее время в городке ничего не изменилось, он выглядел все также безжизненным, в серое небо поднимался десяток полупрозрачных дымков.
Подойдя на дистанцию в двести метров, я остановился и кивнул буряту.
Ринчинов неторопливо вынул винтовку с оптическим прицелом из чехла, встал на колено и выстрелил по крыше самого высокого здания. С грохотом полетела расколотая черепица и городок наконец ожил. Под многочисленные крики, минут через десять, из-за ограды, частично окружающей городок выбежали два десятка солдат пехотинцев и выстроились в неровную шеренгу. Одеты они были примерно одинаково, в стеганные халаты, разной степени потрепанности, с желтым кругом на груди, некоторые из них щеголяли какими-то нагрудниками. Из-за расстояния, я не мог понять, металлические они или кожаные.
Из шеренги солдат выбежал невысокий китаец и потрусил в нашу сторону. Не добежав десяток шагов, он остановился и, грозно вращая глазами, что-то зарычал, потрясая старым мушкетом.
— Он говорит, что мы, грязные дикари, должны положить свое орудие и на коленях ползти к его начальнику, тогда возможно сохраним свои жалкие жизни. — невозмутимо перевел толмач.
— Скажи этому солдату, что к нему по небу прилетел великий князь северных территорий, которого примерно десять дней назад подло ограбили солдаты из этого городка. Я требую извинений, возврата моего имущества — шубы из ста шкурок соболя и выкупа в сто лянов серебра…
Китаец невежливо перебил переводчика, схватившись за живот и упав в снег, показывая, как ему дико смешно. Я подождал пару минут, позволив этому театру одного актера показать свое искусство, после чего достал револьвер.
Солдат тут же вскочил с земли и испуганно замер, косясь на свое брошенное и совершенно бесполезное ружье.
— Вы смешные психи и вас не будут убивать, если вы приползете к нашему командиру…- опять начал китайский боец, медленно смещаясь к своему ружью. Я решил не рисковать, оттолкнул «воина», вытряхнул с полки мушкета порох, и выбив кремень с курка, вручил бесполезное оружие китайцу и пинком отправил того на доклад к командиру.
Через десяток минут посмотреть на смешных психов из города вышел какой-то важный чиновник в сопровождении небольшой свиты, а количество солдат увеличилось до четырех десятков. Посовещавшись, чиновник властным движением послал свои войска в бой, и шеренга китайцев, выставив в нашу сторону стволы винтовок, двинулись на сближение.
Чертовы китайцы оказались не столь просты, как считались. Сделав несколько шагов, густая шеренга воинов в теплых халатах просто исчезла.