Царство Сибирское

Глава 16

Глава шестнадцатая.

Потому, что Макоша очень быстро выпихнула меня из сна, я понял, что она находиться в полнейшем смущении от невозможности помочь мне. Ну хоть во сне я успел походить своими ногами по своей бывшей кухне, прежде чем вновь оказался в иномирном Омске, погрузившись в обычную за последние дни бездну отчаянья.

После бегства Ванды прошло три месяца. В Сибири все было хорошо. Лето в этом году было благоприятно для сельского хозяйства — по ночам шли дожди, а днем в голубом небе висел желтый диск солнца, что давало надежду на выполнение осеннего плана сдачи сельхозпродукции в закрома Родины. В остальном все было плохо.

Промышленность империи никак не могла перестроиться на военные рельсы, зато в столице и прочих губернских городах почти ежедневно плодились различные общества «патриотической» направленности, а десятки газет взахлеб печатали статьи о том, кто виноват и что надо делать для скорейшей победы над супостатом внешним. Градус общественного недовольства, отсутствием каких-либо успехов постепенно нарастал, а генеральное наступление на Юге, которое должно было смести турецкие и им союзные войска и сбросить их в Черное море, дабы освободить Императорскую гвардию и иные лучшие соединения империи, для переброски их на Западный фронт все время откладывалось по причине нехватки пушек и снарядов. Имперские эмиссары метались по всему миру, чтобы организовать закупки необходимого военного снаряжения, но пока сообщений о заключении миллионных контрактов российская пресса не сообщала.

Резиденция князей Строгановых.

— Ваша светлость, вам письмо от губернатора.

На край стола лег конверт казенного вида и лакей, стараясь не встречаться со мной глазами, тихонько выскользнул за дверь кабинета. Я и сам прекрасно видел, насколько я стал раздражительным и тяжелым в общении. Никаких подвижек или благоприятных прогнозов относительно моих ног не было. Инженерное бюро металлургического завода обещало прислать какой-то эрзац-протез, с которым я смогу хоть как-то, но передвигаться самостоятельно, но уже третий раз срывали сроки поставки, отчего мне каждый раз хотелось кого-нибудь убить.

Я почти не ел и не пил, чтобы моему вестовому реже приходилось таскать меня в туалет, что также не прибавляло мне настроения, а ведь я участвовал в традиционных посиделках с офицерами гарнизона, отчего в обеденный зал меня притаскивали раньше всех, а уносили оттуда самым последним. Как результат пошли слухи, колеблющиеся заколебались, а сомневающиеся засомневались.

— Государь, у нас заговор…- на пороге кабинета появился мой начальник контрразведки, который, повинуясь моему жесту подошел к столу и сел в кресло напротив меня.

— Просаживайтесь, Аскольд Трифонович. — кивнул я поручику Бородаеву: — Рассказывайте, что у нас опять произошло.

Ну, а дальше я, в течение десяти минут, только зубами скрипел от бессильной злобы.

Разогнав банду магов, что входили в «литературное сообщество» княгини Строгановой, я, чтобы два раза не нагибаться, прибрал к рукам и запасной батальон Омского полка, вернее, его остатки. По городу и окрестным деревням частым гребнем прошлись мои контрразведчики при поддержке кавалерии, с заданием поставить под ружье всех лиц, не занятых в производстве, транспорте или сельском хозяйстве. Тех, кто не успел смыться, поставили в строй, побрили, отмыли, одели в военную форму, а набралось таких лиц неопределенного рода деятельности, ни много, ни мало, а полторы тысячи человек. И вот почти сотня моих старослужащих, срочным образом переведенных в унтер-офицеры, гоняли эти пятнадцать рот человеческого материала, от восхода и до заката, а вот с господами офицерами вышла закавыка. Имперская военная наука считала, что господин офицер, кроме добродетелей, присущих дворянину, как-то умение писать стихи, музицировать, изящно танцевать, поддерживать беседу и «Et cetera», должен, в нужный час прошагать впереди шеренги или цепи атакующих солдат и умереть с честью. Исходя из этого все эти поручики и прапорщики военного времени военному делу учиться не хотели, проводили время в праздности, готовясь в «нужный час сложить голову за Отечество и Государя». Попытки организовать занятия среди господ офицеров, чтобы немного подтянуть до уровня умений командиров Великого княжества Семиречья не задались и на этих господ с эполетами махнули рукой. Тем более, что использовать этот, по численности, полк, отдельным подразделением никто не собирался — живая сила запасного батальона рассматривалась как пополнение моим линейным частям, а с задачей довести маршевую роту до точки сбора эти господа бы справились.

Тем не менее, эти три десятка мужчин в мундирах, считались полноценными офицерами, а, следовательно, имели доступ в мою резиденцию, на традиционные обеды и ужины, а мое жалкое положение сейчас не мог не заметить лишь только слепой.

Есть хорошая пословица — «Любой беды одно начало…». Так вот, господа офицеры, в отличие от своих подчиненных не обремененные особыми заботами, заскучали и вообразили себя новыми преторианцами, которые, руководствуясь высшими интересами государства, меняли на троне всяких там императоров и королей.

— Господа офицеры решили…- не глядя мне в глаза, докладывал начальник контрразведки: — Что ваше ранение является препятствием для осуществлении вами ваших обязанностей, как правителя, а вот если вас заменить на Лиходеева Антона Велемировича, который, по мнению господ офицеров, является любовником вашей жены, то это пойдет во благо государства и народа… Господа офицеры попытались составить разговор с поручиком Лиходеевым, разговаривая намеками, но Антон Велемирович их даже не понял, поэтому его решили больше не беспокоить, а, так сказать, поставить перед фактом, после того, как вы будете не способны исполнить свои обязанности.

— А с моей женой они не пытались договорится? — я скривил губы в горькой усмешке.

— Никак нет ваша светлость, не пытались. У Гюлер Бакровны очень своеобразная репутация, а винтовка всегда под рукой.

Ну да, так и есть. Моя жена старалась всегда иметь в пределах досягаемости, как нашего сына Искандера, так и любимую рычажную винтовку. Ее служанки и няньки постоянно таскали за ней и то, и другое. В верности Гюлер я не сомневался, но слушать все это было больно. Да и мой любимый летчик, Антон Лиходеев, великий разгильдяй, умеющий положить авиабомбу туда, куда надо, человек, принявший в промороженной зимней степи моего новорожденного сына, когда моей беременной жене втемяшилось в голову ехать за тысячи верст, по бездорожью, без ориентиров, к мужу в далекий Омск, человек, который вывел аэросани туда, куда было нужно… В его чести и верности я тоже не сомневался.

— И когда господа офицеры собрались меня приводить в состояние неспособности исполнить мои обязанности, сиречь убивать?

— Пока не решили, но горячо обсуждают варианты.

— У нас есть человек среди заговорщиков?

— Так точно, имеется.

— Аскольд Трифонович, с вашего разрешения, я подумаю, и завтра мы с вами вновь встретимся и обговорим, какой план моего устранения ваш человек будет усиленно внушать заговорщикам. А теперь, если у вас все на сегодня, я хотел бы отдохнуть.

Мое кресло было достаточно удобным, но все тело уже затекло после нескольких часов пребывания в сидячем положении, и я, дождавшись, когда начальник контрразведки выйдет из кабинета, подал знак заглянувшему адъютанту, что меня можно уже волочь в постель. Послание от губернатора я почитаю уже в горизонтальном положении.

Резиденция князей Строгановых. Кабинет Великого князя.

Согласно вчерашнего письма от губернатора Омской губернии, в город, для встречи со мной прибыли члены государственной комиссии по закупкам. Пару лет столичные ребята полностью игнорировали продукцию металлургического завода князей Булатовых, делая вид, что такого производителя, с его великолепной сталью не существует, а теперь, со слов губернатора десяток важных сановников ищут встречи со мной, дабы заключить «взаимовыгодное соглашение о поставках для Русской армии». Согласно справки, полученной от моей контрразведки, в Омск прибыли парочка генералов из военного министерства, три полковника, а вот остальные члены комиссии относились к министерству финансов, а именно к департаменту по налогам и сборам. Ну и, чтобы был полный набор разных тварей, при комиссии состояла еще парочка полковников, один из жандармерии, а второй из контрразведки. И к чему такой странный разброс специалистов? Ну, и как вишенка на торте, в ста верстах от Омска, но в пределах досягаемости нашей агентуры, на узловой станции встали на запасные пути два состава, каждый из сорока теплушек, полных солдат, и блиндированный поезд, то бишь, бронепоезд, вооруженный одним шестидюймовым погонным орудием и двумя скорострельными трехдюймовками в полубашнях броневагонов, а, следовательно, в качестве «последнего довода королей», против меня приготовили усиленную пехотную бригаду.

Если не брать во внимание ненадежный Омский запасной батальон, то наличных сил у меня в городе и его окрестностях около пятисот человек, чего явно недостаточно, чтобы удержать Омск. Недостаточно, если прокакать железнодорожный мост через Иртыш. А мост я обязательно прокакаю, если взбунтуется Омский запасной батальон, и нанесет удар в спину. А значит, проблему с названием «Заговор господ офицеров» я должен решать немедленно, до того, как у меня обостряться взаимные отношения с имперской комиссией.

День я молчал, после чего направил губернатору вежливый ответ, что по причине последствий тяжелого ранения, я могу принять, только послезавтра, и только двух человек из числа членов комиссии. И, заранее, прошу прощения, что буду принимать гостей лежа. Большинство членов комиссии — люди военные, должны понимать, что это не каприз.

На встречу со мной номинальный глава комиссии, генерал-майор свиты его Императорского величества Миллер Эрнест Иоганович взял с собой чиновника от министерства финансов, что утвердило меня в мысли, что в качестве «кнута» будут подниматься вопросы экономики, в частности — налогообложения.

Встреча с представителями Ярославля мной была обставлена в трагических декорациях. Я лежал в постели, бледный и измученный, а Гюлер, с помертвевшим лицом, сидя у изголовья, гладила мою ладонь. В уголке спальни, тихо, как мышь, сидел лекарь, прижав к себе свой саквояж, а в воздухе висел густой запах пилюль и микстур.

— Здравствуйте, господа. Прошу вас, присаживайтесь. Приношу свои глубочайшие извинения за такую обстановку, но…- я обессиленно, прикрыл глаза.

Господа прониклись, поэтому весь непростой разговор старались вести себя потише, как будто в доме уже присутствовал покойник.

Разговор с представителем императорской ставки начался мажорно. Господин генерал высказал пожелание выкупить всю продукцию металлургического завода Булатовых, всю, что найдется на складе и заключить «твердый» договор поставки на все, что способны выпускать предприятия Великого княжества, а также всю сельхозпродукцию, сколько бы ее не было. Относительно закупок конского поголовья генерал был более сдержан, но сообщил, что требования к четвероногим армия существенно снизила, поэтому он может выкупить почти всех мелких степных лошадок. Даже мои велосипеды «военного времени», на стальных колесах генерал готов был купить сразу, крича «Давай еще!».

Обсуждение сроков поставки тоже никаких вопросов не вызвало — армия готова была принимать на баланс все товары и снаряжение на пристанях города Омска, с доплатой за доставку моими судами и за срочность.

После чего участники столь успешных переговоров, с горящими от удовольствия глазами, перешли к следующему пункту — «Порядок расчётов».

— Это что? — я поднес переданный мне лист проекта договора поближе к глазам: — Что-то странное здесь написано, никак не могу уловить смысл.

— Олег Александрович, ну вы же патриот…- генерал смотрел на меня честнейшими глазами карточного шулера, и я понял, что сейчас меня начнут разводить: — Государство понимает, что вам нужны оборотные средства для продолжения производства и для закупок у степных племен, поэтому министерство финансов в лице Афанасия Никитовича…

Короткий кивок в сторону чиновника –финансиста, который с достоинством кивнул головой, и генерал продолжил:

— В общем, Министерство финансов предлагает следующие схемы расчетов, а выбор, безусловно, целиком и полностью за вами.

При всем богатстве выбора, при любой, предложенной хитроумными финансистами, схеме, платить, в итоге, пришлось бы мне. Государство было готово щедро выплатить мне всю сумму ассигнациями, причем выпуска военного времени, выполненного по упрощенной печати, обменный курс на которые, среди степных племен, позволял использовать эти бумажки в качестве растопки для костра. Империя готова была признать мои стальные деньги в качестве средства платежа и рассчитаться со мной моей же стальной монетой, при условии, что необходимое количество монет я передам Империи сейчас, а долг передо мной Империя погасит через двадцать лет, равными траншами. При любой схеме расчета мне предлагали, ничего не стоящие, бумажки с мутными схемами послевоенного расчета. Исходя из этого, либо Империя являлась банкротом, либо меня пытались очень крупно пои… прошу прощения, обмануть.

И тут я весьма натурально закатил глаза и захрипел. Еще бы, с удовольствием, засучил бы ногами, если бы мог чем-то сучить, изображая судороги.

— Господа! Господа! — доктор вскочил со стула, как оловянный солдатик: — Почтительно прошу покинуть спальню его светлости!

— Да, господа. — Гюлер ловко подхватила посетителей под руки и решительно направила их на выход. Когда за дверью затихли шаги, я приоткрыл глаз.

— Ушли?

— Боги! Ваша светлость, я уже подумал, что вам действительно стало плохо! — доктор, даже с какой-то досадой стал собирать в свой саквояж свои чудовищные пыточные приспособления, начиная от гигантской клизмы и заканчивая монструозным шприцом с иглой, размером с игольчатый штык.

— Мне и стало плохо от предложений этих господ из столицы… Предки! Доктор, успокойтесь, я сказал и иносказательном смысле. Скажите, а эти предметы в специально в цирке взяли на время?

Врач обиделся, язвительно сообщив мне, что клизма, шприц и деревянная трубочка, заменяющая фонендоскоп являются вполне современным медицинским оборудованием и подобными предметами манипулируют даже медицинские светила. Н-да, надо заняться медицинским оборудованием в княжестве, например, озадачить моих ученых и инженеров аппаратом УЗИ.

Резиденция князей Строгановых. Парадная лестница.

Двое солидных господ неторопливо спускались по широкой парадной лестнице, двигаясь в сторону выхода.

— А князюшка то совсем плох. — бросил генерал своему спутнику: — Надо дожимать его скорее, пока не сдох, мерзавец. А то с его дикой девкой каши, точно, не сваришь, она просто не поймет, о чем речь, будет по своей степной привычке требовать только золото или серебро, как будто мы не знаем, на что золото лучше потратить…

— Ну, ваше высокопревосходительство, надеюсь, что мы завтра додавим эту дохлую пакость, а там пусть и мрет, не жалко. В конце концов, перебросим бригаду в город, и заставим степнячку выполнять договор, подписанный ее мужем, взяв наследника в заложники.

Небольшой идол богини, установленный в углублении на лестничной площадке, равнодушно смотрел в вечность глазками, изготовленными из горного хрусталя.

Резиденция князей Строгановых. Спальня Великого князя.

— Как ты? — в полутемное помещение ворвалась Гюлер. Хотя я предупредил ее о подобном сценарии встречи, она, выпроваживая «гостей» не знала, играю я или меня скрутил недуг, вызванный неизвестным в этом мире колдовством.

— Нормально.

— Позвать Краса, чтобы он перенес тебя в кабинет.

— Нет. — я помотал головой: — Несколько дней я побуду в постели, и буду изображать, что мне совсем нехорошо. Но этих господ ты, пожалуйста, завтра утром до меня допусти. И еще — вызови ко мне начальника контрразведки.

— Что-то случилось, о чем я должна знать? — жена сделала пару шагов к двери, но в последний момент остановилась и вопросительно посмотрела на меня.

— Да, случилось. Созрел заговор против меня в пользу тебя и твоего любовника… — я не сводил пристального взгляда с жены.

— Хорошо. — Гюлер подошла к кровати, встала на колени и протянула мне, рукояткой вперед, небольшой кинжал, извлеченный из складок длинной юбки: — Если считаешь, что я неверна тебе, имеешь полное право меня убить. Но, окажи последнюю услугу, скажи, кто мой любовник?

— Успокойся. — я мягко отвел руку с бритвенно острым клинком: — Если бы считал, что у тебя кто-то есть, я бы действовал по-другому. Просто, несколько пьяных офицеров стали обсуждать сплетню, что твоим любовником является Антон Лиходеев, который, по мнению господ офицеров, является для тебя более подходящей парой. А так как господа чувствуют свою никчемность, они решили не дожидаться моей смерти от проклятия, а ускорить события, тогда, возможно, ты со своим любовником испытаешь к ним сильнейшее чувство благодарности, за то, что они освободят тебя от моей тирании, и обрушишь на них дождь наград и милостей. Например, переведешь их в особую гвардейскую роту херувимов…- веселился я: — Ну, знаешь, в некоторых поверьях это такие крылатые пухлые младенцы что стреляют в людей стрелами любви, образуя, таким образом, сердечные союзы. Ну я и решил, чтобы просто так в койке не валяться, ускорить события. Сейчас генерал и чиновник расскажут всем, что мне нехорошо и долго я не протяну. Ну и наши агенты сообщат заговорщикам, что я совсем плох, и, возможно, они решатся на немедленные действия. А то, вдруг я сам сдохну, без их участия, тогда какие им милости и награды от тебя?

— И ничего смешного я не вижу. — от ледяного тона жены я поежился: — Мне нанесли оскорбление, и я не могу остаться в стороне. Ты можешь разбираться с заговорщиками, хотя я бы с удовольствием решила бы проблему с ними, но отказать мне в праве наказать гнусных сплетников ты не можешь…

— Дорогая, мне просто господ офицеров жалко. — я пожал плечами: — А со сплетниками ты можешь разобраться, я не возражаю. Ты только не забудь послать в запасной полк приглашение на завтра, на традиционный обед.

— Подожди, ты считаешь, что эти…- Гюлер замялась подбирая слова — при мне она старалась не ругаться: — Эти заговорщики попытаются напасть на тебя во время обеда?

— Нет, меня завтра за столом не будет. Я с утра проведу переговоры с «ярославцами», постараюсь подписать с ними соглашение, после чего, вследствие упадка сил, буду оставаться в спальне, позабытый- позаброшенный всеми. А обед проведешь ты, как хозяйка дома…

— Ты мужчина, ты решил. — поклонилась жена: — Я сделаю все, что ты скажешь.