Царство Сибирское

Глава 4

Глава четвертая.

Омск. Казармы омского полка.

Из трех десятков пленников, захваченных при вчерашнем нападении на дворец коварной княгини Строгановой, друзья погибших в бою солдат, к утру, разговорили шестерых мазуриков, которые довольно-таки внятно, рассказали мне, что целью нападения были ценности, хранимые во дворце княгини, о которых в городе ходят легенды, и особенно запасы пушнины из кладовой.

— Я человек честный…- баюкая перевязанную холстиной руку, шепелявил один из «разговорившихся»: — Коль виноват и попался, я всегда чистосердечно, признаюсь. Хоть у нашего станового пристава в Воронежской губернии спросите, который меня на каторгу в первый раз определил. Вот и вчера нам сказали, чтобы во дворец ворвались и все ценное собирали. У нас в каждом десятке старший был, который и отвечал, чтобы все цацки в мешки собирали, и никто даже думать не смел, чтобы чего закрысить. Вон, старший мой все подтвердит…- калечный показал поврежденной рукой на стоящего за ним второго мужика, который, морщась, стоял перекошенный на бок, как плакучая ива. Видимо, или вчера получил телесные повреждения, либо сегодня ночью, во время интенсивного допроса.

— Продолжай.

— Так вот, вашество, а старшими над нами были купцы Сапогов Прохор Игоревич и Охримов Илья Олегович. А утром, перед тем, как все началось, я видел, как к этим купцам приезжал его степенство Прохоров Знат Колыч, что-то им долго говорил, потом уехал, а купцы ему вслед кланялись, а потом стрельба и началась…

— А откуда ты Прохорова знаешь?

— Ну ты барин и спросил! У нас в Омске его каждая собака знает. Он это был, не сомневайся. В санках своих расписных, с десятком конвойцев, все чин по чину. Как есть Прохоров Знат Колыч…

Поговорив с остальными оборванцами, готовыми дать показания на купцов в обмен на свободу, я вызвал стряпчего и велел готовить иск к упомянутым купцам.

— Не связывались бы вы, ваша светлость, с этим делом…- закручинился законник: — Знат Колыч мужчина серьезный, как бы не осерчал…

Вот бесит иногда меня моя неприлично молодая, смазливая морда лица — никто в здешних краях меня в серьез не воспринимает. Я тут считаюсь альфонсом, отирающимся возле особы княгини Строгановой на роли, толи фаворита, то ли поэта. А Строганову не воспринимают всерьез по причине того, что она «баба», несмотря на сотню солдат, что несут… извините, несли службу вокруг ее дома. Поэтому и решил местный купчина «обнести» дом богатой вдовы, считая, что служба охраны в нем поставлена из рук вон плохо, а толпа солдатиков, не раздумывая, побежавшая из ворот казармы на выручку хозяйке напорется на очереди митральезы в упор и сразу утратит свой боевой дух.

Нападение мы отбили, но оставлять ситуацию на самотек я не собирался. Да, потери были минимальны. Мы захватили трофеи и пленных, но, для местных толстосумов это копейки, а вот удар по самолюбию — даже очень приличный. Из этого следует, что нападение повторится, и очень скоро, ведь на кону репутация одного из богатейших городских купцов. Значит удар должен нанести я сам.

В местную полицию я даже не обращался, так как не только бесполезно, но, даже вредно. Это такой небольшой кооператив, продающий свои услуги всем желающим. Такса на услуги также известна всему городу. Вывести человека из камеры, имитируя побег или, напротив, завести в камеру душегуба, чтобы укоротить язык болтуну — одна цена, передать в камеру «маляву» — совсем другая. Только цены на раскрытие преступления или на восстановление справедливости в прайсе местной полиции я не нашел. Ничего, когда захвачу власть в городе, я выпишу суда своего боевого мичмана, и он здесь все поставит…

Я оборвал себя на мысли, что считаю этот крупнейший город Сибири практически своим, рассматривая его как свой актив и базу для рывка на Запад, а это пока очень и очень самонадеянно.

Я зашарил по столешнице в поисках колокольчика для вызова лакея, а потом с досадой чертыхнулся. Нет здесь колокольчика, а имеется прокуренная канцелярия стрелковой роты, которую мне уступили из уважения… Нет, решительно надо решать вопрос с жильем, в конце концов, Великий князь я или погулять вышел?

Моя жена не приехала еще? — уточнил я у дежурного офицера, пока собиралась моя охрана и седлали лошадей для моего возка, и получив отрицательный ответ, обрадовался, что возможно мне удастся снять достойное жилье до того, как сюда заявится Гюлер с младенцем… Черт, у меня же ребенок родился, законный наследник… А еще есть незаконная дочь, судьбу которой, а также ее мамы надо срочно решать. Я взмолился своей покровительнице, богине Макоше чтобы Великая княгиня Гюлер, и воспитательница моих сестер никогда не встретились, и чуть не оглох от жизнерадостного ржания, возникшего, кажется, прямо у меня в мозгу… Ну это точно не Макоша! Это что, сегодня Перун на хозяйстве остался? Ну, он меня, конечно, облагодетельствует — теперь жди неприятностей.

Дом для себя я нашел совершенно случайно, да и как дом… Дворец, не хуже, чем у княгини Строгановой, спорить не буду, вот только дворец этот не сдавался, от слова совсем. Принадлежал он генералу Соснову, командующему местных военных сил, которые в связи с ожидаемой войной три месяца назад были переброшены на запад, поближе к рубежам. Генерал, ожидаемо, уехал, командовать сводной сибирской дивизией, его семейство потянулось вслед за генералом, дабы быть поближе к главе семьи, а в доме остались только несколько слуг, дабы поддерживать здание в пригодном состоянии, протапливать помещения и следить за садом и надворными постройками.

Управляющий генеральским домом, надо отдать ему должное, сопротивлялся долго, но на пятистах рублях сдался. Оформили мы все честь по чести — отправили местной почтовой службой проект договора аренды, подписанный т месяца. Только документы отправил я самой медленной доставкой, рассчитывая, что о свершившемся безобразии генерал узнает месяца через три, не раньше. Да и была надежда, что получив солидную сумму денег, генерал не сможет отказаться от такого источника доходов.

Казармы Омского полка.

К сожалению, когда я вернулся во двор казарм, мне сообщили, что моя супруга и принц прибыли около часа назад… Я очень долго пытался понять, что еще за мужик прибыл с моей женой, пока по восторженным поздравлениям офицеров и солдат не понял, что принц — это мой наследник.

Я вбежал на второй этаж, распахнул двери комнаты, что выделил для проживания сестер и их бонны.

К моему облегчению, все были живы. Гюлер и госпожа Бухматова стояли у окна, о чем-то тихо разговаривая, девочки сидели за большим столом и что-то старательно писали, а две служанки Гюлер сидели в углу, старательно баюкая два, замотанных тканью, кулька.

— Гхм. Всех приветствую. — солидным баском поздоровался я, после чего минут пять отбивался от, повисших на мне, сестер.

— Барышни, оставьте нас. — дав девчонкам время выразить свои восторги, Гюлер мотнула головой в сторону двери и мигом присмиревшие девчонки вместе со служанками покинули комнату.

— Приветствую тебя, дорогой супруг. — Гюлер почтительно поклонилась, ожгя меня блеском черных глаз.

— О чем беседу ведете, дорогая? — решил я взять быка за рога.

— Как я тебе уже сказала, май дарлинг, с Верой Игоревной ты можешь делить постель, но жениться на ней ты не должен…

— Давай, дорогая супруга, я сам решу, с кем мне спать. — отрезал я: — Вера, времени не было поговорить, поэтому хочу сейчас уточнить, почему вы с девочками сорвались из Ярославля и столь срочно приехали сюда? Что-то произошло?

— Олег Александрович…- видимо Вера Игоревна не могла оправиться от столь откровенного обмена мнением между нами с женой относительно ее отношений со мной, поэтому женщина старательно смотрела в сторону, не встречаясь со мной взглядом: — Из магической академии отправили на годичные каникулы всех студентов младших возрастов и вашего бывшего факультета, теперь там готовят ускоренно боевых магов, да и вообще, там стало как-то неуютно. Уголовники совсем распоясались, а к ним прибавились дезертиры. Без охраны на улицы выйти невозможно — хорошо, если просто ограбят. Соседи уже по десятку охранников наняли, иначе могут в любой момент банды налететь… Я думала, что здесь поспокойнее будет, не могла даже представить…

— Понятно… — Гюлер хотела что-то сказать, но я не дал ей открыть рот.

— Барышни, собираемся и выезжаем — на соседней улице я снял дом, где никто не будет никого стеснять. Уф! Кажется, сегодня никакого неприятного разговора не будет. Все дамы, от самых маленьких, до самых возрастных, бросились собирать вещи. Все-таки, солдатская казарма — не то место, где можно вить уютное гнездышко, которое хочет иметь любая женщина.

Дом генерала Соснова.

За суетой дел я уснул в отведенной мне спальне, как только голова коснулась подушки. Проснулся я примерно часа через два, оттого, что кто-то осторожно касался моего плеча. Судя по всему, жена, закончившая свои женские и материнские хлопоты пришла совсем недавно, но вместо того, чтобы отложить все разговоры до утра, осторожно тыкала меня пальчиком, стараясь изобразить, что она меня не будит, а так, задевает случайно.

Я, к удивлению, своему, чувствовал себя достаточно бодро, поэтому с ухватил худенькую фигурку, тихо прикорнувшую на краю кровати:

— А кого я сейчас загрызу⁈ Р-р-р!

Гюлер взвизгнула, попыталась вырваться, но я держал ее крепко.

— Спасибо за сына! Я тебя люблю.

— Я старалась. — жена вывернулась и спрятала свое лицо на моей груди, рассыпав вокруг волну темных волос: — Просила богиню, чтобы она послала тебе сына. Она сказала. Что будет так, как я хочу, но я до последней минуты боялась. Ты теперь женишься на Вере?

От такого перехода я немного прифигел.

— Да с чего ты взяла, что я на ней женюсь?

— Она высокая, красивая…

— А ты аккуратная и красивая. Она воспитатель моих сестер, а ты моя жена и дочь хана.

— Фрр! — меня слегка стукнули по плечу: — Когда мужчин это останавливало. Подаришь ей кусок пустыни и дашь грамоту, что она баронесса, и она уже почти ровня тебе.

— Слушай, ни Покровск, ни Верный, ни Свободный, я никому дарить не собираюсь. А пустыня, она вообще твоя, я ты можешь ей распоряжаться лично, я тебе слова не скажу. Хочешь — сама Вере дари что хочешь и объявляй ее ханшей или кто там у вас еще живет. У меня со второй невестой, которую ты мне сосватала, с Вандой, проблем выше головы. Говорят, ты ей по лицу нашлепала?

— Никакая сучка не смеет плохо отзываться о моем муже. — наставительно сказала Гюлер, для убедительности ткнув меня пальчиком в грудь: — А Ванда от тебя никуда не денется…

— Конечно, не денется. — я понял, что все-таки хочу спать: — Если заартачится, и замуж за меня не пойдет, я тебе пожалуюсь.

Городской и окружной суд. Город Омск.

— Таким образом…- мой стряпчий, затянутый в черный, хорошо сидящий на его стройной фигуре, сюртук, гордо окинул, полный публики, зал судебного заседания: — Свидетели неопровержимо доказали, что нападение на владения ее светлости княгини Строгановой Ванды Гамаюновны, при коем был причинен значительный ущерб ее собственности, а также убиты и ранены ее люди, а также убиты и ранены люди его светлости Великого князя Смеречинского Олега Александровича…

Я успел заметить усмешку под пышными усами председательствующего судьи и понял, что стряпчий зря старается — профита сегодня не будет. Но, как пел в моем прошлом мире один великий певец с запутанной личной жизнью — «шоу маст гоу он». Если я сейчас встану и покину зал судебного заседания, то, безусловно, сэкономлю время, но потом меня могут обвинить в том, что дело в суде мы проиграли, потому что я ушел до того, как это шоу закончилось, поэтому сидим до финального свистка.

Как я оказался в суде? Подал иск от своего имени и от имени Ванды. Хотя княгиня несколько дней не выходит из спальни, видимо рука у моей женушки тяжелая, но доверенность от ее имени на ведение всех дел у меня осталась, вот я и потратил время, и даже государственную пошлину за бедную вдову заплатил, пусть подавится, мне не жалко.

— Вы закончили? — Резко спросил седой судья в мантии, как мне показалось, обрывая моего представителя на полуслове, во всяком случае в стопке тезисов у него осталось под рукой еще два непрочитанных листа.

— Да…ваша честь. — не стал спорить молодой юрист (все, кто постарше, отказались вести дело против купчин), и шлепнулся костлявой задницей на жесткую лавку.

— Или, отдай приставу свои бумаги, ходатайствуй, чтобы к делу приобщили…- зашипел я.

— А…что? — юрист хлопал длинными, как у девушки, ресницами: — Но у меня черновиков не осталось…

— Иди я сказал. — я пнул своего представителя под столом по щиколотки, после чего он сразу прыгнул бодрым козликом и громко потребовал приобщения его бумаг в количестве семи листов к делу.

Судья недовольно пожевал сухие губы, встретился со мной взглядом и разрешил, после чего объявил, что суд удаляется на вынесение решения… на три дня, после чего три типа в черных мантиях шустро скрылись в малозаметной двери за их креслами, а приставы стали выгонять публику из зала.

— Это что за…- я замолк в замешательстве, пытаясь подбирать приличные слова: — За правовой нигилизм⁈

Юрист пожал плечами, после чего стал собирать со стола свои бумаги, благоразумно не приближаясь ко мне. Все-таки, он какой-то туповатый, надо срочно искать замену.

— Меня через три дня в городе не будет, сходишь сюда самостоятельно, решение принесешь в мою усадьбу, потом будем с тобой решать, что делать дальше. — я встал со стула и двинулся к выходу. Народ как раз покинул зал, из коридора обеспокоенно заглядывала моя охрана. Не то, чтобы я боялся, просто нынешнее положение обязывает. Как никак на мне такое большое хозяйство, да и детишек двое на иждивении. Вчера я выписал бумаги о признании ребенка женского пола, рожденного вдовой капитаншей Верой Игоревной Бухматовой, своей дочерью, с выделением ей содержания и приданного. В принципе, имея такое содержание на дочь, Вера могла больше не работать бонной моих сестер, ведя скромный, но обеспеченный образ жизни, но госпожа Бухматова отказалась подавать в отставку, попросив разрешения нести свою службу.

Дом генерала Соснова.

Чем может, в это время, заниматься жена великого князя, пусть и «самопровозглашенного», и дочь степного хана? Конечно рукоделием. Когда я вошел на женскую половину второго этажа, арендуемого мной дома, Гюлер и Вера, раскинув широкие, длинные юбки, сидели на полу и сметывали на скорую руку гигантскую шубу из шкурок соболей.

— Привет, муж мой. — стройная степнячка вскочила на ноги и подбежав ко мне, впилась в меня горячим поцелуем. На своей половине жилого дома она вела себя весьма раскрепощенно.

— Как суд?

— Отложили на три дня.

Гюлер замерла, подняв личико к потолку, как будто поджарая охотничья собака вынюхивала добычу верхним чутьем, потом зло оскалила белые мелкие зубы: — Шелудивые собаки! Они что-то задумали…

— И что? Не лететь теперь? — я огорчился. Дело было продумано, хотелось его поскорее исполнить, а тут такая задержка.

— Конечно лететь. — отрезала ханская дочь: — Завтра с утра собери совещание командиров и меня пригласи, хочу присутствовать.

— Хорошо. Когда закончите? Я кивнул головой на кучу меха, блестящей горкой разложенного на полу.

— Сегодня все будет готово, не волнуйся. — Гюлер поцеловала меня и решительно вытолкнула из комнаты: — Иди, подумай, как этот дом оборонять.