Бремя власти IV

Глава 9

«Тёща — это адвокат жены, в судебном заседании, где пострадавший зять всегда подсудимый.»

Любовь Истомина

Ясный осенний денек встретил нас прохладным дыханием ветра, но после вчерашней ночи он казался райским блаженством. Воздух был прозрачным и острым. Солнце сверкало бледным диском на сером небосводе.

Я сидел на обрубке бревна у дымящегося костра посреди двора цитадели Коловрата и чувствовал себя… человеком. Не императором, не боевой машиной, не древним духом в чужом теле. Просто человеком, который устал, выжил и теперь хочет немного тепла и простого человеческого общения.

Вчерашняя ночь, эта бесконечная ментальная битва с самим дыханием Бездны, сорвала последние маски. Поддерживая щит для всей команды, я не мог одновременно удерживать и иллюзию Николая. Истинный облик — янтарные глаза, царственная осанка, та самая древняя сила во взгляде — проступил сквозь привычные черты, как изображение на проявленной фотографии.

И сейчас я сидел таким. Без маски. На меня смотрели мои охотники.

Они знали, конечно. С самого начала знали, что Соломон Козлов и Император — одно лицо. Но знать — одно дело. А видеть вот так, в упор, после адской ночи, когда этот самый император держал их рассудки на волоске… Им было непривычно. Слегка не по себе. Взгляды скользили по мне, цеплялись, отскакивали. Даже Васька Кулак, обычно такой бравый, потупился, разглядывая сапоги.

Но громыхание Коловрата иногда резало неловкую тишину.

— Ну что уставились, как бараны на новые ворота? — Он с грохотом поставил на землю здоровенный чан с маринованным мясом. От него пахло дымом, специями и чем-то кислым. — Император у нас, слава Богу, не сопливый мальчишка-недоносок! Силенок ему не занимать! Это радует! А то я уж думал, изнеженный столичный щеголь к нам пожаловал.

Он хлопнул меня по плечу с такой силой, что обычного человека бы просто расплющило. Я лишь качнулся, усмехнувшись.

— И хорошо, что двойник у него есть! — продолжил Коловрат, раздавая всем гигантские шампуры. — Умная штука! Пока один тут демонов мочит, другой во дворце приказы штампует пачками! Я б себе такого двойничка завел, да не из чего. Все предыдущие «ученики»… не выдержали моего темпа.

Васька поперхнулся. Песец мрачно крякнул. Атмосфера сразу потеплела, напряжение сменилось на легкое оцепенение. Коловрат своим медвежьим напором просто не оставлял места церемониям.

— Шашлык — дело святое! — провозгласил «медведь». — Общее дело сплачивает лучше всяких приказов. Особенно перед тем, как вас всех на куски могут порвать. За себя-то я не переживаю.

Вот так, без лишних прелюдий. Типичный Коловрат.

Вскоре двор заполнился аппетитным дымом и треском жира, капающего на угли. Мы же с Олегом жарили свое, «особое» мясо — темно-багровые, жилистые куски, добытые им бог знает где. От них шел сладковатый, терпкий и опасный запах. Никто даже бровью не повел. Все уже привыкли к нашим с ним «гастрономическим изыскам». Лишь Песец, нанизывая на шампур добротную свинину, бросал на наши шашлыки взгляд, полный мрачного предостережения, и тихо крестился.

Валерия устроилась рядом со мной, ее плечо тепло упиралось в мое. Платиновые волосы красавицы были собраны в простой хвост, глаза сияли спокойной сталью. Она не суетилась, не пыталась что-то доказать. Просто была рядом. И это было дороже любых слов.

Игорь сидел напротив, задумчиво помешивая угли. Взгляд его был устремлен куда-то далеко, за стены цитадели.

— О чем задумался, Железный Ветер? — поддел его Вадим, откусывая хрустящий шпик с шампура. — О Людмиле своей скучаешь?

Игорь вздрогнул, будто его поймали на чем-то постыдном. Потом смущенно хмыкнул.

— А что? Нельзя? Она… сильная. Честная. Умеет и посмеяться, и в бою плечом к плечу встать. Таких мало.

— Точно, мало! — подхватил Мухтарыч, отливая себе из бочонка темного пива. — Обычно либо стервы, либо кисейные барышни. А чтобы и то, и другое — это редкость! Держись за нее, сынок!

— Я и держусь, — тихо сказал Игорь с тихой и светлой грустью в глазах.

Песец, сидевший поодаль, мрачно наблюдал за углями. Его обычно колючий и едкий нрав куда-то испарился.

— У меня Маруся тоже такой была, — вдруг произнес он так тихо, что слова едва долетели. Все замерли. Он почти никогда не говорил о погибшей жене. — Сильная. Умная. Всегда знала, что сказать… И как сказать. Чтобы и поправить, и не обидеть. Ругала меня, чертяку, за то, что в криминал полез… А сама всегда ждала с ужином…

Он замолчал, сжав кулаки. Боль в его голосе была живой, рваной, как свежая рана. Даже Коловрат перестал переворачивать мясо и смотрел на него своим тяжелым, всевидящим взглядом.

— Она тебя любила, дурак, — отрезал медведь неожиданно мягко. — Значит, стоишь чего-то. Ты не сдох в какой-нибудь подворотне как шпана. Цени это. И живи дальше. Чтобы ее память не опозорить.

Песца будто обдали ледяной водой. Он выпрямился, и в его глазах мелькнула знакомая скалющаяся злость, но теперь в ней было меньше саморазрушения и больше… решимости. Он кивнул, сжав челюсти, и больше не проронил ни слова.

Чтобы разрядить обстановку, Васька пустился в байки про свои похождения в борделях Екатеринбурга. Какой-то молодой охотник с медной пулей на шее ему мастерски подыгрывал. Мухтарыч ворчал, что «молодежь нынче распущенная», но слушал с видимым удовольствием.

Я и сам пару раз не удержался и вставил историю из своего «богатого прошлого» — про то, как одному моему знакомому пришлось целый месяц притворяться кривым ковбоем на Диком Западе, чтобы выследить одного коварного демона-соблазнителя. Естественно, опустив детали о том, кто он и откуда. Все смеялись. Я смеялся вместе с ними. И это было прекрасно. Этот простой, грубый, мужской смех. Запах жареного мяса и дыма. Тепло костра и тепло Валерии рядом.

Это был тот редкий, выстраданный миг покоя, ради которого, наверное, и стоит жить.

— Ну что, — спустя какое-то время внезапно поднялся Коловрат. Его тень накрыла половину костра. — Повеселились, подкрепились, бахнули пивка… Теперь, красавцы, пора и честь знать! Ночью, я чую, хлынет первая волна. Настоящая. Не те твари, что шляются по окраинам. Придут ребята посерьезнее. Так что нас ждет веселая ночка!

Следующие несколько часов пролетели в сумасшедшем ритме. Сытость и расслабленность сменились деловой хваткой. Коловрат оказался прав — совместная трапеза и правда сплотила нас. Теперь мы работали, как единый организм.

Я взял на себя координацию магической обороны. Собрал всех способных магов — их набралось человек восемь, включая меня и Валерию.

— Щиты должны быть каскадными, — объяснял я, чертя пальцем в воздухе светящиеся схемы. — Снаружи — грубый силовой барьер, гасящий первую кинетическую и энергетическую атаку. За ним — частотный фильтр, разрывающий низкочастотные заклинания страха и безумия. И третий, внутренний слой — точечный, на каждую бойницу и амбразуру. Чтобы мелкая нечисть не пролезла.

Маги, в основном арканисты и мастера, кивали с серьезными лицами. Видно было, что им непривычно получать указания лично от императора, но дело спорилось. Мы работали слаженно, как отлаженный механизм. Эфир звенел от концентрации силы.

В это же время другие ребята под руководством Игоря и Песца занимались физическим усилением обороны. Где-то гремели молотки, забивавшие дополнительные колья в частокол. Где-то маги земли вгрызались в камень, латая самые опасные трещины в стенах. Слышался визг точильных камней — это охотники приводили в боевую готовность свои клинки и проверяли затворы у винтовок.

Валерия со своей прирожденной педантичностью организовала проверку боеприпасов. В центре двора вырос аккуратный склад из ящиков с патронами, гранатами и бутылками с зажигательной смесью. Все было рассортировано, посчитано, готово к немедленной раздаче.

Коловрат же, как паук в центре паутины, обходил все точки, вносил свои коррективы — где-то грубо ругнулся и переделал все по-своему, где-то лишь кивнул одобрительно. Его опыт чувствовался в каждой мелочи — в том, как он расположил стрелков, в том, куда посоветовал поставить шестиствольный пулемет, снятый с «Соколика».

Мы расставили дежурных на стены, составили график смен, назначили отзывные сигналы на случай прорыва. Хлопот было полно, но паники — ноль. Только сосредоточенность и уверенные движения. Я смотрел на этих людей — грязных, уставших, но полных решимости — и чувствовал странную гордость. Из этого сброда охотников, криминала и аристократов рождалась новая настоящая боевая семья.

Когда работы были закончены, я ощущал приятную, буйную усталость. Тело ныло, но Источник, подпитанный тем самым «деликатесом» с шашлыка, пел и гудел мощно и ровно. Демоническая плоть, запасенная Коловратом, была концентрированной скверной, но мой организм, уже привыкший к такой диете, и магия Кольца с Мак превращали этот яд в чистую, неистовую силу. Запасы этого «провианта» у старины Коловрата и вправду казались неисчерпаемыми.

Мы с Валерией, заляпанные грязью и потом, как последние простолюдины, почти ввалились в нашу каморку. Дверь со скрипом закрылась, отсекая внешний мир.

Я обернулся, посмотрел на нее — на ее уставшее, но сияющее лицо, на смеющиеся глаза. И не удержался. Не говоря ни слова, я провел рукой по воздуху, вплетая в него тихие нити силы.

— Тишь… — прошептал я.

Воздух в комнате сгустился, замолк. Звуки снаружи — скрип ветра, отдаленные голоса — исчезли. Комната погрузилась в абсолютную, глухую тишину. Магический полог работал, как всегда, безукоризненно…

Следом я коснулся двери. По дереву пробежала золотая сеть, вспыхнула и исчезла. Теперь ее нельзя было отличить от монолитной скалы. Мы были запечатаны наглухо.

Валерия смотрела на мои действия с теплой, понимающей улыбкой.

— Параноик, — ласково сказала она.

— Это кто? — сделал я вид, что оглядываюсь по сторонам. — Я? Никогда.

Она рассмеялась, и этот звук, несмотря на полог, отозвался в моем сердце громче любого колокола. Она подошла ко мне, обняла, прижалась лбом к моей груди. Я почувствовал, как дрожат ее плечи от усталости и счастья.

— Безумный день, — прошептала она.

— Зато какой продуктивный, — ответил я, гладя ее по волосам.

Потом она подняла на меня глаза — глубокие, серые, бездонные.

— Соломон… — она коснулась ладонью моего лица. Того самого, что было моим — царственным, с горящими янтарными глазами.

— Тебя не смущает?.. Этот облик? — перебил я ее. — Это ведь я… Настоящий…

Валерия улыбнулась.

— Вот именно! Настоящий! А это, — она прервала меня, и ее пальцы коснулись моей груди, где бешено стучало сердце. — И вот это… — ее рука скользнула ниже, решительно и нежно схватив меня за причинное место, и она тихо рассмеялась, почувствовав мгновенную, бурную реакцию. — В общем, мне плевать на внешность, Соломон. Ты — это ты. Всегда. И здесь… — она снова приложила ладонь к моему сердцу, — и здесь… ты всегда один. Тот, кого я люблю.

Что можно было ответить на такое? Ничего. Только запечатать ее слова своим поцелуем. Глубоким, страстным и бесконечным.

Мы рухнули на жесткую походную кровать, что стояла в углу, с грохотом повалив на пол какие-то ящики. Нам было плевать. Одежда летела прочь. Прикосновения были жадными, нетерпеливыми, исцеляющими. Мы сбрасывали с себя не только ткань, но и всю накопившуюся усталость, страх, напряжение прошедших дней. В ее объятиях я не был ни императором, ни древним героем. Я был просто мужчиной. И это было самым большим счастьем.

В это же время, в другом измерении, внутри магического Кольца, кипела своя, не менее напряженная работа.

Ментальное пространство, созданное Мак, сегодня напоминало гигантский, бесконечный полигон. Здесь были и каменные лабиринты, и выжженные пустоши, и ледяные пещеры. И посреди всего этого безумия носились две фигуры.

Николай парировал очередной ливень из светящихся кинжалов, которые материализовались из воздуха. Он двигался с непривычной для него грацией и скоростью, его собственный тренировочный клинок мелькал, как молния, отбивая атаки.

Атаковала его Мак. Вернее, ее иллюзия — десятками копий, возникавших со всех сторон. Они не давали ему ни секунды передышки.

— Медленно-медленно-медленно! — распевала она, восседая на парящем в воздухе огромном грибе и доедая леденец в виде хамелеона. — Ноги как сосиски! Руки — макаронины! Совсем расслабился в своих дворцах, Николашка!

— Да заткнись ты! — рявкнул он, делая резкий выпад и растворяя одну из иллюзий. — Я… я стараюсь!

— Стараться — это тебе не на фрейлин заглядываться! — парировала Мак. — А ты — воин! И император! Ты должен быть лучшим! Быстрее! Сильнее! У-лю-лю-лю!

Она щелкнула пальцами. Пол под Николаем внезапно превратился в зыбучий песок. Он вскрикнул и начал тонуть, но вовремя сгруппировался, силой воли стабилизировал опору и оттолкнулся, перекувыркнувшись в воздухе.

— Неплохо! — прокомментировала Мак уже без насмешки. — В этот раз не провалился и не наглотался песка. Прогресс налицо!

После часового изматывающего боя, сменившегося не менее изматывающей медитацией по контролю над Источником, Николай валился с ног. Но на его лице сияла улыбка. Он чувствовал прогресс. Его резервы выросли до невероятных 230–240 эфов — то был уровень крепкого грандмастера. Его реакции стали острее, тело — послушнее. Он даже смог пару раз заставить Мак попотеть, отражая ее заклинания и контратакуя. Либо она просто смилостивилась над ним и решила поиграть в поддавки.

— На сегодня хватит, — сказал он, вытирая пот со лба. — Я выжат как лимон.

Мак спрыгнула со своего гриба и подошла к нему. Она вдруг стала серьезнее.

— Ты стал сильным, Николай. Правда. Соломон был бы доволен.

Услышав это имя, Николай помрачнел. Он долго молча смотрел на свои руки — сильные, уверенные, способные теперь на многое.

— Мак… — начал он осторожно. — Каким он был? Когда вы встретились впервые?

Мак насторожилась, прищурилась.

— А почему спрашиваешь? Планируешь переворот? Хочешь устранить учителя и занять трон? — она захихикала, но в ее глазах мелькнула искорка любопытства.

— Нет, что ты! — Николай поморщился. — Просто… я не могу его понять. Порой он кажется мне жестоким, беспринципным ублюдком, который готов на все ради цели. А порой… он единственный, кто видит дальше собственного носа. Истинный лидер. Где правда?

Мак вздохнула, села на пол, скрестив ноги. Ее вечный азарт куда-то испарился.

— Правда… — она произнесла задумчиво. — Правда в том, что у него есть свой кодекс. Жесткий, неумолимый, но он есть. Он ненавидит демонов. Люто. Бешено. Потому что они отняли у него всё. Не один раз. Не одну жизнь. Он видел, как гибнут миры, которые он пытался защитить.

Она замолчала, глядя в несуществующую даль.

— А еще… он практически лишен переживаний за отдельные судьбы. Не потому, что он бессердечный. А потому, что иначе сойдет с ума. Он мыслит категориями народов, государств, цивилизаций. Для него это… проще. Так он может быть максимально полезен. Долг перед человечеством — его самые крепкие путы. Он ничего не может с этим поделать. И да, его методы часто кажутся жестокими. Но он всегда, слышишь, всегда выбирает из двух зол меньшее. Даже если это меньшее зло для кого-то выглядит как абсолютное чудовище.

Николай слушал, не перебивая. Его собственное, когда-то черно-белое восприятие мира давно трещало по швам и усложнялось.

— Спасибо, Мак, — тихо сказал он. — За искренность.

— Да ладно, — она махнула рукой, снова становясь прежней беззаботной джиннихой. — Не за что. А теперь катись отсюда. Чувствую, тебя твои советники уже наизнанку выворачивают. Скукота!

Николай улыбнулся и, сделав глубокий вдох, растворился в ментальном пространстве, возвращаясь в свой кабинет в Зимнем.

Очнулся он в своем кресле в императорском кабинете. Перед глазами еще стояли образы тренировок, голос Мак… Он чувствовал прилив сил и странную, горьковато-сладкую ясность после ее слов.

И тут его взгляд упал на Рябоволова. Тот стоял у окна, неподвижный, как всегда. Но его взгляд был пристально устремлен на Николая. Этот взгляд был тяжелым, оценивающим, пронизывающим.

— Что? — спросил Николай, все еще находясь под впечатлением от беседы с Мак. Его тон был увереннее, чем обычно.

— Вас отвлекли, Ваше Величество, — сухо констатировал Юрий Викторович. — Глубоко. Интересно, куда же вы так надолго уплывали?

— Я… размышлял, — не соврав, ответил Николай.

— Похвально, — в голосе Рябоволова послышалась едва уловимая насмешка. — Однако пока вы «размышляли», здесь произошло небольшое… происшествие.

— Какое? — насторожился Николай.

— Одна дама, — магистр кивнул в сторону двери, — уже полчаса как устроила разнос всему этажу. Требует срочной аудиенции. Говорит, что будет ждать хоть до утра. Очень настойчивая дама.

Николай, воодушевленный своими успехами и историей о «великом государе» Соломоне, который не боится трудных решений, махнул рукой.

— Что ж, впустите ее. Выслушаем. Император должен быть доступен для своих подданных.

Уголок рта Рябоволова дрогнул в подобии злорадной усмешки. Он молча кивнул, подошел к двери и распахнул ее.

— Госпожа, Его Величество вас примет.

В кабинет, словно ураган, ворвалась Елизавета Орловская. Она была не в себе. Идеальная прическа слегка растрепалась, глаза горели гневом, щеки пылали.

Николай даже не успел встать, как она уже оказалась перед его столом.

— Ну, что за жених! — выпалила она с ходу, не дав ему и рта раскрыть.

И со всего размаху отвесила ему звонкую, оглушительную пощечину.

Николай ахнул, отшатнувшись в кресле. Щека запылала.

— Взял, и мою дочурку на охоту сбагрил не пойми с кем! — закричала она, не обращая внимания на его шок. — Закрывать порталы! Секретная миссия! Да вы хоть сами-то понимаете, куда ее послали? В очередное пекло!

Она тыкала пальцем в него, ее голос звенел от несправедливой ярости и материнской тревоги.

— Вы — уважаемая сволочь, Николай! Бог вам этого так не простит! Или вы пытаетесь таким образом избавиться от невесты⁈ Так имейте в виду!

Она наклонилась к нему, понизив голос до ледяного, опасного шепота, в котором слышались стальные нотки, достойные ее дочери.

— Я на вас войной пойду, если с моей ненаглядной доченькой что-нибудь случится! Штыков у меня хватит! Поняли?

Сказав это, она выпрямилась, отряхнула платье, бросила на него последний, уничтожающий взгляд и так же молниеносно вылетела из кабинета, хлопнув дверью.

В кабинете воцарилась гробовая тишина. Николай сидел, онемев, и машинально тёр ладонью горящую щеку.

Рябоволов, стоя у двери, издал странный звук. Его плечи затряслись. Он отчаянно пытался сдержать смех, и это было страшнее любой угрозы.

Николай тупо смотрел в пустоту, осознавая, что ему только что объявила войну «теща» Соломона.

— Ну, и бред… — выдохнул парень и невольно усмехнулся.