Бремя власти IV

Глава 8

«Лучшее государственное устройство для любого народа — это то, которое сохранило его как целое»

Мишель де Монтень

Холодный осенний дождь сеял над цитаделью мелкую, назойливую крупу, предвещая нелегкие времена. Он смешивался с грязью двора, с пылью веков и прахом былых сражений. Он настойчиво превращал землю под ногами в скользкую, предательскую жижу.

Факелы, врытые в землю по периметру, отчаянно боролись с тьмой и влагой. Их свет отбрасывал на почерневшие стены прыгающие, искаженные тени. Будто бы они были призраками тех, кто когда-то пытался выстоять в этом месте и проиграл.

Я стоял в центре двора, и каждая клеточка моего тела кричала от боли и истощения. Источник, едва подкормленный Мак, выл глухим неумолимым гулом, напоминая о своей неестественной, насильственной работе. Но отступать было некуда. Передо мной, сгустившись из мрака и дождя, возник Коловрат. Он испортил мне вечер и должен был ответить за это…

Но он не сказал ни слова и опередил меня. Этот бугай просто атаковал. Это было нападение дикого зверя, сметающего все на своем пути.

Его стиль был чужд всему, что я узнал за тысячелетия своих странствий. Про себя я обозвал его «Сибирской грозой».

Какая-то дикая смесь древнего русского кулачного боя, где каждый удар локтем или ребром ладони был рассчитан на то, чтобы сломать кость. А теперь добавьте к этому техники выживания в самых гнусных уголках Запределья, где грязь в глаза и песок в горло были стандартным приемом. Ну и вишенка на торте — чистая, неразбавленная, животная ярость, что превращала человека в стихию.

Олег достал тесак и забил на все правила фехтования — он кромсал им, рубил плашмя, молотил рукоятью, двигаясь с нечеловеческой для его исполинского размера ловкостью.

Мой собственный стиль, отточенный в битвах с демонами иного калибра, — экономичный, смертоносный танец «Царя Соломона» — впервые за долгое время выглядел… уязвимым. Я парировал, уворачивался, отвечал короткими, точными вспышками солнечного пламени, что заставляло его кожу дымиться, а сталь клинка раскаляться докрасна. Но это была защита, а не нападение. Мои вспышки лишь сдерживали его ярость, как тонкая дамба — разбушевавшийся поток.

Земля под его ногами вздымалась шипами черного льда. Тени от факелов оживали и тянулись к моим ногам цепкими, холодными щупальцами. Я отвечал сферами раскаленного воздуха, что испаряли лед и разрывали тени в клочья. Сталь звенела о сталь, магия рвала воздух, наш бой был грубой, примитивной симфонией насилия, где дирижером был инстинкт выживания.

Он поймал мой ритм. Провел обманный маневр — ложный выпад клинком, за которым последовал мощнейший удар плашмя той же рукоятью прямо в челюсть.

Мир взорвался белой, обжигающей болью. Ноги подкосились, и я рухнул на одно колено в липкую, холодную грязь. Во рту забренчал медный привкус крови. Перед глазами заплясали черные точки.

Острие его клинка коснулось моего горла. Холодная сталь, смердящая старым железом и смертью. Дождь нещадно барабанил по нам…

Коловрат тяжело дышал, пар вырывался из-под его капюшона клубами. Но в его глазах, мелькнувших в просвете ткани, не было и тени злорадства или торжества. Лишь холодная, хищная оценка.

— Ты дерешься как уставший бог, — просипел он, — Вижу следы великой силы… и великой, неизлечимой раны. Кто ты, столичный шут? Чей древний дух носит это хрупкое, надломленное тело?

Я поднял голову, чувствуя, как кровь стекает по моему подбородку. Янтарный свет в моих глазах должен был пылать даже сейчас, отражаясь в мокрой стали у моего горла.

— Того, кто пришел сюда восстанавливаться, — выдохнул я, не отводя взгляда. — И того, кто выжжет дотла любую скверну на своем пути. Доволен ли ты таким ответом, медведь?

Он замер на мгновение, вглядываясь в меня. Он видел мощь, заключенную в слишком тесные для нее рамки, титана, запертого в клетке из плоти и кости. И в его взгляде что-то дрогнуло. Шок. Жгучий, нестерпимый интерес.

Он медленно, почти нехотя, убрал клинок.

— Вставай. — Он развернулся ко мне спиной, словно я больше не представлял для него угрозы. — Чую, мы сработаемся.

Комната, в которой я сразу уединился после поединка, походила на каменный мешок. Она пропахла плесенью, пылью и холодным булыжником. За единственным узким окном выл ветер — он наигрывал мрачную песню этой земли. Но мне было не до комфорта. Как бы я сильно не хотел оказаться рядом с Валерией, но я не мог себе этого позволить. Мое заклинание клевало в ухо, говоря о том, что анализ государственных дел был завершен.

Игнорируя ломоту в теле и ноющую челюсть, я сел на грубую соломенную подстилку, скрестив ноги. Физическая боль была лишь фоном, помехой, которую нужно было отодвинуть в сторону. Гораздо важнее была другая работа.

Я закрыл глаза и погрузился вглубь себя. В то пространство за разумом, где пульсировала связь с Кольцом и ждала своего часа «Система Властителя».

— Готовы, Господин? — пропищал знакомый голосок в сознании. Мак уже дежурила на своем посту.

— Запускай, Мак.

И мир взорвался светом.

Перед моим внутренним взором возникла она. Голографическая, невероятно детализированная, живая карта Российской Империи. Она парила в пустоте, пронизанная тысячами, десятками тысяч светящихся нитей-показателей. Данные, добытые моими новыми «рабами информации», были загружены на 100 %. Теперь это был не просто кусок суши с границами. Это был живой, дышащий, страждущий организм. И я видел все его болезни.

Мой разум, привыкший к одновременному анализу тысяч тактических переменных на поле боя, теперь работал со стратегией государственного масштаба. Это была величайшая и любимейшая моя игра.

Сектор: Экономика/Финансы.

Золотые потоки, текущие по империи, мерцали, как реки. Но я видел черные дыры — точки, где золото утекало в карманы аристократов, еще не тронутых моей чисткой. Князья Снежковские, графы Зубовы… Их жадность была как гангрена на теле государства.

Решение: Учредить корпус фискалов-«опричников», подчиняющихся лично мне. Даровать им право на внезапные ревизии любого имения, любой конторы. Конфискация в пользу казны всего сокрытого. Пусть боятся.

Сектор: Промышленность.

Заводы Урала пылали ярким, почти яростным светом — работа на 110 %, ресурсы на исходе. А новые фабрики в Центральной России — Тула, Ярославль — тлели едва заметно, на 40 %. Дисбаланс. Неэффективность.

Решение: Приказ о немедленном перераспределении инженерных кадров с Урала в центр. Создание «стройотрядов» из лояльных, получивших землю крестьян — ускоренные темпы, двойная оплата. Воля Императора — лучший стимул.

Сектор: Дипломатия.

Здесь карта кишела ядовитыми змейками. Всплеск активности. Стамбул. Лондон. Стокгольм. Нити заговора тянулись, сплетаясь в тугой узел на Кавказе.

Анализ: Вероятность полномасштабной войны — 84 %.

Решение: Приказ Рябоволову: отправить тайное, ни к чему не обязывающее предложение Пруссии о разделе польских земель и создании военного альянса против Франции и Австрии. Одновременно — начать сложную игру с Персией, стравливая ее с Османами. А Швеции… предложить эксклюзивные торговые права в Балтике в обмен на нейтралитет. Пусть их купцы богатеют, пока их короли думают о войне.

Сектор: Демография.

После войн и мятежей карта светилась бледно, особенно в центральных губерниях. Демографическая яма. Недостаток рабочих рук, будущих солдат.

Решение: Указ о программе поощрения многодетности. Налоговые льготы, дополнительные земельные наделы для семей с более чем тремя детьми. Создание сети императорских сиротских приютов «Юных Патриотов» — воспитание будущей элиты, лично обязанной Престолу.

Сектор: Внутренняя политика.

Идеологический вакуум после разгрома ЛИР нужно было чем-то заполнить.

Решение: Мысленный приказ о создании «Корпуса народной просвещенности». Писатели, учителя, актеры — все, кто может нести в массы не утопические бредни, а идеи сильной Империи, православных ценностей и личной преданности Императору, спасшему страну от хаоса.

Я чувствовал, как моя воля, переданная через Систему, уже меняла страну, даже отсюда, из каменного мешка на краю света.

— Передано, Господин! — доложила Мак. — Все указы ушли Рябоволову. Ох, как же он сейчас обалдеет!

Я вышел из медитации. Физическая усталость навалилась с новой силой, но внутри горел холодный, ясный огонь удовлетворения.

Кабинет Юрия Викторовича в Зимнем дворце тонул в привычной полутьме. Пахло старыми книгами, дорогим чаем и тихой, сосредоточенной мощью. Сам хозяин кабинета, опираясь на свой новый, усовершенствованный механический протез, разбирал донесения с Кавказа.

Внезапно воздух в центре комнаты затрепетал. Запахло озоном и жженым пергаментом. На полированной столешнице его массивного дубового стола один за другим, обжигая дерево и оставляя легкие дымящиеся следы, материализовались свитки. Императорские свитки с тяжелыми восковыми печатями Николая III.

Дверь с треском распахнулась, и в кабинет влетел Соболев. Помяни черта… Его лицо было бледным, в руке он судорожно сжимал бокал с недопитым бургундским.

— Опять⁈ — его голос сорвался на визгливую ноту. — Я только собрался! Надоело пахать в саду у чертовой джиннихи! Только вырвался! Сейчас бал у Воронцовых! Светские сплетни, карты, шампанское… а не эти… эти бумаги! — Николай мельком заглянул в новую порцию приказов, лежащую на столе Рябоволова. — Опричники⁈ Да он с ума сошел! Это же вызовет бунт! Они все ополчатся!

Юрий Викторович медленно, не торопясь, взял первый свиток. Его механические пальцы с легким скрипом разломили печать. Глаза пробежали по строчкам, написанным тем же твердым, уверенным почерком, что он видел в депеше из Сибири. Ни одна мышца на его аскетичном лице не дрогнула. Но в глубине холодных глаз вспыхнул и погас яркий, почти безумный огонек.

— Напротив, Ваше Величество, — произнес он ледяным, размеренным тоном. — Это гениально. Жестоко, цинично, беспощадно… но гениально. Он бьет точно в болевые точки аристократии. Он видит финансовые потоки, видит их жадность и страх. Он видит страну насквозь, как на ладони. Этого… этого я не ожидал даже от него.

— Но я… я должен это подписать? — Николай выглядел так, словно ему предложили проглотить живого ежа.

Рябоволов поднял на него взгляд, и на его тонких губах появилась та самая, ядовитая, змеиная ухмылка.

— Вы — Император Всероссийский, Ваше Величество. Вам и подписывать указы. — Он протянул Николаю массивное перо с золотым пером. — А я буду с огромным, неподдельным удовольствием наблюдать, как наша дорогая аристократия будет давиться этим терновником. Ваш… «брат» затеял великую игру. Нам осталось лишь сделать вид, что это наша воля. И пожинать плоды.

Николай с отвращением, будто беря в руки гадюку, взял перо. Его рука затрепетала, выводя аккуратные вензеля. А Рябоволов тем временем отвернулся к окну. За ним моросил такой же, как в Сибири, противный дождь.

Коловрат нашел меня в моем «каменном мешке». Я только-только закончил с приказами. Громила вошел без стука, впрочем, как и ожидалось. Он молча мотнул головой в сторону коридора и вышел. Я, превозмогая протесты каждой мышцы, последовал за ним.

Он привел меня к одной из многочисленных трещин в стене цитадели — узкой бойнице, смотрящей в непроглядную темень тайги. Ночной ветер завывал в ней, как потерянная душа.

— Чувствуешь? — его хриплый голос едва перекрывал вой ветра.

Я закрыл глаза, отключив физическое и активировав ментальное восприятие. И почувствовал. Это был не звук и не запах. Это было «дыхание». Древнее, исполинское, абсолютно враждебное сознание, пробудившееся под Черной Скалой. Оно сплетало невидимые сети. Сети страха, отчаяния и тоски. Оно стучалось в головы тех, кто находился за нашими стенами. Искало слабину в психике. Трещину в душе.

— Началось раньше, чем я думал. Слабым снятся кошмары, — пробормотал Коловрат, не глядя на меня. — Сильные чувствуют необъяснимую злобу, тоску и желание все бросить. Оно питается этим. Это значит, что Спящий начал подготовку к прорыву.

Твоя задача на первую ночь — не дать ему отравить твоих людей до рассвета. Оградить их. Вот она — настоящая битва в этом месте. Не на мечах. Не в магии. — Он повернулся и ткнул мне пальцем прямо в лоб. — Вот здесь. Заодно перекуешь дух. У тебя там все паршиво сейчас… Сам знаешь!

В его словах не было ничего нового для меня. Я сталкивался с подобными сущностями. Они были тварями высшего порядка, порождениями энтропии, что пожирали не плоть, а саму волю к жизни. Но для этой команды, для Игоря, для Валерии… это был новый, страшный опыт. И да, Коловрат был прав. Это была идеальная закалка. Перековка духа в горниле чистого ужаса.

Я кивнул и отступил вглубь цитадели. Найдя относительно тихое место, я снова сел в позу лотоса. Но на этот раз я сосредоточился на другом.

Я рассылал тихий, ментальный приказ, пронизывающий камень стен, доходящий до каждого члена моей команды: «Всем бодрствовать. Не спать. Держаться вместе. Петь песни. Рассказывать истории. Делиться едой. Вспоминать хорошее. Кто уснет — того съест тоска. Держитесь. Это приказ».

А затем я начал делать то, что делал бессчетное количество раз в своей прошлой жизни. Я создавал щит. Ментальный. Психический. От меня во все стороны потянулось слабое, но невероятно устойчивое золотое сияние. Невидимое для глаза, но ощутимое для души. Оно окутало моих людей, как незримый купол, ограждая их волю от ядовитых щупалец твари извне. Держать его стоило мне колоссальных усилий. Каждая секунда была похожа на удержание над головой горы. Но я держал.

Тронный зал цитадели казался холодным и мрачным. Факелы чадили, тени плясали на стенах. Охотники, получившие странный ментальный приказ, пытались его выполнить. Но это было похоже на попытку устроить бал в проруби.

Васька и Вадим сиплыми, срывающимися голосами затянули похабную охотничью песню. Звук был жалким и неуверенным, он терялся в гнетущей тишине зала и поглощался воем ветра снаружи. Мухтарыч, бледный как смерть, пытался рассказывать небылицы о былой охоте, но слова путались, а в глазах читался животный страх. Люди вздрагивали от каждого шороха, вглядывались в каждый угол, за пределами круга света им мерещились движения.

Валерия же оказалась сильнее всего этого. Она молча достала свои револьверы — верных и проверенных друзей. Затем села на ящик и начала разбирать их. Ее движения были выверенными, медитативными, идеально точными. Щелчок извлеченного барабана, скрежет чистящего штока, мягкий хлопок вставляемой на место пружины. Этот простой, доведенный до автоматизма ритуал был ее якорем. И он стал якорем для других.

Мужчины замолкли, наблюдая за ней, и их собственное дыхание понемногу стало выравниваться. Ее спокойствие было лучшим ответом на психическую атаку извне. Она была воином. И она не боялась.

В углу, отвернувшись ото всех, сидел Песец. Он смотрел на потрепанную фотографию в медальоне — свою покойную «жену». Его горе, его тоска были лакомым, жирным куском для сущности за стенами. Я чувствовал, как ее щупальца тянутся к нему, пытаясь разбередить рану, превратить скорбь в безумие. Но я видел и другое. Он сжимал кулаки так, что кости трещали. Его скорбь не растекалась в отчаяние. Она кристаллизовалась. Превращалась в холодную, железную, негнущуюся решимость. В жажду мести. Он сам становился несъедобным для этой твари. Его боль стала для него броней.

Рассвет застал цитадель в том же свинцовом, безнадежном свете. Дождь прекратился, но небо по-прежнему было лишено красок.

Я с трудом разомкнул пальцы, прекратив поддерживать ментальный щит. Это далось мне невероятно трудно. Я чувствовал себя так, будто протащил на себе весь дворец от Питера до Сибири. Каждое движение было пыткой.

Из тронного зала потихоньку, оглядываясь, стали выползать охотники. Они выглядели помятыми, невыспавшимися, но живыми. В их глазах читалась усталость, но не безумие. Никто не сошел с ума. Никто не бросился на других. Никто не наложил на себя руки.

В дверях возник Коловрат. Его исполинская фигура загородила скудный свет утра. Его бесстрастный взгляд скользнул по людям, оценивая их состояние, потом уперся в меня. Он видел мою усталость, мою изможденность, дрожь в руках, которую я пытался скрыть.

Он молчал несколько томительных секунд. Потом его каменное, непроницаемое лицо смягчилось. Всего на долю миллисекунды. Уголок его рта дрогнул. Это было почти незаметно. Но это было. Высшая форма одобрения, на которую был способен этот человек.

— Не умер, — хрипло констатировал он. — Молодец. В принципе, я в тебе не сомневался. Теперь ты знаешь, с чем еще здесь приходится возиться. Не только с ордами демонов, но и с самой Бездной. Она хочет сожрать этот мир. Хочет, чтобы он сам захлебнулся в своем отчаянии. Ты отлично держал щит и дал мне выспаться! Я твой должник. — Он сделал паузу и с удовольствием потянулся. — Но скоро сюда придут ребята поинтереснее. Будем готовиться.

— А когда уже на демонов пойдем? — рискнул спросить великана Игорь.

— Несколько волн покромсаем, перекусим и пойдем запечатывать порталы. — хищно оскалился Коловрат.

— Отлично! Мне нравится твой план. — усмехнулся я. — Но сперва угости меня своим мясцом. Уж больно приятный аромат у твоей вяленой дичи. Аж слюнки текут, как попробовать хочется!

Олег понятливо хмыкнул. А Песец, знавший о моих вкусовых пристрастиях, невольно перекрестился… Жрать мясо демонов — не каждый сдюжит.