Бремя власти IV

Глава 20

«Когда Добро бессильно, оно — Зло.»

О. Уайльд

Я стоял на капитанском мостике и впитывал картину апокалипсиса всеми фибрами израненной души. Не было другого слова, чтобы описать это.

Куда ни глянь — бой. Не сражение, не битва, а именно ад, сошедший на землю. Силы Мрака волна за волной разбивались о хрупкую стену человеческого мужества. Небо было исполосовано багровыми и фиолетовыми всполохами магии, выжигающей воздух, оставляющей после себя вкус крови и пепла.

Земля под ногами сражающихся плавилась и превращалась в стекловидную, дымящуюся корку, в которой застревали сапоги и копыта. Реки крови — алой человеческой и черной, маслянистой демонической — сливались в единые, зловонные потоки, образуя небольшие болотца смерти. Крики, стоны, предсмертные хрипы, лязг стали о кость, рев моторов паровых джипов и оглушительные залпы орудий создавали оглушительную, безумную симфонию. Горы трупов — людей, коней, тварей — устилали подступы к главной цели, как жуткое подношение.

К Чёрной Цитадели…

Монструозное сооружение, казалось, было выросшим из самой преисподней. Стены из спрессованных костей и живой, пульсирующей плоти дышали, истекали слизью и кровью. Из ее центра в небо била спираль чистого бездонного мрака. Портал класса «Икс». Тот самый, что считался незыблемым. Тот самый, что пожирал свет и надежду всего человечества в этом мире…

Воздушный флот Империи, наша гордость и надежда, посланный как отвлекающий маневр, уже лежал на земле грудами обугленных, искореженных обломков. Я видел, как дирижабли, объятые зеленоватым пламенем, камнем рухнули на свои же войска. Корабли расстреляли лучами сконцентрированной скверны, едва они приблизились к стенам. Они горели, как падающие факелы, и падали.

По «Соколику» палили из всех чудовищных орудий цитадели. Лучи мрака, сгустки плазмы, костяные ядра, взрывающиеся ливнем осколков. Каждый удар отзывался в моих костях. Я приказал Аль-Ахмару выжать из нашего контракта все до капли. Огненный джинн, парящий рядом с бортом, подобный древнему божеству войны, возвел вокруг моего корабля мощный, многослойный защитный купол, сотканный из древней магии Ифриттов и его собственной титанической воли. Он трещал, звенел, покрывался паутиной трещин под ударами, но держался. Мы, как осажденная, раненная крепость, стремительно неслись сквозь адский огонь к единственной точке — к точке над внутренним двором Цитадели. К эпицентру этого безумия.

В какой-то момент, оторвав взгляд от картины всеобщего уничтожения, я перевел его на Валерию. Она стояла у поручней, вцепившись в них так, что костяшки ее пальцев побелели. В другой руке она сжимала свой клинок, но хватка была какой-то безжизненной. Ее взгляд был пустым и уставшим. Она смотрела вниз, на это месиво из крови, огня и кишок, но не видела ничего. Ее лицо, обычно такое живое и выразительное, мгновенно посерело. Губы были плотно сжаты в тонкую белую ниточку. Потом ее плечи свела судорога, она резко наклонилась над поручнем, и ее вырвало. Спазм был таким сильным, что ее всю затрясло.

Мое отрешенное и холодное «я» тут же выдало безжалостный диагноз. Шок. Психическая перегрузка. Слабость. Ей нельзя было сражаться в таком состоянии. Она была ненадежным элементом в системе. Слабым звеном. Попусту погибнет и создаст проблему для других.

Без единой мысли и чувства, я подошел к ней и тихо обнял за плечи. Жест должен был выглядеть ободряющим, поддерживающим. Она не сопротивлялась, не отшатнулась. Просто обмякла еще сильнее, уткнувшись лбом в мое плечо. Я ничего не чувствовал. Ни жалости, ни тревоги, ни тепла. Лишь холодную констатацию факта: «объект требует стабилизации для повышения эффективности миссии».

Я решил влить в нее толику целительной энергии. Просто чтобы привести в боевое расположение духа. Я положил ладонь ей на спину, между лопаток, туда, где проходил энергетический канал, и отпустил тормоза. Тонкий сконцентрированный ручеек солнечной силы должен был хлынуть в ее истощенное тело, как глоток крепкого кофе.

Но вместо ожидаемого русла я наткнулся на что-то невероятное.

На какой-то странный и ослепительный свет! На маленький, но невероятно плотный, яркий и стабильный сгусток чистой, незамутненной жизни, пульсирующий где-то глубоко внутри нее, в самом нутре. Он был похож на крошечную, только что загоревшуюся звезду, затерявшуюся в тумане ее изможденного духа. Он был жив. Он был нов. И он был полон безграничного потенциала!

Любопытство взяло верх. Я потянулся к этому свету, желая изучить его, сканировать, понять его структуру и происхождение. Это было похоже на то, как хирург проводит зондом по незнакомой ткани.

И меня отбросило.

Словно кувалдой ударили! Причем, не по телу, а по самой сути. Волна чистой, животворящей энергии, теплой и ошеломляющей, ударила в мое ледяное сознание. Я отлетел к противоположному поручню, с трудом удержавшись на ногах. Из носа хлынула струйка крови. Теплая и соленая…

Валерия в шоке обернулась, ее глаза расширились от страха и полного непонимания происходящего.

— Николай⁈

А я… Я просто обомлел. Дикая и невозможная мысль молнией пронзила мой пустой череп…

Она была беременна.

Она вынашивала моего ребенка.

И этот ребенок… эта крошечная, только формирующаяся душа… она ощутила мое ледяное, бездушное и аналитическое прикосновение. И ответила… Простым чистым и мощным импульсом жизни. Прикосновением. Ты не чужой. Ты свой. Папа…

И в этот момент что-то щелкнуло у меня… Прямо за грудиной, в том самом месте, где все это время зияла пустота, оставленная Спящим. Мозг обожгло раскаленной лавой. Целой вселенной чувств, хлынувших обратно в мою окаменевшую душу, смывая слои льда и праха!

Сопряжение двух душ — моей, древней, искалеченной, повидавшей крушение империй и смерть богов, и этой, новой, сияющей, непорочной — не прошло бесследно… Оно стало катарсисом.

Я уже знал… Я видел ее всем своим существом, каждой вновь ожившей клеткой. Девочка. Платиновые волосы, доставшиеся от матери. Янтарные глазки — мои, но более теплые, живые. Хитрый, умный, озорной взгляд, в котором читалась беззвучная, но отчетливая улыбка. Она словно материализовалась передо мной на мгновение, щелкнула меня по носу и рассмеялась. Мол, папаша! Что за дела? Почему ты такой бесчувственный, а? На! Держи обратно часть моих душевных сил! Хватит ходить в сосульках, пора оттаивать!

И я оттаял… По-другому и быть не могло!

Я снова стал чувствовать.

Горячие, долгожданные слезы хлынули из моих глаз, потекли по щекам, смешиваясь с кровью из носа. Дыхание сперло. Горло сжал спазм, и я подавился рыданием. Мир вокруг поплыл, заискрился, наполнился красками и звуками, которые я не слышал и не видел неделями. Я почувствовал тревогу своих людей и оглушительный, всепоглощающий стыд.

— Николай? Что случилось⁈ — взволнованно крикнула Валерия, делая шаг ко мне.

Я поднял на нее взгляд. И впервые за долгие недели действительно УВИДЕЛ ее. Не как союзника, не как тактическую единицу, а как женщину. Напряженное, осунувшееся, прекрасное лицо. Глубокие тени под глазами от бессонных ночей и постоянной тревоги. И тот самый, скрытый под маской усталости и страха, еле заметный свет. Свет материнства. Свет нашей дочери.

— Лера… — я сглотнул огромный, колючий ком в горле. — Прости меня… Прости меня, дурака, за бесчувственность… за черствость… Это все… этот гребаный Спящий… он отрезал часть моей души, Лера… выжег все внутри… А сейчас… я вернул ее… Боже… Боже правый… каким же кретином, каким куском льда я был все это время… Как же тебе тяжело пришлось…

— Что⁈ Как? Что ты говоришь? — она опешила, ее глаза округлились до предела, в них плескалась целая буря — страх, надежда, смятение, неверие.

Все на мостике уставились на нас, забыв на секунду об аде за барьером, о трещащем куполе, о войне. Воцарилась оглушительная тишина, нарушаемая лишь гулом магии и далекими взрывами.

— Ты беременна, — выдохнул я, с трудом поднимаясь на ноги. — Вот почему тебя мутило все это время… Ты носишь под сердцем нашу дочь… У нас будет дочь, Лера! Прекрасная, сильная дочь!

Тишина на мостике стала абсолютной. Все смотрели на нас с шоком и полным, абсолютным недоумением. Валерия не отставала от них. Она смотрела на свой еще плоский живот, потом на меня, снова на живот.

— Я… я не… — она растерянно покачала головой. — Я думала, это просто стресс, усталость… Николай, ты уверен?

— Я сейчас пытался… «исцелить» тебя, — объяснил я, подходя к ней. Каждый шаг давался мне через силу, но это была сила преодоления. — И я увидел… нет, я почувствовал ее. Нашу девочку. Наши души соприкоснулись через нее, и что-то… щелкнуло. Я стал… прежним. Я вернулся, Лера!

Я подошел к ней вплотную. Она смотрела на меня, все еще не веря. В ее глазах плескалась целая буря, а в самой глубине — та самая, задавленная мною любовь.

— Всё будет хорошо, — тихо сказал я ей и поцеловал ее…

Нежно, но страстно, с той самой яростью, с которой недавно рубил Спящего. В этот поцелуй я вложил все, что вернулось ко мне. Всю свою боль, все раскаяние, всю ярость за потерянное время, всю любовь, которую не мог выразить словами. Я чувствовал, как ее губы сперва замерли в немом удивлении, потом дрогнули, отозвались. И в этот самый миг, одновременно с поцелуем, я провел по ее энергетическому контуру тончайшей, бережной нитью магии. Мощное, но щадящее заклинание сна. Она не должна была видеть того, что произойдет дальше. Она заслужила покой.

Ее губы ответили мне на мгновение, потом тело обмякло, окончательно сдавшись на милость магии и истощения. Я поймал ее на руки, почувствовав ту самую, непривычную легкость, которую не замечал раньше. Я отнес ее в нашу каюту, уложил на койку, накрыл своим плащом. Поцеловал в лоб и положил руку на ее еще плоский живот.

— Спи, моя валькирия. Ты свой ад уже прошла. Теперь мой черед!

Я вышел обратно на мостик. Воздух был густ, как смола, от невысказанных вопросов и всеобщего напряжения. Все смотрели на меня. Шок от моего недавнего срыва постепенно сменялся тревогой и вопросом: «Что дальше?».

— Коловрат! — мой голос прозвучал твердо и без колебаний.

Старый медведь выступил вперед из тени и слегка наклонил голову в бок…

— План изменился! — объявил я, обводя взглядом всех. — Ты принимаешь командование дирижаблем на себя!

Олег хмыкнул, скосив глаз в сторону каюты, куда я унес Валерию.

— Кхм… Чего уж тут не понятного? Волчара почуял, что его волчица со щенком в утробе, и решил спасать выводок… Логично.

— Я тебе сейчас в морду дам за такие метафоры, — отрезал я беззлобно. В его грубоватой прямолинейности была своя правда.

— Да понял я, понял! — буркнул он, но в его глазах мелькнула искра глубочайшего понимания и одобрения. — Но позволь остаться с тобой! Одному тебе там, в этой мясорубке… ну, ты сам знаешь. Двум нам сподручнее будет!

— Нет. — отрезал я жестко. — Я должен быть уверен, что на борту «Соколика» будет сильный, верный и чертовски упрямый негодяй, который не даст в обиду команду и мою невесту. Ни при каких обстоятельствах. Твоя задача — вывести этот корабль из-под огня и свалить отсюда, как можно дальше! Понял⁈

— Но всё же… — он попытался возразить еще раз, но я его прервал, и в моем голосе зазвенела императорская сталь.

— Я — твой император! И это приказ!

Игорь шагнул вперед, его молодое, обостренное чувство долга не позволяло ему молчать.

— Ваше величество! Это безумие! Возьмите хотя бы меня с собой! Одному вам не прорваться! Мы ваша гвардия! Наша обязанность — прикрывать вас!

Остальные — Песец, Васька, Вадим — загалдели, поддакивая. Готовы были рваться в бой. Готовы были умирать рядом со мной. Преданные, любящие, бесшабашные дураки. Моя новая семья.

— Я справлюсь, — припечатал я. — Выполняйте приказ! Это последнее, что я прошу у вас как ваш друг. Обеспечьте отход. Сохраните ее. Сохраните себя.

С этими словами я подошел к самому краю мостика. Внизу, за стенами цитадели, кипела жестокая и отчаянная битва. Вокруг искрила магия, взрывы сотрясали воздух, «Соколик» содрогался под очередным ударом по куполу. Я встал на самый борт, посмотрел вниз, на ближайшую крепостную стену, утыканную жерлами костяных орудий, из которых плевались сгустки энергии.

Я глубоко вдохнул, в последний раз почувствовав вкус воздуха на своем корабле. И с силой оттолкнулся.

Свободный полет вышел недолгим. Я сгруппировался, превратив падение в управляемое пике, в удар копья. Мое тело, усиленное магией и переполняющей меня яростью, врезалось в каменные плиты внутреннего двора Цитадели с силой падающего метеорита.

Земля вздрогнула. Взметнулся фонтан пыли, осколков и обломков. Образовалась воронка диаметром метров в десять. Я медленно поднялся на ногу из центра этого мини-кратера, отряхнулся. Пыль осела и мне открылась картина маслом…

Меня уже ждали. И ждали не просто так.

Целая армия, собранная специально для встречи особого «гостя». Ряды Рыцарей Бездны щеголяли в полированных до зеркального блеска обсидиановых доспехах. В руках они держали дымящиеся, испещренные рунами мечи. Стаи чертей шипели и щелкали клешнями, перебирали хитиновыми лапками твердый грунт. Более мелкие, но не менее мерзкие твари, рожденные из самого кошмара, без имени, просто гнусаво рычали… И среди них, возвышались, как башни, — несколько Архидемонов. Эти были элитой, личной гвардией Повелителя. Махины из живой плоти, металла и скверны, каждый размером с небольшой дом. Их тяжелые и ядовитые ауры сплетались в единое поле, пытались сломить мою волю еще до начала боя.

Я поднял голову. Высоко в небе «Соколик» резко разворачивался и на всех парах несся прочь, к нашему форту… Я проводил его взглядом.

Затем хрустнул шейными позвонками. Звук вышел громким, грубым и удовлетворительным в этой зловещей суете. Я отвёл правую руку в сторону, ладонью вверх.

— Приди, — прошептал я, обращаясь к силе, что клокотала во мне. К Солнцу. К Скверне. Ко всему, что я в себе подавил и теперь выпускал на волю.

Пространство вокруг моей руки затрепетало. Сначала как марево от жары. Потом вспыхнуло. Слепящий свет сконденсировался в моей ладони, вытянулся, принял форму. Длинный, идеально сбалансированный клинок из сконцентрированного солнечного пламени. Он был легким и невесомым в руке, но я чувствовал его невероятную, разрушительную мощь. Он гудел низкой, зловещей нотой, желая отведать демонической плоти.

Армия моих противников замерла на мгновение, оценивая угрозу. Этого мгновения хватило.

Я рванул с места: исчез и появился прямо перед первым рыцарем Бездны. Его забрало отразило мое искаженное яростью лицо. Мой солнечный клинок прошел сквозь его обсидиановый нагрудник, как через воздух. Не было ни лязга, ни сопротивления. Просто тихий шипящий звук и фонтан черной, маслянистой крови. Рыцарь не успел издать ни звука, его тело рухнуло и за одно мгновение превратилось в прах.

Понятное дело, они тут же набросились всем скопом. Мечи, когти, зубы, плевки кислоты, сгустки темной магии, психические атаки — всё обрушилось на меня смертоносной волной. Но я стал центром бури. Вихрем света, стали и крови.

Каждое мое движение было атакой, каждое перемещение — убийством. Солнечный клинок оставлял за собой шлейф ослепительного света и испаряющейся плоти. Я отсек голову гулю, пытавшемуся вцепиться мне в спину, тут же развернулся на пятке и рассек надвое прыгающую на меня тварь с тремя пастями, изрыгающую желтую слизь. Удар тяжелого меча другого рыцаря я принял на «окаменевшее» предплечье; стихия земли выдержала с оглушительным лязгом, осыпав меня искрами, и я ответил коротким, мощным ударом ноги в его забрало, отшвырнув на пару метров назад, в его же свору.

Один из Архидемонов, похожий на помесь скорпиона и человека, с гигантским жалом вместо хвоста, выстрелил в меня этим жалом, размером с катапультный снаряд. Я поймал его на лету, и, используя его же инерцию, раскрутился и швырнул его обратно, в группу рыцарей.

Я больше не сдерживался. Я отпустил и Солнце, и холодную, всепоглощающую пустоту Спящего. Я был их гибридом, их порождением, их господином. Волны солнечного пламени выжигали целые шеренги демонов, обращая их в пепел. Ледяные шипы, черные как самая глубокая ночь, пронзали броню Архидемонов, заставляя их замирать в агонии. Я призвал молнии, которые били из моих ладоней, сшивая в единую, смертоносную сеть десятки тварей. Я разрывал пространство, создавал небольшие разломы, куда проваливались когорты врагов.

Это была бойня. Я прорубал себе путь к главной башне, к тому самому зеву, из которого бил столп мрака. Каждый шаг давался ценой крови. Чужой и своей. Коготь Архидемона распорол мне бок, оставив глубокую, жгучую рану. Плевок кислоты какого-то слизня прожег каменную броню на плече, и я почувствовал, как плоть под ней горит. Но я почти не чувствовал боли. Ее заглушала ярость. Решимость. И то странное, щемящее, новое чувство надежды, которое грела во мне мысль о Валерии и моей дочери. Я должен был выжить. Ради них.

Я ворвался в главный зал, даже не замедлив шаг. Массивные двери я вышиб ударом солнечного копья, сформированного на лету. Они взорвались внутрь, осыпав помещение обломками и пылью.

Зал был огромным, пустым и погруженным в полумрак. Если не считать того, что по его периметру стояли двадцать молчаливых неподвижных фигур.

Архидемоны.

Не те ублюдки, что были внизу. Эти были другими. Старше. Мудрее. Сильнее. Их ауры, сплетаясь, создавали в зале гнетущую, почти осязаемую атмосферу смертельной угрозы. Могучая сила, собранная в одном месте, замершая в ожидании приказа.

В центре, на троне, высеченном из гигантского кристалла, сидел Повелитель. Тот, кто силой своей воли питал этот чудовищный портал.

Его внешность была выверенной, продуманной инкарнацией кошмара. Громадный, под три с половиной метра ростом. Кожа — кроваво-красная, испещренная шрамами и ритуальными насечками, которые светились изнутри нездоровым багровым светом. Огромные, закрученные в тугую спираль рога, похожие на рога исполинского барана. Они росли из его лба, образуя своеобразную корону. Глаза горели холодным, бездушным, лунным блеском, с вертикальными, как у змеи, зрачками. Нижняя часть тела была звериной, с мощными, раздвоенными копытами. По полу бил массивный чешуйчатый хвост с шипастым наконечником. На его голове красовался венец из живой пульсирующей плоти, усеянный десятками маленьких, желтых глаз, которые с ненавистью и любопытством смотрели на меня. Воплощение ужаса. И по его ауре… он был сопоставим с малым, но настоящим божеством Хаоса.

Прямо за его троном, в конце зала, зияла сама спираль мрака. Портал гудел низким отчаянным звуком, за которым угадывался шепот, крики и стоны миллионов проклятых душ.

Повелитель медленно, с невероятным достоинством, повернул ко мне свою ужасную голову. Его пасть, усеянная иглоподобными зубами, искривилась в подобии улыбки, полной презрения.

— Соломон… — его голос был похож на скрип ржавых ворот ада. — Оказывается, ты спрятался здесь… На этой жалкой, заброшенной Земле… Как падальщик, пригретый ничтожными червяками…

Он поднялся с трона. Его тень накрыла меня, поползла по стенам.

— Что ж… — он протянул лапу с длинными, острыми, как бритвы, когтями. — Твое появление сэкономило мне кучу времени… Я уже послал сигнал своим братьям и сестрам по ту сторону… Теперь весь Ад, все его круги, будут знать, где ты находишься, призыватель… Твоя участь предрешена.

Он щелкнул пальцами.

И двадцать Архидемонов по периметру зала синхронно, как по команде, шагнули из своих ниш. Их глаза загорелись единым, багровым огнем. Их ауры слились в единый кулак.

Я мысленно рванул за нить своего контракта, за ту самую связь, что тянулась к огненному владыке.

Аль-Ахмар! Иди-ка сюда!

Воздух в зале загудел, заколебался и вспыхнул адским пламенем. Рядом со мной, с грохотом разрывая реальность, материализовался Аль-Ахмар в своей самой могущественной форме — в видн гигантского крылатого воина в доспехах из раскаленного добела металла. Сотня его самых крепких и безжалостных воинов-призраков возникли между мной и двадцатью Архидемонами, встали живой, мерцающей стеной. Их белые, дымчатые клинки замерли в боевой стойке.

— Наконец-то, — прошипел Аль-Ахмар, его пылающий, как угли, взгляд скользнул по приближающимся тварям, оценивая их. В его голосе сквозил знакомый мне смесь раздражения и боевого азарта. — Настоящая работа. А то уже надоело торчать щитом для этой жестяной банки.

— Держи их, — скомандовал я коротко, экономя дыхание и силы. — Не дай им подойти. Не дай им помешать мне.

— Не учи ученного, — огненный джинн взмахнул своим гигантским клинком, сотканным из молний и чистейшего пламени. — В атаку!

Зал взорвался хаосом, по сравнению с которым бой во дворе показался детской возней. Призраки Аль-Ахмара, безмолвные и дисциплинированные, сошлись с Архидемонами в яростной, беспощадной схватке. Звон призрачной стали о демоническую плоть, взрывы магии, рев ярости, шипение испаряющейся скверны — все смешалось в оглушительной какофонии, которая, казалось, вот-вот обрушит своды. Это была еще более жестокая, более эпичная и более безнадежная битва. Магия выжигала стены, оставляя расплавленные пятна; сталь рассекала плоть, призраки сражались в абсолютной тишине, а демоны — с дикими, раздирающими душу воплями.

Я же, не теряя ни секунды, рванул вперед. С невероятной скоростью я врезался в Повелителя демонов.

Мой солнечный клинок встретился с его когтистой, покрытой чешуей лапой. Всплеск энергии, светлой и темной, столкнувшихся в противоборстве, отбросил нас обоих, как щепки. Его трон из черного кристалла не выдержал удара волны и разлетелся вдребезги с оглушительным хрустальным звоном.

Этот гад был чудовищно силен. Каждый его удар был сокрушительным, каждое движение — выверенным и смертоносным. Его когти, длинные и острые, как бритвы, оставляли глубокие борозды в каменном полу, рассекая камень, как масло. Его хвост, словно шипастая, разумная плеть, метался вокруг меня, пытаясь поймать, оплести, сломать хребет, ударить сбоку. Он использовал тьму как оружие — сгустки абсолютного мрака, гасившие свет моего клинка; иллюзии, в которых я тонул; психические атаки, пытавшиеся разорвать мое только что вернувшееся сознание.

Я тоже использовал весь свой арсенал… Всю свою тысячелетнюю опытность. Скорость. Маневренность. Хитрость. Магию. Я парировал его удары солнечным клинком, отскакивал, уворачивался, использовал моменты его размаха для контратак. Я метал в него сгустки солнечного пламени, выжигающие душу — он рассеивал их взмахом руки, окутываясь плащом из живой тьмы. Я пытался пронзить его ледяными копьями Скверны, черными и безмолвными — его красная кожа была словно огненная броня: лед таял, не причиняя ему никакого вреда.

Один удар его кулаком, собранным в комок чистой силы, пришелся мне по ребрам. Я услышал отвратительный хруст, откашлялся кровью и отлетел к стене, оставив в ней вмятину. Он не давал мне опомниться, наступал, испуская из пасти луч концентрированной, древней скверны, того самого первозданного хаоса, что был старше всех богов. Я едва успел возвести силовой щит, вложив в него все, что осталось от магии Солнца. Луч ударил в него, заставив трещать, искрить, плавиться. Я чувствовал, как мои резервы иссякают, как пустеет внутренний источник.

— Ты слаб, Соломон! — рычал он, приближаясь ко мне. Его лунные глаза пылали торжеством. — Слаб от своих вновь обретенных, жалких, человеческих чувств! Ты вернул себе душу? Прекрасно! Теперь я вырву ее из твоей груди и съем на твоих же глазах! Я буду пить твои слезы! Наслаждаться твоим страхом за ту самку и ее еще не рожденного щенка! Я всё вижу!

Он сделал рывок. Слишком быстрый, слишком мощный для его исполинских размеров. Его коготь, длинный и острый, как бритва, метнулся прямо к моему лицу. Удар был рассчитан на обезглавливание.

Я уклонился. Инстинкт, вышколенный тысячами боев, сработал. Но не до конца. Я не учел его хвост.

Справа резанула острая, обжигающая боль. Мир на мгновение погрузился во тьму, потом вспыхнул алым невыносимым светом. Что-то горячее и липкое залило половину моего лица.

Я отпрыгнул назад, пошатываясь, натыкаясь на обломки. Рука сама потянулась к лицу. На месте правого глаза была кровавая, пульсирующая боль и мокрое месиво. Я нащупал там обломок его шипа, вонзившийся мне в глазницу, с хрустом вырвал его и швырнул на пол. Боль была всепоглощающей, огненной, безумной. Но вместе с ней пришла и странная, холодная, абсолютная ясность. Ясность воина, загнанного в угол, раненного зверя, отца, защищающего свое будущее. Эта боль стала моим топливом.

— Глаз… — хрипло, с усилием прошипел я, выплевывая сгусток крови. — Ты только что задолжал мне глаз… А это очень дорогой… подарок… Я запомню.

Демон противно рассмеялся.

— Это только начало, Соломон! Начало твоего долгого падения!

Он снова пошел в атаку, еще более яростный, уверенный в своей победе. Но что-то изменилось. Боль… она не сломила меня. Она заставила сосредоточиться до предела. Обострила все остальные чувства до сверхъестественного уровня. Я видел его движения одним глазом четче, чем раньше двумя. Я слышал малейший скрип его чешуи. Я чувствовал колебания воздуха перед его ударами, улавливал малейшие изменения в его ауре.

Когда он занес свою огромную лапу для следующего сокрушительного удара, я сделал шаг навстречу. Вложил в свой клинок всю оставшуюся силу Солнца, всю мощь Скверны, всю свою ярость, всю свою боль, всю свою любовь к Валерии и нерожденной дочери, все свое отчаяние и всю свою надежду. В этот клинок я вложил свою вернувшуюся душу.

Мой меч вспыхнул так, что затмил мрак портала, свет битвы призраков и демонов, свет самого Аль-Ахмара. Он стал маленьким, рукотворным солнцем в моей руке. Он прошел сквозь его лапу, отсек ее по локоть с тихим шипением, и не остановившись, не встретив никакого сопротивления, вонзился ему в грудь. Точнехонько в то место, где, как я почувствовал, билось его демоническое сердце.

Повелитель замер. Его лунные глаза, полные торжества, расширились, наполнились невероятным ужасом и тотальным непониманием. Он посмотрел на культю своей руки, из которой хлестала черная субстанция, смешанная с искрами угасающей мощи. Потом его взгляд медленно опустился на рукоять моего меча, торчащую из его груди. Из раны уже лился не фонтан, а река — поток чистой, черной энергии, его сущности, его извращенной жизни.

— Н-не-воз-мож-но… — прохрипел он, и его голос потерял всю свою могущественность, став просто скрипом умирающего механизма. — Я… божество…

— Возможно, — просто сказал я, и моё слово прозвучало громче любого раската грома. И я выдернул клинок.

Я отрицал его право на существование.

Из раны хлынул неистовый поток чистой, черной энергии. Он закричал. Его тело начало неестественно разбухать, светиться изнутри адским багровым светом, трескаться. Кожа лопалась, обнажая бушующую энергию хаоса. Его корона из плоти зашипела и начала рассыпаться, глаза на ней лопались один за другим. Я сполна вернул долг…

Я не стал дожидаться, пока процесс завершится полностью. Я метнулся к порталу. Его спираль начала терять форму и биться в конвульсиях. Без своего повелителя он ничего не стоил.

Я встал перед ним и раскинул руки в стороны. Я открыл себя навстречу двум потокам: умирающей энергии Повелителя и нестабильной, вышедшей из-под контроля мощи портала. Это был безумный, самоубийственный риск. Моя плоть горела, разум помутнел от боли и лавины чужой, враждебной мощи. Во мне боролись свет и тьма, порядок и хаос, моя воля и инстинкты поглощаемых сущностей. Я видел лица демонов, слышал их проклятия, чувствовал их голод. Я видел воспоминания Повелителя — рождение в хаосе, войны с другими божествами, бесконечную жажду власти.

Но я держался. Я держался за образ Валерии. За свет моей дочери. За холодную сталь долга. Я был якорем в этом шторме. Я был алхимическим тиглем, переплавляющим ад в собственную силу.

Портал сжался и затрепетал, его гудящий звук стал выше, тоньше, болезненнее. И в какой-то момент он медленно схлопнулся.

Грохот схватки между призраками и Архидемонами мгновенно стих. Все они замерли, глядя на меня, на место, где секунду назад был портал. Архидемоны, лишившиеся источника силы и воли повелителя, начали медленно рассыпаться в прах, словно пепельные статуи. Призраки Аль-Ахмара стояли молча, их белые клинки медленно опускались.

А потом цитадель начала рушиться. По-настоящему. Стены затрещали, своды стали обрушиваться целыми глыбами пульсирующей плоти и кости. Без энергии портала и его повелителя, это чудовищное сооружение не могло больше существовать. Пол подо мной затрясся, пошел трещинами.

Аль-Ахмар подошел ко мне.

— Здесь мы закончили. — иронично подметил он. — Что дальше?

— Дуйте обратно к дирижаблю! Люди на нем должны остаться в живых, что бы не случилось…

Он кивнул, и его воинство растворились в воздухе, словно их и не было.

Я стоял на коленях и истекал кровью. Но я был жив. И я был невероятно силен. Сильнее, чем когда-либо прежде. Сила Повелителя и часть энергии портала теперь бушевала во мне усмиренным могуществом. Это была опасная мощь…

Я медленно поднялся, превозмогая боль. Магический купол над моей головой сдерживал удары падающих блоков. Нужно было выбираться. Я посмотрел на то место, где был трон. От Повелителя осталась лишь лужица темной слизи и оплавленный обсидиановый осколок.

Я сделал шаг, потом другой, направляясь к гигантской бреши в стене, которую я сам и создал своим солнечным копьем. Крепость рушилась, погребая под собой остатки демонической армии. Впереди был ясный день. И путь домой. Во всяком случае, я очень наделся на это…