Бремя власти IV

Глава 6

«Не понимаю, почему вы не любите ураганы? Да, после них ничто не остаётся прежним, но ведь именно для этого их кто-то придумал.»

Мария Фариса

Казалось, будто само время загустело и застыло. В каюте было зябко. Все-таки сентябрь брал свое. И в этом году осень приходила резко и беспощадно. А «Соколик» не мог похвастаться качественными системами подогрева.

За иллюминатором проплывала бесконечная, однообразная пелена сибирской тайги — хмурое полотно, прошитое зелено-желтыми стежками высоких лиственниц и елей. Ровный, навязчивый гул винтов дирижабля вдалбливался в виски, становясь фоном для внутренней усталости и тревоги.

Я сидел за грубым деревянным столом, заваленным картами, испещренными пометками и предполагаемыми маршрутами. Рядом, склонившись над другой картой, сидела Валерия. На ней была простая походная форма из плотной шерсти и кожи, но даже она не могла скрыть ее собранной, кошачьей грации. От нее пахло морским ветром, ледяным цитрусом и едва уловимыми нотами дорогого мыла — странная, но до боли приятная смесь.

— Перевал Черного Ворона впереди, — ее голос, обычно звонкий и уверенный, сейчас был приглушен монотонностью полета. Длинный палец в тонкой кожаной перчатке ткнул в точку на карте. — Если верить рапортам Тайного Отдела за прошлый год, здесь была замечена повышенная активность низших тварей. Возможно, логово или малый, нестабильный портал.

— Класс B, не выше, — пробурчал я, отпивая глоток обжигающего, черного как деготь кофе из жестяной кружки. Он был одновременно отвратительным, горьким и бодрящим. Эта бурда хоть как-то растапливала ледяную усталость внутри. — С ним справятся и каменные пули. Наша цель впереди. Тут уже близко, судя по картам.

Тело, это ненадежное вместилище из плоти и боли, напоминало о себе ноющим эхом в каждой мышце. Подпитка от Мак держала меня на плаву и не давала Источнику заглохнуть окончательно, но я чувствовал себя как старый, изношенный аккумулятор — заряда хватало ровно на то, чтобы не умереть, но не на то, чтобы жить полноценно. Каждый вздох давался с усилием, каждое движение требовало расчета.

Валерия посмотрела на меня, и в ее глазах — таких ясных, таких холодных и таких невероятно живых — мелькнула тень тревоги. Конечно, она все видела. Скрыть от нее что-либо было все равно что попытаться спрятать солнце за решеткой.

— Кофе еще есть? — спросила она, и в ее голосе не было ни жалости, ни паники. Была лишь простая, деловая констатация факта: ты истощен, но мы в пути, и я с тобой.

Я молча протянул ей свою кружку. Наши пальцы ненадолго встретились. Ее прикосновение было теплым и обжигающе реальным в этом мире унылых галлюцинаций и внутренней борьбы. Никаких слов. Никаких сантиментов. Просто кофе. Просто карты. Просто двое людей, затерянных в небе над бескрайним седеющим простором, который кто-то когда-то назвал Сибирью.

В этот момент тончайшая, невидимая нить сознания дернулась. Зазвонил колокольчик в глубине моего «Я». Мак трезвонила через Кольцо. Сигнал был тревожным, настойчивым. — Господин! Столичный птенец пищит! Срочно!

Я закрыл глаза, сделав вид, что откидываюсь на спинку скрипящего кресла, чтобы отдохнуть. И нырнул внутрь.

Ментальное пространство Кольца встретило меня не уютным гулким садом, а чем-то вроде капитанского мостика в шторм. Образ Николая, сотканный из света и страха, — метался между парящими в воздухе свитками с отчетами и огромной, мерцающей картой Империи, которую Мак любезно для него материализовала.

— Соломон! — взволнованно начал он. — Черт возьми, тут столько всего навалилось! Рябоволов тут чуть ли не каждый час шлет шифровки! Министры… эти твои сумасшедшие марионетки… они уже собрали столько информации по своим делам, что можно несколько библиотек построить, и все равно — не поместится! Я глаза ломаю, пытаясь в этих цифрах разобраться! Налоги, урожаи, голод в Поволжье, бунты на уральских заводах из-за недобросовестных промышленников…

— Говори по делу, Николай, — мысленно оборвал я его, чувствуя, как и без того скудный запас сил тает от этой суеты. — Что с Кавказом?

— Ах да! Кавказ! — он всплеснул прозрачными руками. — Рябоволов пишет, что турки совсем обнаглели! Наши пограничные посты атакуют уже не «неизвестные радикалы», а регулярные части малоизвестных османских кланов! Снабжение оружием горских племен выросло втрое! Он намекает, что это пахнет большой войной, Соломон! Большой! А я здесь один… я… Чем мне им ответить⁈ Что сделать⁈ Не думал, что так все быстро закрутится!

Его паника была заразительной, липкой, как смола. Я чувствовал, как она пытается просочиться в меня, отравить и без того шаткое равновесие.

— Успокойся, — мысленно произнес я, вкладывая в посыл все остатки своей воли. — Ты — Император. Рябоволов — твой инструмент. Прикажи ему усилить пограничные гарнизоны, перебросьте две дополнительные дивизии с Финляндского корпуса. Ответь туркам той же монетой — точечными рейдами на их территорию. Пусть знают цену своим решениям. Направь дипломатов в Европу, отсыпь золота заграничной прессе — пусть гнут нашу линию. И скажи Рябоволову, чтобы следил за англичанами. За их кораблями в Черном море. Это их почерк — натравливать других и прятаться за чужими спинами.

— Но… но это же полноценная война! — воскликнул Николай.

— Это — политика, — отрезал я. — Делай, как я сказал. И перестань ныть. Ты уже не ребенок. Столько всего уже пережил! Пора начинать верить в себя. Ты — лик власти. Если начнется паника в столице — заткни ее железной рукой. Подключи Патриарха. Пусть тоже помогает. Я вернусь в течение одного-двух месяцев.

Я разорвал связь, не дав ему возразить. Возвращение в кабину дирижабля было похоже на удар — обжигающий кофе, скрип дерева, пронизывающий холод и встревоженный взгляд Валерии.

— Проблемы? — коротко спросила она.

— Ожидаемые, — так же коротко ответил я, заставляя себя сделать еще один глоток горечи. — Ничего, с чем бы Рябоволов и… Мой двойник не могли бы справиться.

Но тяжесть этих проблем легла на плечи дополнительным грузом. Враг перешел к решительным действиям, Кавказ готов был взорваться, а я летел на край света, надеясь найти в сибирской Тайге силу, чтобы успеть все это решить одним махом. Или хотя бы просто выжить.

Именно в этот миг я всем своим нутром почувствовал что-то неладное…

Не было ни грома, ни вспышки. Просто ровный серый цвет осеннего неба вдруг заколебался, задрожал и стал закручиваться в немыслимый, гигантский водоворот. Воздух снаружи завизжал, запузырился. Дирижабль качнуло вбок, как щепку, затем бросило вверх, потом вниз. Металл корпуса застонал, запротестовал диким, мучительным скрипом.

Мрачно переглянувшись с Валерией, я тут же поспешил на палубу.

— Что за черт⁈ — кричал Васька Кулак, вцепившись в штурвал. Его могучие мышцы вздулись от напряжения. Стрелки на всех приборах отплясывали дикий танец.

Я ринулся к ближайшему борту. Вгляделся в небо, и увиденное мне не понравилось. На нас шла Стихия.

Какой-то безумный хоровод света.

Это была какая-то масштабная аномалия… Сама материя реальности взбесилась и рвалась в клочья, а затем сама же сшивалась, будто великан-портной усиленно работал иглой. Гигантский, от горизонта до горизонта, смерч из сияющих, ослепительно-белых частиц льда и чистого, нестабильного эфира. Он слепил глаза, выедая сетчатку самой своей сутью — хаосом, противоречащим всем законам мироздания. Он просто был. А мы имели неосторожность оказаться на его пути.

— Щиты на максимум! Все маги — к усилению оболочки! — проревел Игорь Железный Ветер. Его лицо исказилось гримасой страха. Охотники, матерясь во всю глотку, бросились выполнять приказ, их ауры вспыхнули, сливаясь в дрожащее, многослойное полотно защитных чар. Грянули пушки — стрелки метили в центр аномалии.

Но это не помогло. Вернее, помогло ровно настолько, чтобы мы не испарились в первую же секунду.

«Соколика» схватила невидимая рука и потащила в самую гущу этой сияющей бури. Давление сжало корпус так, что переборки затрещали. По металлу поползли причудливые узоры инея — да не простого, а магического, пронизанного смертоносной энергией взбесившихся небес! Температура в кабине мгновенно упала. Дыхание стало вырываться клубами пара.

— Пушки бесполезны! — крикнул кто-то. — Стреляем впустую!

Валерия, вцепившись в мою руку, выбросила ладонь вперед. От ее пальцев потянулись ледяные прожилки, пытаясь создать вокруг корабля дополнительный панцирь. Но ее чары, столкнувшись с искаженной природной стихией, отреагировали непредсказуемо. Ледяные щиты не укрепились, а, наоборот, взорвались миллиардом осколков, которые тут же были втянуты в воронку, усиливая и без того чудовищную бурю.

— Прекрати, дорогая. — спокойно сказал я ей. — Ты только подливаешь масла в огонь.

Она отшатнулась, пораженная. В ее глазах читался ужас и беспомощность. Она была воином, привыкшим биться с плотью и кровью, а не с безумием мироздания.

Дирижабль бросало из стороны в сторону. Снаружи ревело, скрежетало и пело ледяной песней смерти. На палубе люди цеплялись за все, что можно было зацепиться, пытаясь не разбиться о переборки. Песец, прижатый к штурвальной колонке, хрипел что-то невнятное, его лицо было багровым от усилия. Мухтарыч читал какую-то гортанную, древнюю молитву, но его голос тонул в общем хаосе.

Я закрыл глаза, отключив все лишнее. Боль. Страх. Вопли команды. Ледяной холод, пробирающий до костей. Я активировал Абсолютное Зрение, вглядываясь в самую суть аномалии. Это было все равно что смотреть на солнце через увеличительное стекло. Боль обрушилась на мозг мгновенно, острой, раскаленной спицей. Но я не отводил взгляд. Я искал. Ритм. Закономерность. Смысл в безумии.

И я нашел его. В самом сердце этого сияющего хаоса пульсировало ядро — сгусток чистейшей, нестабильной энергии, который то сжимался, то расширялся с чудовищной силой, как сердце бога, сошедшего с ума. Оно и было двигателем этого апокалипсиса.

— Все маги! — мой голос прорвался сквозь рев и скрежет, негромкий, но не допускающий возражений. — Ко мне! Сейчас!

Охотники повиновались инстинктивно. Их взгляды, полные вопроса, уставились на меня.

— Слушайте мой отсчет! — я чувствовал, как кровь из носа струится по губе, горячая и соленая. Абсолютное Зрение пожирало остатки моих сил с чудовищной скоростью. — Ядро аномалии пульсирует! На счет «три» оно сделает выброс! И этот момент — все, что у нас есть! Бьем не в ядро! А в саму энергию! Толкнем! По касательной! Мы должны использовать его же силу, чтобы вылететь из этой воронки! Как из катапульты!

— Это безумие! — крикнул Игорь. — Мы взорвемся!

— Иначе мы умрем наверняка! — парировал я. — Валерия, Игорь — вам главный импульс! Остальные — усильте их! Готовы⁈

Я видел, как они переглядываются. Видел животный страх в их глазах. Видел секунду сомнения. Но они были ветеранами. Они привыкли доверять тому, кто сильнее и спокойнее в момент кризиса.

— Готовы! — пронеслось по кабине.

— Раз! — Я почувствовал, как ядро сжимается, готовясь к чудовищному выдоху. — Два!.. — Эфир вокруг сгустился до состояния желе. — ТРИ!!!

Я не просто отдал приказ. Я сам стал проводником. Я рванул на себя все, что осталось у Мак в резерве, всю энергию, что копилась в Кольце за последние дни. Это было похоже на то, как если бы ты вывернул себя наизнанку и выжег все нутро паяльной лампой. Мир почернел перед глазами. Я услышал, как Валерия вскрикнула.

Но это сработало.

Десять, двадцать, тридцать магических импульсов — от мощных, серебряных, до слабых, деревянных пуль, — слились в один сфокусированный луч и врезались в вырывающийся из ядра поток энергии для коррекции нашего полета.

Раздался оглушительный хлопок, словно лопнул сам воздух. «Соколика» швырнуло в сторону с такой силой, что я услышал, как трескаются ребра у нескольких охотников, не успевших ухватиться. Мы вылетели из Хоровода, как пробка из бутылки шампанского, кувыркаясь, стремительно теряя высоту.

В уши ударил скрежет, визг тормозящих винтов и отчаянные крики Васьки у штурвала… И наконец — глухой, кошмарный удар о что-то очень твердое.

А затем тишина. Сразу после гневного рева стихий она показалась оглушительной. Спустя минуту я услышал прерывистое дыхание соратников. Их стоны. Треск остывающего металла.

Я лежал на полу, чувствуя вкус крови во рту и абсолютную, тотальную пустоту внутри. Я был выжат, как лимон. Но мы были живы.

— Все… все на месте? — прохрипел Вадим, приходя в себя.

Началась суматоха. Кто-то стонал, кто-то ругался, кто-то пытался оценить ущерб. Корпус «Соколика» был изуродован, обшивка в нескольких местах сорвана, из панелей сыпались искры. Но он держался на плаву. Вернее, лежал на чем-то твердом, слегка накренившись.

Я заставил себя подняться, опираясь на какой-то ящик. Валерия уже была на ногах, ее лицо было бледным, но руки уже держали револьверы… Хороший инстинкт. Правильный.

— Песец, что там у вас⁈ — командным тоном спросила она.

— Ходовые… вроде живы, — пробурчал тот, проверяя приборы. — Рулевые повреждены, но до ума довести можно. Энергокристаллы почти сели. Отлетели мы, черт знает куда. Но вроде все целы.

Холодный воздух смешался с лесной прелостью и ударил в ноздри, заставив всех вздрогнуть. Мы стояли на каменном плато, окруженном со всех сторон стеной молчаливых, темных елей. Прямо перед нами вздымалась гигантская, почти отвесная скала, черная, как уголь. Она вся была испещрена какими-то древними зарубками и полустертыми рунами.

И на самом ее краю, на выступе, поросшем колким бурьяном, стоял неизвестный.

Его мрачная, мощная фигура скрывалась за потертой, волчьей телогрейкой. Он был подпоясан простым ремнем. На ногах сидели унты из медвежьей шкуры. Лица я не разглядел — его скрывал капюшон. В руке он держал тяжелый, увесистый топор из черненой стали. Он просто стоял там. Не двигался. Не шевелился. Казалось, он простоял так всю вечность и просто стал частью этого пейзажа — скалы, серости и вечного холода.

Но его аура… Боги. Его аура.

Она была… древней. Грубой. Недружелюбной. Как сама эта земля. Она давила на сознание странной звероватой агрессией и своей неумолимой реальностью. Он был здесь точкой отсчета. Мерилом всего. Первый человек в этом мире, который смог меня по-настоящему удивить. Я увидел в нем равного — такого же беспощадного воина света, который был близок к преодолению духовных границ. Почти героическая душа…

Команда замерла, ощутив его присутствие на животном уровне. Даже Игорь, обычно такой самоуверенный, сглотнул и не сводил с фигуры напряженного взгляда.

Незнакомец не поздоровался. Он не спросил, кто мы и что нам нужно. Его голос донесся до нас — низкий, хриплый, лишенный всяких эмоций, как скрежет булыжника о дуб:

— Кто из вас сунул палку в Хоровод?

Вопрос повис в воздухе, абсурдный и пугающий своей леденящей простотой. Мы только что чудом выжили, а он спрашивал о какой-то палке.

— Он здесь двести лет кружил и никому не мешал, — продолжил он, и в его голосе послышалась тень странного раздражения.

Я сделал шаг вперед, выходя из тени дирижабля на открытое пространство. Ноги подкашивались от слабости, но я выпрямился во весь рост и хищно улыбнулся.

— Я, — мой охрипший голос прозвучал на удивление четко. — Сохранение корабля и экипажа было приоритетом.

Он медленно, очень медленно повернул голову в мою сторону. Из-под капюшона блеснули два глаза. Старые. Усталые. Глубокие, как сибирские ущелья. И всевидящие. Он смотрел на меня несколько секунд, не мигая. Казалось, он видит всю мою историю — битву с Повелителем, тело Николая, Печати, Рябоволова, Петербург, Химеру… Все.

Затем он произнес свои слова. Спокойно. Размеренно. И каждое из них падало, как гиря на лед, с глухим и окончательным стуком.

— Значит, ты и есть тот самый столичный шут, что решил поиграть в охотника.

Он сделал маленькую паузу, давая этим словам впитаться, унизить и обнулить все наши прошлые победы.

— Рябоволов предупреждал меня…

И заключительный аккорд.

— Твоя возня привлекла внимание Того, Кто Спит по ту сторону Скалы. Ты обрек нас всех на бой, к которому мы не готовы.

Он повернулся к нам спиной, как к чему-то совершенно незначительному.

— Тащите свой скарб. Вы теперь моя проблема.

И он пошел прочь, не оборачиваясь, растворяясь в сумерках между скал. А мы остались стоять на остервенелом ветру, как вкопанные — растерянные, с разбитым дирижаблем у черной скалы.

— Чего встали? — рявкнул я всем. — Мы прибыли на место! Разве не понятно? Это и есть Олег Коловрат! Собираемся, и в путь!

И все засуетились…

В кабинете Тайного Отдела пахло старыми книгами, пылью и крепким чаем. Князь Юрий Викторович сидел за своим массивным столом, механическая рука с тихим щелканьем перебирала папки с грифом «Совершенно Секретно».

В дверь постучали странным ритмичным стуком. Рябоволов отвлекся, махнул рукой и снял запирающее заклинание:

— Войдите.

Доверенный агент открыл дверь и молча положил перед магистром новую депешу. Шифрованную. С меткой «Сибирь. Коловрат».

Рябоволов взял ее, обычным ножом вскрыл конверт, извлек узкую полоску бумаги. Его глаза, холодные и всепонимающие, пробежали по строчкам. Сообщение было кратким: «Хоровод нарушен. Прибыли. Все живы. Но я в бешенстве. И ты меня бесишь. Встретимся — вторую руку оторву. Они разбудили Спящего. Спасибо, удружил, хрен моржовый…»

Ни одна мышца на лице Юрия Викторовича не дрогнула. Он медленно, с едва слышным шелестом, поднес депешу к пламени свечи на столе. Бумага вспыхнула, почернела и рассыпалась пеплом.

Он отодвинул пепел, взял следующую папку. На ней красовался другой гриф: «Кавказ. Турецкая угроза. Ждем приказаний».

Рябоволов открыл ее, пробежал глазами сводки о стычках, карты с отметками о передвижении турецких батальонов, доклады агентов о кораблях Ее Величества у берегов Батуми.

Он поднял взгляд на портрет Николая I. Сурового и непреклонного. Его собственное отражение в стекле портрета показалось ему призрачным, опустошенным до самого дна.

— Час от часу не легче… — тихо, почти беззвучно прошептал магистр в тишину кабинета.

И его механические пальцы снова заскользили по бумагам, составляя ответ на южную угрозу.