Бремя власти IV

Глава 11

«Соперничество может длиться всю жизнь и связывать людей не менее тесно, чем дружба».

Говард Джейкобсон

Тишина в саду стелилась бархатным полотном. Она была соткана из шепота листьев карликовой сосны, из мерного плеска воды в каменном бассейне, из отдаленного крика одинокой птицы… Воздух был прохладным, как любовница с мороза… В нем прятался аромат влажной земли, к нему примешивались едва уловимые нотки цветущих османтусов.

Чарльз Морроу сидел на татами в позе лотоса и сохранял вид абсолютного спокойствия. Перед ним на низком столике из темного дерева лежала доска для Го. Черные и белые камни, гладкие и прохладные на ощупь, уже выстроились в причудливый узор, напоминающий карту грядущей войны.

Его визави, господин Кадзивара Ёсинори, был воплощением японской невозмутимости. Его седые волосы были убраны в строгий пучок, а руки в широких рукавах темно-синего кимоно лежали неподвижно на коленях. Его лицо, испещренное дорогами долгой жизни, не выражало ничего, кроме вежливого внимания.

— Ваш ход, Морроу-сан, — голос Кадзивары был тихим и ровным, как поверхность пруда в безветренный день.

Чарльз сделал вид, что размышляет, хотя его ум уже был далеко отсюда. Он взял черный камень, зажал его между указательным и средним пальцами и с тихим щелчком поставил на пересечение линий. Агрессивный ход. Атака на слабо укрепленный фланг белых.

— Порой кажется, что мир стал слишком тесен, уважаемый Кадзивара-сан, — начал Чарльз, его безупречный оксфордский выговор мягко ложился на японскую тишину. — Старые хищники, веками делившие леса, вдруг обнаруживают, что их владения стремительно сокращаются. И виной тому — не молодая поросль, а новый зверь, выросший на севере. Мохнатый, голодный, с глазами, горящими неестественным янтарным огнем.

Кадзивара не поднял взгляда от доски. Его тонкие и изящные пальцы взяли белый камень.

— Медведь всегда был хозяином тайги, Морроу-сан. Это его законная вотчина. Разве не так?

— Вотчина — да. Но аппетиты… аппетиты у него стали имперскими. Он уже не довольствуется тайгой. Он смотрит на южные степи, где пасется уставший Серый Волк. И если медведь сожрет волка… — Чарльз сделал многозначительную паузу, пока Кадзивара ставил свой камень, блокируя его атаку. — Кто будет следующим? Птица Феникс на островах? Или, быть может, он вспомнит о восточных землях, которые давно считает исконно своими, но за которыми не может уследить?

Кадзивара налил в обе глиняные чашки свежего зеленого чая. Аромат взвился в воздух терпким облаком.

— Мудрый самурай не бросается в бой, не оценив силы противника и не убедившись в надежности своего меча. Наши острова далеки от владений медведя. И холодные камни севера мало прельщают тех, кто привык к цветению сакуры.

— О, это не вопрос привлекательности земель, — мягко парировал Чарльз, делая следующий ход. — Это вопрос принципа. Того самого порядка, при котором каждый зверь знает свои границы. Новый медведь… он несет иной закон. Закон силы, не обремененный старыми договорами и условностями. Он бросает вызов не просто соседям. Он бросает вызов самому мирозданию, с его вековыми иерархиями. И если сейчас не подрезать ему когти, завтра уже может быть поздно. Морская держава, которую я имею честь представлять, готова предоставить своим союзникам самый острый клинок и самую прочную кольчугу. Чтобы удар был стремительным и точным. Как удар катаны.

Морроу посмотрел прямо на Кадзивару. Взгляд англичанина был холодным и твердым.

Японец медленно поднял глаза.

— Император Восходящего Солнца выслушает доводы старого и уважаемого друга. Мудрость требует взвесить все. И чаша войны, и чаша мира — обе тяжелы. Но чаша, наполненная до краев одним лишь чаем, может принести лишь краткое утешение, но не насыщение на долгую дорогу.

Он взял последний белый камень. Его движение было обманчиво плавным и неспешным. Камень коснулся доски с едва слышным стуком. И весь баланс сил на гобане мгновенно переменился. Агрессивная экспансия черных оказалась окружена, отрезана, обескровлена. Исход партии был решен.

— Кажется, я проиграл, — констатировал Чарльз с легкой, почти незаметной улыбкой. Поражение в Го его не огорчило. Оно было лишь частью более крупной игры.

— Не проиграли, Морроу-сан, — поправил его Кадзивара, его губы тронуло подобие улыбки. — Вы получили ценный урок. Иногда чтобы победить, нужно позволить противнику поверить в свою победу. И терпеливо ждать, когда он совершит ошибку. Как ждут первого снега, чтобы увидеть истинный рисунок ветвей на деревьях. Ваше предложение будет озвучено трону. А теперь… позвольте предложить вам еще чаю. Пока он не остыл.

Поезд весело отстукивал медитативную трель по рельсам. Чугунный ритм, мерное покачивание, запыленное стекло, за которым мелькали бесконечные версты сибирской тайги. Серая, унылая бесконечность.

Анна Меньшикова сидела в своем купе, укутавшись в простой, но теплый плащ из темной шерсти. Привилегии статуса дворянки и нынешнего ранга в инквизиции обеспечили ей уединение, но не смогли даровать покой.

Она смотрела в окно, но не замечала ни вековые ели, ни осенние ржавые просторы, ни проносящиеся мимо поезда. Вместо этого на стекле призрачным инеем вырисовывались лица тех, кто навсегда покинул ее. Мама мирно улыбалась. Отец курил трубку и нежным взглядом гладил ее щеки. Глеб застенчиво прятал глаза под пушистыми ресницами. Но эту идиллию в финале постоянно разрушал навязчивый образ Николая… Или того, кто скрывался за его маской, с янтарными глазами, полными холодной решимости.

После столичного кошмара, после прорыва демонов и кровавой бани, инквизиция сбросила перчатки благородства. Теперь это был карающий меч Церкви, заточенный против любой скверны.

И заслуги Анны в том хаосе лично оценил Родион Старицкий. Её повысили в ранге. И дали особое задание.

Сейчас весь поезд был полон ее братьями и сестрами. Это была экспансия и желание оттеснить демоническую угрозу вглубь Сибири. Очистить земли, сделать их пригодными для жизни и веры. Благородная цель. Та, ради которой она, преодолев отчаяние, и надела суровые одежды инквизитора.

Но был один нюанс. Особое поручение…

«Необходимо проверить очаг ереси в лице отшельника Олега Коловрата. — девушка вспомнила слова Старицкого. — Если слухи подтвердятся — ликвидировать. Он питается плотью тварей. Он не оттесняет врага, а лишь сдерживает его. Возможно, он нашел способ… симбиоза. Или проводит богопротивные опыты. Такой герой нам не нужен».

«Ликвидировать». Холодное, казенное слово. Оно преследовало ее всю дорогу. Она не убийца. Ее учили сражаться с демонами, защищать людей, а не вершить тайные казни над теми, кого еще вчера называли героями.

Она тяжело вздохнула, и ее пальцы сами нашли в кармане плаща маленький, твердый предмет. Она вынула его.

Кольцо сверкнуло в полумраке огнем цезаря. Рубеллиты переливались кровью звезд.

Он выковал его для нее. Тот, кого она считала своим проклятием. Он сказал, что это кольцо — отражение ее души… Неужели она была настолько прекрасна?

Так или нет, но украшение странным образом успокаивало ее. Твердая, холодная поверхность была напоминанием о стальной человеческой воле. О том, что даже в самом хаосе можно найти точку опоры.

Поезд с грохотом проходил через небольшой мост. Стекло задрожало. Анна сжала кольцо в ладони.

Что она увидит в Коловрате? Безумного отшельника, поправшего законы Бога и людей? Или последний бастион, держащий оборону ценой своей души? Готова ли она стать судьей и палачом?

Поезд начал сбавлять ход. Торможение было плавным, но верным. За дверью купе послышались шаги. Дверь отодвинулась, и в проеме показался суровый проводник в форме инквизитора.

— Госпожа Меньшикова. Томск. Мы прибыли.

Утро после битвы всегда смердит пеплом и ложным спокойствием…

Воздух еще позвякивал от недавнего ада, но солнце, равнодушное к нашим потерям, неумолимо поднималось над зубчатыми стенами, окрашивая камни в бледно-золотистый цвет.

Мы похоронили Сеньку и Лёху на том самом проклятом клочке земли за стенами, что Коловрат с мрачным юмором называл «некрополем для нежеланных гостей». Ни крестов, ни памятников. Просто два свежих холмика земли в компании таких же безымянных могил. Быстро, без лишних слов. В тайге не церемонятся с мертвыми.

Пока могилы закидывали землей, я мысленно оформил указ:

«Мак, передай Николаю. Что семьям Сеньки и Лёхи полагается единовременная выплата и тройной размер пенсии от короны. Помимо того, что им положено по линии Ордена. Пусть оформят все тихо и без лишнего шума. Чтобы дети знали, что их отцы погибли за Империю, а не за жалкие гроши».

Джинниха тут же щелкнула каблучками где-то в уголке моего сознания:

«Принято, хозяин! Передаю мальчику-императору. Он, кстати, слегка в шоке от вчерашнего эха через канал. Думаю, этот указ заставит его почувствовать себя чуть более полезным».

После похорон все разбрелись, поглощенные рутиной выживания. Стрелки заняли свои посты на башнях, зорко вглядываясь в серую дымку тайги. Началась ревизия боеприпасов и артефактов — считали патроны, проверяли порох, чистили оружие. Привычная, спасительная суета.

Песец заявил всем, что хочет глянуть наш дирижабль. Его начинание, в свою очередь, поддержал Васька Кулак. Сказал мол «давно пора». Ну, а за ним уже увязались Мухтарыч и Вадим Петрович. После коротких сборов наши «главные технари и механики», отправились к месту падения «Соколика». Они хотели оценить, можно ли было починить судно или хотя бы снять с него все ценное. Узнав, куда идут ребята, Железный Ветер тоже решил присоединиться.

— Я хоть и из благородных, но руки знают, как держать инструмент, — коротко объяснил он, на ходу натягивая перчатки. — Сидеть в крепости в ожидании следующей атаки — не мое. Да и ребят подстрахую. Все-таки не зря золотую пулю ношу.

Валерия, видя, что общее смятение немного улеглось, решила навести порядок в нашей каморке. Сказала, что не может дышать воздухом, в котором витает пыль вчерашнего сражения. А после собралась в баню — смыть с себя липкую память о крови, поте и порохе. Я видел в ее глазах ту же усталость, что грызла и меня, но и стальную решимость не поддаваться.

Что ж. У каждого свой путь к очищению. И мой лежал прямиком к Коловрату.

Я застал его в главном зале, где он с помощью большого топора разделывал тушу какого-то демонического кабана, притащенного кем-то из охотников с ночного «дежурства». Воздух был густым и сладковатым от крови.

— Олег. Пришло время делиться трофеями, — заявил я без предисловий, останавливаясь в паре шагов от него. — Мне нужны сердца. Те, что пожирнее. И плоть князей, что посерьезнее. Не вся, конечно. Но достаточный паек.

Коловрат на мгновение замер, занеся топор для следующего удара.

— Торопишься, царь, — прорычал он, опуская топор. Кость хрустнула с влажным звуком. — Проглотить такую концентрацию скверны за раз — все равно что прыгнуть в жерло вулкана в надежде закалиться. Сгоришь. Или взорвешься. Или того хуже — твою раковину займет кто-то другой.

Я усмехнулся.

— У меня, друг мой, зверский аппетит. И нет ни малейшего желания торчать в этой ледяной крепости вечность, отбиваясь от волн мусора, пока Тот, Кто Спит за Скалой, собирается с силами для решительного рывка. Нам нужно решить вопрос с Иксом. Закрыть его. А для этого мне нужно восстановиться. Полностью. Время — роскошь, которую мы не можем себе позволить.

Олег вытер окровавленные руки о свою волчью шкуру и наконец повернулся ко мне. Его глаза, похожие на угли, изучали мое лицо.

— Решил поиграть в русскую рулетку с демоном в стволе? Ну что ж… — Он тяжело вздохнул. — Ладно. Сердца твои. Плоть твоя. Но с одним условием. Буду присутствовать. Лично. Если рванет… если твои глаза побегут в разные стороны и ты начнешь цитировать демонические мантры… прикончу. Быстро. Без мучений. Договорились?

— Договорились, — кивнул я, не раздумывая. В его словах не было угрозы, лишь холодная, практичная логика выживания. — Буду рад компании.

Мы закрылись на кухне. Это было просторное помещение с громадной дровяной печью. Закопченные стены мрачно чернели, бледный свет осени стучался в большое окно.

На стол я выложил свой «улов»: три черных, пульсирующих слабым багровым светом сердца Князей Бездны и несколько увесистых кусков плоти, снятых с самых могущественных тварей. От них исходила тошнотворная вонь, смешанная с запахом серы и озона.

«Мак, готовься. Будет жарко», — мысленно предупредил я.

«О, хозяин! Ты решил устроить праздник живота для целого легиона скверны⁈ — джинниха закричала в моей голове. — Это безумие! Даже для тебя! Я же говорила, пора призывать подкрепление! Одной мне с твоими гастрономическими экспериментами не справиться!»

Но протесты протестами, а работу она начала немедленно. В пространстве Кольца, рядом с ее любимым диванчиком, из земли проросло и за секунду вымахало до небес сияющее золотом и серебром Древо Очистки. Его корни уходили в самую суть магических потоков, а ветви простирались, готовясь отфильтровывать яд.

— Ныряю, — сказал я вслух и откусил первый кусок самой страшной твари, которую удалось вчера прикончить.

Это было похоже на то, как если бы в тебя влили расплавленный свинец, смешанный с чистейшим адреналином и безумием. Демоническая энергия, дикая, хаотичная, яростная, ударила в меня волной. Мой Источник, до этого тлевший ровно, взревел, как затопленная печь. По жилам ударил огонь. В висках застучало.

Я продолжал есть. Методично и без остановки. Поглощал плоть и сердца, чувствовал, как скверна пытается разорвать мою плоть изнутри. Вены на моих руках вздулись и почернели, как обугленные ветви. В глазах запрыгали кровавые черточки, зрачки вытянулись в вертикальные щели. Из горла вырвался хриплый рык, и я почувствовал, как удлиняются клыки, впиваясь в губы.

Безумие шептало на ушко сладкие обещания. Оно предлагало власть. Простоту. Освобождение от всех этих мучительных договоров, интриг, долга. Стань монстром. Будь сильным. Возьми то, что принадлежит тебе по праву.

Но моя воля была крепче обсидиана. Я сжимал ее, как клинок, и рубил эти шепоты на корню. Я — Царь Соломон. Я повелевал духами, а не они мной.

«Держись, хозяин! — кричала Мак, и я чувствовал, как через Кольцо хлещет поток чистейшей, отфильтрованной энергии. — Почти… почти… О, черт, какой же вонючий этот князь! Противно даже фильтровать!»

Древо в Кольце пылало ослепительным светом, превращая адскую скверну в мощь, в чистую силу. Я чувствовал, как мои магические каналы, до того узкие и поврежденные, расширяются, удлиняются, становятся прочнее стальных труб. Источник внутри меня больше не стонал под непосильной ношей — он пел, гудел, излучал такую мощь, что воздух вокруг меня начал светиться золотистой дымкой.

Я проглотил последний кусок. И с громким, оглушительным ВЗДОХОМ выпрямился.

Тьма отступила. Вены посветлели, вернув свой обычный цвет. Глаза перестали полыхать, зрачки приняли круглую форму. Я провел языком по зубам — клыки были на месте, но уже нормального размера.

Я сидел за столом, обливаясь потом, но чувствовал себя… обновленным. Целым. Сильным. Такого прилива мощи я не ощущал с момента битвы на Грани Миров. Те жалкие крохи, что мне удавалось проглотить до этого момента, теперь казались обычным перекусом по сравнению с этим пиром.

Коловрат сидел напротив, прислонившись спиной к стене. Он не сводил с меня своего каменного взгляда. В руке он небрежно держал свой топор, лезвие которого лежало на колене. Готовое к мгновенному удару.

— Ну, что? — я хрустнул шеей, с удовлетворением ощущая, как позвонки становятся на место. — Я выжил. Более чем. Может, теперь выйдем и подышим воздухом? Думаю, пришло время для реванша. На этот раз без твоих поддавков.

Уголки губ Коловрата поползли вверх, обнажая желтые крепкие зубы. Это был оскал старого волка, почуявшего достойного соперника.

— А чего тянуть? — хрипло бросил он.

И, не меняя позы, с нечеловеческой скоростью нанес удар ногой мне прямо в грудь.

Хлопок был чудовищной силы. Я не успел даже среагировать. Что-то внутри громко хрустнуло. Я полетел назад, проломил насквозь внутреннюю стенку кухни и, круша все на своем пути, вылетел на главный двор цитадели. Я тяжело рухнул на камни под изумленные возгласы и выстреливающие взгляды охотников.

Я откашлялся и медленно поднялся на ноги. Грудь ныла, но ребра были целы. Спина… со спиной было хуже. Но регенерация штопала меня со скоростью величайшего портного.

Коловрат уже стоял в проломе стены, его исполинская фигура заслонила свет из кухни.

— Реванш, говоришь? — проревел он на всю округу. — Ну что ж, давай, царь! Покажи, на что ты теперь способен!

Я не сдержался и широко улыбнулся…