Брандвахта

Фрагмент 9

17

Если не считать двух щучек, одной на пару кило, а другой где-то на два пятьсот, то вся остальная рыба потянула килограмма на четыре. Неплохой улов! Только заниматься им мне уже недосуг: надо идти выбирать машину, на которой мне ехать в Салават.

Выбрал довольно ухоженный «Москвич-412». И не только потому, что знаю эту марку: в отличие от других, к которым я присматривался, у неё оказался полный бак бензина. Аккумулятор, правда, уже подсел и очень неохотно крутанул двигатель, но этого хватило, чтобы мотор заурчал. Подзарядится, пока доберёмся до места.

Садык в легковушках «рыться» не стал: катаясь с ребятами на мародёрку, он заприметил где-то на Софьи Перовской «рафик» маршрутного такси.

— Нам — самое то: и самим усесться, и байдарки с рюкзаками погрузить.

У туристской компании настроение приподнятое: как бы мы хорошо к ним ни относились, а они возвращаются ДОМОЙ! В отличие от «наших» которые угрюмо молчат. Но, как вчера выразился брат, насильно мил не будешь. И если они решили уехать, то пусть едут. Может, им действительно будет лучше в родном городе.

В отличие от салаватцев, я скромничать с оружием не стал. На пояс, под ремень, «Макаров». В ноги Наташе, севшей на переднее сиденье — «Ксюху» стволом вверх. Ну, и по паре запасных магазинов к пистолету и автомату. На всякий случай.

«Москвичёнок» и на ходу показал, что бывший хозяин тщательно следил за ним. Нигде ничего не гремит, двигатель работает ровно, тянет нормально. Но, как и договаривались, не только по городу, но и на шоссе Уфа — Оренбург, двигались колонной: впереди РАФ, а за ним, отстав на сотню метров, я с Богдановыми.

День сегодня нежаркий, какая-то дымка в воздухе. То ли действительно дым от каких-то пожаров (чад от всё ещё горящего нефтезавода, слава богу, в противоположную от он нас сторону тянется) ветром принесло, то ли, как Васька «обещал», пыль из хвостав кометы оседает из стратосферы. Проложенное до Стерлитамака четырёхполосное бетонно-асфальтовое шоссе гладенькое, без выбоин, так что можно и «принажать», но раз уж договорились с ребятами ехать вместе, буду приноравливаться к скорости их транспортного средства. Тем более, насколько я знаю, сразу за поворотом на аэропорт находится стационарный пост ГАИ, проезжать мимо которого приходится «змейкой» из-за уложенных на дорогу бетонных блоков.

Когда стали спускаться с путепровода над железнодорожными путями, ведущими к нефтебазе аэропорта, открылся вид и на этот самый пост. И мне сразу бросилось в глаза то, что возле него на обочине и в кюветах стоят несколько машин. Причём, три или четыре — откровенно горелые. А узкий проезд, что в одну, что в другую сторону, перекрыт шлагбаумами. Поэтому тут же выключил передачу и стал потихоньку притормаживать.

— Что-то случилось? — насторожилась подруга.

— Не знаю. Не нравятся мне что-то люди, которые там топчутся. Давай посмотрим, как у ребят проезд пройдёт.

Машина остановилась уже за перекрёстком, не доезжая метров триста до шлагбаума. Практически напротив нас, на встречной части дороги, на обочине также стоит «шестёрка», в которой видны двое, водитель и пассажир.

Впереди остановившийся «рафик» обступили четверо, о чём-то разговаривают с Садыком, сидевшим за рулём. Тот выпрыгнул на асфальт и оживлённо машет руками.

— Ну, и чего встал?

Из «жучки» вылезли оба. Ухмыляются. У того, что постукивает по ладони недавно отпиленным стволом обреза, мужика лет сорока, зубы «побиты» чифирем. У второго, лет на десять-двенадцать моложе, тоже обрез, но ствол опущен вниз.

— Проезжай, проезжай дальше.

— Да двигатель, кажется, что-то троит. Сейчас, высоковольтные провода гляну и поеду. А что там? — кивнул я в сторону людей у шлагбаума.

Тем «Москвич» и хорош, что у него, когда потянешь за рычаг отрывания, поднимается не передняя, а задняя часть капота. Даже на высокой скорости капот не распахнётся, заслоняя дорогу, а наоборот, будет прижиматься потоком воздуха к корпусу машины. Так что мужики щелчок капотного замка слышали, но я, если что, могу рвануть, не опасаясь потерять вид на дорогу.

— Таможня, гы-гы. Платишь — и едешь дальше. До Толбазов, где следующая таможня. Тебе куда ехать-то?

— В Салават.

— Ну, тогда ещё и возле Стерлитамака придётся раскошелиться. Каждый раз, когда проезжаешь…

— И сколько рублей за проезд берут?

— Рублей! Гы-гы-гы! В жопу себе эти рубли засунь. Там, на таможне и определят, чем ты или твоя красотка можете расплатиться за проезд. Впрочем, она и с нами может расплатиться, а мы маякнём мужикам, что получили оплату.

— Не, так не пойдёт. Я тогда посмотрю, что с движком, и в Уфу вернусь.

Открыл дверцу и вышел из машины. Взгляд в сторону КПП, а там Садык уже лежит ничком, Женя стоит под направленными в его сторону стволами, а кто-то вытаскивает из микроавтобуса какую-то из девчонок.

— Поздно, парень. Мне твоя баба уже понравилась. А ну, лёг мордой в асфальт! Живо!

Ствол обреза смотрит чуть в сторону, а мою правую руку прикрывает полуоткрытая дверь. Рву из-за пояса ПМ, успев пальцем сдвинуть флажок предохранителя. Бах, бах, бах!

Гнилозубый медленно валится навзничь.

Бах, бах, бах! Второй пытался поднять обрез, но я оказался быстрее.

— Наташа, дай автомат! — убедившись в том, что оба не подают признаков жизни, проорал я: там, возле «рафика», тоже грохнул выстрел, но более громкий, чем из пистолета, и дорожные разбойники, бросив жертв, запрыгивают в Жигули-«пятёрку».

Стрелять с такого расстояния из АКС-74У можно, но рассеяние будет слишком уж большим.

— Оба — вон из машины в кювет и залечь там!

— А ты?

— Бегом, я сказал!

Сам тоже прыгаю на обочину, чтобы, в случае чего, не зацепить ребят-туристов, и встаю на одно колено.

Сто пятьдесят метров до рычащей мотором «пятёрки». Пора!

Пять или шесть коротких, по три-четыре патрона, очереди, от которых «жучка» покрывается множеством дырок. Двигателю однозначно каюк. И водителю тоже: машина, потеряв управление, скатывается в кювет и переворачивается. Пригнувшись, перебегаю разделительный газон, не забыв по пути отопнуть обрезы подальше от тех, чьей задачей было перехватить решивших развернуться, не доезжая «таможни». Замер в положении для стрельбы с колена.

Правая задняя дверь распахнута. Скорее всего, замок открылся, когда её покорёжило. Человеческое (человеческое ли?) лицо, виднеющееся сквозь ней, постепенно заливается кровью. А что остальные? Минута, другая, но ни единого звука из машины, ни единого шевеления в ней. Аккуратно спустился к автомобилю. Нет, все в неестественных позах. Подобрал только ещё один вывалившийся наружу обрез двустволки.

— Володя, ребята возвращаются!

Это уже Васька.

— Вижу. С Наташей всё в порядке?

— Да!

— Тогда выходите.

Пульс у первых, отстреленных мной, я уже проверил: глушняк! Теперь поменять магазины в оружии на полные и сложить трофейные обрезы в багажник. Какое-никакое, а тоже оружие. И оставлять его здесь просто нельзя, чтобы не провоцировать других «предприимчивых» на дорожный разбой.

У Садыка половина лица уже заплыла и «светится» лиловым, на скуле чуть сочится кровью ссадина. Евгений, перевязанный чем-то бок которого намок от крови, скрипит зубами, но держится.

— Серьёзно зацепило?

— А как ты думаешь? С двух метров зарядом дроби…

— Почему пистолеты не применили?

— Мы их в рюкзаки убрали. Кто же знал, что на дороге такое творится? — нашёл «отмазку» Сабиров.

Слов нет, одни маты!

— Володь, у тебя в машине ножовки или ломика нет?

— На хрена?

— Да сломать или срезать этот чёртов замок, чтобы дальше ехать.

— Куда? До Толбазов, где такие же «соловьи разбойники» стоят? А потом ещё и на посту ГАИ перед Стерлитамаком.

— А ты откуда знаешь?

— Доложили, — кивнул я в сторону трупов. — Монтажку я, конечно, и у себя поищу, и у этих в машине. А можете и вовсе ключ от замка у тех, во второй машине, забрать. Так что, если собираетесь продолжить дорожные приключения, то делайте, что хотите, а мы возвращаемся на брандвахту. Я своей жизнью и жизнями Наташи с Васькой рисковать не буду. Довольно с меня сегодня.

18

— Тебя не корёжит из-за того, что ты спишь с серийным убийцей?

— Если меня из-за чего и корёжит, то только из-за ужаса, в котором мы оказались. Из-за того, что тебе приходится стрелять в людей, которые собираются меня изнасиловать, а тебя убить. Из-за того, что люди, вокруг которых и без того тысячи тысяч трупов, всеми силами стараются преумножить их число.

— Да ты философ!

— На дорогу смотри, а не на меня! Ты для того меня от этих уродов спасал, чтобы потом угробить в ДТП?

А моя красавица тоже нервничает, не только я. Вон, буквально на пару секунд голову к ней повернул, а она уже дёргается из-за того, что машина может слететь в кювет.

— Вась, а ты как это всё воспринимаешь?

— Думал, что уже начинаю привыкать…

— И не вздумай!

— Что «не вздумай»?

— Пытаться к этому привыкнуть. То, что с нами произошло, происходит и ещё какое-то время будет происходить, просто… Даже не знаю, как выразиться… Просто какой-то невероятный, нечеловеческий ужас. Это ненормально, это неправильно, этому нет оправдания.

— Но если себя постоянно грызть за это, то свихнуться можно.

— Поздно, Вася. Поздно. Мы уже все свихнулись, попав в нашу ситуацию. Кто-то больше, кто-то меньше. Разве нормальные люди придумали бы то, что придумали эти… скоты там, возле аэропорта? И разве нормальные люди стали бы сжигать их трупы только из надежды на то, что кто-то, увидев их обгорелые тушки, воздержится идти по их стопам? И, заметь, никто из всей нашей толпы не возмутился таким решением.

Да, именно так мы и поступили: загрузили двоих, убитых мной из пистолета, в машину, я выстрелил из автомата в топливный бак, а потом бросил горящую сигарету в струйку текущего бензина. Не верьте в картинки из американских полицейских боевиков: не взрывается автомобиль, когда пуля попадает ему в бензобак, враньё это! А второй машине даже в бак стрелять не пришлось: у неё и без того топливо текло через неплотную крышку бензобака.

Вся эта моя болтовня — реакция на пережитый стресс. Отходняк от выплеснувшегося в кровь адреналина.

Едем мы назад ещё медленнее, чем катились от Уфы. Я просто боюсь, что туристы отстанут и опять во что-то вляпаются, поэтому до самого Старого моста через Белую и держал на спидометре «стариковские» семьдесят километров в час, а по городу и вовсе сбросил скорость до пятидесяти: тут, всё-таки, иногда и машины попадаются. И кто таких же чокнутых, как мы, знает, как они будут вести себя на дороге. Тем более, Садык превратился в «Кутузова» из-за заплывшего левого глаза.

— Ну, вот мы и в «Хопре»!

Незатейливая, конечно, шутка, но неожиданно для меня самого нашедшая отклик у принявшихся хихикать Богдановых. Тоже, наверное, отходняк.

— Ага, а в «рафике» не халявщики едут, а компаньоны.

Оказывается, и к парню, все эти дни маявшемуся из-за переживаний, чувство юмора возвращается. Пусть немного из другой «оперы», но тоже ведь постоянно вертевшаяся на экране реклама.

— Не вздумай только им такое ляпнуть.

— Да что я, тупой, что ли⁈ Да и не считаю я их никакими халявщиками. Скорее, это они себя считали нашими временными попутчиками, а теперь станут полноценными компаньонами.

И опять Василий прав. Как минимум, до тех пор, когда повсеместно не установится хоть какая-нибудь вменяемая власть, ни о каких дальних поездках никто и заикнуться не посмеет.

К вечеру Колющенко стало хуже. Его и на брандвахту-то заводили под руку и сразу отправили отлёживаться, а ближе к закату солнца у него начался жар. Похоже, вместе с дробинами, которые во время перевязки не смогла выковырять из-под кожи Надя Бивалькевич, в ранки попала какая-то грязь.

— Главное — чтобы заражение крови не началось, — обеспокоилась Надежда, влепившая бывшему десантнику очередную дозу антибиотика.

Они на пару с Люсей Вострецовой, подругой Евгения, так и просидели ночь рядом с ним. В основном, конечно, по требованию Люси, на которую «накатили» все прежние и текущие переживания.

— Психотерапевтом работала, — пояснила наша единственная хоть как-то связанная с медициной дама.

Послеапокалиптическая реальность — она такая. Если не каждому первому нужна помощь психотерапевта, то минимум — каждому второму. Но за неимением такого каждый находит собственное отвлечение от переживаний. Вон, даже «толстокожий» алкаш Григорий вернулся к заброшенному перед запоем делу — ремонту двигателя катера «Жулан», в «прежние времена» занимавшегося установкой бакенов на речном фарватере.

— Зачем нам это? — пробовал допытаться у него брат.

— На всякий случай. А вдруг придётся куда-нибудь по реке сходить?

Оля Бородина, та самая дамочка с «бл*дским» взглядом, бывшая (скорее всего) жена школьного друга моего брата, нас каждый день потчует каким-нибудь тортиком. Бухгалтер Светлана «взяла опеку» не только над подобранной в городе девчушкой, но и над Гришкой. И на предупреждения «он же запьёт» реагирует, как та героиня анекдота «мне наплевать, на каком глазу и тебя тюбетейка» — руки в боки:

— У меня — не запьёт. Знаю я, как с такими обращаться! Папенька у меня такой же был. Мать его на место поставить не могла, так я, когда подросла да силёнок набралась, «построила» его так, что он «в завязке» был до тех пор, пока я замуж не вышла.

На вопрос, что было потом, Света грустно махнула рукой:

— А что было? Я к мужу перебралась, он «сорвался», а здоровье уже не то… Вот и Гришку, пока могу, постараюсь держать: мужичок-то он неплохой, окончательно в «синяка» превратиться не успел. Да и сам понимает, что погубит себя когда-нибудь. Может, ему по жизни твёрдой бабы рядом не хватало, чтобы помогала держаться?

Васька, когда «общественными» работами не занят, либо книжки из «гостиничной» библиотеки читает, либо со сверстницей Ритой о прежней, школьной жизни болтают. Данилыч в эфире сидит. Я, как и Светлана, пытаюсь сконцентрироваться на том, как бы жизнь Наталье и её брату облегчить. Ну, и удочку с палубы брандвахты кидаю. «Супруга», помимо «контроля» за братом и секса до изнеможения (когда её естественное состояние позволяет), рисует варианты перепланировки нашей каюты и вообще всех помещений брандвахты. Шамилька с Юлей, которая, как мне кажется, окончательно в него втрескалась, занимаются сортировкой нашего «госрезерва», как продовольственного, так и промтоварного. Виктор Латыев и вернувшиеся из столь печальной попытки уехать «домой» туристы — роются в огородах и занимаются «малой мародёркой». То есть, тащат на брандвахту всяческую кухонную утварь, посуду, инструменты, носильные вещи. Не только на себя, но и на всех, кто оказался без гардероба. Включая нижнее бельё, нехватку которого, как оказалось, и они, и Наталья, и Рита переживают довольно болезненно. Серёга Руденко разбирает-собирает всё наше оружие, «наводит блеск» на него, сортирует патроны, рисует ножи, которыми хотел бы обзавестись.

Женя Колющенко? Досталось ему, пытавшемуся отбить направленный на него обрез, конечно, нехило. Тот обрез отбить он сумел, а вот второй дорожный разбойник успел нажать на спусковой крючок, и осыпь мелкой дроби шарахнула не только в левый бок сзади, но и парой свинцовых шариков зацепило плечо.

— Тельняшку, сука, кончил, — больше всего переживал бывший десантник, которому Надежда каждое утро, обколов обезболивающим, чистила многочисленные ранки.

То ли антибиотики помогли, то ли крепкий организм, но мужик, кажется, пошёл на поправку: стали понемногу пропадать нагноения, а «чистые» ранки затягиваться. Но с дробью в теле Евгению придётся ходить и ходить, пока сама постепенно не выйдет хотя бы под кожу, откуда её можно будет достать, надрезав шкуру. Главное — температура тела нормализовалась, и это говорит, что удалось избежать не только сепсиса, но и вообще серьёзных воспалительных процессов.

В общем, едва ему стало лучше, он объявил своим, что больше никаких попыток вернуться в Салават. По крайней мере, до тех пор, пока он не восстановится после ранения, а на дорогах не перестанут действовать «соловьи-разбойники». И засел в библиотеке составлять для нас какую-то инструкцию по тактике боевых действий в условиях городской застройки.

К моему удивлению, такая категоричность очень расстроила Наташу.

— Так может, если по дорогам не получается проехать, тогда попытаться на кораблике по Белой добраться, когда Гриша его отремонтирует?

— Какой кораблик? — только отмахнулся Колющенко. — Не пройдёт до Салавата никакой кораблик. Под Табынском мост через реку очень низкий, нам даже байдарки пришлось обносить. Его каждый год на половодье закрывают, потому что вода поверх него идёт. Ну, и несколько мелководных перекатов. Например, в районе Стерлитамака: там, кажется, на дне какие-то старые бетонные конструкции. Всё, Наташка! Закрыта тема поездки в Салават!