Брандвахта

Фрагмент 22

43

Уезжали мы в Салават довольно рано, никто ещё толком не успел осмотреться. Так что нефтяные пятна, плывущие из реки Уфа заметили далеко не сразу. Пожалуй, даже не пятна, а сплошной слой в пару миллиметров, тянущийся по течению. Причём, именно из Уфы, поскольку плёнка шла по ближней к брандвахте половине «водной артерии», на дальней поверхность была чистой. А ещё через часок нефть или тяжёлые нефтепродукту, хрен уже разберёшь, стало натягивать и в затон. И вода в кране начала отдавать «бензиновым» привкусом. Пока слабеньким, но Данилыч уже забил тревогу. Хрен его знает, сколько этой гадости смыло в реку идущими дождями. Может, и вовсе где-то гигантская накопительная ёмкость лопнула, и пока всё не вытечет, нефтепродукты будет и будет тянуть течением.

— Гриша, ты лучше меня знаешь Белую. Где на ней можно отстояться брандвахте хотя бы недельку? Выше по течению, конечно.

Наш «судоводитель» долго не размышлял.

— Сразу за мостом, который падал, старые песчаные карьеры, заполненные водой. В них есть проход с реки. Неширокий, метров двадцать, но брандвахта пролетит со свистом. Вход с «затенённой» части русла, сильно сносить не будет, пока я буду корячиться, впихивая её туда буксиром.

СпрОсите, что за «мост, который падал»? Была такая история при строительстве южного обхода трассы М-5 около Уфы. Построили мост через Белую, провели все положенные при этом испытания, а он возьми, да и рухни в ночь перед открытием движения. Течением подмыло одну из опор, она перекосилась, и пролёт упал в реку.

Восстановление было долгим. Опору пришлось укреплять, наращивать, и с тех пор она очень сильно отличается от «подружек»: в сравнении с ними она очень массивная, толстая. Но продолжает стоять и принимать нагрузку от пролётов и идущего по мосту транспорта.

Если по воде, то предложенное Гришкой место чуть больше, чем в восьми километрах от Кузнецовского затона. Если напрямую, то вдвое меньше. Я, когда гонял на моторке, чтобы проверить дальность действия «милицейских» радиостанций, доходил до того самого входа в затопленный карьер.

В общем, объявили всеобщий аврал: срочно готовиться к перебазированию брандвахты на новое место стоянки. И не только одной плавучей гостиницы, но и «продуктовой» и «транспортной» барж. Просто потому, что оставлять их без охраны здесь, в затоне, значит, рисковать остаться без запасов продовольствия: та самая алкашня, что я видел гужбанящей на выезде с нашей «парковки», прекрасно знает, насколько мы «богатенькие», и непременно наведается «раскулачить» нас в отсутствие сторожей. А чтобы организовать ещё один круглосуточный пост ещё и на барже, нет людей. Сколько придётся торчать в карьере, тоже неясно. Может, неделю, а может, чуть ли не до ледостава, пока нефть или мазут, хрен его знает, не вытянет из затона. А подкачивать воду на отопление и подогрев для ежедневных хозяйственных и гигиенических нужд потребуются каждый день. Поэтому и топливозаправщик решил погрузить на вторую баржу, которая тоже отправится в карьер. Вместе с «газончиком», в кузов которого накидают пару сотен кило картошки. Чтобы не перегружать на брандватовские склады.

С баржами проще. У них есть специальные «стыковочные узлы», позволяющие буксиру-толкачу состыковать их с «рогами», торчащими вверх у него на носу. Сцепился, и толкай, куда нужно, на этой своеобразной «жёсткой сцепке». У брандвахты, собранной на основе не стальной, а железобетонной баржи, такого приспособления нет. Но и их таскают по рекам, если потребуется. Только на канатах. Либо связывающих буксир и брандвахту, притёртые друг к другу бортами, через имеющиеся у обоих по бортам специальные тумбы-кнехты, либо образующих своеобразный «галстук»: канат, идущий с кормы буксира, где-то на половине расстояния между посудинами «раздвояется», цепляясь к обеим сторонам «носовой» части палубы брандвахты.

Оба варианта — с недостатками. Второй — из-за того, что буксируемое плавсредство при входе в узкий проход может снести течением, и оно зацепится за край прохода. Первый — из-за большой ширины сцепки «буксир-брандвахта»: у «Волгаря» ширина почти восемь метров, а у брандвахты — почти десять. То есть, Гришке придётся работать «миллиметровщиком», протискиваясь восемнадцатиметровой сцепкой, стоящей почти поперёк течения, в дырку, шириной двадцать метров. Примерно двадцать метров. А может, на метр меньше…

В общем, решили первым рейсом отправить в карьер «плавучий продсклад». Место там глухое, и в «докатастрофические» времена люди появлялись очень редко, а сейчас и подавно. Заодно Серёга, Григорий и, конечно же, увязавшийся с ними Антошка, промеряют ширину прохода в карьер, чтобы окончательно решить, каким способом притарабанить брандвахту. А тем временем оставшиеся обитатели плавучей гостиницы подготовят её к транспортировке.

Думаете, а что там готовить? Напрасно думаете. Как я уже упоминал, нам пришлось насаживать на трубы водозабора и канализационного слива удлинительные шланги, чтобы не пить воду оттуда, куда, простите, срём. Вот их и нужно отстыковать и уложить на палубе. И трап подготовить к демонтажу, и прикинуть, как управиться с тросами-растяжками, которыми брандвахта привязана к берегу. И «транспортную» баржу приготовить к путешествию, загнав на неё МАЗ-цистерну с соляркой и грузовики, в которых какие-то грузы лежат, приготовленные для перевозки в так и недостроенный холодный склад «на курьих ножках».

«Мореплаватели» отсутствовали около двух часов. И вернулись довольные: проход в карьер оказался даже не двадцать метров шириной, а двадцать один. Так что сцепка «борт к борту» пройдёт нормально.

— Машины у «Волгаря» мощные, так что, даже если чуть-чуть брандвахту на отмель снесёт, выдеру без проблем. А назад — так и вовсе вылетим, как пробка из шампанского.

Пока цепляли «транспортную» баржу, спохватилась Бородина:

— У нас же картошки может не хватить, если мы там больше, чем на неделю задержимся.

Андрей матюгнулся про себя, но, велел Жене садиться в кабину «газончика», чтобы привезти на нём ещё несколько мешков «второго хлеба». С ними поехала и Наташа, чтобы ускорить процесс: пока мужики будут таскать мешки, она их станет наполнять, сидя в подполе.

Вот только до этого дело не дошло. Едва они подъехали к дому, в котором решили набирать картошку, к ним направилась толпа тех самых алкашей, которые «набирались» с утра, когда мы с Васькой ехали в Салават.

— Иван Романович говорил, что они были очень агрессивно настроены, что-то орали, махали руками, оружием. Кто-то кинулся к Наташе, и Андрей выстрелил в него, — рассказывая, плакала Надя. Женя тоже стрелял. И Наташа. А потом стали стрелять по ним. Андрею пуля из ружья угодила прямо в сердце, он мгновенно умер. В Женю попало несколько зарядов, но он ещё пару раз выстрелил. А Наташа… Её вряд ли хотели убивать, они не за тем шли. Скорее всего, кто-то промахнулся, и заряд картечи попал ей в голову. Несколько дробин в височную область…

Да, смотреть на мою любимую было жутко. Крупные свинцовые шарики пробили не только височную кость, но и нос, левую щёку, шею.

— В Ивана Романовича тоже стреляли, когда он выбежал с ружьём. Ранили в ногу, и он уполз в дом, успел калитку закрыть. А эти… Эти пошли к сюда. Лёша, услышав стрельбу, а потом ещё и крик Ивана Романовича по рации, поднял трап. Ребята на буксире тоже развернулись и рванули к нам на помощь.

Бывший прапорщик, как и я когда-то, загнал женщин в помещения и принялся отстреливаться. Но у меня тогда имелась баррикада, а он оказался практически на открытом пространстве. И толпа пьяни, среди которой было много «чужих», оказалась уже разъярена гибелью товарищей.

— Они разбежались, только когда из Белой буксир показался. Их этот… Сиплый подзуживал.

— Сипатый, — машинально поправил я фамилию местного «предпринимателя».

— Может быть. Орал, что все женщины, кроме какой-нибудь одной, им достанутся, а из нашего сахара они смогут самогон гнать целый год.

— Те подранки, которых я добивал, визжали, что это они не сами додумались, это он их подбил и науськал, — добавил Серёга.

Спасти Алексея Наде не удалось. Умер от полученных ран примерно через час…

44

Очень хотелось сбежать куда-нибудь, да хотя бы в тот же «курятник» на пляже, глотать рюмку за рюмкой водку и рыдать в голос. Как рыдает Васька, ушедший в свою каюту. Парень сдерживался, когда хоронил то, что осталось от матери, но не теперь, когда потерял ещё и последнего родного человека. Но с ним Рита. А со мной? А мне никого не надо сейчас рядом! Никогошеньки! Но не могу и прогнать прочь ни Сашу Некрасова, сосущего валидол, ни Надю Бивалькевич, для которой мой брат тоже не был чужим, ни прочих растерявшихся девчонок. Не могу. И не имею права. Они ведь ждали здесь меня. Вон, даже Григорий с Серёгой посматривают так, словно теперь именно я «разрулю» все возникшие проблемы. Пока с вопросами не лезут, но у них же на мордах написано, что ждут, чего я скажу.

— Могилами ещё не занимались?

Спросил, и сам не узнал свой голос.

— Нет, Максимыч. Хрен их знает, этих уродов, не явятся ли они закончить начатое, — покачал головой «капитан». — Их хоть всего штук десять сбежало, но ведь могут же и ещё кого найти.

— Тогда займитесь. Втроём. Саша, поможешь? Только двое копают, а третий сторожит с автоматом в руках. И не надо копать на каждого. В одной, побольше обычной, всех четверых похороним.

А вон и Дед, опираясь на палку, ковыляет. Переселение в тот самый карьер мы всё равно закончим: слой то ли нефти, то ли мазута продолжает течь по реке, а плёнка нефтепродуктов уже мажет бетонные борта брандвахты. Вот и спрошу старика, едет ли он с нами.

— Еду, — кивнул он. — Эти же скоты помнят, что я в них стрелял. И «красного петуха» подпустить мне им ничего не стоит.

— Если успеют, — пробурчал я.

«Отшельник» внимательно на меня глянул, но я продолжать разговор не стал.

— Тогда иди, дядя Ваня, собирайся. Ребят похороним, и отплываем. Нам дотемна надо на новом месте быть.

— Не успеем, — чуток подумав, покачал головой Кречетов. — Небыстрое это дело, могилу копать. И этих тварей надо бы сплавить: нам же потом здесь всё равно жить, и лучше это сейчас сделать, чем потом с ними, «благоухающими», возиться.

Да, знает Дед, как мы поступаем с подонками: так, чтобы от них даже могилки не осталось.

— Знаю, что небыстрое. Только вчера их две вырыл. Одну для матери Васи и… Наташи, а вторую — для Садыка.

— Так и он тоже…

— И он, и Лили его больше нет…

И я рассказал, что мне было известно о судьбе этих ребят. Старик только желваками играл, слушая. А Бивалькевич, так и оставшаяся сидеть на палубе, широко распахнула глаза и вгрызлась зубами в кулак, сдерживая эмоции.

Минут через пять Надя увела его осматривать рану.

— К Ваське загляни, дай ему чего-нибудь успокоительного, — попросил я.

А рядом со мной, возле тел погибших, уселась убитая горем Люся Вострецова. Глаза — опухшие от слёз, красные.

— Мы, перед тем, как в поход идти, планировали этой осенью свадьбу сыграть… А вон оно как получилось…

Все мы что-то планировали. Но в нашу жизнь, в жизнь всех обитателей планеты Земля, вмешался этот чёртов протуберанец, и всё пошло наперекосяк. И продолжает идти вразрез с нашими планами. Я, вон, не зная, что Наташа уже мертва, прошлой ночью планировал при случае спросить у Саши Некрасова, не может ли он попробовать убрать у неё эту самую спиральку, чтобы мы могли завести ребёнка…

— Может, всё-таки, поедите что-нибудь?

Удивительно, но взгляд у Бородиной сегодня самый обычный. В нём светится не «я бы тебя оттрахала прямо сейчас», а простая человеческая забота.

— Не могу. Не полезет. Давай, дождёмся, когда мужики вернутся с кладбища. Некрасов, который с нами приехал, наверняка с голоду подыхает: мы же утром только слегка перекусили. Да и Григорий с Серёгой проголодаются. А там, глядишь, и Вася чуть успокоится.

Проводили Ивана Романовича, которому Надежда сделала перевязку, и я её порадовал информацией о том, какая специальность у Александра.

— Да, я помню его. Его многие в городе знают. А у Васи там ещё теперь и Светлана. Кажется, начал успокаиваться.

Они с Люсей ушли, а ко мне подсела Фая. Тоже подавленная произошедшим. Похоже, они действительно устроили дежурство рядом с погибшими мужчинами. Подсела и молча прижалась к моему плечу, глядя на прикрытое простынёй лицо Алексея. Так молча и просидела, пока на дорожке не появились «могильщики».

Прав был Дед, присоединившийся к нам уже около могилы: не успеем мы до темноты добраться до карьера. Хоть и не затягивали процедуру прощания долгими речами. Просто пообещали помнить, пожелали, чтобы земля была пухом. А на обратном пути забросили в кузов «газончика», на котором везли от брандвахты тела наших близких, трупы тех, кто шёл их убивать. Сначала — лежавшие на улице, а потом — валяющиеся на полянке у брандвахты.

Ночь поделили на три вахты между мной, Григорием и Серёгой. Некрасова, как новичка, пока решили не задействовать в дежурстве, Иван Романович ранен, а Вася не вполне оправился от потрясения.

— Нормально у него всё будет, — успокоила меня Светлана. — Ритка за ним присмотрит, она у него ночевать осталась.

На мой удивлённый взгляд она только махнула рукой.

— И с ней всё нормально будет: не до того ей сегодня. Да и если бы было до того, то ничего нового в этом для неё нет. Вот такая она нынче, молодёжь, — развела она руками. — Да и чего упираться, если неравнодушны они друг другу? Неужто не замечал?

Замечал. Как такое не заметить в нашем тесном коллективе? И Наташа замечала. И просила меня поговорить с ним на тему обращения с женщиной в постели. А я её задание выполнил по дороге в Салават. Надеюсь, запомнил.

Хоть общее освещение на ночь не включали, опасаясь мести алкашни, но аварийное, работающее от аккумуляторов, действовало, что очень понравилось «Пилюлькину» (не я его так обозвал, а один из тех двух бандючков в Салавате). Очень уж он отвык от благ цивилизации в виде электричества, удобного сортира и душа. Пусть последним ему пока и не удалось воспользоваться, поскольку ещё брат велел отключить забор забортной воды, чтобы в систему не попала набившаяся в затон «мазута».

— Хорошо вы тут устроились. Я, признаться, думал, что ты мне сказки рассказываешь. Ладно, решил, пусть даже если наполовину врёт, то это всё равно лучше, чем в моей халупе. А оказалось — не соврал. И место удобное. Жаль бросать такое.

— На время бросать, — поправил я доктора. — Как затон от нефтяной гадости очистится, обязательно вернёмся.

— Даже несмотря на таких соседей?

Я ответил не сразу. Помолчал с полминуты, чтобы подавить вспыхнувшую в душе ненависть.

— Я же сказал «вернёмся», значит, вернёмся.

— Да ты, Володя, не горячись. Я не собираюсь претендовать ни на какое главенство в вашей… в вашем «колхозе», как ты это называешь, — на свой лад истолковал мою паузу и интонацию Александр. — Я же сразу заметил, что все именно тебя воспринимают за главного. Хоть ты и говорил, что главный у вас — твой брат.

— Так и было. И раз стало по-другому, придётся впрягаться…

Впрягаться пришлось с самого утра, распоряжаясь процессом переселения. Хотя, конечно, Григорий с Сергеем лучше меня знали, что делать, но им нужны были помощники, и их выделял я, сам не брезгуя куда-то подбежать, что-то потянуть, где-то покрутить. И честно говоря, испытал некоторое облегчение, когда, повинуясь бухтению судового мотора, наше плавучее жильё медленно тронулось к выходу из Кузнецовского затона. Раздвигая тупым носом долбанный слой нефтепродуктов, затянувший его водную гладь. Потом моторы заработали натужнее, чтобы не позволить течению снести нас, и сцепка развернулась, чтобы идти вверх по течению Белой. А за нами ещё какое-то время тянулся радужный след нефтепродуктов, вымываемый из бетона «основы» брандвахты.

До входа в карьер «топали» чуть больше часа. Как я понял, сцепка «борт за борт» испытывает большее сопротивление текущей навстречу воды, чем обычная, «жёсткая», с баржей. «Судоводитель» уже знал и фарватер входа, и силу течения в этом месте, поэтому особо не целился. Развернул «конструкцию» под нужным углом и врубил полный ход. Ну, может и не совсем полный, но мне показалось именно так. Очень удачно прицелился. Под днищем брандвахты лишь на секунду зашуршал песок. И мы оказались посреди глади довольно большого, километр с лишним на метров семьсот, искусственного озера с несколькими мелкими островками, заросшими кустарником.

«Плавучего продсклада» я на этой глади не увидел и даже забеспокоился, не «угнали» ли его. Но буксир продолжал тарахтеть двигателями, направляясь в прогал между островками и восточным берегом карьера. А, вон он! Почти у самого южного берега стоит на якорях.

Ну, здравствуй, что ли, наше новое, временное место жительства?