Брандвахта

Фрагмент 26

51

Трое, приехали на «Ниве». Один постарше, годков сорок, а то и побольше, ведёт себя уверенно. Плотный, лицо невыразительное, волосы светло-русые. Если судить по лёгкой скуластости, то либо татарин, либо башкир «по паспорту». Было такое во время переписи, кажется, 1926 года, что в национальных республиках всех «нацменов» записывали по «титульной» национальности. Именно тогда очень многие татары, тептяри, нагайбаки неожиданно для себя стали по документам башкирами. А что написано в документах пером, то хрен уже вырубишь даже топором.

Опускать сходню не стал: мужики при оружии, сначала бы разобраться кто такие, чего им надо, прежде чем даже самому сходить на берег. Обратили на это внимание.

— Что, даже на борт нас не пустишь?

— Не-а. Был, знаете ли, уже один неприятный инцидент, — приврал я.

— Там, в Кузнецовском затоне?

Информированные! Знают, откуда мы сюда перебрались.

— Поэтому оттуда сюда слиняли?

Разговаривает старший, двое молодых, лет до тридцати, помалкивают.

— Не совсем. Там по Уфе то ли нефть, то ли солярку тянет, в затон её натащило, воду пить невозможно стало. Вот и решили перекантоваться какое-то время здесь, пока вода от дряни не очистится. Так что долго напрягать вас соседством не будем.

— Да вы нас, вроде, и не напрягаете пока. Сидите тихо, к нам не лезете. А это по нынешним временам очень даже ценное качество. Так может, всё-таки познакомимся?

Представился. А в ответ услышал:

— Мамеджан Галиуллин, подполковник ФСК. Бывший, разумеется, поскольку всё, кончилась наша служба. Теперь — кто-то вроде главы сельской администрации Чесноковки.

— Помнится, именно ваши, чесноковские, возле аэропорта «соловьями-разбойниками» работали, кучу народу порешили. И один из наших парней, собиравшийся домой, в Салават, ехать, от них заряд дроби в грудь схлопотал.

— Было такое. Только те уголовнички быстро стали заканчиваться, а когда военные туда и обратно скатались по Оренбургскому тракту, и вовсе кончились. Так что пришлось новую власть в селе выбирать. Вот меня и выбрали. Как представителя старой власти, при которой порядок был.

Приятно слышать, чёрт возьми, что люди порядка хотят.

— Оружие у вас есть, Владимир? Ну, кроме «Стечкина», что у тебя в кобуре. Кстати, где его взял?

Ага, я тоже знаю, что такие пистолеты на дороге не валяются. Вообще пистолеты на ней не валяются, а эти как раз только сотрудникам конторы, в которой Галиуллин служил, полагались.

— Трофей. Я тут в начале нашего разговора про неприятный инцидент поминал, от которого у меня вот этот шрам на морде остался, так вот, во время него и затрофеил.

— Это не тогда, когда какие-то ухари ваших женщин хотели «приватизировать», а запасы на базаре спихнуть?

— Всё-то вы, Мамеджан Батькович, знаете…

— Салаватович я, — усмехнулся чекист. — Служба у меня такая была, что всё знать полагалось. Служба закончилась, а привычка осталась. Много интересного я о вашей компании слышал. Разного. Но сразу для себя отметил, что вы, в отличие от почти всех, сбившихся в стаи, не беспредельничаете. Ну, почти не беспредельничаете. Знаешь, о каком случае я говорю?

Я кивнул.

— Но и этот случай я понимаю. Так что, решил собственными глазами глянуть, на что вы годитесь.

— И на что?

— Как мне кажется, если здесь останетесь, а не вернётесь в свой затон, то до весны, когда твёрдая власть начнёт устанавливаться, сумеете дожить. Что будет, если назад вернётесь, судить не берусь.

И этот про то, чтобы мы тут, на озере остались. А может, и правда? Пожалуй, когда чесноковские уедут, надо будет народ собрать и этот вопрос обсудить хорошенько.

— А откуда вы, Мамеджан Салаватович, знаете, что по весне твёрдый порядок устанавливаться начнёт?

— По своим каналам, — уклончиво ответил тот. — Пришлось, знаешь ли, смирить ведомственную гордыню и с военными связываться. Всё-таки одним делом теперь предстоит заниматься. Вот и готовлюсь к весне, кадры подходящие примечаю, чтобы, когда до дела дойдёт, сделать им предложение, от которого они не смогут отказаться. Судя по тому, что я о тебе знаю, и ты нам подойдёшь. Если доживёшь до того времени.

Очень бы хотелось дожить.

— Чем мы должны будем расплатиться за то, чтобы нас чесноковские не трогали? — наконец, решил я задать вопрос, который давно вертелся на языке.

Подполковник засмеялся.

— Я, конечно, не настаиваю, но если какими-либо излишками из того, что нам нужно, поделитесь, то буду только рад. Насколько мне известно, оружием вы сразу неплохо запаслись, а когда своих потеряли, у вас «стволов» стало больше, чем людей. Так что подумай на эту тему. О запасах еды не беспокойся: этого добра у нас достаточно, а вот допустить того, чтобы у нас в селе снова власть поменялась, мне как-то не хочется. Да и вам от её смены сложнее жить станет. И на женщин ваших мы не претендуем: если сами захотят к нам перебраться и найти себе мужика, то хорошо. А если не захотят — так и быть. Насильно ведь мил не будешь.

Всё, гад, знает! Даже про то, что у нас остались «неприкаянные» женщины.

— Я поговорю с людьми.

— Насколько я помню, у вас на брандвахте неплохая радиостанция стоит. Да и карманные рации имеются. Неплохо было бы между нами радиосвязь установить. На всякий случай.

— Дам несколько штук. Милицейских. Мы их при случае наменяли.

— Даже несколько? Это ещё лучше, хотя я всего на одну рассчитывал. Для постоянной связи с тобой. В общем, подъезжай в сельсовет, Володя, когда надумаешь. Там и потолкуем о том, как до весны дожить.

В целом, разговор мне понравился. «Конторские», конечно, всегда себе на уме, но, как ни старался, так и не заметил, что Галиуллин что-то «крутит», какую-то очень уж откровенную подляну пытается замутить. Ясное дело, далеко не все карты мне выложил, но, в меру возможностей, говорил довольно откровенно. И парни, его сопровождавшие, не ухмылялись, как обычно делают «шестёрки», когда «пахан» пытается «развести» очередного лоха. Просто стояли и заинтересованно слушали нашу «беседу». Тоже ведь наверняка собирали информацию о моём поведении, о поведении Гришки с Серёгой, маячивших на палубе. Может, что-то на наших баржах разглядывали. Хрен его знает, чего им чекист поручил, когда они к нам ехали.

А народ я на палубе собрал. И в лоб задал вопрос:

— Все всё слышали?

Гарантировано ведь в каютах, выходящих окнами на берег, прятались и прислушивались.

В общем, как пелось в старом советском мультике «Вышел зайчик погулять», предчувствия его не обманули.

— Тогда какие будут мнения по поводу того, остаться здесь или возвращаться в затон, когда оттуда нефтяную плёнку утащит?

Сомневался только Григорий. Да и то потому, что у него там инструмент, станочки, прочее оборудование для переборки движков. Но именно не категорически возражал, а только сомневался. У остальных, если не считать Александра, которому было всё равно, аргументы самые разныя. От «я не смогу жить рядом с местом, где Женя погиб» до «здесь такая светлая энергетика».

— А продукты мы перевезём, — снова села на любимого конька Бородина.

— Что скажете по поводу предложения Галиуллина перебраться в Чесноковку и найти там себе мужчину?

Тишина. Мёртвая. С полминуты. После чего снова заговорила Ольга.

— Не знаю, как другие, а лучше уж я тебя с Файкой делить будут.

— А я с Ольгой или даже ещё с кем-нибудь, — пропищала Нафикова.

Ну и нафига, спрашивается, я шухарился из-за того, что их трахал? Фаю, правда, только тогда, во время бури, заставшей нас на «нашем» пляже. Здесь мы с ней всего лишь, как брат с сестрой, дрыхли. Ну, если не считать того, что я именно по её сиськам определил, кто ко мне в ночь после ранения под бочок улёгся. Но не сомневаюсь в том, что она ко мне приходила не в последний раз. А Бородина могла увидеть или услышать, как бывшая детсадовская воспитательница от меня уходит, и сделать собственные выводы.

Люся с Надей промолчали. Только Бивалькевич как-то одновременно переглянулась с «Пилюлькиным». Что, тоже «снюхались»? Или просто пока присматриваются друг к другу? А я-то думал, что первой в постели Сани окажется Бородина…

— Ну, тогда занимаемся теми делами, которые запланировали заранее. Мужики, нам сегодня предстоит перегнать ту автоцистерну с соляркой. Погода, кажется, снова собирается портиться, потому надо поспешить с этим.

— А тебе там делать нечего, — встрял Иван Романыч. — Сиди на брандвахте и рану свою береги.

— А цистерну кто погонит? Ни Серёга, ни Григорий грузовики не водили. Да ещё и такие длинномерные.

— Я доведу.

— Так у тебя ж у самого нога, Дед.

— У всех ноги. Я сказал — пригоню машину, значит, так и будет. А «Волгу» и Серёжка назад угнать сможет. Рациями, вон, занимайся, которые эфэсбэшнику пообещал.

52

Вовремя цистерну пригнали. Уже на следующее утро зарядил дождь, который к вечеру перешёл в снег с дождём. А наутро Файка, вынырнув у меня из-под одеяла, ахнула: берег за окошком был покрыт белым покрывалом, толщиной сантиметров пятнадцать. И снег продолжал валить. Рановато, конечно, для первого снегопада, но случай вовсе не исключительный в условиях Южного Урала. Эти сугробы обязательно растают, а потом могут ещё один-два раза появляться и снова таять, пока не лягут окончательно.

Слова Ольги о том, что та не против делить мою постель с Нафиковой, Фая восприняла как руководство к действию и уже вторую ночь спала со мной. Нагло пользовалась возможностью. Нагло — в отношении Ольки, которая пока молчала.

Соляркой мы теперь точно обеспечены до весны, а то и до лета. Даже поход на «Жулане» за запасами картошки и солений-варений, отложенный из-за снегопада на пару суток, не подорвёт нашу «топливную независимость».

Совершенно верно! Как я и предполагал, первый снег пролежал на тёплой земле буквально два дня, а после этого установилась сухая, солнечная, хоть и не очень тёплая погода. Особенно «нетёплая» по ночам, когда столбик термометра опускался до +2, +3 градусов, а от всё ещё не остывшей воды по окрестностям растекался густой-прегустой туман, держащийся часов до десяти утра.

Вот по такому-то туману я и скатался на «Волге» в Чесноковку на встречу с Галиуллиным. Девчата пытались отговорить, но я отрезал: «чекист» ни с кем другим ни о чём договариваться не станет. Отвёз чесноковским обрезы, ружьё и лишние радиостанции.

Подполковник жест оценил. Именно жест, поскольку полностью разделял моё мнение о ценности обрезов для обороны.

— Ничего, для дежурства на постах потянут. А чего патронов так мало приложил? И только одного калибра.

— Их и без того у нас было мало, вот и оставил для собственных нужд. Двенадцатый калибр. А шестнадцатый нам не нужен.

— Гильзы остались? Вези и гильзы, если нечем перезаряжать. Мы некоторые запасы пороха и капсюлей, оставшиеся в наследство от охотников, создали.

А вот рациям он обрадовался. Одну из них, с уже заряженным аккумулятором, мы сразу же и опробовали для проверки связи. Добивает! Пусть из-за расстояния уже и слышны шумы помех.

После этого «подгона» Салаватыч и поведал мне подробно, что ему пообещали военные. Они действительно сейчас формируют подразделения, которые после обучения и слаживания будут наводить порядок на территориях. Сначала в крупных городах (в Башкирии это Уфа и Стерлитамак), а потом — «по нисходящей». Для той же цели у них формируются списки руководства военно-гражданских администраций. Частью из тех, кто к ним перебрался «с концами», частью — из добравшихся до «региональных сборных пунктов», но отправленных назад, «на места», «готовить почву», а частью из тех, кто никуда не уезжал, а остался на месте, но вышел на связь с коллегами.

— Я — из последней категории. Навёл о тебе справки, посмотрел на тебя лично и пришёл к выводу: годишься мне в окружение. В принципе, готов прямо сейчас взять тебя в свою команду и начать натаскивать перед будущими действиями.

Я покачал головой.

— Не получится. И не только из-за того, что в ответе за своих людей. Вы мне на наше «почти небеспредельное» прошлое намекали. Так вот, во время того единственного беспредельщицкого эпизода я заработал дырку в боку и сломанное ребро. Так что любые серьёзные нагрузки мне ещё месяца полтора крайне противопоказаны.

— Понял, — кивнул тот. — Значит, позже поговорим.

Договорились с Галиуллиным связываться по рации каждые три дня. Чисто для контроля. Или, в случае ЧП, на «аварийной» волне в любое время дна и ночи.

Вечером после этой поездки я обратил внимание на то, что Вострецова ведёт себя как-то странно. Какая-то приторможенная, отвечает невпопад, глаза красные, словно плакала. А пробегая в туалет из радиорубки, где я «засел» на полночи, услышал сдавленные всхлипывания и громкий шёпот, словно она сама себя в чём-то убеждает. Поскрёбся в дверь, всхлипывания сразу же умолкли. Выждав паузу, приоткрыл её, не запертую на замок. И ошалел от того, что увидел в свете, просочившемся из коридора: Люся сидит в одном белье на кровати, табуретка у окна, а над ней, привязанная к трубе отопления, свисает… скрученная из простыни петля.

— Ты чего это удумала⁈

Говорил негромко, чтобы не привлекать людей. В ответ — молчаливые рыдания, от которых тело женщины начало просто сотрясаться.

— Что случилось? — присел я перед ней на корточки.

Мотает головой и продолжает захлёбываться слезами. Пришлось сесть рядом, обнять и прижать к себе. Что-то негромко говорил успокаивающим тоном, гладил по голове и спине, вытирал ладонью слёзы, целовал в лоб и глаза, пока она висела у меня на шее, уткнувшись в мой плечо. И тут…

Не знаю, что произошло. Снесло крышу. Сначала у девушки, а потом у меня. Пришли в себя только когда всё закончилось. «Штучка» оказалась ещё та! Нет, не орала, просто едва слышно сдавленно стонала, дойдя до пика, комкала пальцами простыню и сотрясалась всем телом. Почти непрерывно на окончательном этапе.

— Господи, мы же это без презерватива делали, — пробормотала она, когда чуть отдышалась.

— Мне тебя заражать нечем, я «чистый», — по-своему истолковал я её беспокойство.

— Да не в этом дело, — вздохнула Люся. — Да ладно, поздно уже что-то менять. Значит, так и будет.

Вот осёл!

— Спасибо тебе, что вернул меня к жизни, — объявила девушка, когда я уже ближе к утру всё-таки собрался уйти спать, и ткнула пальцем в петлю. — Только помоги мне эту дрянь снять.

Сразу после ужина следующего вечера меня попросила задержаться на кухне Бородина.

— Ты спишь с кем угодно, кроме меня, потому что я бл*дь?

— Оля, я такого не говорил.

— Не говорил. Но я же видела, как ты на меня смотрел даже после того, как Латыев сбежал. Да, бл*дь. Была бл*дью, и от тебя не скрываю этого. Но ты забыл, что люди тоже могут со временем меняться.

— Ещё скажи, что ты в меня влюбилась из-за того, что я оказался непревзойдённым любовником…

— Не скажу. Хоть любовник ты действительно неплохой, а опыт у меня в этом вопросе богатый. Ты мне не потому нужен. Я — тоже человек, и мне нужно человеческое отношение к себе, которое ты мне можешь дать. В общем, у меня осталось двое суток до месячных, и эти две ночи я сплю у тебя. А все эти Файки и Люськи потерпят. Не захотят терпеть — пусть присоединяются: я знаю, у тебя сил и на них хватит.

Твою же мать! Ещё групповухи мне не хватало!

Впрочем, дошло со временем и до неё. Не сразу, примерно через месяц, когда явившаяся Фая не заметила прикрывшуюся одеялом Бородину и залезла ко мне под бочок.

Люся? Ещё пару «сеансов психотерапии» я ей провёл, пока у Ольги были «те самые дни». А потом Люся сблизилась с Бивалькевич, и однажды, выходя из радиорубки, я нарвался на доктора, «просачивающегося» из каюты Вострецовой. Саня, конечно, смутился, но я улыбнулся, давая понять, что не ревную.

— Надюха не против, — пробормотал он, оправдываясь.

Ну, и ладненько.

К ноябрьским праздникам, когда снег лёг окончательно, а на поверхности озера у берегов стал нарастать ледок, «Пилюлькин» поделился новостью:

— Люська, кажется, понесла. Уже больше месяца задержка месячных.

Поздравил. Ну, не рассказывать же ему, что эта задержка случилась после ночи, когда его «вторая жена» собиралась залезть в петлю.

— А Надежда как?

— Пока не решилась. Обещает, что поближе к весне…

Кстати, про «задержки». Файка на этом внимания не заостряла, но я-то не слепой. И дни умею считать. Вафина тоже блюёт от резких запахов, а Серёга «пляшет» вокруг неё, стараясь во всём угодить. Из способных рожать «держатся» только Светлана, Бивалькевич и Рита, с которой (и с Васьком заодно) Александр «провёл воспитательную работу» о том, что им следовало бы годик повременить, чтобы не подорвать здоровье девчонки ранней беременностью. Так что следующим летом у нас не брандвахта будет, а плавучие детские ясли.

Перед окончательным ледоставом отогнали наш «Ноев ковчег» подальше от берега, а когда ударили морозчики и лёд окреп, занялись «обороной»: начали насыпать вокруг нашего «плавучего табора» снежный вал и поливать его водой. Задолбаешься теперь скрытно пробираться на борт брандвахты и к баржам-складам. Ну, и нам отвлечение от вынужденного зимнего безделья. Кроме зимней рыбалки, которая, стараниями Ольги, ставшей какой-то умиротворённой, «домашней», ещё и рацион разнообразит. Она ведь как-то обмолвилась, что всю досемейную и семейную жизнь хотела просто домашнего уюта. Может, и правда, не гуляла бы налево и направо, если бы её Митька вечно не пропадал в командировках?

В общем, календарную зиму мы прожили нормально. Не без приключений, касающихся бытовых условий, и мелких неурядиц. Но, в сравнении с первыми месяцами после апокалипсиса, даже не стОящими упоминаний. В общем, ничего критичного. Тишь да гладь, да божья благодать, редкие походы в Чесноковку для обмена наших запасов на что-нибудь срочно понадобившееся, и созерцание на зимнюю природу…

Во второй половине марта снег начал оседать из-за того, что днём стояли плюсовая температура. С «южных» бортов брандвахты и барж стали появляться узенькие, пару сантиметров, полоски чистой воды, уровень которой, кажется, тоже начал подниматься. Значит, впереди серьёзный аврал перед ежегодным наводнением. Но как его пережить, мы уже продумали. Главное — чтобы не просчитались с высотой подъёма воды: зима-то выдалась довольно снежная. Хоть на самый крайний случай у нас есть буксир, который «утарабанит» всё, что можно, на более мелкое место, где якорных тросов нам точно хватит.

И вот в этот период, когда ожидаются серьёзные перемены не только в нашей плавучей жизни, но и в жизни народа вообще, Бородина меня умудрилась огорошить:

— Вов, я тоже беременная.

— Ты же говорила, что это невозможно.

— Говорила. Только я чувствую такое. И в первый раз уже в тот же день, когда «залетела», почувствовала, и теперь чувствую. Только теперь не буду носиться, как дура, чтобы найти, кто мне аборт сделает. НИ ЗА ЧТО!