Брандвахта

Фрагмент 23

45

До конца дня успели не только «привязать» брандвахту тросами к двум крепким деревьям на берегу, но и «сгонять» за последней баржей из нашего хозяйства. А потом, спустив на воду «Казанку», чтобы не переводить солярку прожорливыми моторами «Волгаря», перегнать и катер «Жулан». Как выразился Сергей, «ссыкливо как-то за него, если какому-нибудь идиоту взбредёт в голову мазут в затоне поджечь». Я, конечно, не помню таких случаев, чтобы после аварий морских танкеров разлитая нефть или мазут горели на воде, но чем чёрт не шутит.

Ясное дело, занимались этим уже только наши «мореманы», не привлекая к процессу других мужиков.

«Убежище» неплохое. Это, оказывается, не одно искусственное озеро, а целая трёхкилометровая цепь затопленных карьеров, отделённых друг от друга неширокими перемычками. То место, где «припарковались» мы, отделено от русла Белой стометровым перешейком, заросшим деревьями. Стометровым на самом узком его участке. Левее и правее перешеек шире. И по нему, и по перемычкам проходят грунтовые дороги, по которым, похоже, когда-то вывозили намытый земснарядами песок. А когда закончили добычу, видимо, добирались на рыбалку и пикники уфимцы. По крайней мере, возле места нашей теперешней стоянки нашлась пара старых кострищ и удобный заход для купания с нешироким песчаным пляжем. То ли отдыхающих здесь бывает не очень-то много, то ли люди приезжают культурные, предпочитающие увозить с собой мусор, но вокруг почти не наблюдается битого бутылочного стекла, пустых консервных банок, обрывков пакетов и прочей упаковки.

Жаль, купальный сезон закончился, купаться здесь, должно быть, удобно, а стоячая вода куда теплее, чем в Белой. Зато небольшой мысок с уходящей от него отмелью позволил более надёжно, чем это было в затоне, разделить водозабор и канализационный сток.

Есть и недостаток. Скопления наших плавсредств хорошо видно с трассы. В этом плане в затоне было более скрытное место. И хотя машин по ней практически не ездит, но слух о нас может долететь и до недалёкой деревни Чесноковка. И тогда к нам могут наведаться гости.

То ли перемена пейзажа повлияла, то ли место здесь более светлое, но наши женщины практически мгновенно повеселели. Ну, а что? Всё-таки там, в затоне, рядом со стоянкой брандвахты погибло больше двух десятков человек. И не только они повеселели, но и изрядно подросший за почти три месяца Шарик, щенок, найденный мной, Наташей и Васькой в первые дни после катаклизма. Его выпустили на берег, и он принялся с радостным тявканьем носиться по окрестностям, играть с Антошкой. Благо, налаживающаяся погода позволяет.

Да, есть такая буква! Сплошные серые тучи, низко висевшие над головой ещё вчера, сегодня куда-то ушли. Их сменили пухлые, массивные облака, сквозь просветы между которыми даже иногда проглядывается солнце. Да и вообще заметно потеплело. Для бабьего лета, конечно, рановато, хоть жёлтые листья на деревьях уже появились, но лично я не против, если оно будет долгим. Или повторится дней через десять.

Вечером, за ужином, посоветовались с мужиками и решили хотя бы сегодня не выставлять ночной караул. Вероятность того, что к нам кто-нибудь сунется по темноте, очень низкая. Сначала, по крайней мере, попробуют выяснить, кого это в столь пустынное место занесло. Просто поднимем трап, а на палубу выпустим Шарика, который и предупредит о незваных гостях. А сами хоть отоспимся по-человечески после очень уж нервотрёпных дней.

— Да и вообще, Вован, ты подумай: нельзя ли что-нибудь такое придумать, чтобы брандвахту, когда нужно, можно было к берегу подтягивать, а когда не нужно, от него отводить. Ну, там якоря какие-нибудь с тросами на лебёдках…

А что? Толковая, как мне кажется, мысль. Вот вернусь завтра из Колонии Матросова, и прикину член к носу.

Меня опередил куда более опытный механик (и тем более, «мореплаватель»), чем я.

— Ветром немного крутить будет. Но, если растяжку сделать не на две, а на три точки, то и от этого недостатка можно будет избавиться. Как считаешь, Иван Романыч?

— Были бы лебёдки…

— Есть у меня кое-что в заначках в моей мастерской. Одна точно живая, а вместо второй можно кабестан соорудить. И в затоне такая система не лишней будет.

— Вот и занимайтесь, — одобрил я инициативу Григория.

А мне в оружейную комнату после ужина идти…

Никого посвящать в свои завтрашние планы я не собираюсь. Просто не хочу, чтобы разговоры раньше времени начались. Я решил! Я придумал, как всё сделать. И мне ни чьи-то советы, ни попытки отговорить от задуманного не нужны.

Туда, в оружейку, мы с Андреем поместили и почти всё из снаряжения, выгребенного нами когда-то из спортивных и охотничье-рыболовных магазинов. Палатки, там, походные «керосинки», котелки, бинокли, удочки с принадлежностями к ним. А ещё — охотничью камуфляжную одежду. Комплект для себя я тогда отложил, но никогда его не надевал. Так что, пришла пора примерить. И подогнать под себя небольшой, «трёхдневный» рюкзачок, а также пояс, на котором есть крепление для охотничьего ножа. Их тоже несколько штук лежит на отдельной полочке. Выбрал наиболее удобный для моей руки. Помня проблемы с голеностопом, примерил ботинки с высоким голенищем. Ближайшие с моим размеры. Одна пара чуть давит, другая чуть болтается. Давит — это плохо. Не нужны такие.

Теперь сходить на кухню: там кажется, скопилось несколько пустых бутылок. Они-то мне и нужны. Да, есть четыре. Не только винные, но и из-под уксуса. Всё равно подойдут.

Провозился часа два, когда закончил, все уже разбрелись по каютам. Ну, и я, чтобы никого не булгачить утром, перенёс запасённое к себе. И улёгся спать. Вторую ночь ложусь в постель, в которую уже никогда не ляжет моя любимая женщина…

Из-за постоянно лезущих в голову мыслей долго не мог уснуть, но потом эти мысли начли путаться, и я, наконец-то, вырубился. А когда проснулся, на улице уже было светло. Но на брандвахте тихо, никто не топчется по коридору, не шумит водой в дУше или туалете. Так что, быстренько одевшись, перетащил рюкзак и прочие «заготовки» в привязанную к ограждению «Казанку» и принялся дёргать шнур лодочного мотора. Он затарахтел со второго рывка, и я, прогревая двигатель на малом ходу, неспешно двинулся в сторону выхода в Белую. Оглянувшись, увидел стоящую на палубе у выхода из «гостиницы» Бородину. Она обычно встаёт раньше всех, чтобы приготовить завтрак, но я, похоже, сегодня опередил с подъёмом и её. Ну, и хорошо, что никто не попался. Ни вопросов «куда?», «зачем?» не будет, ни попыток отговорить.

Я не торопился. Опоздать я всё равно не сумею, а после вчерашней поездки в затон за «Жуланом» бензина в баке подвесного мотора явно не «под завязку». Да и попутное течение помогает плыть.

Нефтяную дрянь по Уфе продолжало тянуть. Да сколько же тысяч тонн её откуда-то вытекло? А затон ею затянуло уже настолько, насколько хватает обзора. И сколько дней после это потребуется времени, чтобы эта плёнка снова ушла в реку после того, как загадочный источник нефтепродуктов иссякнет?

Первым делом заправил бензином, слитым из бака «газончика», лодочный мотор, а уж потом стал наливать топливо в пустые бутылки. Наливать и всовывать в горлышко обрывки тряпок. Чтобы не воняла одежда и рюкзак, аккуратно поставил наполненные в пакет, переложив разным хламом так, чтобы они не побились друг о друга и не опрокинулись. Тряпичные пробки, конечно, не позволят бензину вытечь полностью, но вонять же пакет будет!

С этим закончено. Теперь — вставить в то оружие, в которое они ещё не вставлены, магазины и дослать патроны в патронники. Автомат и «Стечкин» пока постоят на предохранителях, а четырёхзарядное короткоствольное ружьё, полюбившееся мне с первого же дня обращения с ним, и так не выстрелит со сложенным прикладом: это его, если можно так выразиться, автоматический предохранитель.

Ну, всё! Можно идти по дорожке, ведущей в город через частный сектор района Колонии Матросова.

46

Дверь во двор первой из избушек «петушиного угла», как я уже сегодня обозвал группу домов, где обитает местная алкашня, не только не заперта на замок или щеколду, но даже приоткрыта. Открываю её и сразу же ставлю на землю пакет с бутылками. Они подождут своего часа, пока я иду дальше. «Ксюха» заброшена за спину, но кобура автоматического пистолета расстёгнута, а сам он снят с предохранителя. Складывающийся приклад четырёхзарядного «Ижа» торчит подмышкой: у ружья пистолетная рукоятка, а калибр небольшой, отдача будет даже слабее, чем у обреза.

В доме грязь несусветная, вонь, но никого нет. То ли хозяева загуляли в другом месте, то ли их грохнули при нападении на наших: спрашивать, где они теперь, не у кого. Обидно, досадно, но ничего не поделаешь.

А вот здесь, в соседней хате, как раз в окошке и мелькала рожа, когда мы возвращались из Салавата. И тоже всё не на запорах. Живут же люди, не опасаясь грабителей! Люди? Да нет, уже практически трупы. Поскольку от этого состояния их отделяют считанные секунды.

— Ты кто? — успевает задать мне вопрос вонючее мурло, топчущееся в одних трусах возле заваленного объедками и грязной посудой стола.

Оно отлетает к стенке от заряда картечи в грудь. По ушам оглушающе лупит грохот выстрела, сделанного в тесном помещении, но мне пофиг на себя. Я пришёл убивать тех, кто убил моего брата, мою жену, хороших парней Женю Колющенко и Лёшу Минхажева. Да, может быть, это вовсе не выстрелы вот этого мужика и его собутыльников, дрыхнущих в соседней комнате, стали причиной смерти этих дорогих мне людей, но они присутствовали при их убийстве, они были заодно с теми, кто убил их, они шли, чтобы измываться над нашими женщинами. И не я караю этих ублюдков, а сама Справедливость моими руками.

Сонный голос бубнит:

— Да какого хера? Е*анулся, что ли, стрелять в доме?

В башку, сука! Картечью в башку, как кто-то из вас убил мою жену. И тебе, и третьему, обблевавшемуся на полу. И четвёртому, успевшему усесться на кровати от грохота выстрелов, но всё ещё ничего не соображающему.

Поменять магазин в ружье. И сходить во двор за бутылкой бензина. Теперь намочить пробку-фитиль её содержимым и со всей дури швырнуть импровизированный «коктейль Молотова» в камень очага. Гори, гори ясно!

В оставшихся четырёх домах «петушиного угла» я нашёл только троих. Значит, верно говорила Надя, что в нападении участвовали и неместные. Жаль, кому-то удалось уйти безнаказанным!

Один из этих троих был почти трезвым и побелел, увидев меня. Сообразительный, тварь! Сразу до него дошло, зачем я явился. Так что не стал его разочаровывать. А на дом, где всё ещё бухАли оставшиеся двое, даже бутылку с бензином переводить не стал. Грохнул на пол остатки банки с самогоном и бросил спичку.

А теперь — Горба… Тьфу, ты! Колотит от ярости так, что заговариваться начал. А теперь — Сипатый!

У этого суки, в отличие от алконавтов, всё на запорах. Не поможет! У обеих оставшихся бутылок уже горят фитили. Первыми в окна летят камни, и уже вслед за ними — «зажигательные бомбы». Дом кирпичный, а не бревенчатый с обшивкой из «вагонки», как те, в которых сейчас «жарятся» тушки алкашей, полностью не сгорит. Только ты, мразь, попробуй, потуши, разлившийся по полу горящий бензин!

Умный, гад! Не через крыльцо сбегает, а выбил окно в огород и сейчас попытается уйти через соседние участки. А хрен тебе! Не могу я тебя упустить, не отомстив. Не имею права!

И откуда взялись силёнки взлететь на забор армейским упражнением «выход силой». Причём, со всем своим вооружением. А Сипатый уже чешет по убранному огороду. Нет, остановился. Дождался, когда я поднимусь после прыжка с забора, и начал стрелять. Расстояние — метров двадцать пять, «предприниматель» явно перепуган и психует, но после третьего выстрела меня, как ломом, шваркнуло по левой стороне груди. Я аж рухнул, взмахнув руками. А он, пальнув ещё разок в мою сторону, собирается драпать дальше. А хрен тебе! Больно, не больно, двоится в глазах, не двоится… Привстал, «укорот» уже в руках, переводчик огня в положении «А». Очередь! По ногам. И Сипатый рушится мордой вперёд, пистолет отлетает куда-то вперёд. Не тот ли, который он забрал у Андрея, Жени или даже Наташи?

Полусогнувшись из-за боли, поспешаю к ползущему в сторону улетевшего оружия. Даже если успеет дотянуться, выстрелить снова я ему не позволю. Левой ногой он ещё упирается в землю, а правую волочит.

Не успел доползти. Потому что я, превозмогая боль, влупил ему берцем по рёбрам, а потом наступил на простреленную ногу. Пока он орал, сдвинул «Ксюху» за спину и достал «Стечкин».

— Знаешь, за что?

Сипатый принялся бешено кивать, не отводя взгляда от зрачка ствола.

— Мы… Мы… Мы договориться можем… Я… Я… Я всё отдам! У… У… У меня золото есть, камни…

— И этим ты вернёшь мне жену, брата и двоих друзей?

— Я… Я не хотел, чтобы их убивали. Это всё те пьянчужки.

— Которых именно ты подбил перебить наших мужчин и сделать подстилками женщин. И разбогатеть, продавая наши запасы.

Я отрицающе покачал головой. И выстрелил «предпринимателю» во вторую ногу.

Новый вопль оборвался на второй секунде. И не только потому, что к горлу уже покатывала тошнота от потери крови. Просто я пришёл убить этого подонка, а не получать удовольствие от его мучений. Вот и нажал трижды на спусковой крючок, целясь в грудь. А четвёртый — в лоб.

Сил ещё хватило подобрать с земли «Макаров» и доковылять до забора, через который я так лихо перемахнул. А там уже пришлось прижать задницу к перевёрнутому ведру и, чуть-чуть отсидевшись, стягивать с себя окровавленную куртку охотничьего костюма.

Бинт у меня с собой был. Но мотать его самому себе вокруг груди, когда, похоже, пуля ещё и сломала ребро? Поэтому, размотав, «изобразил» из него большой тампон, который прижал к ране широким медицинским жгутом, и поковылял к двери с огорода во двор.

Внутренности дома уже достаточно жарко полыхали, но пламя пока вырывалось только через разбитые окна. Так что оставался шанс выйти на улицу, не напрягаясь с выбиванием досок забора.

Опыт не подвёл. И здесь дверца на огород была заперта на простецкую «вертушку». А дверь со двора на улицу — только на защёлку английского замка. Подобрал брошенное у забора ружьё и поковылял к затону. Мимо ещё трёх пожарищ, полыхающих в «петушином углу». Да и пофиг, что меня увидят и узнают: сильнее бояться будут. И не рискнут в следующий раз лезть с дурными намерениями. Они же, те, кто видит меня, уже знают, что случилось там, возле брандвахты, из-за чего это случилось.

Ковылял долго, с двумя передышками, во время которых один раз прижал седалище к багажнику просевшего на спущенных колёсах «жилулёнка», а второй — к лавочке у какого-то дома. Пока не начинала отпускать тошнота и боль, а перед глазами «рассасываться» плывущие чёрные круги, любовался зажжёнными мной «кострами». Ничего, день сегодня не ветренный, соседние дома не загорятся!

Перед тем, как влезать в лодку, всё-таки блеванул. Но с утра я специально ничего не жрал, так что «стравил» только немного желудочного сока, и от этого чуть полегчало.

Не сильно, но полегчало. Так что всю дорогу до новой стоянки брандвахты я боялся, что пока я валяюсь в отключке, мотор лодки, уткнувшейся в берег, сожжёт весь бензин, а потом меня утащит течением хрен знает куда. Или лодка вообще перевернётся, врезавшись в обрыв, и я отправлюсь на корм рыбам.

Звук лодочного мотора услышали издалека, и почти все вылезли на палубу. Убедиться, что это именно я возвращаюсь, а не кто-то чужой пожаловал в гости. А я даже неплохо притёрся к борту брандвахты, хоть и выполнял этот манёвр, что называется, «на автопилоте». И только когда «Казанка» уткнулась в лесенку для подъёма купальщиков из воды, пробормотал:

— Ребята, я не смогу сам забраться на палубу.