Фрагмент 6

11

Три байдарки, вышедшие из Белой. Причём, люди не просто машут в них вёслами, но и явно гребут через реку к брандвахте. Два парня, четыре девушки.

— Здравствуйте! Ребята, подскажите, что происходит? У нас ум нарасшарагу от увиденного. Ой, Наташка, ты, что ли? Не узнаёшь? Садык Сабиров, на класс младше тебя учился.

— Садык? Прости, я тебя только по фамилии помню. Ребята, правьте сюда. Вы откуда?

— Да по Белой сплавлялись от самого Салавата. Позавчера решили последнюю ночёвку сделать в излучине у Старых Киешек, чтобы к концу следующего дня до вокзала дойти и домой поездом уехать. А ночью нас так накрыло, что только вчера вечером оклемались, настолько всем плохо было. Решили ещё одну ночь заночевать, а сегодня, как на воду встали, так глаза на лоб лезут. Машины брошенные и разбитые возле моста через Белую, корабль в опору врезавшийся, трасса совсем пустая, над Черниковкой какое-то огромное облако дыма.

— Плохо всё. Очень плохо! Поднимайтесь к нам, это долго рассказывать. Вон лесенка.

— Не, мы лучше к берегу пристанем, чтобы байдарки не перевернуть.

— Аккуратнее на сходне, она качается, — предупредил я и, на всякий случай, чтобы не пугать молодых, в общем-то, парней и девчонок, прикрыл курткой автомат на столе.

Народ слушал рассказ Натальи в полном офигении.

— Пили на стоянке?

— Ну, «добили» остатки того, что с собой на сплав брали и в Табынском прикупили.

— Вот потому и живые остались. Мы тут тоже накануне немного погуляли. А в городе — просто кошмар какой-то. Ребята, которые туда ездили, говорят, что процентов девяносто людей умерло. Нефтеперерабатывающий завод горит, и его тушить некому, в районе вокзала поезд в стоящий состав влетел, железная дорога вообще вся стоит. Воды в квартирах уже нет, кругом грабежи.

— Не может быть! — прикрыла рот ладошкой одна из девушек.

— Да что «не может быть», если я сам всего часа два назад оттуда приехал, — встрял Шамиль. — Так и есть. Мы к куче знакомых попасть не смогли, которые, скорее всего, так в квартирах мёртвые и останутся лежать. Кошки, собаки, птицы — все поумирали. Воробьи на асфальте дохлые валяются на каждом шагу. И никуда вы домой не уедете. Не на чем, да и некуда. Знакомый из Толбазов на машине приехал. Говорит, там та же история. И машины эти импортные или новые, у которых электронные системы зажигания, встали из-за того, что вся электроника выгорела.

— Вон, у нас магнитофон тоже гавкнулся, когда, видимо, совсем уже это магнитное поле взбесилось, — добавил я.

— Значит, Женька, не просто так твой приёмничек не работает, — повернулся Садык к товарищу.

— Что за шум? — раздвинув набежавших и поддакивающих нашим рассказам женщин, выбрел на палубу недовольный тем, что ему пришлось вставать, Андрей.

Ему кратенько объяснили, что случилось.

— Понятно. В общем, товарищи, вы крупно влетели, как и мы. Предлагаю, хоть и не настаиваю, остаться здесь и попытаться выживать вместе. Места у нас пока имеются, кое-какие запасы необходимого тоже. И по плану у нас сейчас как раз продолжение пополнения этих запасов.

— Всё равно не верю, — не унималась та самая невысокая брюнетка.

— Дело твоё, — пожал плечами Данилыч. — Как я уже говорил, мы сейчас едем мародёрить продовольствие. Если хотите, кто-нибудь из ваших парней может поехать с нами, чтобы увидеть всё собственными глазами. Не захотите оставаться — часть награбленного отдадим вам, чтобы в первое время с голодухи не пропали: вы же, небось, напоследок все свои запасы подъели. Вася, подними Серёгу, нам ехать пора.

На то, как наши мужики притащили автоматы, с которыми и стали рассаживаться по машинам, новые знакомцы смотрели с очень большой опаской. Всё-таки автоматическое оружие (да и вообще огнестрел) по нынешним временам — «привилегия» бандитов. Но никаких «братковских» замашек никто из нас не проявил, да и присутствие в нашей компании их земляков немного успокаивало.

Выделили в качестве «проверяющего» они не Садыка, невысокого и живого, а Евгения, как оказалось, лучше остальных знающего Уфу.

— Хоть ты, Вовка, и лось здоровый, для погрузочно-разгрузочных работ самое то, но остаёшься караулить брандвахту, — распорядился Андрей. — У тебя это, вроде, неплохо получается.

Вещи из байдарок «водоплавающие» не выкладывали. Даже еду по моему предложению готовили на нашей кухне и с продуктами, которые им выделила на правах хозяйки Наташа. С условием, что посуду они сами помоют после готовки и приёма пищи. А я повёл «живчика», никогда не видевшего, что из себя представляет плавучая гостиница, знакомиться с нашим хозяйством.

Понравилось. Особенно, учитывая время в походе, наличие на борту душа.

— А оружие у вас откуда? — в конце концов, когда мы добрались до противоположной стороны брандвахты, задал Садык беспокоящий его вопрос.

— Награбили сегодня. Где точно — не знаю, я в последний раз вчера в город нос высовывал. Но уже тогда нам попались люди, которые его с мёртвых патрульных милиционеров сняли. Я, кстати, и вернулся на машине того патруля, который они от «стволов» «избавили».

— А где она?

— Мужики говорят, пришлось бросить после того, как их обстреляли.

— И это правда, что выжили только те, кто был «под газом»?

— Про исключения я пока не слышал. Ну, не считая животных. Кошку единственную живую видел, да какую-то птаху слышал. Зато с десяток дохлых чаек в затоне плавало, пока их то ли сомы, то ли щуки не пожрали. Хочешь проверить, так прогуляйся по берегу затона до причала. Там, говорят, в сторожке мёртвый сторож так и лежит на полу.

— И вы его не похоронили?

— Слушай, Садык. Девять из десяти, как говорят, умерли. Нам что, всё бросить и ходить всех в землю закапывать? Вон, Андрюха с Сергеем съездили в город, своих близких похоронили, да и то не всех, а только тех, к кому смогли в квартиры попасть. И привезли сюда тех из знакомых, кому посчастливилось уцелеть. Сейчас о живых позаботиться надо, а уж потом, если получится, о мёртвых. Народ ведь скоро от шока отойдёт, и такое начнётся! За гнилую картофелину друг друга убивать будут.

А вот последнее для Сабирова стало настоящим откровением.

— Думаешь, наши люди могут до такого состояния оскотиниться? Власти-то куда смотрят?

— Какие власти? Если бы это какое-то точечное явление было, может, власти и предприняли бы что-нибудь. Как я понял, от того мега-протуберанца всей Земле не поздоровилось. И нам ещё повезло, что основную часть космических лучей приняла на себя та часть планеты, которая к солнышку была обращена, нам только отклонённые магнитным поле Земли достались. И то, блин, до того доходило, что выключенные лампочки светились. Сам видел перед тем, как вырубиться.

На этот раз мужики уехали не «с концами», вернулись часа через три. Впереди полз фургон, тяжело переваливаясь на неровностях дороги, а за ним плелась «Волга». В которой, помимо мужиков, оказалась ещё и девчонка примерно васькиного возраста. Жутко перепуганная, но выполняющая указания Данилыча.

— Так всё и есть, как они рассказывали, — объявил товарищам, столпившимся на палубе, Евгений, выпрыгнув из кабины «Ниссана». — Там ужас какой-то!

— А это чудо малолетнее откуда взяли? — кивнул я в сторону девчонки, уже промчавшейся к столпившимся на палубе женщинам.

— Подобрали у мясоконсервного комбината. Откуда-то с дач в районе Максимовского озера пешком на проспект Октября топала. Родители в гости в Октябрьский уехали, а она «с пацанами» на дачу закатилась. Те её подпоили, хотели трахнуть, а у неё месячные. Перепугалась, когда в себя пришла и увидела, что все мёртвые, до утра где-то ныкалась, а потом решила втихаря домой пробираться. Вот я подумал: пропадёт ведь! Ну, и на Ленку она похожа, дочку нашей с тобой сестры Веры, — добавил брат после паузы.

— Андрей, кажется, ты тут за старшего? — сбежал по сходне Садык.

— Ну?

— Мы, наверное, всё-таки у вас останемся. Не знаю, насовсем, не насовсем, но пока не осмотримся, точно останемся.

— Тогда присоединяйтесь к разгрузке: мясных консервов мы полную машину нагребли. Ну, и замороженную коровью ногу в кузов забросили в расчёте на ближайшие несколько дней. Разгрузим — Максимыч вам постельное бельё выдаст. Он у нас теперь кем-то вроде коменданта на брандвахте.

Ну, спасибо, братка, за назначение на официальную должность. Смеюсь, конечно…


12

После разгрузки Андрей с Серёгой, намаявшиеся за сутки больше всех остальных, снова ушли спать, а мы с Наташей остались «на хозяйстве». В основном, разговаривать с людьми. И не только отвечать на интересующие тех вопросы. Поговорив с «женой» (всё-таки не привык я ещё к нашему с ней статусу семейной пары), я убедил её в том, что надо разобраться, кто на что годен, у кого какие знания и таланты, кто чем дышит. То ли моя доармейская активность по комсомольской линии сработала, то ли пресловутые скрытые резервы организма переключили мозги на работу в этом направлении.

Проще всего с Васькой и Ритой: оба школьники, и за плечами ничего не имеют. Пока полезны будут только «на подхвате». Данилыч — бывший пограничник-радист, водит машину, хорошо знает Уфу, умеет работать руками и по электронике, и по строительным делам. Я — бывший мотострелок, охранявший ракетные шахты, а значит, имеющий довольно неплохую армейскую подготовку. По образованию автомобилестроитель, по опыту работы — водитель-экспедитор, также хорошо знакомый с деревообработкой и «электропроводкой» (и тому, и другому отец научил). Наташа — ни дня не успевшая поработать по специальности, но ещё очень хорошо помнящая институтские учебники инженер-машиностроитель. Серёга — матрос. Просто матрос, успевший отслужить срочную службу на Балтфлоте.

Это по «старожилам». По «новеньким». Шамиль. Торговый работник и по образованию, и по сути. «Белобилетник» из-за плоскостопия. Красноречив, что называется, «мёртвого уговорит». И «бревно» раскрутит на секс. Оля Бородина. Бл*дь первостатейная. Но не путана, а «честная давалка», для которой «интересен сам процесс». По образованию и специальности — кулинар. Не «выпускник кулинарного техникума», как у Хазанова, а самая настоящая, работавшая в кулинарии. Любит и умеет печь торты, прекрасно их оформлять. И вообще обладает художественными способностями и неплохо готовит. Её хахаль (не постоянный любовник, а именно случайно оказавшийся «под рукой») Виктор Латыев. Экскаваторщик, дорожный строитель. Бывший деревенский житель, а значит, много чего умеющий делать руками. В армии служил артиллеристом. Светлана Юлдашева. Бухгалтер-экономист. Кстати, мгновенно взяла под опеку Риту. Видимо, чтобы переключиться с переживаний о сыне, который поехал с классом в Питер посмотреть на белые ночи. Юля Фельдман. Бывшая одесситка, попавшая в Уфу по распределению. Товаровед, разбирается в стройматериалах и, как утверждает Шамиль, немого — в строительных инструментах.

Теперь «супер-новые». Садык Сабиров. Ремонтник автобусного предприятия, моторист. Любитель походов, заядлый рыбак и охотник. Кстати, услышав о том, что тут, в затоне, то ли щуки, то ли сомы пожрали дохлых чаек, уже собрал спиннинг, имевшийся в байдарке, и бросает его с дальней от нас части палубы. Служил в танковых войсках. Женя Колющенко. Бывший десантник, ныне охранник Салаватнефтеоргсинтеза. Надя Бивалькевич, работница аптеки, провизор. Это, для незнающих, специалист по медицинским препаратам. Год, как после института, вышла замуж и развелась ещё во время учёбы. Лиля Икрамова. Та самая, что всё не хотела верить в случившееся. Швея в мастерской. Подружка Садыка. Люся Вострецова, нормировщица Нефтеоргсинтеза, подруга Евгения. Её дальняя родственница Римма Вафина, выпускница сельхозтехникума, работающая продавцом в гастрономе.

Примечательно, что ни у кого, кроме Серого, в Уфе нет родителей. Впрочем, у Серёги Руденко их уже тоже нет.

На плеск воды мы внимания не обратили, а вот оживлённые голоса, загудевшие внутри «гостиницы», привлекли внимание. Оказалось, Сабиров таки сумел выудить судачка, весом килограмма полтора, и теперь его подружка суетилась «организовывая тару и всё необходимое» для ухи.

— Ушицу она любит! — подтвердил довольный удачей «живчик».

В общем, уже через час, в сгущающихся сумерках, все, кроме спящих, дружно «фыркали» горячую, наваристую «рыбную похлёбку» (для настоящей ухи не хватает морковки, картошки, зелёного лука и укропа, как объявила Лиля). Хлебали и посматривали на зарницы надвигающейся, как и предупреждал наш «метеоролог», грозы.

— Сколько, всё-таки, времени и усилий экономит семейная жизнь, — со смехом объявила мне Наталья, когда мы, наконец, угомонились. — Потёрлась грудью о мужчину, забросила на него ногу, и вот тебе секс. И не надо голову ломать, как сделать так, чтобы мужчина поверил, будто, он тебя уговорил, а не ты этого хотела так, что зубы сводит.

— Ага, — подтвердил я. — Погладил женщину по попке, притянул к себе, поцеловал за ушком, и не надо полвечера к ней подкатывать, боясь спугнуть.

— Так ты, значит, меня целуешь только ради того, чтобы секс получит? Ах, ты подлый!

— Нет, нет и нет! Мне вообще нравится тебя целовать. Хоть в губы, хоть за ушком, хоть в шею, хоть в грудь, хоть в живот, хоть там…

— Вовка! Ты садист! Не напоминай, дай хоть передохнуть. Давай оставим все эти поцелуи в интимные места, особенно в то, до утра. Я уже предвкушаю, какое обалденнное пробуждение ты мне ими устроишь. А пока давай послушаем, как приятно шуршит дождь.

Вот именно: барабанная дробь градин по металлической крыше сменилась приятным шуршанием капель. Успокаивающим, умиротворяющим, убаюкивающим.

Оно нас и убаюкало. Правда, мне пришлось среди ночи подорваться, чтобы сбегать на унитаз. Да, да, на самый настоящий. Как мне говорил брат, до того, как трест провёл перепланировку помещений и отремонтировал брандвахту, в «комнате для размышлений» имелась сантехническая конструкция, более напоминающая банальную «дырку в полу», на которой требовалось восседать «в позе орла». Ну, и писсуар появился, чем сейчас женщины, составляющие половину населения нашего «Ноева ковчега», велми довольны: мужики ведь нередко переоценивают свою меткость, мочась в унитаз стоя.

Ещё по пути в сортир, который тут по-морскому величают гальюном, обратил внимание на свет, пробивающийся из щели дверей радиорубки. Так что на обратном пути не поленился сунуть в неё нос.

Книжек про морские приключения я в юности прочитал немало, так что хорошо помню, что на боевых кораблях радиорубка всегда заперта, даже когда в ней дежурят радисты. Но то ли Андрей посчитал, что мы не на боевом корабле, то ли поленился запереться. В общем, когда я приоткрыл дверь, то увидел его, сидящего в наушниках и крутящего ручку настройки приёмника. Движение воздуха он ощутил, повернул голову и, увидев мою морду, махнул рукой: «заходи».

— Поймал что-нибудь?

— В основном, вояки. Шарашат телеграфом какие-то шифрованные буквенно-цифровые комбинации. Но тоже очень и очень мало в сравнении с тем, что раньше было. Вещательных КВ-радиостанций не поймал ни одной. Какая-то жизнь появилась в любительских диапазонах, но у меня с английским не очень хорошо, «в объёмах школьной программы», так что понимаю урывками. Наших радиолюбителей не поймал ни одного, но это вовсе ничего не значит. Часть из них могла и морзянкой по-английски стучать, а часть либо спать легла, либо не проснулась. Зато частоты для передачи сигналов SOS забиты полностью. Однотипные сообщения: погибшая команда, не могу двигаться, отказ систем управления. Любители-коротковолновики во всём мире жалуются на практически вымершие города и более мелкие населённые пункты, сгоревшую электронику, жуткие техногенные катастрофы. В Штатах и Мексике, на которые пик излучения пришёлся на разгар дня, как я понял, всё намного хуже, чем везде. В общем, прав оказался Васька: именно этот чёртов протуберанец, почти долетевший до Земли, во всём виноват.

Да уж! Где-то в глубине души всё-таки ещё теплилась надежда на то, что приключившийся катаклизм локальный, а в других местах ситуация намного лучше. Что стоит лишь немного переждать, и со временем всё наладится, вернётся к нормальной жизни. Не наладится. Не вернётся. И «пережидать» нам придётся до окончания нашей жизни.

Загрузка...